Алек Пух – симпатичный, пышущий здоровьем отец семейства, разместил свой выводок на барже, которая досталась ему в наследство от его дядюшки – великана по имени Маноа. Выводок – под этим понималось наличие трёх румяных карапузов, сыновей Алека Пуха, которые, как он любил говорить, были приобретены им честным путём. Честным ли или нет, но все три чудесных ласковых малыша, как по привлекательности, так и по воспитанию, происходили от трёх различных матерей, обстоятельство, которое можно объяснить только тем, что Алек Пух работал подмастерьем у одного странствующего точильщика ножниц. И так как он – по разным причинам, очень любил детей, то и детей он оставлял себе. При этом, прошу прощения, он увековечивал память матерей тем, что называл своих сыновей в честь поселений, где они впервые увидели красоты мазурского края. И посёлки эти назывались: Зибба, Шиссомир и Квакен.
Таким образом, с давних пор, как было сказано, три мальчишки жили с Алеком Пухом, с их, кровь с молоком, отцом, на барже. Эта баржа выглядела – да, а как же она могла выглядеть? А как чёрная туфля, полная блох, – вот как выглядела эта баржа. Здесь они кишели, здесь что-то копошилось, там пахло, а в другом углу раздавались пискучие звуки: повсюду любопытство, повсюду открытия и приключения. Пищу принимали с удовольствием, мылись по возможности, спали под убаюкивающее покачивание на речных волнах вплоть до обеда – никогда рай ещё не был так близок.
Однажды, скажем сразу, когда ещё утренний туман лежал на заливных лугах, с бака судна разнёсся невиданный рык. И кто же там ревел: это был Алек Пух собственной персоной. Он рычал, почти как при острой боли, называя имена своих милых сердцу детей, и так как его рёв не уступал трубам Иерихона, весь выводок вылетел из своих унаследованных гамаков и выбежал на палубу, протирая заспанные глаза. Сыновья, выстроившись в ряд, согласно населённым пунктам, через которые проходил их отец, на полубаке, в лёгком ознобе ждали того, кто украл их сновидения. И внезапно появился он, красивое, здоровое лицо, розовые щёки, смоляные волосы, скажем так, приятный во всех отношениях человек, несмотря на то, что этот господин нёс что-то для показа сыновьям и что сильно их напугало. А нёс Алек Пух напоказ такую чудовищную гримасу, как будто у него прищемило одновременно все пальцы ног. Вот он встал перед дрожащими мальчишками, взгляд, полный угрюмой любви, скользил вдоль ряда, и вдруг, и что-же произошло затем? А затем Алек Пух зарыдал. Сначала недолго, потом, однако, всё продолжительней, с задумчивой нежностью посмотрел на сыновей и сказал следующие слова: «Этот день», говорил он, «сыновья мои, приближается. И горе, если вы ещё ничего не слышали об агнце и о Пасхе. И того, кто из вас ещё ничего не слыхал об агнце, я буду колотить до тех пор, пока он не узнает всё и даже больше этого. Но агнец, вы, оборванцы, маленький, малюсенький и чистоплотный. И выспавшийся. И о-о-очень беленький, честное слово. И слова не скажет лишнего этот маленький, беленький, прелестный агнец. Просто снежинка, всем понятно! Это и есть ягненок. Это Пасха! И о горе тому, кто не знает агнца. Небольшая, умытая, счастливая овечка. В отличие от вас.»
Алек Пух, розовощёкий отец, не мог продолжать, потому что, как вы уже поняли, слёзы заглушали его дальнейшую речь, и, шагнув к леерам, растроганный, он безудержно зарыдал, заставляя хрупких мальчиков дрожать на холоде дальше.
Но внезапно – мальчишки не были готовы к этому и жевали пока всё, что нашли в карманах, – он заметался, засмеялся, подошел к своим оборванцам, страстно поцеловал их и, через некоторое время, взяв у них немного съестного, он говорил так: «Довольно долго, холера, мы жили вне общества. Что, я могу сказать, не есть хорошо. И потому мы, сыновья, завтра будем устраивать то, что принято называть пасхальным столом. Возможно даже на берегу перед нашей лодкой. Это будет такое пасхальное угощение – кто хоть раз в нем участвовал, он никогда не сможет это забыть. Нам нужна рыба и к ней ветчина, и, как это и полагается, несколько бутылочек спиртного. Только, если я могу попросить, не в обрез.»
«Стол», сказал посёлок Квакен, «стол, будьте любезны, у нас уже есть.»
«А также у нас», добавил городок Зибба, «имеются и лавки. Здесь лежит, если только вы повернётесь, достаточно досок.»
«На этом», сказал Алек Пух, «мы переходим к маловажным вещам: а под этим мы понимаем рыбу, ветчину и, если вы позволите, выпивку в достаточном количестве».
«Всё будет», сказал населённый пункт Шиссомир, своим ломким голосом, «добыто к нашему удовольствию. Наш пасхальный стол будет весёлым и приятным, как сам агнец. Я ж правильно сказал?» «Правильно», — хором ответили братья и кивнули головами.
Затем Алек Пух поцеловал своих сыновей, и они направились, каждый по отдельности друг от друга, в деревню, где, как это было принято перед Пасхой, имел место быть один из самых оживлённых и невероятных мазурских рынков. И здесь, если вам это интересно, в целях запланированного пасхального угощения, произошло следующее. Алек Пух, как уже было сказано, розовощёкий, обходительный мужчина, прогуливался туда-сюда, подходил с вялым интересом к рыбным прилавкам, морщил нос, хлопал ладонью по рыбинам, – ха, образ придирчивого покупателя доставлял ему невообразимое удовлетворение. Торговка рыбой, суетливая, чем-то озабоченная женщина, со слезинками на глазах от незаметных рыданий, изредка роняла слова, но Алек Пух не позволял себя уговорить. И в то время, когда покупатель, внешне очень критично, простукивал рыбины, проверяя их упругость, обнюхивал, а в некоторые даже и совал нос, кто же тут появился? Ладно, мы не будем держать это в тайне, это был посёлок Квакен: заявился собственной персоной. Держался он, однако так, как будто уважаемого господина не существовало на свете, просто какой-то незнакомец. И в то время, как торговка, сожмурив глаза смотрела на нерешительного покупателя, Квакен запустил, с известной степенью решимости, без обнюхивания и похлопывания, руку в ящик, схватил там две рыбины – под этим понимались две самые большие – и исчез. Бежал он, естественно, через рынок напролом, выкрикивая без пауз: «Дорогу», «В сторону», «Поберегись!» — и, так как под эти дикие вопли склизкие рыбьи хвосты болтались то в одну, то в другую сторону, никто не рисковал оставаться у него на пути, все бросались практически врассыпную.
Разбежались, да, в то время как обходительный господин, все еще стоявший у торговки рыбой, посчитал своим долгом произнести следующую фразу: «Мне кажется, мадамхен», сказал он, «что последний покупатель задолжал вам денег. Я сейчас, честное слово, этого малого догоню, может даже и сразу его схвачу. А может статься, что и чуть попозже. В любом случае, мадам, только отвага, я его догоню. Я его найду.» Торговка на это ответила: «Поторапливайтесь, господин, быстрее», и он, развернувшись, стал преследовать воровской населённый пункт Квакен.
Они встретились таким образом у баржи, спрятали рыбу, на краткое мгновение в мечтах представили себе предстоящий пасхальный стол – он был празднично уставлен едой – и двинулись дальше. Опять же, это было необходимо для исполнения второго пожелания, что должно было украсить пасхальный стол или, даже лучше сказать, освещать его, — а это должен был быть достаточно величественный кусок ветчины, по возможности свежеотрезанный.
Майстерштюк, если нам будет так позволено выразиться, всех видов мясных изделий был уже заранее присмотрен, источал аромат, исходя испариной в коптильне, однако, слишком высоковато, – без лестницы было его не достать, и принадлежал одному хмурому человеку по имени Бондзио. Этот Бондзио, ну что, он был учтив, проницателен, этот мрачный бобыль, вышел из дома, в то время, как ветчина требовалась для завершения произведения искусства под названием «пасхальный стол».
Согласно плану, в этот раз был задействовал посёлок Зибба, малыш изящный в своей худобе, или, если хотите, шнурок на ножках. Лестницу он уже придерживал руками, она стояла наготове у дома Бондзио, доставая сверху до карниза, «шнурок» балансировал в благословенной темноте, затем беспрепятственно просочился через дымоход, – также, как мы входим через дверь, приподнял оковалок ветчины с крюка, как бы срывая цветок, и потащил его наверх, тяжело дыша. И как только он оказался наверху, кто же показался, прогуливаясь по улице? К несчастью, ещё и в униформе? Несчастье звалось Шеппат, оно издавало идиотский смех, но, самое главное, по профессии было жандармом. Итак, быстренько направив свой сломанный нос в сторону происходящего, он молвил примерно так: «А что здесь, Алек Пух, происходит?» Алек Пух, – а кто бы ему в этот момент не посочувствовал? – задрожал, и дрожал так долго, пока не успокоился и не произнёс следующие слова: «Это ж, чорт возьми, Пасха! Агнец, чистый, милый, о-о-чень маленький, как снежинка. И беленький. Мы хотим, о Господь Бог, на пасхальные праздники поднести Бондзио кусок ветчины. Но хозяин же не открывает, Боже мой, и теперь, чтобы всем нам сделать приятное, мы хотим забросить ветчину в дом. И именно через дымоход.»
«Это» – сказал Шеппат после продолжительной работы мозга, «запрещено. Может, так случится, Алек Пух, что внизу дымохода стоит что-то хрупкое, например, яйца, или ещё что. Вам необходимо, и всенепременно, опять спустить вниз ветчину, и попытку, скажем мы так, повторить ещё раз попозже.»
«Мы, Макс Шеппат, никогда не были нарушителями закона», сказал Алек. «Закон для нас, да, именно для нас, закон для нас превыше всего.» – И с этими словами он сдёрнул «шнурка» с конька крыши, поймал сначала окорок, следом его самого, после чего с пожеланиями умиротворённого пасхального угощения откланялся.
Итак, на пасхальном столе, по подсчётам, не доставало только нескольких бутылок, для обеспечения которых был выбран городок Шиссомир, а именно по следующей причине: этот меланхоличный, с надломленным голосом мальчик, обладал очень редким талантом, так как в любой момент, где бы это не происходило, терять сознание. Малыш просто на время задерживал дыхание, зеленел, вызывал на лице трагическую бледность и падал, закатив глаза. Именно так.
В это раз он позволил себе упасть в обморок перед трактиром одного хозяина по имени Людвиг Карникель, что привело к тому, что вскорости собралась толпа. Людвиг Карникель выскочил из своего заведения, сделал вид, что осознает несчастье, и выставил, таким образом, и в не малом количестве, бутылки для пасхального стола. Потому что, пока он оценивал несчастный случай, его полки оценивал красавчик Алек в копании двух сыновей — после чего угощение на пасхальный стол доукомплектовалось.
Таким образом они сидели, с умиротворенными лицами, на борту баржи с думами о милом агнце, когда вдруг Алек Пух издал рык, описанный в начале. Выводок выскочил на корму, образовав дрожащую линию, а Алек Пух, склонив прекрасную голову, крикнул:
«Это все чепуха», — крикнул он. «Весь пасхальный стол, я вам скажу, ерунда. Потому что мы забыли самое главное. И что, скажите на милость, будет самым главным? Гости, конечно! Мы забыли гостей. Где вы можете, скажите мне на милость, достать гостей в этот час? Украдёте?» «Это», — сказал посёлок Квакен, — «ещё никогда не поздно всё исправить и сделать так, как должно быть. Я правильно сказал?»
«Верно», — подтвердили его братья и кивнули головами.
В спешке покинув лодку, они бегали то тут, то там, – вопросы, сожаления, покачивания головами, словом, на гостях можно было ставить крест, потому что, как и следовало ожидать, почти все они уже взяли на себя обязательства. Лишь трое – никто не осмелился бы усомниться в этом пасхальном чуде – итак, только трое гостей были ещё свободны. И это были: торговка рыбой, хмурый человек Бондзио и уже известный нам Людвиг Карникель. Их пригласили – и они пришли.
Рано утром они спустились к реке, где была пришвартована баржа, осмотрели окрестности, обменялись любезностями и, наконец, сели за накрытый пасхальный стол. А затем ели и пили до позднего вечера, приятно болтали о милом агнце, проводили время за комплиментами и уверяли друг друга в своей полнейшей симпатии.
До тех пор, пока… да, пока ветчина не повернулась так, чтоб Бондзио смог узнать её по разрезу. Тут-то и начался спектакль, в котором, как это водится в подобных рассказах, вскоре приняла участие и торговка, узнавшая свои пучеглазые рыбины, и, конечно, сам Людвиг Карникель. Началась беготня по траве, преследование друг друга, размахивание палками и угрозы, пока Алек Пух внезапно не издал крик, крик, в котором говорилось следующее: «Агнец!»
И действительно, кто же там на речке щипал травку? Ягнёнок, маленький и беленький, как снежинка. Тут же вся почтенная компания устремилась к нему, позабыв ссоры и угрозы, для животного срывались нежные травинки, его так поглаживали, что казалось, задушат до смерти.
«Это», — сказал красавчик Алек, «настоящее чудо. Честное слово.»
Гости были вынуждены с ним согласиться, они пожали друг другу руки, обнялись, воздух наполнился звуками флейт и одобрительными возгласами, и, прощаясь, хмурый человек Бондзио сказал: «Это был», — сказал он, «Господь свидетель, в целом, достойный пасхальный стол. Прежде всего, скажу между нами, потому что каждого из нас спросили о его персональных предпочтениях. Что, как вы согласитесь, непросто.»
Надгробия являются предметом биографических, эпиграфических, геральдических и оружейных исследований и, в меньшей степени, литературно-исторических.
Погребение умерших в священных местах было обычной практикой с раннего Средневековья, несмотря на неоднократные запреты церкви. Это было выражением особого общения между живыми и умершими. Надгробия, то есть произведения из камня, металла или дерева, обработанные скульптурно, служили для сохранения памяти об умершем. Могильные знаки обычно обозначали место захоронения и часто также формировали крышку погребальной камеры в виде могильной плиты.
Хотя христианизация Пруссии началась в конце Х века, самый старый пример христианской гробницы, найденный здесь, датируется концом XII — первым десятилетием XIII вв. Речь идет о могильной плите из гранита, украшенной крестом, которая была обнаружена во время раскопок на месте первой церкви св. Николая в Данциге, переданной доминиканцам в 1227 году. И если эту плиту с крестом можно отнести к началу интересующего периода, то, в зависимости от принятых критериев, конец может приходиться на начало Реформации.
Средневековые гробницы в Пруссии рассматривались в описях и различных каталогах памятников искусства, таких как труды по памятникам архитектуры и искусства Восточной и Западной Пруссии авторства А. Бёттихера и Б. Шмида, в отдельных описаниях городов и зданий, в отчётах о сохранении памятников и археологических объектов, а также в общих и региональных исследованиях по истории искусства и архитектуры региона. В конце XIX и начале XX века наиболее важные группы погребальных памятников были обработаны с научной точки зрения, особенно памятники в Данциге, Торне, Фрауэнбурге и Кёнигсберге, а также в Мариенбурге.
Основной проблемой при работе с такой группой памятников является вопрос о соотношении между тем, что известно сегодня, и тем, что существовало изначально. Надгробия были и остаются особенно подверженными разрушению. Как изображения, так и надписи на могильных плитах всегда стирались посетителями церкви. Прогресс разрушения этих надгробных камней можно заметить, если сравнить, например, графическую документацию надгробий Доминиканского костёла и костёла св. Марии в Данциге, составленную в конце XIX века, с их современным состоянием, где почти не сохранилось ни одной надписи или герба. Однако состояние многих памятников было далеко не удовлетворительным даже в середине XIX века, о чём свидетельствуют надгробия собора в Мариенвердере, которые были вставлены в стены нефов и хора во время реставрационных работ в 1960-х годах.
Другой причиной разрушения надгробий был обычай, практиковавшийся в течение долгого времени — особенно в современное время — использовать одну и ту же могилу разными поколениями. Уже в Средние века это привело к добавлению новых надписей и новых изображений на старые надгробия. Примером может служить данцигское надгробие неизвестной пары, которое было использовано гильдией торговцев для покрытия совместной могилы в церкви св. Марии.
Надгробия часто использовались не по назначению, в некоторых случаях даже в качестве алтарных камней. Вероятно, что были и обратные случаи. Могильная плита, испещрённая маленькими крестами и хранящаяся в церкви св. Иоанна в Данциге, была интерпретирована как алтарная плита. Если это действительно так, и плита была частью средневековой алтарной плиты, то изменение функции, безусловно, произошло после Реформации.
Практика разрушения надгробий на мелкие куски, которые затем использовались как напольные или тротуарные плиты в церквях или перед ними, практиковавшаяся даже в начале ХХ века, имела гораздо худшие последствия.
В 1239 году в Салерно (Италия) скончался Великий магистр Герман фон Зальца. Ближайшим орденским домом была Барлетта, где в часовне св. Фомы и был погребён магистр. До настоящего времени не сохранилось ни точного места погребения магистра, ни его надгробной плиты. Нет точных сведений где располагалась часовня, в которой был погребён магистр. По одной версии — часовня и орденский дом находились за пределами города и до настоящего времени не сохранились, как и место захоронения магистра.
По другой — это современная церковь св. Августина. Во время реконструкции и реставрации церкви в середине XVIII века её настоятель Фатебенфрателли распорядился использовать древние могильные камни, богатые надписями и благородными гербами, чтобы замостить ими площадь перед церковью. Таким образом, не исключено, что одна из плит на мостовой перед церковью это надгробная плита Великого магистра Тевтонского ордена Германа фон Зальца.
В Кульмзее небольшие части надгробия Великого магистра Тевтонского ордена Зигфрида фон Фойхтвангена были использованы в качестве ступеней между нефом и трансептом. Случалось также, что надгробия использовались в качестве сырья для обжига извести. Так были утрачены памятники из кирхи св. Николая в Эльбинге — проданы после разрушительного пожара 1777 года (Fuchs, 1821). Похожая судьба чуть позже постигла некоторые надгробия собора в Кёнигсберге. Бургомистр Теодор Готлиб фон Гиппель, посоветовавшись с государственным министерством, распорядился о «беспошлинной продаже» повреждённых надгробий, у которых больше не было владельца (Hagen, 1833).
Кроме того, структурные перестройки и реставрации, проведённые в рассматриваемых священных зданиях в новое время и в современную эпоху, способствовали уменьшению количества средневековых надгробий. О масштабах потерь можно судить, например, по сравнению списков надгробий в церкви св. Марии в Торне начала XVIII века и конца XIX века (Semrau, 1892). Редким и особенно ценным источником для исследования является поэтажный план церкви св. Марии в Данциге XVIII века, на котором отмечено расположение отдельных могил, а также несколько списков надгробий (Steinbucher) той же церкви (APG 300/MP 1235a; Sign. 10/354/0/342, 343. 34).
В большинстве случаев, однако, изменения в церковных гробницах проследить практически невозможно. Письменные источники, касающиеся Оливы, свидетельствуют о том, что там были готические надгробия. Однако из-за нескольких катастроф, постигших церковь — большой пожар в 1350 году, нападение гуситов в 1433 году и разорение солдатами в 1577 году на службе города Данциг, восставшего против польского короля Стефана Батория, — в Оливе не сохранилось ни одного средневекового надгробия.
Изменения пола собора Фрауэнбурга относительно хорошо документированы (Dittrich, 1913;1916). Оригинальный кирпичный пол XIV века был отремонтирован в 1480 году. В 1666 году каменная плитка была уложена в пресвитерии, а в 1673 году — в нефе. Предположительно, большое количество надгробий было переставлено в это время. Однако известно, не в последнюю очередь из завещаний, что каноников обычно хоронили рядом с их алтарями. В XVII веке было решено, что большое количество эпитафий и надгробий угрожает «прочности здания». В результате в 1682 году соборный капитул постановил, что новые эпитафии могут быть размещены в соборе только с согласия епископа. С 1720 года духовенство собора хоронили в общем склепе. В 1860-1861 годах, во время укладки новой напольной плитки компанией Верхан из Нойса, большинство надгробий были установлены в тех местах, где впоследствии были установлены скамьи. Несмотря на то, что была соблюдена особая осторожность, несколько плит раскололись на такое количество кусков, что, по мнению каменщиков, они больше не были пригодны для использования и поэтому были пущены на обжиг извести. Позднее, в 1923 году, пол был отремонтирован, а в 1982 году в связи с установкой центрального отопления некоторые надгробия пришлось переложить заново.
Количество надгробий уменьшилось, не в последнюю очередь из-за событий Второй мировой войны, в результате шесть из семи известных готических надгробий в Эльбинге были утрачены.Практически все надгробия собора Кёнигсберга были утрачены в ходе разрушения собора в ходе войны и последующих лет.
До недавнего времени крепление могильных плит к стенам церкви было широко распространенным методом защиты изображений на плитах от разрушения. Предпочтительным методом сохранения памятников является повторная установка отреставрированных надгробий в пол, часто не на первоначальном месте, а в месте, определенном архитектором интерьера. Лапидарий церкви св. Маттеуса в Пройссиш Старгарде или две данцигские церкви св. Иоанна и св. Петра и Павла могут служить примерами такой процедуры. Полезность таких процедур может быть под большим вопросом, поскольку панели теперь снова подвергаются периодическому наступанию на них прихожанами.
Надгробия членов Тевтонского ордена
До строительства часовни св. Анны в Мариенбурге у ордена не было постоянного места захоронения для своих членов в Пруссии. Так ландмейстеры были похоронены в различных церквах Пруссии, и по этой причине же неизвестно последнего места упокоения большинства из них. По всей вероятности, в самый ранний период в соборе Кульмзее была предпринята попытка создания центрального некрополя для ландмейстеров. Для магистров хоть и создали в резиденции общую усыпальницу, тем не менее захоронены они также и в других местах. В других случаях, о которых известно фрагментарно, и почти исключительно в отношении замков комтурии, расположенных в городах, братьев обычно хоронили в приходских церквах, над которыми орден имел право патронажа, или в госпитальных церквах.
Великие магистры
Большинство великих магистров Тевтонского ордена нашли свое последнее пристанище в соборных церквах Пруссии. Собор в Кульмзее, Мариенвердер и Кёнигсберг были местом последнего упокоения верховных руководителей Ордена.
5 марта 1311 года в Мариенбурге скончался Великий магистр Ордена Зигфрид фон Фейхтванген. В 1309 год он перенёс столицу Ордена из Венеции в Мариенбург и соответственно был первым магистром Ордена, скончавшимся в Пруссии. Но погребён он был не в новой столице, а в одном из старейших соборов Пруссии, кафедральном соборе Кульмского епископата — соборе Святой Троицы в Кульмзее. «В тот год (1311), в III ноны марта, брат Зигфрид фон Фейхтванген, великий магистр ордена дома Тевтонского, умер в капитуле в Мариенбурге и был погребен в Кульмензее, в соборной церкви» (SRP 1, 176)
Точное место его захоронения в соборе неизвестно, однако до настоящего времени сохранились фрагменты надгробной плиты магистра, которые используются как ступени в капеллу блаженной Ютты Зангерхаузенской (ок. 1200 — 1260), покровительницы Пруссии, похороненной также в соборе Кульмзее. Предположительно рядом с блаженной Юттой в правом нефе собора и был погребён магистр фон Фейхтванген.
Преемник Зигфрида фон Фейхтвангена, Карл фон Трир, в ходе внутренних противоречий, был вынужден покинуть Пруссию и последние годы его руководства Орденом прошли в Империи. В 1324 году он нашел свое последнее пристанище в орденской часовне в своем родном городе Трире (Niess, 1992).
Следующий магистр, Вернер фон Орсельн, убитый в Мариенбурге 18 ноября 1330 года, был похоронен в соборе в Мариенвердере — «Когда же тело магистра было со слезами и рыданиями благоговейно и торжественно, как подобало, погребено в Мариенвердере в кафедральной церкви… » (SRP 5, 611). Вероятно, это было связано с необходимостью быстро прекратить спекуляции после шокирующего для самого Ордена, негативного для его имиджа и репутации убийства, совершённого братом Иоганном фон Эндорфом.
В соборе на Кнайпхофе был погребён магистр Лютер фон Брауншвейг, который и поспособствовал строительству собора и завещал его похоронить там. Точное место захоронения его неизвестно. Исследователь Конрад Штайнбрехт выдвигает предположение, что изначально магистра, как основателя собора, похоронили за алтарём в пресвитерии (Steinbrecht, 1916). Место его погребения было накрыто надгробием из готландского известняка. В начале 1830-х гг. у эпитафии канцлера Иоганна фон Коспота была обнаружена надгробная плита магистра Лютера. У плиты отсутствовала нижняя часть, готические буквы стёрлись со временем, однако благодаря гипсовым слепкам удалось восстановить текст на ней.
FRATER . LUThERVS . FILIUS . DUCIs / . DE . BRUNKSWIK . MAGISTER . GENERALIS . hOSPITALIS SANCTE / (MARIE · DOMUS . ThEUTONICOR . PREFU) / IT . ANNIS . IIII . OBIIT . ANNO . DOMINI . MCCC XXXV . XIIII . KAL . MAII .
Брат Лютер, сын герцога Брауншвейга, магистр великий госпиталя Пресвятой (Марии ордена Тевтонского правил) 4 года, умер в год Господень 1335 14 календы мая.
Однако уже тогда (1830-е гг.) в южной стене высокого хора собора существовала ниша с якобы захороненными останками Великого магистра. В этой нише была расположена лежащая фигура Лютера фон Брауншвейга. Предположительно фигура была создана в XVI веке кёнигсбергским мастером. Фигура магистра была выполнена из липы и окрашена — красная туника и шапочка-таблетка, голубая подушка и белый орденский плащ с чёрным крестом. Отсутствовали руки и ноги, которые были созданы в Мариенбурге и добавлены во время реставрации в начале ХХ века.
В нише была эпитафия, сначала простым шрифтом, потом заменили на готический:
Hic Conduntur Ossa Conditoris Templi Cathedralis Luderi Ducis Braunsvicensis
Здесь погребены кости основателя кафедрального собора Лютера, герцога Брауншвейгского, великого магистра Тевтонского ордена, умершего в 1335.
После реставрации в стене рядом с нишей появилась надгробная плита замландского епископа Генриха II Кувала.
Генрих II Кувал (Кубал) был епископом Самбийского диоцеза с 1386 по 1395 год. Скончался 28 августа 1397 года, похоронен был в высоком хоре собора Кёнигсберга. Большинство епископов Замланда были погребены в cоборе, однако до наших дней сохранилась лишь (условно) надгробная плита епископа Кувала. Латинская надпись на его плите гласила:
Ter . lege . C . prius . M . supra . XC volvito . septem / Augustin . festo . cubal . obitus . memor . esto . octavi sambe . presulis . ecclesie
Трижды считай сто, а сначала – тысячу, после же – девяносто, прибавь еще семь, в праздник Августина помни о кончине восьмого предстоятеля церкви Самбии.
На его надгробной плите было два изображения. По одной версии — это епископ в молодости и старости, по другой — это надгробная плита сразу двух епископов — Генриха II Кубала и его приемника Генриха III Зеефельда. Плита располагалась у стены разрушенного собора до начала 1990-х годов. В настоящее время предположительно находится в фондах КОИХМ.
Но основным некрополем была часовня св. Анны в замке Мариенбург. Там были похоронены 10 Великих магистров. Однако неизвестно, все ли они были удостоены могильных плит. До наших дней сохранились только надгробные плиты — Дитриха фон Альтенбурга, Генриха Дуземера и Генриха фон Плауэна.
Рифмованная надпись маюскулом на могильной плите Дитриха фон Альтенбурга, похожей на плиту Лютера фон Брауншвейга, гласит:
+ DO . UNSERS . hEREN . XPI . IAR . WAS . M . D / RI . C . XLI . GAR . DO . STARB . D . MEIST . SINE . RICh . VON . ALDENBURC . BRUDER / DITERICh . hIE . LEGIN . DIE . MEISTERE / BEGRABEN . DER . VON . ALDENBURC . hAT . ANGEHABEN . AMEN .
Господа нашего Христа был год 1341. Умер магистр фон Альденбург, брат Дитрих. Здесь покоятся магистры начиная с Альденбурга. Аминь.
Штайнбрехт предполагает, что автором текста на плите мог быть брат-капеллан и орденский летописец Николай фон Ерошин, автор рифмованной «Хроники земли Прусской» (Steinbrecht, 92). В тоже время в тексте содержится ссылка на преемников магистра. И можно предположить, что гробница Дитриха фон Альтенбурга была создана как минимум после смерти Генриха Дуземера, 12 лет спустя, так как он индивидуально почитается на надгробной плите (von Quast, 1851).
Неизвестно точно является ли это символической гробницей или надгробной плитой. Те же сомнения относятся и к плите Генриха фон Плауэна. Могильная плита Дитриха фон Альтенбурга, расположенная между могилами Дуземера и Плауэна, закрывает глубокую полость, предположительно коллективное захоронение Великих магистров, похороненных в Мариенбурге. К примеру, епископы Помезании (собор Мариенвердер) и Кульма (собор Кульмзее) также были похоронены в коллективных гробницах. Обстоятельства захоронений в часовне св. Анны доподлинно неизвестны. К сожалению, нет достаточных свидетельств об изменениях первоначального состояния, которые произошли здесь как в современное время, так и особенно во время реставрационных работ XIX — начала XX веков. Неизвестно даже их первоначальное размещение в часовне и были ли на самом деле могилы под надгробными плитами Плауэна и Дуземера.
Великий магистр Лудольф Кёниг оставил свою должность в 1345 году из-за продолжительной депрессии и душевного недуга. Он получил должность комтура в Энгельсбурге, где и скончался в 1348 году. Погребён был в Мариенвердере, в крипте собора. В настоящее время в пресвитерии собора висит надгробная плита, которая исследователями идентифицируется как плита Лудольфа Кёнига. Латинская надпись по периметру плиты и в кресте гласит:
(Creator . omnium . rerum . deus . qui .) me . d[e] . limo . terre . plasmasti . et . mi[r]abiliter e[t] . p[ro]p[ri]o . sa[n]gvine . redemisti . corpus . q[ue] . meu[m] . licet . modo . putrescat . (de . sepulcro . facies) . in . die iudicii . resuscita[r]i . et . ad . dext[r]a . colloca[r]i . et . vivere . fili . dei . mis . mei
Господь, Создатель всего, сотворивший меня из праха земного и чудесным образом искупивший меня Своей Кровью, сделай так, чтобы тело мое, сотворенное по Образу Твоему, восстало из могилы в день Страшного суда и снова облеклось в плоть и ожило. Сын Божий, помилуй меня.
Следующий магистр Генрих Дуземер также оставил свою должность в конце 1351 года из-за ухудшения здоровья. В 1352 году он перебрался в замок Братиан, где и скончался в 1353 году. Похоронен был в усыпальнице великих магистров в часовне св. Анны замка Мариенбург. Как упоминалось выше в часовне сохранилась его надгробная плита. Прямоугольная плита с изображением покойного, стоящего в остроконечной арке с маскароном, первоначально считалась плитой магистра Винриха фон Книпроде (Voigt, 1824). Магистр облачён в мантию с крестом на левом плече. Правая рука покойного положена на сердце, а левая поддерживает щит с крестом и мечом, помещённым за ним. Лицо обрамляют пышные, слегка волнистые волосы и подстриженная борода. В верхних углах над аркой очертания пары ангелов. Выше — неразборчивые остатки минускульной надписи. По периметру рифмованная надпись маюскулом:
(DO) UNSERS hERR IAR WAS . LOVF M (… / …) C LDR I ICZ · / V hOUF BEGRABEN WART ALhIE / DI LICH DES [Hoemeister Hinerich]
Господа нашего был год 1(353). Здесь погребено тело (Великого магистра Генриха).
Неразборчивые очертания изображения усопшего и ангелов, а также надписи были отмечены Фойгтом, а затем Виттом (Voigt, 1824; Witt, 1854). Первые работы по сохранению были проведены в 1821-1824 гг. В 1885 г. недостающие углы были восполнены цементными заплатами. Плита была вновь сильно повреждена в 1945 г. при обрушении свода часовни. В результате изображение на плите практически полностью повреждено и неразборчиво.
Последующие магистры Ордена от Винриха фон Книпроде до павшего в Грюнвальдской битве Ульриха фон Юнгингена были захоронены в часовне св. Анны. Однако никаких надгробий, эпитафий и иных материальных свидетельств их погребения там не сохранилось.
Отображением событий Грюнвальдского сражения можно считать фреску на западной стене капеллы св. Анны. Работу на ней начал Генрих Шапер и завершена она была уже после его смерти Фридрихом Швартингом в 1914 г. Картина была посвящена орденским рыцарям, павшим в Грюнвальдской битве — покровитель европейского рыцарства св. Георгий передал тевтонских сановников во главе с магистром Ульрихом фон Юнгингеном на попечение Марии с Младенцем.
У стены с фреской в роли кенотафа павших рыцарей располагалась копия эффигии магистра Конрада фон Тюрингена, установленная в период реставрации в начале XX в.
Эффигия великого магистра Конрада фон Тюрингена расположена в кирхе св. Елизаветы в Марбурге, где он и был захоронен в 1240 году. Великий магистр изображен в орденском одеянии с плетью в правой руке, что символизирует духовное перерождение и акт покаяния. В ногах изображены два герба — Орденский крест и личный герб Конрада «тюрингский лев».
Поскольку не сохранилось никаких прижизненных изображений его предшественников на посту магистра, надгробие Конрада фон Тюрингена является самым ранним портретом одного из магистров Ордена.
Третья плита, располагающаяся в настоящее время в часовне св. Анны, принадлежит магистру Генриху фон Плауэну. Спаситель Ордена и защитник Мариенбурга, он стал магистром в 1410 году, но затем был смещён с поста и в 1414 году отрёкся от должности магистра. С 1414 по 1424 год бывший магистр фон Плауэн провёл в заключении, после чего последние годы провёл в замке Лохштедт. Скончался магистр в 1429 году. А вот дальше начинается интересное. Раскопки, проведённые в 2006-2008 годах в крипте собора Мариенвердера, выявили, что третьим магистром, погребённым там, был Генрих фон Плауэн (Grupa/Kozłowski, 2009). В тоже время надгробная плита фон Плауэна располагалась в часовне св. Анны, как минимум с XIX века. Неизвестно точно, с XV века ли она находилась в часовне или была перенесена туда позже из крипты собора Мариенвердера.
Плита фон Плауэна с утратами и трещинами, в четырех углах были круглые розетки с металлическими аппликациями, возможно, с символами евангелистов, надпись минускульным готическим шрифтом.
In . der . Iar · / czal . xpi . M . cccc . xxix . do . starp . der / erwi(rdige] / . bruder (…) heinrich . van . plawen .
В 1429 году умер брат Генрих фон Плауэн.
Три последующих магистра — Михаэль Кюхмайстер фон Штернберг, Пауль фон Русдорф и Конрад фон Эрлихсхаузен, — были также погребены в часовне св. Анны. Двоюродный брат последнего, Людвиг фон Эрлихсхаузен, будучи магистром, покинул заложенный наёмникам в ходе Тринадцатилетней войны Мариенбург, и перебрался в Кёнигсберг, где скончался в 1467 году. Погребён магистр был в крипте собора Кёнигсберга, расположенной под высоким хором.
Последующие четыре магистра были также погребены в крипте кёнигсбергского собора. Ни одной надгробной плиты от этих захоронений не сохранилось, а вероятно, и не было.
Крипта располагалась под высоким хором собора. В крипте было пять камер с довольно низкими сводами. Самая северная камера была замурована навечно в 1809 году. В ней, по преданию, покоятся останки великих магистров Эрлихсхаузена, Ройса фон Плауэна, Рихтенберга, Ветцхаузена, Тиффена, а также пяти отпрысков от первого брака герцога Альбрехта, герцогини Доротеи, самого герцога Альбрехта, герцогиня Анна Мария, два сына герцога Альбрехта Фридриха, умершие детьми, графиня Елизавета Бранденбургская, жена маркграфа Георга Фридриха, и слепорожденная дочь Елизавета от второго брака герцога Альбрехта. Гробы датируются 1467-1596 гг. и вряд ли сохранились в хорошем состоянии. Предположительно, во время французской оккупации, они были разграблены и находились в таком запущенном состоянии, что их решено было замуровать, чтобы навсегда скрыть от посторонних глаз. В среднем склепе, прямо под эпитафией герцога Альбрехта, находился большой оловянный гроб с останками маркграфа Иоанна Сигизмунда Бранденбургского, сына курфюрста Иоанна Георга. Он умер, будучи правителем герцогства Клеве в 1640 году, и был перенесен сюда и похоронен в соборе Кёнигсберга в 1642 году (Dethlefsen, 1912). После реставрации собора в начале ХХ века этот гроб был выставлен в нижнем хоре, а крипта окончательно закрыта.
Среди надгробий и эпитафий высокого хора находились и фигурные портреты в натуральную величину шести магистров, живших в Кёнигсберге. Это Людвиг фон Эрлихсхаузен, Генрих Ройс фон Плауэн, Генрих Реффле фон Рихтенбертг, Мартин Трухзес фон Ветцхаузен, Иоганн фон Тиффен и Фридрих Саксонский. Рисунки созданы были до 1595 г., поскольку в это время Хенненберг поручил Каспару Фельбингеру сделать с них гравюры на дереве, которые тот включил в свой труд по истории Пруссии.
Предположение о том, что каждая картина всегда выполнялась по заказу непосредственного преемника на посту, скорее всего, неверно. По крайней мере, первые пять настолько явно выдают одну и ту же руку, что объяснить это родство лишь стилем разных художников не представляется возможным. Даже путем одной только перекраски, как это сделал Лёшин в 1833 году при реставрации собора, это сходство не было внесено в картины, которые первоначально имели разный характер. Остается только предположить, что все эти пять картин были заказаны сразу Великим магистром, герцогом Саксонским. Изображение самого герцога, безусловно, самое значительное в серии, является хорошей работой, принадлежащей к виттенбергской школе, созданной при Альбрехте Прусском. Примечательно, что только этот герцог изображен с поднятым мечом. Опущенный меч его предшественников означал их зависимость от Польши. Фридрих не давал этой феодальной присяги, и поэтому поднятый меч достался ему.
Предпоследний магистр Ордена Фридрих Саксонский до своего избрания не был членом Ордена, в 1498 году орденское посольство предложило ему занять должность магистра. В 1507 году он покинул Пруссию и перебрался в Европу, с целью поиска союзников и помощи в борьбе с Польшей. В 1510 году он скончался в Рохлице и был погребён в Мейсенском соборе. Его надгробие в княжеской капелле Мейсенского собора сохранилось до наших дней. Хотя его фигура и черты лица несколько идеализированы, в целом изображение схоже с известными прижизненными изображениями магистра.
Известно несколько изображений магистра Фридриха Саксонского. Один прижизненный портрет магистра располагался на северной стене высокого хора собора Кёнигсберга, в окружении других портретов «кёнигсбергских магистров». Так ниже и левее висел портрет Людвига фон Эрлисхаузена.
Этот портрет взял за основу гравер Каспар Фельбингер, создававший портреты магистров для книги Хенненберга (1595). В целом полностью повторив детали — поза, щит-картуш, меч, головной убор и шлем, — он почему-то добавил усы безусому Фридриху. А вот в книге Харткноха 1684 года портрет Фридриха уже полностью выдуманный, хотя и явно срисован с работы Фельбингера.
Другое прижизненное изображение магистра — камерный портрет, точнее копия, Кранаха— младшего с несохранившегося саксонского портрета. Изображение внешности магистра практически повторяет кёнигсбергский портрет. Сохранившаяся копия создана уже после смерти магистра в 1578-1580 гг.
Надпись на надгробной плите Фридриха Саксонского гласит:
Nach xpi [Christi] gepurtt . M.CCCCC . vnd . X . iar . Am XIV tag | des monats decembris ist zu Rochlitz mit tod | v<or>schaiden der hochwirdig durchlauchtig vnd hochgeporrn furst vn<d> herr herr Friedrich teunsches ordennß | hohemaister coadiutor der Ertzpischofflichen kirc |hen zu magdeburg herzog zu sachxen lanttgraff | In turingen vn<d> marggraff zu meysse<n> . des selle got gnedig vn<d> barmherzig sey . des leychnam hy begraben ligt +
В год от Рождества Христова 1510. В 14-й день месяца декабря в Рохлице смертью сражен досточтимый светлейший и высокородный князь и владыка господин Фридрих Тевтонского ордена верховный магистр, коадъютор кафедрального собора в Магдебурге, герцог Саксонский, ландграф Тюрингский и маркграф Мейсенский. Да будет Господь милостив и милосерден к его душе. Тело его покоится здесь.
Последний магистр Ордена Альбрехт фон Бранденбург также был погребён в соборе Кёнигсберга, но уже как светский правитель, герцог Пруссии. Ему, его первой супруге и пятерым детям была посвящена тумба-надгробие в центре высокого хора. Отдельно ему была посвящена огромная эпитафия на восточной стене высокого хора, выполненная фламандским скульптором Корнелисом Флорисом.
Ландмейстеры, великие управляющие и другие орденские сановники
Вероятно некрополь орденских сановников создавался в соборе Кульмзее, что подтверждается документом Великого магистра Михаэля Кюхмейстера от 1419 года. Он утвердил в соборе лампаду с вечным огнем, горящую для упокоения душ погребенных там братьев. Огонь должен был гореть в часовне Святого Иоанна, где покоились орденские рыцари (UBC 1 411-2). Неизвестно, где могла находиться эта часовня, высказываются предположения, что это был склеп (Mroczko, 1980).
В 1263 году в Кульмзее был похоронен ландмейстер Хельмерих фон Вюрцбург, павший в битве с натангами, а в 1300 году — Людвиг фон Шиппен (SRP 1 102, 165; Dorna, 2012). Остатки надгробия другого прусского ландмейстера, Конрада Сака, скончавшегося в 1308 году, были найдены в соборе Кульмзее и описаны Фердинандом фон Квастом (von Quast, 1850). К концу XIX века надгробие не сохранилось, но трудночитаемая надпись на остатках плиты гласила (Schmid, 1935):
… EODSI . R … BIIT . FRAT … CVN … SACCVS . PRECEPTOR . P …
О захоронениях братьев, занимавших должности великих управляющих, известно немного. К этим должностям относятся: верховный маршал, великий комтур, верховный госпитальер, верховный интендант и казначей.
Известно, что из верховных маршалов на своей должности и своей смертью умер лишь Зигфрид фон Данфельд в 1360 году — «Затем брат Зигфрид, маршал, который очень вознёс орден, муж великой решительности, набожности и благородной жизни, окончил дни свои в день святого Георгия» (SRP 2 523-4). Место его погребения не указывается, но можно предположить, что это была одна из церквей Кёнигсберга, который был резиденцией маршала.
Следующий маршал Хеннинг Шиндекопф пал в битве при Рудау в 1370 году, получив смертельное ранение копьём в лицо. Умер маршал по дороге в Кёнигсберг, в районе Кведнау, у трактира Матцкален. По одной из версий он был и похоронен в кирхе Кведнау. На самом деле маршал был погребён в кирхе Марии Магдалины, которая располагалась за Кёнигсбергским замком (Stein, 1730; Bötticher, 1897). В начале XVIII века там были найдены останки человека с медальоном-амулетом, содержавшим буквы Б и Х — предположительно «брат Хеннинг». Однако исследователями он относится ко времени минимум на 100 лет позже смерти Шиндекопфа (Vossberg, 1843).
В битве при Рудау, согласно хроникам, помимо маршала Шиндекопфа пало 26 орденских братьев. Среди них — комтур Бранденбурга Куно фон Хаттенштайн, хаускомтур Бранденбурга Хайнрих фон Стокхайм и комтур Редена Петцольд фон Корвиц. Место их захоронения неизвестно. Также в битве погиб один из рыцарей-гостей ордена Арнольд фон Лорех.
И ещё один маршал, павший на поле боя, Фридрих фон Валленрод, погибший в Грюнвальдском сражении. Место его погребения неизвестно. Часть павших в битве была захоронена на поле боя, часть в Остероде, и часть опознанных, вместе с магистром, были доставлены в Мариенбург и погребены в замке.
Надгробие великого комтура Куно фон Либенштайна в приходской церкви св. Фомы в Ноймарке единственное из надгробий великих управляющих, сохранившееся до наших дней. Он оставил должность великого комтура в 1387 году и закончил свои дни фогтом Братиана в 1392 году (Heckmann, 2014). Действительно уникальное надгробие Куно фон Либенштайна заслуживает особого описания и ему посвящены отдельные исследования (Nickel, 1955; Wróblewska, 1961).
Плита размером 2,50 х 1,40 метров установлена в западной стене церкви. Поверхность состоит из 11 прямоугольных латунных листов разного размера. Фон панели, отделенный от надписи узкой полоской цветочной нити, покрыт тонкой мелкой гравированной сеткой. Четыре угла надписи украшены медальонами с изображением фигур евангелистов с цветочным мотивом. В центре панели изображен рыцарь Ордена в боевом облачении, попирающий льва и окруженный девятью ангелами с распростертыми крыльями, часть которых с семейными гербами фон Либенштайна.
Латинская надпись минускулом гласит:
Hic . iacet . dominus . kune / de libensteen . qui . fuit . advocatus . in bratian . qui . obiit . a / nno . domini . M . CCC XCI . in . / feria . quinta . octo . dies . post . jestum . santi . borchardi ame.
Здесь лежит господин Куно де Либенштайн, который был фогтом в Братиане, который умер в 1391 году на четвёртый день после дня Святого Бурхарда. Аминь.
Великий комтур Куно фон Лихтенштайн также погиб в Грюнвальдской битве и место его погребения, как и маршала фон Валленрода, неизвестно.
Из верховных госпитальеров (и комтуров Эльбинга по совместительству) на своей должности скончалось несколько человек. Однако сведения о погребении известны лишь об Ортлуфе фон Трире, оставившего должность в 1371 году. Надгробие скончавшегося в 1377 году фон Трира располагалось в церкви эльбингского госпиталя св. Духа. Латинская надпись маюскулом на плите гласила:
ANNO . DNI . M . CCC . LXXUII . DIE / MARCI . EWAGELICTE + DNS . ORTOLFUS . DETRI / RE . ET (…) XXIII . ANNOS / CONMEND(ATOR . DE .) ELBING . ORATE . PRO . EO .
В год Господа нашего 1377, в день святого Марка Евангелиста, умер Ортлуф из Трира, и … 23 года комтур Эльбинга. Молите Бога о нем.
Место для погребения выбрано не случайно. Поскольку в замке Эльбинг не было погребальной часовни как в Мариенбурге, местом для захоронения была выбрана госпитальная церковь, находящаяся в подчинении верховного госпитальера. В 1933 году удалось поднять камень и установить его снаружи перед южной стеной церкви (Schmid, 1936).
О захоронениях и надгробных плитах братьев, занимавших должность верховного интенданта (и комтура Христбурга по совместительству) сведений никаких нет. Точно также нет сведений и о братьях, занимавших должность казначея. При этом из умерших в этих должностях братьев известны двое — Альбрехт фон Шварцбург и Томас фон Мерхайм, погибшие в Грюнвальдском сражении.
В нижнем замке Мариенбурга в церкви св. Лаврентия был погребён брат-рыцарь Дитрих фон Логендорф, дипломат и советник магистра, скончавшийся в 1424 году.Надпись минускульным письмом на его гербовом надгробие гласит:
In . der . iarczal unsers hern . / M . CCCC . IIIIxx verestarb . der . hervirdige / . unde strenge . Diherich . van . / logendorff + ritterhibegraben . bitten . got . vor . en +
В год Господа нашего 1424 умер великолепный и строгий рыцарь Дитрих фон Логендорф. Прошу, молитесь о нём.
Его геральдическая надгробная плита в стене церкви сохранилась до наших дней (Dobry, 2005).
Известно, что в большинстве случаев братьев из комтурств обычно хоронили в городских приходских церквах, над которыми Орден имел право патронажа, или церквах госпиталей и монастырей. В то же время это могли быть и церкви других монашеских орденов. С другой стороны, точно неизвестно, где хоронили после смерти братьев из замков, расположенных за пределами городских территорий.
Средневековые источники также позволяют подробно рассмотреть захоронение орденских братьев из замка Торн. Согласно документу, изданному 14 октября 1346 года, великий магистр Генрих Дуземер наделил приходскую церковь в Старом Торне тремя окрестными деревнями. На приходском священнике и клирике лежала, среди прочего, обязанность молиться за многочисленных тевтонских братьев, покоящихся в этом храме (PUB 4, 75). Захоронения там, вероятно, образовались в период с середины XIV по середину XV веков, пока там существовал орденский дом, который в последующем переместился в Торн (Jasiński, 1981).
В документе от 12 сентября 1415 года великий магистр Михаэль Кюхмайстер выражает свое согласие на слияние бенедиктинского монастыря с больницей Святого Духа в Торне. Есть информация о том, что в последней издавна хоронили братьев Ордена (UBC 1, 490). От 17 ноября 1451 года дошёл документ епископа Кульмского Яна Маргенау, на основании которого он представил Андрею, капеллану комтура Торна, нового викария в церкви Святого Духа в этом городе (APT, Kat. I, nr 1293). Этот священнослужитель, вероятно, должен был совершать молебен для орденских братьев из замка Торн, похороненных в этой церкви.
Есть сведения от 1413 года, что тевтонские братья похоронены также в августинском монастыре в Хойнице (Observationes nonnullae…, 1910).
Комтур Данцига Давид фон Каммерштайн, скончавшийся в 1321 году, был похоронен перед входом в зал капитула цистерцианского монастыря в Оливе (Kronika oliwska, s.93). Позже орден использовал часовню в хоре доминиканского монастыря в Данциге в качестве места захоронения братьев Ордена. Письмом от 27 июля 1446 года приор Генрих Мюнбеке, Паувель Крузе, Герман Триппенмахер и другие братья доминиканского монастыря Святого Николая в Данциге разрешают светскому священнику, по просьбе магистра Конрада фон Эрлихсхаузена, проводить ежедневные мессы для братьев Ордена на их традиционном месте захоронения — в часовне доминиканского монастыря (GStA PK, XX. HA, Perg.-Urkk., Schieblade LIV, Nr. 23a). Ещё в начале лета 1446 года орденский чиновник, ведающий таможенными сборами и пошлинами в Данциге (Pfundmeister) Винрих фон Манштедт учредил мессу за упокой усопших братьев Ордена, совершаемую у алтаря в погребальной часовне. Также фон Манштедт учредил должность для священника-мирянина, которому он определил ежегодную плату в 9 марок. 10 июля магистр Конрад фон Эрлихсхаузен утвердил это учреждение и договорился с доминиканцами, что ежедневно в часовне будет совершаться утренняя месса светским священником и 4 раза в год бдение и утренняя месса доминиканцами. В письме от 27 июля 1446 года доминиканцы по просьбе Великого магистра обязались предоставить священника, который каждое утро служил бы мессу в часовне, у хора монастырского церкви, где находилась усыпальница братьев. В 1466 году часовня перешла в ведение братства св. Христофора Артурова двора в Данциге. До настоящего времени сохранилось геральдическое надгробие неизвестного Каспара фон Вульфштейна, умершего 13 декабря 1425 года, расположенное в полу доминиканской церкви (Engel/Hanstein, 1893).
Перед алтарем приходской церкви Святого Варфоломея в Пройссиш-Холланд находилось надгробие комтура Пройссиш-Холланда (Stein, 1730). Несохранившееся надгробие относится к концу XV — началу XVI веков, когда пфлегерство Пройссиш-Холланд стало комтурством.
Плита Гюнтера фон Хоэнштайна, комтура Бранденбурга, скончавшегося в 1380 году, располагалась в приходской церкви Бранденбурга. Вполне разборчивая надпись минускулом гласила:
+ xpi . tciii . iar . vnd . lx . vorw / ar . maria . magdalenen . tag . g…nth d be / tot . lach . von . hoensteyn . d . m / ilde sich alher . mein . bilde . seh . uf . hohi . begr / abe . got . myse . dy . sele . h / aben .
Орденский хронист Николай фон Ерошин, создававший свою хронику в 1-й половине XIV века, упоминает об одном брате-рыцаре Генрихе фон Бондорфе, погибшем в 1330 году при осаде крепости в Вышогруде и похороненном в цистерцианском монастыре в Кульме (SRP I, s.618).
Предполагалось, что рядовых членов Ордена хоронили на территории замковых форбургов или рядом. Это неверное предположение было основано на найденных во внешнем форбурге замка Данциг пяти надгробиях — три из них без каких-либо украшений, а два украшены крестом (Azzola, 1992; Dobry, 2005). Однако подобные находки отсутствуют в других замках и предположение не подтверждается археологическими изысканиями. В то же время территория восточного пархама высокого замка Мариенбург, к югу от часовни св. Анны, в орденский период использовалась в качестве кладбища (Dobry, 2005; Józwiak/Trupinda, 2007).
Захоронения иностранцев и гостей Ордена в Пруссии
Из многочисленных соборов и церквей Пруссии собор в Кёнигсберге был важным некрополем, где хоронили в основном светских гостей Ордена — участников экспедиций в Литву. Согласно Детлефсену, три неполные могильные плиты, первоначально с металлическими вставками, в нижнем хоре собора Кёнигсберга были надгробиями рыцарей Ордена. Однако нельзя исключать, что это были гости Ордена, погибшие во время походов против литовцев или умершие в Пруссии.
Фламандский дипломат и путешественник Жильбер де Ланнуа видел в 1413 году в Кёнигсберге «гербы … со времен прусских путешествий» (de Lannoy, 1840). Вероятно, он упоминает о гербовых мемориальных щитах, либо же гербовых табличках, вывешиваемых гостями Ордена в память о походе, из которых до наших дней ничего не сохранилось.
Мемориальные таблички, вывешиваемые в память о погребённых в соборе гостях Ордена, порой фигурируют в английских геральдических процессах конца XIV века. Так с 1386 по 1389 в Англии проходил геральдический судебный процесс между Ричардом Скрупом и Робертом Гросвенором. Причиной стало то, что они используют один и тот же герб. В ходе разбирательства были заслушаны более четырёхсот свидетелей, среди которых был и Джеффри Чосер. Девять рыцарей, свидетельствовали в пользу Скрупа о том, что во время их путешествий в Пруссию они видели в соборе Кёнигсберга надгробную геральдическую табличку с изображением герба Скрупа. Дело в том, что в соборе был похоронен родственник Ричарда Скрупа сэр Джеффри Скруп из Мэшема. Он погиб в ходе очередного орденского похода в 1363 году во время осады Велун или Пистен (тут свидетельства расходятся). Заявление рыцаря Генриха де Феррера, 19 октября 1386 года: «Упомянутый сэр Джеффри был в Пруссии в гербовой тунике и в Литве под замком под названием Пискре он умер, и его тело было привезено обратно в Пруссию и было похоронено в этом самой тунике в соборе Кёнигсберга, а его герб установлен на мемориальной табличке перед алтарем». Суд вынес в итоге решение в пользу Скрупа и король Ричард II в 1390 году это решение утвердил. В процессе Грея против Гастингса 1401-1410 годов показания давал сэр Томас Эрпингем — во время его поездки в Пруссию с графом Дерби в 1390 году, он видел герб сэра Хью Гастингса в соборе Кёнигсберга.
Профессор Паравичини в своей работе по истории литовских походов указывает нескольких гостей Ордена, захороненных в Кёнигсберге. Среди них — французский рыцарь Жак де Нёвиль, оруженосец Ханс фон Скелинген из Австрии и оруженосец Жерар де Бурбон-Ланси, погибшие в феврале-марте 1344 года, также благородный слуга Жана де Блуа Филипп Виллемсц, погибший в феврале 1364 года. Рыцарь сэр Джон Лоудхэм утонул в августе 1390 года при переправе через Вилию, был доставлен в Кёнигсберг и погребён там (Paravicini, 1995).
На южной стене так называемой мирской церкви собора Кёнигсберга были расположены три мемориальных щита капитанов наёмников Ордена, погибших в ходе «войны всадников» 1519-1521 годов. Принадлежали эпитафии-щиты Зигмунду фон Зихау, Филиппу фон Гревлингу и Морицу Кнёблю. Потомки последнего в начале ХХ века жили под Лыком.
Похоже, что захоронение орденских сановников в городских церквах было намеренным шагом, чтобы интегрировать братьев в местные сообщества. Надгробия рыцарей, похороненных в церкви, функционировали наряду с местными жителями и являлись визуальным свидетельством их присутствия в данном месте, хотя они были иммигрантами и чужеродным элементом. С какой стороны ни посмотри, а особенно учитывая продуманную форму и идеологическую программу сохранившихся на них изображений и надписей, они также являлись элементом своеобразной пропаганды.
Источники и литература:
Archiwum Państwowe w Gdańsku.
Archiwum Państwowe w Toruniu.
GStA PK, Ordensbriefarchiv.
GStA PK, Ordensfolianten.
GStA PK, Pergamenturkunden.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
de Lannoy G. Voyages et ambassades de messire Guillebert de Lannoy, 1399-1450. Mons: Hoyois, 1840.
Observationes nonnullae ad bistoriam monasterii ordinis Eremitarum S. Augustini Conicensis pertinentes // Fontes, t. 14, 1910.
Pietkiewicz D. Kronika oliwska. Źródło do dziejów Pomorza Wschodniego z połowy XIV wieku. Malbork, 2008.
Preußisches Urkundenbuch. Politische Abteilung. Bd. I-VI. Königsberg; Marburg, 1882-2000.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Woelky C.P. Urkundenbuch des Bisthums Culm. Theil I. Das Bisthum Culm unter dem Deutschen Orden. 1243-1466. Westpreussischer Theil. II. Abtheilung, Band I. Danzig: Theodor Bertling, 1885.
Zernecke J.H. Thornische Chronica in welcher die Geschichte dieser Stadt von 1231 bis 1726 aus bewehrten Scribenten und glaubwürdigen Documentis zusammen getragen worden. Berlin, 1727.
Arnold U. Die Hochmeister des Deutschen Ordens 1190-1994. Marburg, 1998.
Azzola F.K. Steinplatte mit Kreuz aus der Danziger Ordensburg, 14. lahrhundert // 800 lahre Deutscher Orden. Ausstellung des Germanischen Nationalmuseurns. Gütersloh-München, 1992.
Bötticher A. Die Bau- und Kunstdenkmäler der Provinz Ostpreußen. Heft VII: Königsberg. Königsberg, 1897.
Delestowicz N. Bracia Zakonu Krzyżackiego w Prusach (1310-1351): Studium prozopograficzne. Kraków: Wydawnictwo Avalon, 2021.
Dethlefsen R. Die Domkirche in Königsberg i. Pr.: nach ihrer jüngsten Wiederherstellung. Berlin, 1912.
Dittrich F. Der Dom zu Frauenburg // Zeitscbrift fur die Geschichte und Alterthumskunde Ermlands H.18, 1913; H.19, 1916.
Dobry A. Płyty i pomniki nagrobne w zbiorach Muzeum Zamkowego w Malborku. Malbork, 2005.
Dorna M. Die Brüder des Deutschen Ordens in Preußen 1228-1309: Eine prosopographische Studie. Wien; Köln; Weimar: Böhlau Verlag, 2012.
Engel B., Hanstein R. Danzigs mittelalterliche Grabsteine. Danzig: Th. Bertling, 1893.
Fuchs M.G. Beschreibung der Stadt Elbing und ihres Gebietes in topographischer, geschichtlicher und statistischer Hinsicht. Bd. 2. Elbing, 1821.
Grupa M., Kozłowski I. Katedra w Kwidzynie — tajemnica krypt. Kwidzyn 2009.
Hagen E.A. Beschreibung der Domkirche zu Kónigsberg und der in ihr enthaltenen Kunslwerke. 2. Abth. Kónigsberg, 1833.
Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den Kammerballeien des Reiches. Werder, 2014.
Helms S. Luther von Braunschweig. Der Deutsche Orden in Preußen zwischen Krise und Stabilisierung und das Wirken eines Fürsten in der ersten Hälfte des 14. Jahrhunderts. Marburg: Elwert, N. G., 2009.
Hochleitner J., Mierzwiński M. Kaplica św. Anny na Zamku Wysokim w Malborku: dzieje, wystrój, konserwacja. Malbork, 2016.
Jasiński T. Początki Torunia na tle osadnictwa średniowiecznego // Zapiski Historyczne, Tom 46, Nr 4, 1981.
Józwiak S., Trupinda J. Organizacja zycia na zamku krzyzackim w Malborku w czasach wielkich mistrzów (1309–1457). Malbork, 2007.
Jurkowlaniec T. Mittelalterliche Grabmäler in Preußen // Ecclesiae ornatae. Bonn, 2009.
Kwiatkowski K. Wojska zakonu niemieckiego w Prusach 1230-1525. Toruń, 2016.
Mänd A. Visuaalne mälestamine: Liivimaa ordumeistrite ja käsknike hauaplaadid (14.–16. sajand) // Kunstiteaduslikke Uurimusi, 28/3+4, 2019.
Mroczko T. Architektura gotycka na Ziemi Chełmińskiej. Warszawa, 1980.
Nickel H. Die Grabplatte des Grosskomturs Kuno von Liebenstein zu Neumark in Westpreussen. // Edwin Redslob zu m 70. Geburtstag. Berlin, 1955.
Niess U. Hochmeister Karl von Trier (1311-1324). Stationen einer Karriere im Deutschen Orden. Marburg: Elwert, 1992.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1989.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.
von Quast F. Beitrage zur Geschichte der Baukunst in Preussen. Das Schloss Marienburg. // Neue PreuBische Provinzial-Blatter, H.IX, 1850; H.XI, 1851.
Semrau A. Die Grabdenkmaler der Marienkirche zu Thorn. // Mitteilungen des Coppernicus-Vereins fur Wissenschaft und Kunst zu Thorn, H.7, 1892.
Schmid B. Die Inschriften des Deutschordenslandes Preussen bis zum Jahre 1466. Halle, 1935.
Schmid B. Ein Ordens-Grabstein in Elbing // Elbinger Jahrbuch, H. 12/13, 1936.
Steinbrecht C.E. Preussen zur Zeit der Landmeister: Beiträge zur Baukunst des deutschen Ritterordens. Die Baukunst des Deutschen Ritterordens in Preussen. II. Die Zeit der Landmeister. 1230-1309. Berlin: Verlag von Julius Springer, 1888.
Stein C. Memorabilia Prussica // Acta Borussica ecclesiastica, civilia, literaria oder Soigfaltige Sammlung allerhand żur Geschichte des Landes Preussen gehóriger Nachrichten, T. I. 2, 1730.
Voigt J. Geschichte Marienburgs, der Stadt und des Haupthauses des deutschen Ritter-Ordens in Preußen. Königsberg, 1824.Szwoch R. Starogardzka fara Św. Mateusza, architektura i sztuka. Pelplin-Starogard Gdański, 2000.
Vossberg F.A. Geschichte der preußischen Münzen und Siegel von frühester Zeit bis zum Ende der Herrschaft des Deutschen Ordens. Berlin: Fincke, 1843.
Wróblewska K. Gotycka płyta nagrobna Kunona von Liebenstein w Nowym Mieście nad Drwęcą // Komunikaty Mazursko-Warmińskie, nr 3, 1961.