Автозаправки Восточной Пруссии

Автозаправки Восточной Пруссии

По данным статистического ежегодника Германского рейха за 1933 год, в 1932 году Кёнигсберг занимал 30-е место по показателю плотности автомобилей (количество жителей на автомобиль) среди пятидесяти крупных городов  Германии.

 

Статистика по «автомобилизации» некоторых городов Германии на 1 июля 1932 г.

 

Но автомобиль должен ездить. А чтобы он ездил, его нужно заправлять. Вот о автозаправках мы и поговорим.

Интересный момент —  Германия в 1928 году  заняла почётную нижнюю строку, имея одну заправку на две тысячи населения.  Впереди были Англия, Дания, Франция, Швейцария и Голландия.

 

Статистика по АЗС в Европе в 1928 г.

 

Однако, это не значит, что заправок было мало.

Разветвлённая сеть автомобильных дорог, бурно развивающийся автопром, активный туристический бизнес, — всё это способствовало появлению такого количества АЗС, которого на территории нынешней Калининградской области и по сей день нет. Нынче у нас, к слову сказать,  одна заправка на пять с лишним тысяч жителей (население области 1 027 678 человек, заправок 186 штук — результат 5 525 человек на одну заправку).

Что уж сравнивать показатель “заправка на количество автомобилей”, в Германии в том же 1928 году он равнялся 31.

Основу бензобизнеса поначалу составляли небольшие одиночные колонки, расположенные на обочинах дорог и городских улиц, и обеспечивающие дополнительный доход гостиницам, аптекам, магазинам, ресторанам, авторемонтным мастерским.  На колонках устанавливались сначала ручные насосы, позже их стали оснащать электроприводом.

 

Заальфельд (сейчас Залево, Польша). Бензоколонка Esso-Standard. Это ещё не полноценная АЗС, но уже и не ручной насос, как в начале бензиновой эры… 1930-е г.г.

 

Вложения в строительство таких бензоколонок были сравнительно низкими, и хотя требования по установке были жесткими, заправки быстро стали функциональным украшением городских и придорожных пейзажей.

Справедливости ради, нужно отметить, что такое огромное количество автозаправок в  Германии тридцатых годов  ХХ века (и не только в ней) в сравнении с современной ситуацией было вызвано не только реальной в них потребностью, но и тем, что стоимость установки бензоколонки и связанной с нею инфраструктуры в виде подземной ёмкости для бензина, была невысока, особых проблем с получением разрешения для её установки не было, и позволить себе организовать дополнительный источник дохода могли хозяева даже самых мелких бизнесов. Часто можно видеть, что наличие автозаправки преподносилось в рекламных проспектах гостиниц или автомастерских как некая дополнительная опция для клиентов, сродни нынешнему бесплатному интернету. Хотя именно разветвлённая сеть заправок позволяла тогда автомобилистам перемещаться по стране не только по основным автодорогам, не опасаясь при этом заглохнуть где-то в сельской глуши. Кроме всего прочего, на заправках, зачастую, ещё продавали моторное масло и свечи зажигания.

 

Эскиз архитектурного проекта АЗС. В 1927 году известный немецкий архитектор Ганс Пёльциг  разработал проект автозаправочных станций из быстровозводимых конструкций. В дальнейшем его проект использовался для сети АЗС Leuna.

 

Тридцатые годы прошлого века были периодом значительного роста немецкой экономики.  На рынок выходят крупные сети, владеющие огромным числом заправок по всей стране. Мелких торговцев стремительно вытесняют с рынка  крупные немецкие и зарубежные компании. Зарождается та самая, привычная нам сейчас, архитектура автозаправочных станций, они оборудуются кассами, навесами от осадков, на них устанавливают сразу по нескольку бензоколонок, и уже станции техобслуживания зачастую становятся дополнительной услугой, так же, как и ресторан, и гостиница.

Проектированием автозаправочных комплексов (Grosstankstelle) занимались известные немецкие архитекторы и дизайнеры, например, Ганс Пёльциг (Hans Poelzig), автор проекта Дома радио (1931) в Берлине,  Петер Беренс (Peter Behrens), спроектировавший здание посольства Германии (1912) на Исаакиевской площади в Санкт-Петербурге, Гельмут Гентрих (Helmut Hentrich), прославившийся в Германии в 1960-70-е годы проектами высотных зданий необычной формы, Вернер Марх (Werner March), автор Олимпийского стадиона в Берлине и другие архитекторы.

Первая «полноценная» Grosstankstelle, «американского типа», была открыта ещё в 1927 году в Гамбурге на Худтвалькерштрассе. В дальнейшем «джентльменский набор» подобных АЗС, помимо здания и крыши-навеса, в обязательном порядке должен был состоять из минимум двух бензоколонок, одной колонки для розлива моторного масла и дядьки-заправщика, колдовавшего над моторами и бензобаками автомобилей добропорядочных бюргеров, и способного, в случае необходимости, оказать экстренную ремонтную помощь. Наличие «дядьки» (между прочим, просто так, с улицы, устроиться работать заправщиком было нельзя — надеть униформу можно было лишь после прохождения специального обучения) обуславливалось, не в последнюю очередь,  и пожароопасностью самого процесса заливки топлива.

В дальнейшем менялся дизайн и площадь зданий, размеры крыши-навеса, количество колонок и заправщиков, но принципиально  АЗС остаются такими же, какими они были и 100 лет назад.

 

Автозаправка на рейхсавтобане возле Франкфурта-на-Майне. В плане территория АЗС представляла собой треугольник. Крыша имела форму в виде двух крыльев. Под каждым «крылом» находилось по три колонки. Построена в 1937 году по проекту архитектора Карла Августа Бембе (Carl August Bembé).

 

Некоторые сохранившиеся до наших дней АЗС, построенные в 1930-е годы, в Германии являются памятниками архитектуры. Возведены они были, по большей части, вдоль автобанов, активное строительство которых началось как раз в начале 1930-х.

 

Автозаправка, построенная на обочине автобана в 1937 году по проекту архитектора Фридриха Таммса (Friedrich Tamms)  в так называемом «домашнем стиле» (Heimatschutzstil). Этот стиль стал особенно популярным в нацистский период и характеризовался историзмом в архитектуре и использованием «традиционных» материалов, присущих данной местности.

 

В сельской же местности, на второстепенных дорогах, АЗС строили, по большей части, по типовым проектам из быстровозводимых элементов. Выглядели они довольно незатейливо и представляли собой небольшое здание, в котором располагались касса, туалет и небольшое торговое пространство. На  это здание опиралась прямоугольная крыша-навес, две трети которой при этом поддерживали кирпичные или металлические колонны, между которыми находились бензоколонки и имелся проезд для автомобилей. Или же это был только навес, опирающийся на столбы или колонны, а здание, где располагался персонал АЗС и торговое помещение, находилось в некотором отдалении.

 

Развилка дорог в Таплакен (сейчас Талпаки) была отмечена современной автозаправкой Standard. (Тогда еще прикормили место для известной многим чебуречной…). 1930-е г.г.

 

Замелукен (Брюккенталь), крайс Гумбиннен. Этот населённый пункт, располагавшийся на рейхсштрассе 132, соединявшей когда-то Тильзит (Советск) с Лыком (сейчас Элк, Польша), больше не существует. А в довоенное время, как мы видим, придорожная АЗС в этой деревушке пользовалась у автовладельцев немалым успехом. 1930-е г.г.

 

В середине 1930-х в Германии насчитывалось уже без малого 56000 заправок!  Из них только 2788 АЗС были независимыми. Львиная  же доля рынка принадлежала так называемой «большой пятёрке». В неё входили:  DAPG — 18327 заправок (треть рынка!), Shell  — 16363, B.V. — ARAL —  7740, Olex — 6098 и  Leuna — 3315 заправок.

 

Логотипы «Большой пятёрки».

 

Именно производители моторного топлива диктовали правила на рынке. Желающие продавать топливо определённого бренда заключали долгосрочные контракты с производителем и только в этом случае могли осуществлять продажу его продукции. Независимые заправки с их долей на рынке ок. 5% не играли существенной роли. Покупая топливо у крупного производителя они не имели права продавать его под его брендом, и продавали топливо и масло «no name».

Немудрено, что чаще других на открытках и фотоснимках тех лет оказываются заправки лидера бензиновой отрасли немецко-американской компании DAPG (Deutsch-Amerikanische Petroleum Gesellschaft). Dapolin, Standard, Esso — это товарные знаки этой фирмы в разные годы.

 

Гросс-Фридрихсдорф (сейчас Гастеллово). Заправочная станция  DAPG с более поздним своим логотипом ESSO. 1930-е г.г.

 

Перед нами квитанция, выписанная в Гамбурге в 1929 году.  

 

Счёт с заправки DAPG за 40 литров бензина. Литр бензина стоил чуть меньше 33 пфеннигов.

 

Согласно этому гамбургскому счёту, 40 литров бензина Dapolin обошлись покупателю в 13 рейхсмарок.

Дорого ли это? Во время экономической депрессии средняя зарплата промышленного рабочего составляла 2000 рейхсмарок в год.  Однако, простому люду купить авто было не так-то просто. Существовали трудновыполнимые правила, согласно которым, вместе с денежным взносом надо было копить марки (похожие сейчас предлагают в супермаркетах, предоставляющих скидку на  определенный товар, если собраны наклейки). Невыполнение обязательств лишали права покупки без каких-либо компенсаций.

Позволить себе машину могли только состоятельные люди. Для них стоимость бензина, возможно, не выглядела баснословной,  даже при расходе топлива в 15-20 литров. А элитный Mercedes-Benz 770, между прочим,  съедал 28-30 литров на 100 км!

 

Рекламный плакат зазывает на заправку Shell: «Стой! Бензин по 26 пфеннигов!». 1930 г.

 

Реклама, как известно, двигатель прогресса. Привлечь потенциального клиента на свою заправку можно только выделившись среди конкурентов. Поэтому владельцы автозаправок использовали для этого не только призывные плакаты.

Радовали глаз даже обыкновенные бланки квитанций об оплате.

 

 Оцените фирменный бланк Dapolin-Esso. 10 литров бензина обошлись в 2,9 марки. 7 марта 1931 г.

 

Рекламный отдел компании Shell в довоенный период выпустил сотни карт автодорог и планов крупных немецких городов,  тематических туристических карт и много другой картографической продукции (для любителей водномоторного транспорта выпускались, между прочим, свои карты!). Особенно примечательны дорожные карты Shell 1936/37, 1938 и 1939 годов выпуска, которые были доступны бесплатно (что не сделаешь для привлечения клиентов!) на заправочных станциях Shell. Благодаря картам городов Shell можно было приблизительно сориентироваться в каждом крупном городе Германии и исследовать его с туристической точки зрения.

 

Бесплатная карта Восточной Пруссии и Мемельланда, выпущенная компанией Shell в 1939 г.

 

Шелловские заправки   были разбросаны по всей Германии — от Рейна до Мемеля. Только в одном Кёнигсберге, согласно плану города, изданному Shell в 1935 году, их насчитывалось 37!

 

Фрагмент плана Кёнигсберга (Shell Stadtkarte Nr.22 — Königsberg 1934/1935). В городе насчитывалось 37 заправок Shell. Из них 3 были полноценными АЗС. Обращает на себя внимание аж целых 4 рядом стоящих бензоколонки Shell, расположенных на территории острова Ломзе (сейчас Октябрьский).

 

Ещё одной крупной сетью АЗС (хотя и значительно уступавшей лидерам рынка по количеству собственных точек) в довоенный период являлась Leuna (произносится «Лёйна»). До сих пор действующее, одно из крупнейших в Германии химических предприятий из одноимённого города в Саксонии, помимо всего прочего, начиная с 1927 года выпускало искусственное жидкое топливо. Для этого использовался метод гидрогенизации бурого угля. На территории Восточной  Пруссии в 1935 году было 94 заправки Leuna.

 

Список восточнопрусских заправок Leuna, опубликованный в атласе дорог (Deutsche Gasolin AG: Leuna Zapfstellen-Atlas) в 1935 г.

 

Больше всего заправок имелось, что очевидно, в Кёнигсберге: 7 штук.  В Эльбинге (сейчас Эльблонг) было 2 заправки и третья строилась. На большинстве заправок уже были установлены телефоны. По количеству цифр в телефонных номерах (наличие телефона на конкретных заправках обозначено буквой F, от немецкого слова Fernsprecher — телефон) можно догадаться, какой населённый пункт больше (4 цифры), а какой меньше (3 или даже 2 цифры).

 

К десятилетию начала производства искусственного бензина Leuna выпустила листовку, сообщающую, что «Ежегодно в Германии используются сотни миллионов литров топлива LEUNA, потому что заправочные станции LEUNA пользуются доверием немецких автомобилистов.” 1937 г.

 

Тапиау (сейчас Гвардейск). Заправка Leuna видна по левому обрезу снимка. Её владельцем являлась фирма «Залевски и Ко».  Основным профилем данной конторы была торговля оборудованием для сельского хозяйства, бытовыми приборами, включая радио, а также велосипедами и мотоциклами.

 

Тапиау. Ещё одна заправка Leuna находилась на Нойштрассе (сейчас ул. Гагарина). И, похоже, что сейчас на её месте находится автобусная станция. С этой заправкой не всё ясно, т.к. она не фигурирует в списках официальных заправок, опубликованных Leuna на своих дорожных картах. Возможно, что открылась она уже в самом конце 1930-х — начале 1940-х. Здание АЗС построено в стиле Heimatschutz.

 

Голубой ромб с вписанными в него белыми буквами ARAL знаком многим автолюбителям не только в современной Германии. Автомобильное масло под этим брендом продаётся уже много лет и в нашей стране. К Аральскому морю, как можно было бы подумать, название этого бренда отношения не имеет. История ARAL, как и история Leuna,  начиналась с химического производства и продажи различных попутных продуктов, образующихся при производства кокса. Иными словами — снова синтетическое моторное топливо. В 1924 году, даже раньше, чем Leuna, химики предприятия Benzol-Verband (B.V. — «Бензольная ассоциация») изобрели новый вид бензина, состоящий из смеси бензола (принадлежащего к АРоматическим органическим соединениям) и газолина (относящегося к АЛифатическим соединениям). Новый вид топлива и получил название ARAL. В 1939 году B.V. выпустила на рынок и первое в мире синтетическое всесезонное моторное масло ARAL Kowal.

По своим масштабам сеть автозаправок  B.V. — ARAL перед Второй мировой войной занимала одно из ведущих мест не только в Германии, но и в Европе в целом. И хотя в дальнейшем ARAL сдала свои позиции, на сегодняшний день она по-прежнему является крупнейшей сетью АЗС в Германии.

Компания B.V. — ARAL  с середины 1930-х годов тоже выпускала  дорожные карты.

 

Фрагмент карты автодорог Восточной Пруссии масштаба 1:500 000, изданной BV-ARAL в 1935 году. Красные и синие флажки на карте BV-ARAL  указывают водителю точки заправки дизельным топливом и беваулином (BeVaulin) — BV продавал топливо с таким названием. 

 

В Тильзите (сейчас Советск) было две заправки BV. Одна из них, на Кёнигсбергерштрассе (сейчас Калининградское шоссе), находилась примерно там, где и сейчас стоит АЗС «Кристалл». Вторая располагалась на Дойчештрассе (ул. Гагарина) примерно напротив супермаркета «Spar».  А вообще, как  можно заметить, планы городов, размещённые на дорожной карте, несмотря на кажущуюся схематичность, в эру отсутствия навигаторов вполне могли помочь сориентироваться в незнакомом городе среднестатистическому автомобилисту.

 

Ну и несколько слов о ещё одной сети автозаправок — Olex. Именно эта, первоначально австрийская, фирма открыла в 1922 году самую первую автозаправку в Германии, в городе Ганновере, на Рашплац. Более того, и само  название автозаправки на немецком — Tankstelle — появилось также благодаря Olex.

 

 

Заправкой в нынешнем понимании этого слова ту первую конструкцию назвать, конечно, сложно. Это было небольшое строение в виде киоска высотой чуть более 3 м, внутри которого располагался топливный насос, скрытый от глаз покупателя топлива. Под самим киоском, ниже уровня земли, были расположены резервуар для топлива, компрессор для подачи бензина с помощью углекислого газа фирмы Martini & Hüneke и 20-литровая мерная ёмкость.

Заправка-киоск Olex в Ганновере. 1923 г.

Бензин не нужно было накачивать механическим насосом. Углекислый газ, в отличие от воздуха, не образовывал, в совокупности с бензином, взрывоопасную смесь. Недостатком, однако, было то, что при такой системе подачи бензин часто лился, как шампанское, а заправкой обычно занимался сам водитель, контролирующий подачу топлива в бак.  Дежурный же на АЗС находился внутри «киоска»,  управлял самой колонкой и следил за количеством подаваемого топлива.

В целом же функциональность подобных заправок уступала их внешнему виду, да и себестоимость «киосков» была немалой, посему они не получили широкого распространения. Считается, что последняя подобная заправка была построена в начале 1926 года.

 

 

Путем многочисленных продаж и покупок долей, в конце 1920-х годов Olex оказалась под контролем небезызвестной компании ВР (British Petroleum) и в дальнейшем логотип ВР стал присутствовать  на всех заправках Olex.

В Восточной Пруссии автозаправки Olex на фотоснимках и почтовых открытках редкие гости.  Поэтому поделимся тем, что всё же удалось отыскать на просторах интернета.

 

Кранц (сейчас Зеленоградск). Заправку Olex так сразу и не разглядишь на этом фото. А она есть! Между лошадью, запряженной в бричку, и велосипедистом, едущим по Кёнигсбергерштрассе (нынешнему Курортному проспекту). На бензоколонке ещё нет надписи BP. Поэтому можно предположить, что данный снимок сделан не позже конца 1920-х годов. Владельцем данной заправки был некто Оскар Аншютц, хозяин автомастерской, расположенной в доме № 21. (Благодарим за  предоставленный снимок и зоркий глаз журналиста зеленоградской газеты «Волна» Татьяну Нечаеву).

 

Хайлигенбайль (сейчас Мамоново). Нечастый сюжет — под одной крышей сразу три конкурирующих бренда: B.V.-Aral, BP-Olex и Shell. 1930-е г.г.

 

1936 год. Стоимость бензина BP-Olexin — 42 пфеннига,  BP-Benzin — 38 пфеннигов за литр.

 

Как и остальные соперники по бизнесу, Olex издавал собственные дорожные карты и атласы, на которых  указывал места расположения своих автозаправок.

 

В Кёнигсберге в 1939 году насчитывалось 16 заправок Olex. Фрагмент атласа дорог Германии.

 

В Инстербурге — 4 заправки.

 

В Тильзите — 2. Одна — прямо напротив моста королевы Луизы, недалеко от въезда на погранпереход.

 

Ну и напоследок ещё несколько иллюстраций по теме:

 

Тремпен (сейчас Новостроево).  Бензоколонка Standard на Рыночной площади. Почтовая открытка. 1930-е г.г.

 

Бишофсбург (сейчас Бискупец, Польша). Бензоколонка прямо посреди площади Мюллендамм. Почтовая открытка. 1930-е г.г.

 

Первой бензоколонкой в Германии была колонка Dapolin системы D.A.P.G. I. (1923 г.). Первоначально она производилась компанией Gilbert & Barker в США, а затем по лицензии в немецком городе Зальцкоттен. Именно подобные колонки, устанавливавшиеся на тротуарах и у обочин дорог, и вытеснили в итоге заправки-киоски, разработанные Olex.

 

Гердауэн (сейчас Железнодорожный). Бензовоз Leuna стоит на Рыночной площади (сейчас угол улиц Черняховского и Первомайской).  Заправка Leuna  находилась по адресу Маркт, 44, рядом с отелем «Кёниглихер Хоф».  Почтовая открытка, 1930-е г.г.

 

Гердауэн. Рыночная площадь. Вид на отель «Рейх».  Рядом с отелем видна  ещё одна заправка чуть левее автобуса. Почтовая открытка, после 1935 г.

 

Туристическая карта Shell для автомобилистов. Предлагается кольцевой маршрут по западной части Восточной Пруссии: Кёнигсберг — Бальга — Браунсберг (Бранево) — Фрауэнбург (Фромборк) — Эльбинг — Мариенбург (Мальборк) — Мариенвердер (Квидзын) — Дойч Эйлау (Илава) — Остероде (Оструда) — Хоэнштайн (Ольштынек) — Алленштайн (Ольштын) — Гуттштадт (Добре Място) — Вормдитт (Орнета) — Хайльсберг (Лидзбарк Варминьски) — Пройссиш Эйлау (Багратионовск) — Кёнигсберг. 1930-е г.г.

 

Бранденбург (сейчас Ушаково). Заправка Standard возле ресторана и гастхауса Леманна. 1930-е г.г.

 

Бранденбург. Заправка Леманна обзавелась надписью Standard. 1930-е г.г.

 

Скромная почтовая открытка, издана до 1931 года. Схема автомобильных дорог с указанием  автозаправочных точек  сети Dapolin на территории Восточной Пруссии. Скрытый калькулятор  — километраж на карте — поможет рассчитать запасы топлива. Поделитесь  же с другом информацией о наличии бензина и моторного масла на пути следования! Почтовая марка, адрес — и разлетелась реклама!

 

Ангербург (сейчас Венгожево, Польша). АЗС B.V.-Aral на бывшей Банхофштрассе, 7. Левее заправки виден въезд в авторемонтную мастерскую. На заправке также имелась мойка автомобилей. Почтовая открытка. Ок. 1935 г.

 

Каркельн (сейчас Мысовка). Это в наши дни, чтобы заправить автомобиль, жителям Мысовки нужно ехать до ближайшей заправки в районный центр — ни много, ни мало аж 40 км. А в 30-е годы прошлого века, несмотря на то, чтобы автомобиль был роскошью,  прямо на площади возле причала находилась бензоколонка Esso-Standard. На этом фрагменте почтовой открытки её не сразу и  найдешь. Оно и понятно — рыночный день, отовсюду на ярмарку съехались рыбаки (конечно на лошадях) продавать свой улов. Ну а к чему же ещё привязать лошадь, как не к бензоколонке?..

 

Хайлигенбайль. Владелец отеля Кох (а точнее, его наследники) зарабатывал не только на своих постояльцах, но и на продаже моторного топлива. По данным на 1935 год бензоколонка Leuna находилась по адресу Маркт, 38 и владел ею некто Мюллер. К этому времени он же являлся и владельцем отеля. Скорее всего, данный снимок сделан в конце 1920-х — начале 1930-х годов.

 

Алленбург (сейчас Дружба). Рыночная площадь, 1930-е г.г. Снимок интересен тем, что на нём можно увидеть сразу две колонки. Та, которая подальше — бренда Olex. А вот та, возле которой стоят два молодых человека в шортах, — называется Motanol. Это название моторного масла, которое продавалось на розлив (как и моторное топливо) на бензоколонках, торгующих топливом под брендом Gasolin. Вероятно, на этой бензоколонке можно было одновременно залить в бак топливо, а в двигатель автомобиля масло.

 

Алленбург. Отель «Кёниг фон Пройссен». Перед входом сразу две колонки Shell: левая — для топлива, правая — для масла. 1930-е г.г.

 

Алленбург. Вид на отель «Кёниг фон Пройссен» с другого ракурса: отель находится в левой части снимка. Перед ним та же самая заправка Shell. Интересно то, что под открытым окном, из которого высунулся местный житель, есть белая стрелка-указатель с надписью Shell. 1930-е г.г.

 

Пройссиш Эйлау. Бензоколонка Esso-Standard. 1930-е г.г.

 

Заправка Standard у отеля «Цум Хиршен» (У оленей) в Роминтской пуще. 1930-е г.г.

 

Фишхаузен (сейчас Приморск). Реклама магазина деликатесов и колониальных товаров Вольффа и Руде. В дополнение к кофе собственной обжарки, винному и пивному бару предлагается ещё и бензоколонка Dapolin.

 

И снова Фишхаузен. Здесь вообще полный винегрет из отеля «Замландишер Хоф», к которому прилагается магазин деликатесов, скобяных товаров и бензоколонка. Конец 1920-х — начало 1930-х г.г.

 

 

Источники:

Vahrenkamp R. Die Automobiltechnik als Dienstleistung. Die Entstehung von Werkstätten, Tankstellen, Reifenhandel, Garagenbetrieben und Autohandel in Deutschland 1920 bis 1939. — Working Paper in the History of Mobility No. 22/2017

Vahrenkamp R. Der Automobilhandel 1920 – 1933 in Deutschland als Teil des „Systems Automobil“ und als Anstoß für die Dienstleistungsgesellschaft. — Working Paper in the History of Mobility No. 14/2009 (Stand: 5. Mai 2020)

Kleinmanns J.  alles Super! 75 Jahre Tankstelle. — Katalog zur Ausstellung des Lippischen Landesmuseums Detmold,  2002

www.benzin-price.ru

de.statista.com/statistik/daten/studie/1100231/umfrage/durchschnittseinkommen-in-der-weimarer-republik/

https://quto.ru/journal/autorambler/avtomobili-tretiego-reyha.htm

www.landkartenshop.de

www.landkartenarchiv.de

tankstellenmuseum.de

www.tankdienst.com

www.petrolmaps.co.uk

www.strassengeschichte.de

www.baufachinformation.de

www.geschichtsspuren.de

Википедия

Бильдархив Восточной Пруссии

 

 

Данная статья написана в соавторстве с Татьяной Шатене

 

 

Неизвестные страницы Семилетней войны  в Восточной Пруссии:  бой при Сцирандсцене

Неизвестные страницы Семилетней войны в Восточной Пруссии: бой при Сцирандсцене

Памятный камень

В посёлке Воротыновка Черняховского городского округа Калининградской области стоит памятный камень, посвящённый событиям Семилетней войны в Восточной Пруссии. Известно, что он много лет пролежал присыпанный землёй на окраине посёлка, и в 2008 г. его восстановили на своём же постаменте поисковики историко-краеведческого общества «Белый ворон» из Черняховска и местные жители [1].

На этом валунном камне выбиты три надписи.

На лицевой стороне камня написано: «Gefecht bei Szierandszen zwischen Russen und Preussen am 20ten August 1757 am siebenjahr Kriege» («Бой при Сцирандсцене между русскими и пруссаками 20 августа 1757 в Семилетней войне») [2].

 

Лицевая сторона памятного камня. 2019 г.

 

На тыльной стороне камня из-за сколов  читаются только отдельные слова – «Wier Deutsche …(r)сhten Gott ….Niemand». Очевидно, оригинальный текст выглядел так: «Wier (=Wir) Deutsche fürchten Gott, sonst Miemand» («Мы, немцы, боимся Бога, (но) больше никого») и являлся парафразом цитаты из знаменитой речи канцлера Бисмарка в Рейхстаге 6 февраля 1888 г. «Wir Deutschen fürchten Gott, aber sonst nichts in der Welt» («Мы, немцы, боимся Бога, но больше ничего на свете») [2].

 

Тыльная сторона памятного камня. 2019 г.

 

На боковой стороне камня написано: «Gott segne Kaisers Reich» («Бог, благослови кайзеровскую империю») [2].

 

Боковая сторона памятного камня. 2019 г.

 

По всей вероятности, первоначально надпись была только на лицевой стороне, тыльная и боковая надписи были добавлены после 1888 г. с целью поднятия патриотического духа народа недавно родившейся Германской империи. Они заметно отличаются своим шрифтом и интервалом строк. Надо полагать, памятный камень был установлен ещё раньше.

 

Бой при Сцирандсцене

Что же произошло здесь 20 августа 1757 г. (здесь и далее все даты приводятся по григорианскому календарю) за десять дней до решающего сражения русских и пруссаков при Гросс-Егерсдорфе?

Какие-либо сведения о бое при Сцирандсцене в трудах таких авторитетных исследователей Семилетней войны, как военный историк Дмитрий Фёдорович Масловский [3] и французский историк Альфред Рамбо [4], отсутствуют. Нет их и в мемуарах Андрея Тимофеевича Болотова, подпоручика апраксинской армии, прошедшего с ней по Восточной Пруссии от начала и до конца кампании [5]. Единственное упоминание Сцирандсцена обнаружено в книге Э. К. Тиля «Статистическо-топографическое описание города Тильзе» [6]. В ней приведён дневник вице-бургомистра города Тильзе (Тильзит, сейчас Советск) Андреаса Рёзеника, который он вёл с 27 июля по 4 октября 1757 г. во время пребывания русских войск на территории Восточной Пруссии. В своём дневнике Рёзеник сообщает:

«21 августа сюда [в Тильзе] пробилось много татар из армии Апраксина, из них некоторые были с саблями и нарезными стволами, другие были снабжены [вооружены] луками, каждый имел на спине колчан с 30 стрелами. Вместе с этим они привезли с собой на повозке 8 прусских раненных гусар, взятых в плен при перестрелке под Сцирандценом [в отличие от камня в дневнике пишется Сцирандцен — Ю.Б.]. Татары гнали перед собой большое количество больных и хромых лошадей и [затем] ушли через понтонный мост» [6, s. 42; 2, с. 24].

Из этого сообщения следует, что в бою под Сцирандсценом участвовали татары из армии Апраксина и прусские гусары. Подтвердить это можно лишь косвенно, сопоставляя между собой другие известные свидетельства военной кампании 1757 г.

Согласно Масловскому, татары (казанские) из «разнонародной команды» [иррегулярная конница армии Апраксина, в которую входили крещённые калмыки, казанские татары, мещеряки и башкиры. — Ю.Б.] в количестве 500 всадников (по другим оценкам — до 1,5 тысяч [7]) входили в состав иррегулярной конницы армии генерал-фельдмаршала С. Ф. Апраксина [3, с. 50, 51, 68, 250]. Всадники «команды» были «двуконными», они имели по две лошади. Вторая лошадь была загружена провиантом, военным снаряжением и являлась также «конским запасом» на случай ранения или потери лошадей в бою. «Команда» не была связана с армейскими обозами, пропитание и фураж она добывала себе сама. Поэтому она была чрезвычайно мобильна и быстра, но в то же время анархична и плохо управляема [7]. Вооружение «команды» составляли луки, пики, сабли и ружья. О них упоминает и Рёзеник в своём дневнике.

 

семилетняя война
Всадник «разнонародной команды» времён Семилетней войны.

 

1 августа 1757 г. русская армия под командованием Апраксина вошла на территорию Восточной Пруссии. В этот же день произошла стычка авангарда русской армии с гусарами прусского полковника Малаховского [3; 5] при Каттенау [сейчас Фурмановка] — Куммельне [сейчас не существует], где русские понесли ощутимые потери. После взятия Сталупян [Шталлупёнен, сейчас Нестеров] и Гумбиннена [сейчас Гусев] последовали бои за Инстербург [сейчас Черняховск], который несколько раз переходил из рук в руки, но всё же 11 августа был захвачен русской армией. 13 августа в Инстербург прибыл сам Апраксин. 15 августа здесь состоялся военный совет, на котором было решено разделить иррегулярную конницу армии Апраксина на два отряда и выдвинуть их в авангард по обоим берегам Прегеля [сейчас Преголя] для разведки. В правый конный отряд численностью в 3 тысячи сабель под командованием генерала Кастюрина входило 500 казанских татар [3, с. 250]. 18 августа в Стеркенигене [сейчас Доваторовка] армия Апраксина соединилась с армией генерал-аншефа В. В. Фермора. Здесь на военном совете был утверждён план нового распорядка войск для дальнейшего движения армий на Кёнигсберг через Заалау [сейчас Каменское]. На этом совете было также решено «часть «худоконных» [больных и раненных лошадей] отправить на Тильзит, Динабург [сейчас Даугавпилс] и Псков, а конскую сбрую (очевидно, от павших лошадей) — сжечь» [3, с. 251]. Надо полагать, конвоировать «худоконных» было приказано отряду казанских татар, т.к. до сих пор «команда» редко привлекалась к боевым действиям в составе армии и несла в основном дозорную и конвойную службу в тылу [7]. По всей вероятности, конвойный отряд татар принял «худоконных» в окрестностях Инстербурга, где раненые и «лишние» лошади могли быть собраны после боёв в районе Каттенау-Куммельн — Гумбиннен — Инстербург, и вышел в Тильзе рано утром 20 августа, двигаясь по кратчайшему пути через Зеслакен [сейчас Придорожное], Сцирандсцен [сейчас Воротыновка], Росвече [сейчас Покровское], Жиллен [сейчас Жилино] и Замбро [сейчас Загорское]. Вскоре, по этому же пути после сражения при Гросс-Егерсдорфе пройдёт в Тильзе и русская армия [8, с. 51]. К вечеру того же дня отряд оказался под Сцирандсценом примерно в 30 километрах от Инстербурга, где столкнулся с небольшим отрядом «жёлтых» гусар 7-го гусарского полка полковника Малаховского [9].  Они остались в тылу русской армии после ухода Апраксина из Инстербурга и, скрываясь в окрестных лесах, вместе с местным населением вели партизанскую войну. Возможно, татары застали гусар врасплох в самом Сцирандсцене, выслав вперёд летучий авангард.  Этим можно объяснить, почему им, до сих пор не участвовавшим в военных действиях армии Апраксина и уступающим по вооружённости и выучке прусским гусарам, удалось захватить пленных и выйти из боя победителями, прибыв затем в Тильзит с табуном «худоконных».

 

Прусские гусары, «чёрный и «коричневый». «Чёрные» гусары 5-го гусарского полка Йозефа фон Рюша участвовали в битве при Гросс-Егерсдорфе [9]

 

семилетняя война
«Жёлтые» гусары 7-го гусарского полка прусского полковника Пауля фон Малаховски [10].

 

семилетняя война
Предполагаемая схема движения отряда татар от Инстербурга до Тильзита.

 

Такова реконструкция событий, предшествующих бою под Сцирандсценом. Других свидетельств боя, кроме памятного камня в Воротыновке и упоминания Сцирандсцена, татар и раненых прусских гусар в дневнике вице-бургомистра Тильзе Рёзеника, пока не найдено. Известно лишь то, что бой произошёл 20 августа, а уже на следующий день татары прибыли в Тильзе. Расстояние между Сцирандсценом и Тильзе, как и между Инстербургом и Сцирандсценом, составляет около 30 километров. Для конного обоза с табуном хромых лошадей это вполне достижимо, учитывая, что суточный переход пехоты в нормальном марше с привалами составляет в среднем 32 километра [11, с. 3]. Отсутствие какого бы то ни было упоминания Сцирандсцена у Масловского при всей его скрупулезности в работе с военными архивами можно объяснить тем, что «разнонародная команда» в силу своей неграмотности и анархичности журналы военных действий, скорее всего, не вела, поэтому донесения о бое при Сцирандсцене просто не было. Болотов же 20 августа находился под Заалау  – далеко от места события и мог не знать о бое.

 

Список источников и литературы

  1.  Анграпа. Ru. Страница историко-краеведческого общества «Белый Ворон» (Замок Инстербург) URL: https://www.angrapa.ru/kraevedenie/belyj-voron/3088-parad-kamnej-prodolzhenie.html (дата обращения: 24.04.2021 г.).
  2. Адриановская М. В., Бардун Ю. Д. Неизвестные страницы Семилетней войны в Восточной Пруссии: бой при Сцирандсцене и хроника событий по дневнику Андреаса Рёзеника// Калининградские архивы. 2020. Выпуск 17. С. 21–39.
  3. Масловский Д. Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. Поход Апраксина в Восточную Пруссию (1756—1757 гг.). М. Типография Окружного штаба, 18861891.
  4. Рамбо А. Русские и Пруссаки: История Семилетней войны. М.: Воениздат, 2004.
  5. Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков. М. : ТЕРРА — TERRA, 1993.
  6. 6. Thiel E. C. Statistisch-topographische Beschreibung der Stadt Tielse, Königsberg, 1804. URL: https://books.google.de/books?id=u-8BAAAAcAAJ&pg=PA9#v=onepage&q&f=false  (дата обращения: 24.04.2021 г.).
  7. Рахимов Р. Н. Национальная конница в русской армии: опыт Семилетней войны 1756-1763 гг. // Сборник материалов научно-практической конференции, посвященной 80-летию Билала Хамитовича Юлдашбаева. Уфа, 2008 г. URL: http://syw-cwg.narod.ru/bshk_syw.html. (дата обращения: 24.04.2020 г.).
  8. Голованова Л.Д., Кретинин Г.В. О походе русской армии в Пруссию в 1757 году // Калининградские архивы. Выпуск 1. ГП «КГ», Калининград, 1998. С. 44—63.
  9. Прусский фронт Семилетней войны. URL: https://gusev-online.ru/news/obshestvo/19664-prusskij-front-semiletnej-vojny.html#sel=47:4,47:4 (дата обращения: 24.04.2021 г.).
  10. Прусские полки Фридриха Великого.  URL: https://vk.com/@sevenyearswar1756-prusskie-gusarskie-              polki-fridriha-velikogo (дата обращения: 24.04.2021 г.).
  11. Гуров С. Боец и отделение на походе. Воениздат. 1941г. URL: https://libking.ru/books/ref-/reference/116098-s-gurov-boets-i-otdelenie-na-pohode.html (дата обращения: 24.04.2021 г.).

 

 

 

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 4.

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 4.

 

 

Герда Янихен, урождённая Гесснер

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. Часть 4.

 

Очень скоро в квартиру фрау Даслер въехала русская семья. Это была пожилая пара с двумя детьми и коровой. Поскольку хлева при доме не было, то на ночь корову размещали на лестничной клетке. Если мы хотели утром выйти из дома, то вынуждены были перепрыгивать через коровьи лепёшки и лужи мочи. Наша квартира на втором этаже и вообще весь дом вскоре благоухали подобно настоящему коровнику. Ночью животное чесалось о лестничные перила. Должно быть оно страдало чесоткой, так как местами у него на шкуре шерсть попросту отсутствовала.

Русские дети одевались беднее наших. Они непрестанно чесались, а их запястья были перевязаны. Ежедневно русская женщина сидела перед домом на каменных ступенях и укачивала своих детей. Не прошло много времени и мы тоже начали постоянно чесаться. Наши запястья покраснели и растрескались. Они непрерывно чесались, а ещё сильнее зуд был на лопатках. Русский врач выписал мне рецепт и отправил за мазью в лазарет. Там мне сказали, что для того, чтобы сделать такую мазь, мне нужно принести топлёное масло. Вот где мне было взять его, когда даже для еды у нас почти не было и обычного жира?

Последующие дни превратились для нас в сущий ад. Я с ужасом обнаружила, что у моих детей завелись вши. Хотя мы и старались держать их подальше от русских детей, должно быть они вместе играли, когда мы этого не видели. Мы проверили свои волосы и обнаружили, что также заражены паразитами. Пришлось натирать головы бензином и обвязывать их платками, хотя уснуть при столь резком запахе было почти невозможно. Но благодаря этому мы, по крайней мере, избавились от вшей. Однако у меня всё ещё не было топлёного масла для мази. На базаре его не продавали. В конце концов, за бешеные деньги я приобрела кусок масла и протопила его. После этого я отправилась в лазарет и мне там сделали мазь, которой, как я обнаружила, на всех не хватило. Пришлось ещё дважды покупать масло и делать из него мазь, пока мы все, наконец, не излечились от этой неприятной болезни.

Однажды к нам пришли трое русских, претендовавших на нашу квартиру, и нам пришлось в течение двух часов освободить её. Для нас нигде не было прибежища. Все дома уже были заняты, а дом Тура был разрушен бомбами. Наконец мы нашли себе две большие комнаты в подвале почты, которые нам показались подходящими для временного жилья. Всё что мы смогли унести, мы перенесли туда. Русские настояли на том, что мебель должна остаться на месте. Что нам было теперь делать? В отчаянии было выплакано много слёз. После долгих просьб и уговоров нам всё же разрешили взять с собой кровати для детей.

Подвал, наш новый дом, был завален фекалиями, выгребать которые было преотвратительным занятием. Там обитали лягушки и множество других мелких животных. Мы с сестрой трудились как каторжные, но к вечеру у нас хотя бы была крыша над головой. Расчищенный пол мы усыпали песком и кирпичной крошкой. Позднее днём пришёл наш русский друг и забрал мебель, которую мы оставили в квартире. Между ним и его соотечественниками разгорелся ожесточённый спор, и дело почти дошло до драки. Когда же у нас стало довольно чисто, мы были рады, что покинули прежний «коровник». На новом месте у нас были две большие и теперь уже относительно уютные комнаты.

Но через несколько дней хлынул дождь. Над потолком нашего подвала лежала куча руин, а выше них лишь открытое небо. Когда снаружи дождь прекратился и наконец засияло солнце, у нас в подвале всё ещё продолжала литься вода. Мы были в растерянности. Однако затем мы нашли кусок гофрированного железа. Мы закрепили его на четырёх перекладинах над кроватями, а в центре комнаты натянули брезент от найденной палатки. Время от времени приходилось использовать метлу, чтобы приподнимать брезент и накопившаяся в нём вода стекала в ванну. Позднее мы попытались покрыть подвальный потолок гофрированным железом и кусками рубероида. Тем не менее, когда шёл сильный дождь, всё это оказывалось бесполезным. Если дождь был продолжительный, то мы не могли ни стирать, ни гладить, ни готовить. В своей домашней матерчатой обуви мы едва ли могли выйти на улицу. Всё тут же намокало, а мебель покрылась плесенью.

В нашем подвале не было ни плиты, ни печки. Поначалу мы готовили еду и стирали бельё для заказчиков на улице. Посреди руин почты стоял чудом уцелевший камин, чьё основание находилось в нашем подвале. Из кирпичей и глины я соорудила примитивную печь. Плиты и решётки для неё можно было отыскать в любом разрушенном строении. Учитывая тот факт, что я не имела и понятия о конструкции печи и строила её по своему усмотрению, я сильно удивилась, когда она заработала. Благодаря ей мы прогрели наш подвал, и вскоре он стал сухим. Более того, моя печка даже прославилась, и поскольку в большинстве домов печи и плиты были разрушены, я занялась их восстановлением для многих русских семей. Впрочем, вскоре мои руки настолько ослабли, что я даже не могла ухватить ими кирпич.

В один прекрасный день танковая часть покинула Турнирное поле Инстербурга. Там стояло шесть огромных палаток. Поле, с некогда замечательными спортивными сооружениями, было полностью опустошено. На протяжении нескольких недель русские ездили там на своих танках по препятствиям для всадников, вдоль и поперёк изрезав его метровыми траншеями. Место, хранившее столько воспоминаний, стало просто неузнаваемо. Теперь оно превратилось в одно сплошное вспаханное поле.

 

инстербург
Инстербург. Турнирное поле. 1930-е г.г.

 

Трибуны ипподрома были превращены в пекарню, на которой трудились немецкие военнопленные. Благодаря своей работе в качестве портной для служащих танкового подразделения, я познакомилась и с некоторыми тамошними немецкими пленными. Они знали о нашем бедственном положении и пытались чем-нибудь нас поддержать. С этой целью они составили план, чтобы вынести за пределы своей, окружённой колючей проволокой и заборами, рабочей зоны хлеб и муку. Каждый четверг двое немцев под охраной вывозили с территории пекарни мусор и отходы. В результате за забором скопилась большая мусорная куча. Там, у железнодорожной насыпи, с 9 до 10 часов утра я должна была прятаться в кустах и ждать их. Чтобы мы не разминулись, я расстилала перед своим укрытием белую тряпку. В отходах, которые они вываливали из повозки также находились и помеченные для нас коробки с хлебом и мукой. Как-то в одной из таких коробок я обнаружила записку, в которой было написано, что в следующий раз я должна была захватить с собой мешок. Хотя я и не знала, каким образом мне его передать, я прихватила его с собой. Когда подъехала телега, один из заключённых спрыгнул с неё и сделал вид, что отошёл в кусты по своим интимным делам. Он торопливо попросил дать ему мешок, снял обувь, встал в мешок, развязал две верёвки вокруг своих лодыжек, и позволил муке, спрятанной между двумя его кальсонами, высыпаться в него. Образовалось удивительно большое количество. После этого немец поспешил вслед за удаляющейся телегой.

В другой раз я нашла записку, где содержалось описание остова старого автомобиля, из которого я с наступлением темноты должна была забрать спрятанный там хлеб.

Вскоре у наших заключённых появился русский союзник в пекарне, для которого мы должны были продавать хлеб. Контрабанда теперь уже не казалась чем-то страшным. Несмотря на то, что у нас всегда при этом начинало учащённо биться сердце, и мы чувствовали себя виноватыми, но как иначе прокормить шесть голодных ртов мы не знали. Таким образом, мы с сестрой как-то вечером отправились к трибунам и засели в кустах у железнодорожной насыпи, пока русский не подал нам знак кашлем. Мы тоже откашлялись в ответ, после чего через забор из колючей проволоки к нам перелетел мешок с восемью-десятью буханками. Отдельные ломти были для нас, а целые буханки мы продавали русским. Вырученные от продажи деньги мы отдавали нашему подельнику, как и опустевший мешок.

Часто хлеб был ещё тёплым и соблазнительно благоухал. Мы тащили этот мешок вверх по длинной лестнице загородного ресторана Люксенберг, а затем, чуть перекусив, отдыхали в его развалинах. В эти минуты мы размышляли над тем, доживём ли мы до того времени, когда сможем вдоволь насытиться обычным хлебом? Мы бы легко могли при этом отказаться от всяких там тортов и пирожных. Некоторое время нас, таким образом, снабжали хлебом, но затем русские сменили посты, а наших пленных отправили в Россию. Этот источник пропитания иссяк, но наш друг позаботился о том, чтобы у нас была работа. Он постоянно присылал ко мне своих товарищей, которым нужно было перешить форму. В свою очередь я продолжала ходить в Ангерлинде, чтобы воспользоваться швейной машинкой моих тётушек. Там тоже всех военнопленных свезли в общий лагерь в Георгенбурге, для дальнейшей отправки в Россию. На рабочих местах их сменили русские переселенцы.

Кирха Шприндта была превращена в лесопилку. На ней работали шесть пленных немцев, которых охраняли четыре вооружённых русских охранника. По окончании рабочей смены немцев отпускали. Каждому разрешалось идти куда ему вздумается и они использовали это время для дополнительного заработка. Мы познакомились, и вскоре объединили наши усилия. Мы обстирывали своих соотечественников и их надзирателей. Нам было удобнее делать это прямо в котельной кирхи, так как там было много горячей воды, да и бельё в котельной высыхало в кратчайшие сроки. В качестве награды за свою работу мы получали дрова и уголь. Горючее для нас было столь же необходимой вещью, как еда и питьё. В округе все деревья были уже срублены, за исключением нескольких фруктовых деревьев, чьи плоды собирали прямо вместе с ветвями на которых они росли. Все сады заросли бурьяном и представляли собой унылое зрелище. Из зарослей сорняков, словно указующие в небо костлявые персты, торчали деревья с поломанными кронами и редкими ветвями.

 

Кирха Шприндта до войны.

 

Деревянные заборы и изгороди русские поломали и сожгли. Вы едва ли узнали бы наш прекрасный Шприндт, где каждый меленький домик являлся настоящим украшением, в окружении красивых и ухоженных садов.

Вокруг кирхи возвышались высокие горы брёвен, которые в нефе превращались в доски.

С одним из работавших там военнопленных я после работы ходила белить квартиры. Время от времени у нас было много заказов. По желанию заказчика мы даже рисовали на стенах вишни и тюльпаны. Получаемые за эту работу продукты мой напарник обычно оставлял мне. Как-то в день стирки в кирхе наши пленные попросили меня испечь пирог. Они собрали для этого всё масло и сахар, что сумели скопить, а также и всё остальное, что требовалось для выпечки. Пирог я запекала в печи кирхи. Я немного волновалась, поскольку не была уверенна в результате. Примерно через час всё было готово. Пирог был прекрасен и пах так, что все остались довольны. На следующий вечер Ганс В., один из заключённых, пришёл к нам домой с этим пирогом, букетом полевых цветов и искусно оформленной самодельной открыткой, чтобы поздравить меня от имени всех наших товарищей с моим днём рождения. В обстановке нашей полной нищеты такой сюрприз был для меня дороже всего на свете. Я была растрогана до слёз. Я и не знала, что испечённый мной пирог для меня же и предназначался. Должна заметить, что мы до сих пор общаемся с этим уже бывшим военнопленным Гансом Велингом.

Внезапно почти всю нашу семью сразила малярия. Бабушка, мама, сестра с ребёнком и моя младшая дочь страдали от озноба и приступов лихорадки. У меня наступил тяжелейший период, состоявший из сплошных бессонных ночей. Я не только вела ежедневную борьбу за насущный хлеб, но и нашла русского врача, на которого стала работать, чтобы получать лекарства для своих больных.

Бабушка так и не пережила этой болезни. С разрешения четырёх русских охранников, которые, как я уже писала, присматривали за лесопилкой в кирхе, наши военнопленные сколотили для неё гроб. Из еловых веток и полевых цветов я связала венок, а дядя Отто сделал деревянный крест. Шесть наших соотечественников с лесопилки перенесли тело моей бабушки на кладбище. У каждого в нашем маленьком траурном шествии нашлась книга церковных гимнов, из которых мы исполнили несколько песен. Так мы попрощались с нашей бабушкой.

На первом этаже школы Герберта Норкуса в Шприндте открыли продуктовый магазин, но его ассортимент оставлял желать лучшего. С 5 утра перед ним выстаивалась длиннющая очередь из желающих хоть что-нибудь купить. Перечень продуктов менялся практически ежедневно. В один день было пшено, на следующий мука, затем сахар, крупа и так далее. В руки отпускали только по полкилограмма. Половина ждущих в очереди уходила ни с чем, потому как в течение буквально пары часов магазин распродавал свой скудный запас. Что-то купить получалось только у тех, кто приходил сильно загодя. Данная торговая точка работала нерегулярно и столь же нерегулярной были и поставки в неё.

В городе также появлялись различные продуктовые магазины, чьи витрины — как ещё старые, так уже и новые — украшались макетами колбас и ветчины. И повсюду стояли страшно длинные очереди.

Гражданским русским было ещё хуже чем нам. Их отправили в Восточную Пруссию, дали пустующие квартиры, несколько мешков овса и немецкую корову. И практически у всех было по несколько детей. То тут, то там бегали куры, с которыми они делили своё жильё. Они не могли оставить скотину без наблюдения, потому что среди них процветало воровство. К этому их подталкивала невообразимая нищета. Их дети бегали полуголыми. Ночью их укрывали грязной родительской одеждой, когда те вечером снимали её.

Они вполне довольствовались хлебом, молоком, да чаем. Им не приходило в голову или они были не в состоянии зарабатывать так, как это делали мы. Они были счастливы, когда мы покупали у них молоко. Однако делали мы это только когда находились на лугу во время доения. Впрочем, со временем мы нашли опрятную русскую женщину, которая ежедневно по утрам приносила нам молоко прямо домой.

Нашу работу теперь оплачивали деньгами, и мы сами могли назначать за неё цену. Не всегда нам платили озвученную стоимость, но, тем не менее, мы в сложившихся обстоятельствах жили вполне себе хорошо.

Однажды вечером я решила отправиться с нашим другом в Тильзит, чтобы утром подешевле отовариться на тамошнем литовском базаре. На железнодорожном вокзале Инстербурга мы прождали почти три часа, прежде чем прибыл поезд в Тильзит. Никакого зала ожидания там уже не было. Все люди сидели либо прямо на полу, либо на своём багаже. В таком скоплении нужно было смотреть в оба, чтобы ничего не украли. Повсюду сновали подростки-воришки. Наш друг для этой поездки надел гражданский костюм, так ему нельзя было ходить вместе с немцами по форме.

В Тильзите мы оказались незадолго до полуночи. Около моста королевы Луизы мы нашли кофейню, где и остановились до трёх часов утра. Живую музыку там обеспечивал русский дуэт, и мы даже немного потанцевали. Когда же музыканты заметили, что мы разговариваем по-немецки, то заиграли немецкие хиты. Лучше всего у них вышла «Rosamunde». Скоро к нашему столику подсело ещё несколько человек. Наш друг также притворился немцем, и некоторые удивлялись, откуда он столько знает о России и так хорошо говорит по-русски. Он сказал им, что некоторое время учился в Москве. Они охотно в это поверили, и все вокруг были добры к нам. В три часа утра заведение закрыли. Нам пришлось прождать ещё два часа, прежде чем заработал рынок. Там мы купили сыр, творог, мёд, масло, муку, свежую рыбу и картофель. Немецкие ребятишки зарабатывали себе мелочь, помогая покупателям доставлять их покупки на ручных тележках прямо на вокзал.

Мы бы рады были почаще ездить в Тильзит, так как литовцы продавали свои товары дешевле, да и выбор там был посолиднее. Однако путешествие туда было весьма проблематичным. Поезда ходили без расписания, да и бессонная ночь не прибавляла оптимизма. Ждать в кафе было слишком долго, а ночевать в палатке опасно. Как я уже говорила, там водилось слишком много всяких негодяев. Они ловко прорезали ножами и бритвами карманы пальто или сумок, вытаскивая из них содержимое. Они хорошо знали своё дело. Как правило, участвовало в этом два подростка. Один из них отвлекал жертву разговором, а другой воровал. Лучше всего деньги и документы было хранить в нагрудном кармане. Но ночью и это было бесполезно, и людей часто обирали просто до нитки.

В октябре 1948 года был составлен эшелон, вместе с которым около 3000 немцев из Инстербурга и его окрестностей должны были покинуть свою родину. Мы были рады, что наконец все наши страдания оставались позади, но в то же самое время нам было невыразимо грустно от того, что мы покидаем наш родной и любимый дом. Со смешанными чувствами мы стали готовиться к путешествию. Свои пожитки мы упаковали в деревянный чемодан, на который обменяли всю свою домашнюю обстановку.

Наш друг порекомендовал хранить некоторые из наших вещей в маленьком тазике, в котором мы также могли купать и мыть наших детей в дороге. Также он посоветовал взять с собой кастрюлю, в которую мы должны были положить масло для готовки в пути. Вначале я удивилась, а затем рассмеялась, сказав, что у него, должно быть, мало опыта поездки в поездах. «Как можно готовить в поезде?», спросила я. Но его объяснения показались мне разумными. Поездки на русских поездах, вероятно, были чем-то совершенно иным, нежели у нас. Если поезд останавливался на маршруте дольше положенного, что по его опыту происходило довольно часто, то из локомотива можно было взять горячей воды, соорудить небольшое и обложенное камнями кострище, и на скорую руку приготовить горячий обед. Мы с благодарностью приняли его рекомендации и позднее не раз их вспоминали.

И вот наступил день прощания. Утро выдалось пасмурным и туманным. Наш путь из Шприндта до железнодорожного вокзала был долгим и трудным. Мы усердно тащили свой багаж, который сам по себе абсолютно ничего не стоил, и старались ничего не растерять. Слишком часто оглядывались по сторонам. В голову непрестанно лезли мысли о том, что вот этот дом или улицу ты видишь в последний раз. На сердце стало невыносимо тяжело. Даже надежда на лучшее будущее не облегчила нам уход.

Рядом с железнодорожным вокзалом была расчищена обнесённая дощатым забором площадка, на которой собрали всех предназначенных для депортации немцев. Большинство составляли женщины и дети, среди которых было только несколько пожилых мужчин. То была печальная картина. Бедные и плохо одетые люди, полуголодные дети с осунувшимися лицами, на которых лежала печать страдания. Повсюду можно было видеть сидящие на корточках или на собственных немногочисленных вещах, упакованных в мешки, призрачные фигуры. Нам пришлось прождать полдня, прежде чем нас подвели к товарному составу.

В тесных переполненных вагонах все пытались найти себе свободное место. Из-за этого возникали споры. Так или иначе, но всё равно сидеть приходилось прямо на полу. Прошло несколько часов, прежде чем двери вагонов были закрыты. В образовавшемся полумраке можно было различить только отдельные лица. Для исправления естественных нужд было предусмотрено только старое металлическое ведро. Такое положение было крайне неловким для всех, но приходилось мириться.

Наконец поезд тронулся. В этот момент пришло осознание всеобщего горя. Послышались плач и рыдания. Мне никогда не забыть эту боль расставания с домом. Через щёлочку в двери я наблюдала как наш любимый Инстербург постепенно уплывал за горизонт. Мне кажется, что среди всех наших злоключений, это был самый грустный момент. Лишь теперь мы поняли, что вместе с родным городом потеряли последнее, что у нас было.

Наш поезд остановился в Кёнигсберге. Всех обязали выйти и перенести свой багаж в большой зал вокзала, где проводился осмотр вещей. Было сказано, что ни у кого не должно быть рублей, драгоценностей, газет, табака и сигарет. Всякий, кто владел ими, должен был их сдать, или они будут отобраны у них силой.

Ещё в Шприндте русский офицер передал мне пакет, который я должна была отправить из Германии немецкой семье, вместе с которой он жил в городе Бург, около Магдебурга, два года тому назад. В этом пакете помимо всего находились вещи, которые были запрещены к вывозу. На пункте контроля, когда проверяли мой багаж, я боялась худшего. Пока один офицер проверял мои документы, другой положил на длинный стол мой чемодан и рядом посадил детей. Он внимательно осмотрел их одежду. Они были одеты в пальто, которое я сшила из старого шерстяного одеяла, с самодельными картонными и обшитыми тканью пуговицами. Именно эти пуговицы и вызвали у него наибольшее подозрение. Вероятно, он полагал, что в них было зашито что-то запрещённое. Он спросил мою дочь, показывая при этом на одну из пуговиц: «Что это?» Она быстро ответила: «Пуговица, ты разве не знаешь?» Офицер лишь усмехнулся столь дерзкому ответу. Затем он полез в карман её пальто, в которое я положила пачку сигарет. Русский спросил мою дочь: «Ты куришь?». А она и говорит: «Я нет. Только моя мама!» Видимо ему понравилось, что дети отвечали по-русски без заминки, и он ещё некоторое время с ними поболтал. Когда же он вынул из таза кастрюлю и захотел проколоть содержимое тонкой длинной иглой, то моя дочь положила на неё руки и заявила: «Не делайте этого, иначе мы не сможем есть это масло». Он спросил, что может мама спрятала под маслом драгоценности? «Нет», ответила дочь, «у нас ничего подобного больше нет. Плохие русские отняли их у нас!» Этот откровенный ответ его явно смутил. Он чуть приоткрыл наш деревянный чемодан, после чего тут же закрыл, особо не всматриваясь. Доброжелательно, почти сердечно, он попрощался с детьми и отпустил нас. Таким образом, мне удалось почти всё сохранить, включая посылку для немецкой семьи в Бурге, которую я позднее ей переслала. Отобрали только сигарную коробку с солдатскими жетонами, которые мы собрал в лесах вокруг Каралене. Я очень опечалилась этим фактом. Надо было упаковать её в деревянный чемодан. Возможно, что эти жетоны прояснили бы судьбы некоторых из наших солдат, которые до сих пор числятся пропавшими без вести.

На другой платформе нас уже ждал пассажирский поезд, в который могли сесть все, кто прошёл досмотр. Ещё до наступления темноты он отправился в путь. Из Кёнигсберга мы поехали в сторону Мазурского края, находившегося уже под польским контролем. На границе все сошли с поезда и выстроились перед вагонами, после чего польские офицеры проверили наши документы. Затем польские солдаты обыскали поезд. Весь багаж был перевёрнут и разбросан. Мы так и не узнали, что они искали. Грубо и с криками нас загнали обратно в вагоны. Двери снаружи опломбировали. Поезд шёл два дня, но уехали мы недалеко, вернувшись на ту же самую станцию. Припасённая вода подходила к концу. В запертых вагонах стояла такая невыносимая жара, что всех мучила страшная жажда. Несмотря на то, что стоял октябрь месяц, погода стояла по-настоящему летняя. Окна были заклеены снаружи и их невозможно было открыть.
Однако на вокзале в Алленштайне нам всё же принесли воды. Мы стали кричать и стучать в окна и отчаянно просили пить. Работавшие там поляки лишь злорадно ухмылялись. Мы не понимали того, что они нам говорили. Они стали окатывать вагоны из брандспойтов, ругаться и угрожать нам кулаками. Нам стало понятно, что наша жажда вызывала у них садистское удовольствие. Поэтому дальше мы поехали без капли воды. Нас поразило, что поля в Мазурском крае обрабатывались, чего не наблюдалось в оккупированной русскими части Восточной Пруссии. Мы провели ещё один день в пути. Кто-то заболел, у кого-то прямо в поезде рождались дети, а кто-то и вовсе умирал.

И вот мы пересекли польскую границу. Были распечатаны и открыты двери. Мы снова очутились на немецкой земле! Больным тут же был оказан необходимый уход, а некоторых сразу отправляли по больницам. Вместе с остальными пассажирами мы ринулись наружу, чтобы набрать воды из локомотива.
Поблизости располагалось несколько усадеб. Наши попутчики побежали туда с кувшинами и вёдрами. Возле водяной колонки образовалась настоящая давка. Люди вырывали друг у друга из рук сосуды с драгоценной водой. Из дома вышел хозяин усадьбы и стал громко ругаться, поскольку в своём стремлении утолить жажду несчастные сметали всё на своём пути.

Локомотив подал сигнал, и все бросились обратно. С открытыми дверьми и окнами ехать стало легче. Как известно, нужда и нищета создают специфический аромат, сопровождавший нас на всём пути следования. На одной из станций нас всех обсыпали белым порошком от вшей. Пахло от него дурно, но всё же это было лучше, чем страдать от паразитов. Затем мы вспомнили о нашем русском друге, так как нам сильно пригодился его совет относительно пользы кастрюли. Взяв из локомотива горячей воды, мы смогли приготовить себе суп. Такая процедура повторялась раз за разом.

Из-за долгого сидения в вагонах почти у всех распухли ноги, и мы просто мечтали как следует их вытянуть. Ночью мы освобождали скамьи, чтобы соорудить на них спальное место для детей, а сами садились рядом с багажом на пол и следили, чтобы они не свалились оттуда.

Чем дольше длилась наша поездка, тем больше мы испытывали страданий. Больных уносили, и случалось так, что матерям приходилось оставлять своих детей.

Каждый из нас жил чем мог. Во время остановок мы старались что-нибудь поесть, но уже на следующий день запас иссяк. Однажды во время одной из таких остановок, те кто был помоложе забрались в сады, росшие возле железнодорожной станции и украли всё, что там росло — капусту, свеклу, фрукты и прочее.

Спустя десять дней мы прибыли в Берлин. На платформе берлинцы интересовались у нас, откуда мы прибыли. Некоторые были особенно недружелюбны и спрашивали, чего нам тут надо и не хотим ли мы съесть их последний хлеб. Наша радость от того, что мы, наконец, добрались до нашей цели, захлебнулась в зародыше. Они видели в нас захватчиков и их слова очень больно нас ранили.

Сотрудники Красного Креста напоили нас горячим солодовым кофе. Всякий, кто надеялся, что нам дадут ещё и кусок хлеба, ошибался. Нас отвезли в карантинный лагерь возле Кюхензее, где мы пробыли 14 дней.

С нами всё ещё была старая матушка (Бёкель) из Каралене. Её сын жил в советской зоне оккупации и получив известие, приехал за ней. Это было весьма трогательное воссоединение.

Нас же приютила невестка, поскольку мой брат всё ещё находился в русском плену. Одна из моих сестёр жила со своей свекровью в Брюке, о чём мы узнали ещё в Восточной Пруссии, и нас тоже ждало счастливое воссоединение. Нашему русскому другу мы перед отъездом оставили её адрес и он написал в Брюке, интересуясь нашим местонахождением.

Лишь в 1971 году, то есть спустя 23 года, я неожиданно получила от него письмо. Он писал из Инстербурга и сообщал о том, что продолжает там жить и работать. Он также написал, что построил себе дом на месте разрушенного, рядом с нашим прежним жилищем на Пульверштрассе, и регулярно наведывается в мой бывший сад за яблоками. В письме он прислал мне несколько цветов из этого сада. И теперь я смотрю на них как на самое настоящее чудо.

 

Автор этих воспоминаний Герда Янихен, урождённая Гасснер (в центре) и её дочери, Либгунде (слева) и Росвита (справа)

 

Эта часть завершает рассказ фрау Янихен о времени скитаний и жизни при советской власти в нашем родном доме, а также о печальной депортации на Запад.

 

 

Перевод:  Евгений Стюарт

 

* Квадратными скобками [***] помечены примечания переводчика

 

Источник: Insterburger brief № 9/10, 11/12  1974; 1/2, 3/4, 5/6, 7/8, 9/10, 11/12  1975; 1/2, 3/4  1976.

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 1.

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 2.

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 3

 

 

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 3.

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 3.

 

 

Герда Янихен, урождённая Гесснер

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. Часть 3.

Однажды пришёл некий майор с какими-то солдатами. Они хотели, чтобы мы приготовили для них горячий обед. Майор говорил по-немецки и спросил нас, хотим ли мы работать в его подразделении, так как они будут возрождать сельское хозяйство в Повелишкене <этот населённый пункт сейчас не существует. — admin>. Он пообещал нам ежедневное питание и жильё. От него мы также узнали, что большинство его солдат находились в немецком плену, а потому знали немецкий язык. Из-за этого плена советское правительство приговорило их отбывать трудовую повинность в так называемой штрафной роте.

Мы подумали несколько часов, обсуждая своё прошлое и будущее, и наконец согласились поработать для этих обделённых солдат.

Переезд был осуществлён на подводе, и ехать оказалось совсем недалеко. По сути, мы всё ещё оставались в Каралене, просто переехали на другую сторону реки. Наш новый дом находился в бывшем парке для загородных прогулок «Маленькая Бразилия». По склону к реке спускалась терраса с небольшими нишами, в которых раньше стояли столы и скамейки для гостей. Некоторые скамейки всё ещё были на месте. Там также находился родник с чистейшей водой. Ни один чужак не мог попасть сюда незамеченным.

Дом стоял на полуострове, образованном изгибом реки, а перед ним находились хозяйственные постройки и жилые дома для солдат. Близлежащие поля охранялись днём и ночью. Мы работали попеременно то в поле, то в прачечной, которая была организована в одном из жилых домов. Кормили отменно. В общем, учитывая обстоятельства, это была вполне «прекрасная жизнь». Нам не нужно было беспокоиться о следующем дне, и мы ложились вечером спать с уверенностью, что ночь пройдёт спокойно. Несмотря на тяжкий труд, нас всегда ждал добрый отдых. К сожалению, осенью это замечательное время подошло к концу. Майора вместе с его солдатами перевели в другое место. Ему на смену пришёл офицер-еврей с другим контингентом. Он тут же уволил нас, напоследок оскорбив: «Вы немецкие шлю… Пошли вон! Чтоб я вас здесь больше не видел!» Целый мир рухнул для нас. Внезапно мы остались ни с чем. Офицер запер нас на ночь в пустой комнате, а утром прогнал. Остаться вместе с детьми разрешили только моей матери и бабушке. Когда мы отказались уходить, солдаты выстрелили в потолок. Это был страшный момент.

Тайком мы выбрались с территории, чтобы найти какую-нибудь работу и что-нибудь съестное в Дваришкене <сейчас пос. Лесное Черняховского р-на. — admin>, где стояла знакомая нам воинская часть. В ней служили русские, охранявшие наших немецких военнопленных, работавших на лесоповале. Мы убирали комнаты и стирали бельё, которое кипятили в установленном на кирпичах котле прямо перед их домом. Затем котёл и бак переносились к следующему дому, где требовались наши услуги, и так далее. В качестве награды за работу мы получали продовольствие, просо, муку, рыбу, хлеб и всё то, без чего они могли обойтись. Хотя, учитывая объём работы, этого было очень мало, но всё же помогало поддерживать нас на плаву.

Осенью в садах вокруг Каралене, о которых уже никто не заботился, росло много диких овощей и фруктов. Там мы собирали обильный урожай. Помимо этого в лесу было множество грибов. Когда мы впервые осмелились пойти в лес, то были сильно напуганы. Перед нами предстала мрачная картина: повсюду лежали погибшие немецкие солдаты — в бесчисленных окопах, блиндажах и укрытиях, друг на друге, прислонившиеся к брустверам, а один даже каким-то чудом стоял. Оправившись от первого шока, мы стали размышлять, что нам предпринять. У нас буквально не было сил похоронить их или даже присыпать землёй. Их было слишком много. В конце концов мы решили хотя бы собрать их личные жетоны, чтобы потом передать их кому следует. Но даже это стоило нам больших усилий, так как их тела сильно разложились. В результате у нас накопилась целая сигарная коробка этих жетонов. Если бы потом рабочие команды русских приступили к очистке лесов, то не стали бы заниматься сбором жетонов. В этом мы были уверены. Но и наши усилия оказались напрасны, потому как во время нашей депортации из Восточной Пруссии у нас эту коробку изъяли.

Поздней осенью, когда был собран урожай, наши мучители покинули нас. Повелишкен опустел. Дома были в той или иной степени разрушены, как и вся мебель. После ухода военных посёлок был заброшен. Но как бы прекрасна ни была наша «Маленькая Бразилия» летом, зимой мы боялись, что нас поглотят сугробы. Чтобы этого не случилось, мы по частям перенесли наш «инвентарь» в покинутый русскими посёлок и поселились в бывшей усадьбе, которая сохранилась наилучшим образом. Хотя нам пришлось убрать неимоверное количество грязи, тут было достаточное количество комнат, чтобы наш дядя Отто мог перебраться к нам.

Несколько дней мы наблюдали за новоприбывшими солдатами. На них была ухоженная зелёная униформа, какой мы никогда раньше не видели. Вскоре первые из них принесли нам своё бельё для стирки. Но мы никак не могли прийти к взаимопониманию, так как наши познания русского языка оставляли желать лучшего.

Внезапно с высокой температурой слегла моя сестра. По нашей просьбе к нам пришёл врач из этого загадочного нового подразделения и стал её лечить. Спустя несколько дней он привёл с собой двух коллег офицеров. Один из них говорил по-немецки и представился «Батбалковником» [т.е. подполковником]. Это оказался командир пограничного батальона, что расквартировался в Каралене. Он разговаривал на столь прекрасном немецком, что мы даже предположили, что у него немецкие корни. В ходе беседы он рассказал нам, что он еврей, и что все евреи говорят по-немецки. Принимая во внимание наш горький опыт, мы забеспокоились, что он тоже нас возненавидит. Но теперь мы имели дело с культурными и порядочными русскими. Они поинтересовались, как мы жили и хотим ли мы работать. Мы, конечно же, с благодарностью ответили, что готовы к труду. Мои тёти, а также моя оправившаяся от болезни сестра, стали работать в прачечной, а я занялась пошивом одежды в ателье, разместившемся в доме Шиннхубера в Каралене. Чтобы нам не пришлось ежедневно ездить на рабочие места, нам выделили квартиру над столярной мастерской Холльштейна, а солдаты помогли с переездом.

Страшная нужда закончилась. Я шила и чинила форму. В качестве оплаты нам выделяли продукты для наших родственников, что остались дома, а нас самих кормили в столовой.

 

Каралене. Гостиница Эдуарда Дюшелейта. 1920-1930 г.г.

 

Посёлок Зелёный бор, бывший Каралене.

 

Вскоре Каралене был весь заселён. Офицеры привезли сюда из России свои семьи. Не все женщины были добры к нам, и никто не подходил к нам слишком близко.

Как-то жена врача захотела, чтобы я сшила ей платье. Я пыталась объяснить ей, что никогда не шила платьев и не могу сделать это без рисунка. Тогда она нарисовала его на листе бумаги и сказала: «Хочу вот такое!» Я отказалась, потому как если испорчу ткань, то мне нечем будет её заменить. Однако женщина сильно рассердилась и заявила, что я будто бы не хочу шить для неё только потому, потому что она еврейка. Я растерялась и заплакала. Наконец собрав всю волю в кулак, я согласилась, напомнив себе, что многим обязана её мужу, что рисковать естественно, и, наконец, что не узнаешь, пока не попробуешь. Её муж не только вылечил мою сестру, но также и снабжал нас лекарствами, чтобы защитить от болезней, а также давал моим детям витамины и укрепляющие препараты. Кто знает, как бы мы жили без его помощи. И я с отчаянной храбростью погрузилась в работу, сумев сшить красивое платье, понравившиеся этой женщине. Тамара, как её звали, попросила меня прийти к ней домой и забрать причитавшиеся мне продукты. Там я и узнала от неё, что её постигла почти такая же судьба, что и нас. У неё был маленький ребёнок, и он умер бы от голода, если бы немецкие солдаты не поили и не кормили их. Наконец она сказала, что я должна почаще навещать её и готова отдать мне всё, без чего может обойтись сама. Она призналась мне, что не любит готовить и предпочитает ходить обедать вместе с мужем в столовую. Мы с ней были одного возраста и позднее стали добрыми подругами.

По окончании рабочей смены мне разрешали пользоваться швейной машинкой для собственных нужд. Поэтому я много шила на сторону и получала за это дополнительные продукты. Также нашлась и работа для нашего художника, дяди Отто.

Накануне Рождества я сшила своим детям праздничные игрушки. Принимая во внимание условия, выглядели они довольно мило. Все, кто их видел, приходили в восторг и хотели такие же для собственных детей, а потому шила я их до поздней ночи. В результате к русскому Рождеству, которое они отмечают 1 января <видимо, автор путает Рождество с Новым годом. — admin>, я изготовила просто бесчисленное количество таких игрушек.

Итак, Рождество приближалось. Я раздобыла ёлку, что было совсем не сложно, но теперь требовалось придумать, как и чем её украсить. Для этого я попыталась что-то смастерить из русской курительной бумаги. Я складывала листочки вместе, сшивала посередине, обрезала овалом или зубчиками, разворачивала их, и в результате получался объёмный шарик. Дополнив это великолепие соломенными звёздами и самодельными свечами из пчелиного воска, мы закончили украшение нашей ёлки. Русские по достоинству оценили результат, и мне было поручено изготовление ёлочных украшений для их семей. Они скупили всю сигаретную бумагу в магазине, что прибавило мне ещё несколько ночей работы.

Одежду я шила теперь только для русских женщин и их детей. Русские получали материю одного вида в тюках. Из-за этого платья немного напоминали униформу, но для меня это обернулось неоценимым преимуществом, так как после пошива мне оставляли неиспользованные куски ткани. Из этих остатков я вырезала мелкие детали для следующего платья, благодаря чему у меня постепенно накапливался запас. Когда я изготовила четыре-пять платьев, то у меня остался достаточно большой отрез ткани, которого оказалось достаточно, чтобы сшить одежду для своих детей, и поэтому у них к празднику тоже появились новые наряды.

За день до наступления Рождества меня вызвали к лейтенанту Кибалле, заведовавшей местным магазином, который был обустроен в бывшей продуктовой лавке Шимката. Там для праздничного стола мне дополнительно выделили муку, жир, сахар, разрыхлитель, мясо, а также немного конфет. В открытом мешке я заметила кофейные зёрна и спросила, можно ли мне взять и их. Лейтенант свернула из газеты кулёк и наполнила его вкусными зёрнами, после чего сказала мне идти домой и испечь пироги для праздника. Воодушевлённая я отнесла все эти подарки в дом, а затем отправилась на работу.

 

Каралене. Продуктовая лавка Шимката. 1920-1930 г.г.

 

Батбалковник и ещё два старших офицера хотели посмотреть, как мы празднуем немецкое Рождество и поэтому получили приглашение придти на следующий день в 17 часов. Они оказались пунктуальны, но отказались занимать предложенные им места, так как не хотели нам мешать, а только посмотреть. Все трое устроились на полу у изразцовой печки. Нас поразила такая скромность с их стороны.

Шесть зажжённых свечей придавали торжественности нашей бедной хижине. В простеньких расписных тарелках лежало столько всего, что глаза наших детей просто сверкали. Их нежные маленькие ручки робко тянулись к игрушкам, пока мы пели прекрасную старую рождественскую песню “Тихая ночь, святая ночь”. Никто из нас не смог сдержать слёз, и даже наши гости на заднем плане высморкались. Пройдя через столько испытаний и страданий, мы, наконец, праздновали скромное доброе Рождество… дома.

Пока не догорели свечи, наши русские гости играли с детьми. Мы удивлялись, насколько они непосредственно вели себя с ними и как они их хорошо понимали, развлекая малышей всевозможными играми и песнями. Они ползали на четвереньках, позволяя детям кататься на них верхом. Мало того, что эти игры были новыми для них, но также и торт, печенье и конфеты. О прежних временах они не помнили, так как были ещё очень маленькими.

Комнату наполнял аромат кофе и ели. Ради приличия русские гости попробовали наш кофе и пирожные, которыми тут же делились и с детьми. Было ясно, что они не хотели объедать нас. С чувством – и это было хорошо заметно – того, что они сделали что-то хорошее, офицеры распрощались с нами. После этого мама подала на стол нашу трапезу, и мы дружно занялись её поглощением.

С нами по соседству проживало два офицера, чьи семьи всё ещё оставались в России. Мы прибирались в их квартире и стирали их одежду. На 1 января они пригласили нас отметить их праздник. Если бы мы отказались, то обидели бы их, и трое из нас пришли. Нас ждал богато накрытый стол. Помимо всего там была солёная сельдь прямо из бочки, водка в пивных бокалах, мясные консервы и белый хлеб. Офицеры объяснили нам, что они сначала должны отправиться в “клуб” для общественного торжества, но мы должны чувствовать себя комфортно, а также есть и пить всё, что находится на столе, так как всё это приготовлено для нас. И вот мы остались одни. Мы ели от души, а также кое-что отнесли родным домой. Однако мы не знали, что делать с водкой. Алкоголь мы пить не хотели, и поэтому взяли только одну бутылку для дяди Отто. Когда наши хозяева вернулись, мы были по-настоящему сыты, и чтобы дальше там не оставаться, притворились пьяненькими, после чего нас аккуратно сопроводили до дома. Оставшуюся на столе еду нам разрешили забрать с собой.

Той ночью выпал первый снег, причём такой обильный, что мы утром едва выбрались из дома.

В ту же самую ночь у меня внезапно возникли проблемы с портным, с которым я работала уже долгое время. Он пришёл пьяным и стал жаловаться моей матери на свои страдания. Он говорил, что любит меня, но я не отвечаю ему взаимностью. Что у меня ангельские глаза, но дьявольское сердце. Что он готов позаботиться обо мне, о моих детях и старой матери. А потому мама должна убедить меня выйти за него замуж. В результате он стал настолько навязчивым, что мне пришлось силком запереть его в подвале, где он и провёл остаток ночи.

На протяжении следующих нескольких дней он поджидал меня повсюду, то прося, то угрожая. Своим товарищам он сказал, что добьётся своего силой. Снова напившись, он куда-то пропал, да так, что его никак не могли найти. Русские солдаты сообщили Батбалковнику о его высказываниях, и тот отправил людей на его поиски. Наш дом охраняли два офицера. Мне было забавно наблюдать за этим, но в реальную опасность я никак не верила. Но затем портного нашли рядом с нашим домом, в подвале разрушенного здания. При нём был пистолет, нож и вожжи. Я была потрясена, и меня затрясло от страха, хотя опасность уже миновала. Портного арестовали и депортировали в Россию. Как выяснилось, он был известен за свои любовные похождения, и врач собирался отправить его домой, поскольку у него что-то не так было с головой. После этого инцидента мне пришлось мириться с различными насмешками.

Мастерскую портного закрыли и я теперь ходила шить в русские семьи в частном порядке. В перерыве у меня оставалось время на уборку, стирку и глажку белья. С последним я еле справлялась. Гладить старыми угольными утюгами было сложно. Впрочем, хорошо, что мы по приезду подобрали хотя бы их, а то теперь невозможно было сыскать и таких.

Весной в Каралене приехало ещё больше русских. Нам, немцам, теперь пришлось освободить для них центр посёлка. Нас перевезли на телеге в дом около вокзала узкоколейной железной дороги. Этот дом принадлежал семье Мальцкейтов. Он освободился, когда глава семьи скончался и был похоронен дядей Отто рядом со своим же домом.

Для того чтобы тут жить мы вновь приступили к большой уборке. Здесь водилось множество крыс и мышей. На кухонном полу зияла здоровенная дыра, которую мы засыпали битым стеклом и кирпичами. Почти каждое утро мы обнаруживали, что осколки стекла исчезали, а куски кирпичей расшвыривались. Поэтому вечером мы упаковывали наши продукты в корзину и подвешивали их к потолку. Однажды вечером наш друг принёс нам мешок картошки. Мы переложили её в большую корзину и оставили на кухне. На следующее утро на полу снова зияла крысиная нора, а корзина опустела, за исключением нескольких разбросанных по полу клубней. Крысы утащили всю картошку. Как гласит старинная поговорка – “Как пришло, так и ушло”. В это отверстие мы сливали всю воду после стирки, но избавились от крыс только тогда, когда затравили их карбидом.

Обе мамины сестры нашли себе работу в колхозе в Ангерлинде [до 1938 года Пирагиенен, ныне Мичурино]. С собой они забрали и бабушку, так как им там выделили просторную квартиру. Также за ними последовал и дядя Отто. Бабушка Бёкель, моя мама, сестра, трое наших детей и я остались в Каралене. Наш друг дал нам новую возможность для заработка. Он дружил с поваром пограничного батальона, и они вместе придумали не совсем честный план. Повар припасал мясо, рыбу, хлеб и бобы, которые мы, в свою очередь, продавали на базаре (чёрном рынке) в Инстербурге. Половина всего доставалась нам. Здесь нужно заметить, что любое средство, которое могло спасти нас от голода, было для нас верным, так как мы не могли прокормиться только тем, что зарабатывали своими руками. Мы укладывали продукты в коляску и два раза в неделю возили их на базар. Поскольку наши родственники жили в Ангерлинде, то мы их часто навещали по дороге. В тот момент у нас всё было в порядке. Повар давал нам больше продуктов, чем мы могли заработать на другой работе. У меня оставалось время на детей и для всевозможного рукоделия. Поэтому я сшила много сумок из льняных мешков, белые детские шапочки из остатков рубашечной ткани, носовые платки, которые обмётывала швейными нитками, и многое другое. Я продавала всё это на базаре и одновременно покупала те продукты, которых нам недоставало. Я также шила детские платья, куртки и брюки из немецких армейских головных уборов, которые где-то отыскал наш друг. Отороченные пёстрым сукном, они выглядели довольно мило.

 

Инстербург
Инстербург. Нойер Маркт. Именно здесь коммерция помогала людям как-то выживать.

 

Необходимо заметить, что наш русский друг был привезён в Германию немецкими солдатами с Украины, в возрасте 14 лет. На протяжении пяти лет он жил вместе с другими русскими в бараке на вокзале в Магдебурге. Там он чистил поезда и железнодорожные пути, и одновременно обучался сапожному ремеслу. Теперь же он позаимствовал необходимые инструменты, попросил своих родителей прислать из России кое-какого материала, и справил мне пару сапог. Из-за того, что мне приходилось много передвигаться зимой с мокрыми ногами, я почти на три месяца лишилась голоса. Простуда продолжалась, и я боялась, что больше никогда не смогу снова говорить. Но весной мне стало лучше, и к тому же в новых сапогах мои ноги были совершенно сухие. Я была этому очень рада.

С каждым днём становилось всё теплее и меня потянуло в сад. Средь куч мусора и зарослей стали пробиваться первые подснежники, а за ними и тюльпаны. В некоторых местах я расчистила пространство, чтобы бутоны смогли раскрыться. От всего этого на сердце было невероятно тяжело. Эти цветы напоминали мне нас самих: не было никого, кто позаботился бы о нас и избавил нас от сорняков. Они одиноки и заброшены, но тоже жаждут жить. Они пробиваются сквозь нечистоты и стремятся к солнцу. Смогут ли они… достанет ли нам сил жить дальше по прошествии нескольких лет под давлением всей этой грязи?

Вскоре созрела первая смородина, и появился зелёный крыжовник. В этом году нам предстояло проделать долгий путь, чтобы добраться до отдалённых усадеб и, возможно, отыскать там фрукты, так как в окрестностях Каралене всё уже было обобрано проживающими здесь русскими. Когда мы отправлялись на охоту за ягодами, нас сопровождал наш русский друг, так как мы не осмеливались ходить одни по заброшенным тропам. За клубникой мы наведывались в Дваришкенский лес. Наполнять корзинку было тяжкой работой, которая, впрочем, доставляла истинное удовольствие нашим детям.

Внезапно нашего друга перевели в Инстербург, где ему было предписано охранять немецких военнопленных. Последние занимались перегрузкой поступавшего из Москвы продовольствия на станцию узкоколейной железной дороги. Мы были рады, что у наших военнопленных теперь появился такой дружелюбный охранник.

Однажды на базаре мы повстречали фрау Даслер из Шприндта, которая всё ещё жила в этом посёлке. Она пригласила нас переехать к ней. Мы могли бы поселиться в двух верхних комнатах, да и возможность для заработка там была лучше. И мы согласились. Я попросила у Батбалковника разрешения воспользоваться для переезда лошадью и телегой, и он согласился, выделив нам также в помощь двух солдат.

Мы попрощались с Каралене и перебрались в Шприндт. Наше новое место жительства находилось буквально в пяти участках от дома моих родителей. Фрау Шписс уже долгое время проживала в Шприндте, обосновавшись у фрау Нерн, жившей с двумя детьми в доме Шпуддинга на Фриц-Чирзе-Штрассе. Матери было особенно тяжко, так как она могла смотреть на свой дом только на расстоянии. Иногда, проходя мимо, она заливалась горькими слезами.

Бабушка умудрилась спасти некоторые из драгоценностей, которые спрятала на своём теле, и теперь ей представилась возможность обменять часть этих украшений на швейную машинку. Поскольку мои тётки также умели шить, то в свободное время они прилично зарабатывали.

В Шприндте нам пришлось искать работу, поскольку нас здесь уже никто не знал. Случались дни, когда не было совсем никакого заработка. 15 июня был день рождения моей мамы, и начался он довольно безрадостно. Кроме воспоминаний о прежних днях и нескольких свежих цветов, нам более нечего было ей подарить. Я сидела перед домом на солнце и шила, когда во двор вошли три солдата в чёрной форме. Одеты они были безупречно, а на ногах были ярко начищенные ботинки. Такую униформу мы видели впервые.

Я собрала всё своё рукоделие и хотела скрыться в доме, потому как мне стало страшно от того как они стали насмехаться надо мной. Они закричали мне вслед: “Почему боишься? Останься, поговорим и покурим немецкие сигареты!” Что мне ещё оставалось? Переборов свой страх, я осталась на улице. Мама тоже увидела этих трёх человек и вышла из дома.

Один из солдат обратился к ней: “Ну, как дела, мамаша?” Они заговорили наперебой и стали у нас всё выспрашивать. Например, как мы живём, сколько нас человек, чем мы занимаемся, где наши мужчины и многое другое. Опыт научил нас быть осторожными с ответами. Возможно, что они просто искали себе приключений. Один из солдат протянул мне пачку настоящих немецких сигарет. На мой изумлённый вопрос, откуда они прибыли, они ответили, что на протяжении нескольких месяцев находились в городах Бург и Зейц, и всего несколько дней назад приехали в Инстербург. От них мы узнали о своих соотечественниках в далёкой Германии, о том, что у них красивые квартиры, что они могут совершать покупки по продуктовым карточкам, и что у них всё почти как раньше. Мы едва ли могли в это поверить, и одновременно с этим нам стало грустно. Мама сказала: “Да, мы не можем купить себе здесь даже хлеба. Мы работаем день и ночь, но не получаем за это денег. Такого дня рождения у меня ещё не было!” После этого три солдата достали свои деньги и вручили маме 50 рублей на хлеб.

Рассматривая мои изделия, они поинтересовались, могу ли я и для них поработать швеёй. Если я соглашусь, то они дадут рекомендации своим товарищам. Каждый будет платить рублями и у меня не будет недостатка в работе. Сами же они планируют задержаться в Инстербурге надолго. Их разместили в больших палатках на Турнирном поле <Turnierplatz — поле для проведения конноспортивных состязаний, находившее в излучине р. Анграппы к востоку от нынешней Ипподромной улицы. — admin> рядом с танками. Я тут же ответила согласием.

Всё произошло именно так, как они мне и говорили. Мне постоянно приносили униформу. То брюки надо было перешить по фасону, то сделать откидные карманы на кителях. Каждое утро я упаковывала целый рюкзак с формой и отправлялась с ним в Ангерлинде к моим тёткам, чтобы позаимствовать их швейную машинку. Мелкой работой и пришиванием пуговиц я занималась дома.

Вместо лампы мы использовали “консервный фонарь”. Вставив внутрь консервной банки две или три патронные гильзы, мы протянули через них скрученные из хлопковых нитей фитили, и залили их керосином. Получилась отличная конструкция. Проводя долгое время рядом с этим прибором, ноздри и шея становились совершенно чёрными.

Из ателье в Каралене я узнала, что пошив униформы стоит 30 рублей. Эту цену теперь требовала и я. Если работать порезвее, то можно было шить по три кителя в день. Благодаря этому я неплохо зарабатывала. Но цены на чёрном рынке тоже серьёзно подросли. Магазинов, где можно было хоть что-нибудь купить, попросту не было. К примеру, хлеб стоил от 40 до 50 рублей, а иногда и все 60; стакан бобов, в зависимости от их разновидности, от 20 до 30 рублей; стакан муки от 15 до 30 рублей; стакан сахара 40 рублей. Чтобы не остаться голодным трудиться приходилось не покладая рук.

В Ангерлинде я познакомилась с немецкими военнопленными, которые работали в местном колхозе. Они часто передавали мне кусочки льняного жмыха, которым кормили телят. Один из них присматривал за коровами. Он показал мне тайник, в котором почти каждый день оставлял пару бутылок с молоком. Из кусочков льняного жмыха мы варили густой суп, который будучи подслащённым, заменял нам на завтрак хлеб. Для наших пленных я шила брюки из старых советских шинелей, которые они сами доставали, а к их рубашкам, у которых были только манжеты, пришивала воротники. Хотя у нас ничего и не было, мы всё равно оставались немножко тщеславными.

Нашим военнопленным разрешалось раз в месяц заполнять карточку Красного креста. У одного из них родственников не было вовсе, и он предложил свою карту мне. Он предложил разыскать мою сестру, о которой мы не знали, где она теперь и жива ли вообще. Вскоре нам сообщили, что она живёт в Брюке вместе со своей свекровью. Нашу радость было сложно измерить. Затем наш знакомый военнопленный отправил в Брюк вторую карточку с приветом от матери, сестёр и детей из Шприндта. По крайней мере, теперь мы знали друг о друге, несмотря на отсутствие личной переписки.

Наша домохозяйка фрау Даслер и её дети отправились в Литву. Она надеялась, что там жизнь сложится лучше. Мы больше так и не получали от неё известий.

 

 

Перевод:  Евгений Стюарт

 

* Квадратными скобками [***] помечены примечания переводчика

 

Источник: Insterburger brief № 9/10, 11/12  1974; 1/2, 3/4, 5/6, 7/8, 9/10, 11/12  1975; 1/2, 3/4  1976.

 

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 1.

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 2

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 4.

 

 

Замок Инстербург — орденские ворота в Литву

Замок Инстербург — орденские ворота в Литву

Тевтонские рыцари возвращаются из похода.

В настоящей заметке мы рассмотрим роль замка Инстербург как форпоста во время орденских походов в Литву и литовских набегов на Пруссию в 14 — начале 15 веков.

Замок Инстербург, отстроенный в камне в 1336-1337 годах, располагался на окраине орденских земель. Дальше у Ордена было лишь несколько укреплений (Таммов, Вальков), а на огромной территории вплоть до Понеманья простирались леса Великой Пустоши. Его военное назначение изначально было двойным — с одной стороны это был крупный оплот против литовских набегов, с другой — это были ворота для литовских походов Ордена.

Поскольку в 1337 Инстербург был уже построен, то, вероятно, через него совершили свой поход в Литву Великий магистр Дитрих фон Альтенбург [1], король Богемии Иоганн Люксембургский (Ян Слепой) [2] и герцог нижнебаварский Генрих [3]. Во время этого похода был основан на Немане замок Байербург-1 [4]. (Annalista Torunensis, Canonici Sambiensis epitome gestorum Prussie, Chronica nova Prutenica, Die Aeltere Chronik von Oliva)

Как уже упоминалось в статье про замок, в 1347 году Инстербург подвергся нападению литовского войска во главе с одним из литовских князей (Ольгердом или Кейстутом [5]). Изначально нападению подвергся Рагнит и близлежащие земли, затем войско через лес Грауден [6] вышли к Инстербургу.

По всей видимости именно из-за того, что замок не справился с задачей защиты земель против литовских нападений он и «попал в немилость» к магистру. Также выяснилось, что находящийся в такой глуши, практически на границе обитаемых орденских земель, замок был не в состоянии собирать достаточно налогов для содержания конвента и большого гарнизона. Поэтому комтурство было упразднено и замок понижен до пфлегерского в составе комтурства Кёнигсберг.

В 1348 году через Инстербург проходило войско Ордена во главе с Великим магистром Генрихом Дуземером [7]. Большое орденское войско, с многочисленными гостями из Англии и Франции, выступило против литовцев. Однако по настоянию братьев магистр остался в Инстербурге и дальше войско повели верховный маршал Зигфрид фон Дахенфельт [8] и великий комтур Винрих фон Книпроде [9]. В итоге немецкие и литовские войска (во главе с великими князьями Кейстутом и Ольгердом) столкнулись у реки Стревы (между Ковно и Троками). Несмотря на численное превосходство и инициативу в начале битвы, литовские войска потерпели поражение. Но и Орден не смог в должной мере воспользоваться одержанной победой.

В 1349 году Великий магистр Генрих Дуземер основал в Лёбенихте женский монастырь во имя Пресвятой Девы Марии в память об этой победе.

Неоднократно бывал в Инстербурге один из выдающихся орденских братьев — маршал Хеннинг Шиндекопф [10]. В 1361 году он с войском отправился из Инстербурга к Ковно, где «докучал разными способами язычникам» (Chronica nova Prutenica). Однако сам замок не штурмовал, поскольку не смог переправиться через Неман. На поиски брода им несколько раз отправлялись войска, в том числе по командованием пфлегера Инстербурга.

Весьма деятельным и активным был пфлегер Инстербурга брат Виганд фон Бельдерсхайм [11], занимавший эту должность с 1370 по 1379 г. Став пфлегером он сразу же организовал поход в Литву. Переправившись на судах через Неман, он вошёл в ближайшую волость, разорил её и с большой добычей, а также пятьюдесятью пленными, вернулся в Инстербург (Chronica nova Prutenica).

Зимой 1371/72 года пфлегер Виганд фон Бельдерсхайм, пфлегер замка Гердауен Ульрих фон Вертхайм, а также другие братья и гости Ордена, во главе нескольких хоругвей, включая хоругвь Девы Марии, отправились в поход в Литву. Войско дошло до замка Дирсунен (Дарсунишкис, Литва), который захватили и уничтожили, и дошли до волости Вейгов (район Вайгува, Литва), где были захвачены сто пленных (Chronica nova Prutenica).

В течение 1372 года пфлегер Инстербурга ещё несколько раз ходил через Великую пустошь [12] на Литву «для грабежа и отлова язычников» (Chronica nova Prutenica).

 

Территория Великой пустоши

 

Осенью 1373 года проводник из местных жителей Даукинте проводит отряд пфлегера (60 человек) через леса Пустоши. На берегу Немана в волости Дирсунен они с пастбища угнали табун местных лошадей (Chronica nova Prutenica).

В 1374 году пфлегер Виганд фон Бельдерсхайм, вместе с кумпаном фогта Замланда Вернера фон Теттингена, а также двумя сотнями замландцев, совершили рейд в волость Вейгов. С большой добычей и шестьюдесятью пленными отряд вернулся назад. Хронист Виганд из Марбурга упоминает, что тяжелораненый в том походе брат Вернер фон Теттинген «отдал Богу душу в Инстенбурге» (Chronica nova Prutenica). <На самом деле хронист ошибается, что не редкость в подобных хрониках. Вернер фон Теттинген благополучно дожил до преклонного возраста, сделав неплохую карьеру — он занимал должности верховного госпитальера и верховного маршала, участвовал в Грюнвальдском сражении и был единственным из великих управляющих, кто выжил, скончался же в 1413 году в Торне. — А.К.> 

В 1375 году в феврале состоялась встреча представителей Ордена с князем Кейстутом. Среди прочих на встрече присутствовал пфлегер Инстербурга.

По возвращению со встречи братьев с великим князем Кейстутом в Троках (Тракай, Литва), пфлегер Виганд совершил небольшой набег в Литву, в ходе которого, как сообщает Торнский анналист, «убит был некий Дирсуне, великий гонитель христиан». <Дирсуне был комендантом ВильноА.К>

Все эти походы-набеги были довольно непродолжительными, пару дней на дорогу и пару дней в Литве. Хронист Герман из Вартберга, описывая небольшой поход отряда пфлегера Инстербурга, сообщает, что они «с раннего утра до вечера следующего дня производили опустошение и увели с собой 87 пленных«.

Не все походы проходили успешно и приносили добычу. Осенью 1376 года фогт Замланда Иоганн фон Лорих и пфлегеры Инстербурга, Тапиау и Гердауена предприняли поход в Литву. В лесах Пустоши они построили лодку и волоком тянули по суше до Немана. Там подошли вспомогательные корабли. Переплыв на одном из них Неман, пфлегер Инстербурга и кумпан [13] Великого магистра Франко с небольшим отрядом пытались захватить неназванный замок, однако атака была отбита и тараном был ранен один из братьев. Отряду пришлось на одной лодке спасаться бегством от преследовавших их до самой пустоши литовцев.

В 1377 году между Рождеством и святками случился очередной небольшой поход пфлегера Виганда в Литву. Дойдя до Немана он отправил двух человек на другой берег, где те угнали четыре лодки. На этих лодках они отправились в ближайшую деревню, где захватили пленных.

Зимой того же 1377 года магистр Ордена послал в набег сборный отряд рыцарей из Инстербурга и Рагнита в количестве 500 человек. Дойдя до Немана они едва смогли перейти реку, поскольку лёд на реке местами уже вскрылся. В Рождество они вторглись в землю Славислов <не установленоА.К.>, увели оттуда 100 пленников и 200 лошадей. На обратном пути пришлось уже строить переправы через реку (Die livlandische Chronik Hermann’s von Wartberge).

Осенью 1378 года брат Виганд во главе отряда в 60 человек отправился в Литву. В лесах пустоши он поймал одного из заготовителей князя Кейстута Малдена с отрядом в 18 человек, «намеревавшихся причинить беды христианам» (Chronica nova Prutenica).

В 1379 году пфлегеры Инстербурга, Гердауена и Тапиау совместно с фогтом Замланда сговорились о совместном набеге на Литву. «И опустошили они землю, именуемую в просторечии Арвистен (район Кедайняй, Литва)» (Chronica nova Prutenica).

В 1381 году в Пруссию прибыл граф Марки и Клеве Энгельберт III [14], уже принимавший участие в нескольких походах, в том числе бывавший в Инстербурге. В 1382 маршалом Куно фон Хаттенштайном [15] было созвано многочисленное войско, которое соединилось в Инстербурге — «маршал и великий комтур с лучшими людьми и силой земли Прусской вторглись 21 февраля в Литву, которую, однако, застали предупреждённой, а литвинов собравшимися.» (Annalista Torunensis)

В том же 1382 году, в апреле, маршал поручил пфлегеру Инстербурга отправиться в Пустошь. «Тот, взяв с собой 60 человек, грабил в месте, именуемом в просторечии Gzuppa (район реки Шешупа, около Кальварии, Литва). Прибыли к озеру Saleider (оз. Жалтытис, Литва), где [пфлегер с войском] напал на 18 человек, из которых шестнадцать взял в неволю, семнадцатого убил, но восемнадцатый сбежал через болото между корягами. Однако пфлегер забрал всех коней, с которыми и отправился домой». (Chronica nova Prutenica)

В 1388 году, отряд под предводительством комтура Рагнита Иоганна фон Румпенхайма, с пфлегерами Инстербурга (Альф фон Циндендорф) и Тапиау отправился в Жемайтию. «Пришли без предупреждения в место, именуемом у язычников Nyntegeten (район Калтененай, Литва), где убили и взяли в неволю больше, чем 500 человек. «И, собравшись на горе Krumpste Kalwe <не установлено, предположительно тот же район Калтененай.А.К.>, все в полном здравии возвратились, за исключением одного, попавшего в плен.» (Chronica nova Prutenica)

Зимой 1389 года совместный отряд пфлегеров Инстербурга и Тапиау, а также кумпана комтура Бальги отправился в Литву. «Будучи в значительном числе прошли они пущу до реки, именуемой язычниками Drause (р. Раузве, левый приток Шешупе), мало кого встретив. Из них [встреченных] несколько человек взяли в неволю, прочие ушли, они же, здраво рассудив, с малой добычей вернулись домой.» (Chronica nova Prutenica)

В том же 1389 году, комтур Рагнита, с пфлегерами Инстербурга и Гердауэна отправились в Литву, в район Калтененай. «Здесь повыбили и в неволю взяли более, чем 400 человек, остальные ушли. Литвины преследовали христиан в обозе и четверых из них убили, прочие же счастливо возвратились домой.» (Chronica nova Prutenica)

Об интересных злоключениях инстербуржцев в Литве и Пустоши рассказывает в своей хронике Виганд из Марбурга, но точно датировать эти события не удалось:

«Я давно слыхал, что пфлегер из Инстербурга отправил шестерых человек для грабежа в пуще, которых ловили литвины во всеоружии, и загнали их к реке Kirse (р. Кирсна, правый приток Шешупе), где [те] едва сбежать сумели. Литвины пошли за ними. Поняв это, [преследуемые] скрылись вглубь пущи на милю. В Salice <не установлено — А.К.> прибыли к плотине, где их вновь обнаружили и опознали и, не сумев оттуда уйти, начали защищаться. Восемь литвинов спешились с лошадей и двоих литвинов в схватке убили, остальные же убежали. Затем пришли к реке Czuppam (р. Шешупе), один из них сидел на коне, который был литовским. Появились четверо литвинов, а сидевший верхом закричал. Литвины как появились, так и убежали. И прибыли [крестоносцы] в Инстербург, где нашли брата Kyntzel Kalsbuch (предположительно Иоганн фон Коспот старший, пфлегер Инстербурга в 1391-1394 гг.), который часто пугал язычников.»

В последней четверти 14 века в Ордене по поручению маршала была проведена разведка по изучению маршрутов и дорог в различные области и замки Литвы. Результатом этих разведок стал сборник, содержащий сто маршрутов из орденских земель в Литву, с описанием естественных преград и ориентиров, а также продолжительности пути и его проходимостью. Назывался этот сборник «Die littauischen Wegeberichte» (Литовские дорожные сообщения/Литовские маршрутные отчёты). Из замка Инстербург таких маршрутов было семь. Исследованы они были или лично пфлегером или местными жителями, которые порой служили проводниками небольшим орденским отрядам.

В конце статьи, в качестве приложения, приводим переводы двух маршрутов из замка Инстербург.

Но не только братья Ордена осуществляли походы в Литву, также и литовцы неоднократно совершали набеги на орденские земли.
Один из набегов литовцев на Инстербург и прусские земли в 1376 году  подробно описывается сразу несколькими хронистами.

Торнский анналист описывает набег следующим образом: «В этом же году (1376), в канун святой Троицы (7 июня), литвины без всякого предупреждения прибыли в Инстербург, Юргенбург (Георгенбург, ныне Маёвка), Заалау (Каменское), Велау (Знаменск), опустошили эту землю и стояли там, причиняя величайший ущерб в виде захваченных и убитых людей, лошадей и скотины; увезя большую добычу, они сожгли замок Таплакен (Талпаки).

Также по прошествии всего трёх недель они вернулись в Инстербург и Хамсборг (предположительно Таммов) и захватили около пятидесяти человек и множество лошадей.»

Виганд из Марбурга описывает эти события следующим образом: «В тот же год Кейстут и Ольгерд с тремя войсками внезапно вошли в землю Надровию, и вокруг замка Инстербург всё пожгли, забирая в полон и мужчин, и женщин. Вместе с неисчислимыми трофеями также и коней у братьев увели. Второе войско напало на Норкиттен (Междуречье), который опустошили таким же способом. Затем отправили достаточно большую добычу в землю, именуемую в просторечии Таплакен. Третье войско вошло в землю Велау, через которую промчались, поджигая и уничтожая веси и церкви, всех забирая и отправляя в неволю. Также поступили в деревне каноников, в Кёнигсберге, именуемой Заалау, оттуда увели мужчин и женщин. Затем поспешили выступить против епископского замка близ Георгенбурга.»

Хронист Герман из Вартберга также описывает эти события: «В том же году (1376), после праздника>Иоанна Крестителя (24 июня), Кейстут, литовский король, опустошил в Пруссии местности по об стороны реки Мемеля до Белова, сделав набег на землю недалеко от замка Норкиттен (Междуречье), который лежит в местности Надрауен в 3-х милях от города Велау. Оттуда они поворотили к замку Инстербург, где сделали нападение и увели с собой около 400 человек обоего пола вместе с детьми. Они увели также из конского завода при замке Инстербург 50 кобылиц с двумя случными жеребцами и 60 другими жеребцами и жеребятами. Жители деревень потеряли весь свой скот и всё остальное имущество.»

Хронист Виганд из Марбурга же дополняет эти события «В вигилию Святого Якова (24 июля) король Витян (Витовт, сын Кейстута) с войском осуществил свой первый рейд к Таммов, где их не ждали, затем к Инстербургу. Тогда же пятьдесят неверных убито было, а коней их забрали и ушли.»

В целом лето 1376 года было весьма печальным и разорительным для Надровии и округи замка Инстербург.

Летом 1381 года через Пустошь, из Литвы пришёл князь Кейстут с войском. «Послал он вперёд проводника по имени Grande с шестьюдесятью людьми в землю Таммов, где их не ожидали, взял там десять человек в неволю, прочие же убежали. Пришёл с ними один проводник по имени Lappo и, когда его спросили, что в его краю делается, ответил: «О король, о тебе и люде твоём никто не знает». Тогда король двинулся дальше от Инстербурга, всё уничтожая и выжигая. Но тамошние жители узнали о появлении язычников, и те [из-за этого] меньше вреда принесли, чем, могли бы учинить, будь жители в неведении.» (Chronica nova Prutenica)

Зимой 1382 года князь Кейстут из литовской крепости Навенпилис (район Аукштадварис, Литва) вновь пришёл в Пруссию — «в не предупреждённую землю ордена под Велау. Здесь уничтожал и убивал, затем пошёл под Тапиау, а накануне ночи подошёл к Вонсдорф, где много вреда причинил и 500 человек увёл в неволю.» (Chronica nova Prutenica)

Собравшиеся силы Ордена, в составе фогта Замланда, пфлегеров Инстербурга и Тапиау дали литовцем отпор и вынудили отступать. Отряд пфлегера Инстербурга преследовал литовцев в течении 12 дней до местности Кульвен (район Кульва, Литва).

В 1390 году князь Скиргайло (сын Ольгерда) [16] отправил в Пруссию 60 человек с проводником по имени Гранден. «Застав врасплох замок Швайгерау, к которому направлялись, и, сжёгши предместье, они направили на замок свой удар. Одного человека убили, шестерых поймали и вернулись домой.» (Chronica nova Prutenica) Пфлегер Инстербурга с отрядом отправился в погоню и три дня преследовал литовцев. В итоге нескольких убил и отбив добычу вернулся назад.

В 1395 году по описанию польского хрониста Длугоша в землях Инстербурга бесчинствовал литовский князь Витовт — «князь Витовт вошел с многочисленным войском в Пруссию и начал опустошать огнем и мечом всю область вокруг Инстербурга».

В ходе Великой войны 1409-1411 гг. окрестности Инстербурга также подвергалась набегам литовцев. Так в 1409 году была опустошена область Таммов, а жители угнаны в плен. И после завершения войны приграничные земли подвергались набегам и разорениям.

В письмах великому князю Витовту магистр Ордена неоднократно (1413, 1420) требует освободить пленных из Таммов и Норкиттен.

И отдельно хотелось бы остановиться на присутствии в замке Инстербург известных исторических личностей, бывших участниками литовских походов и событий того периода. Не будем перечислять Великих магистров, маршалов и других братьев Ордена останавливавшихся в замке, остановимся лишь на иностранных гостях.

В 1365 году в Инстербурге ненадолго останавливался литовский князь Бутовт [17], бежавший из Литвы. Он был одним из руководителей заговора против своего отца Кейстута. Заговорщики хотели принять католичество и заключить с Орденом союз. Заговор был раскрыт и Бутовт с соратниками бежали в Пруссию, где и остановились в замке Инстербург. Затем пфлегер Генрих фон Шёнинген сопроводил их в Кёнигсберг. Там, 25 июля 1365 года, Бутовт крестился в католичество под именем Генрих.

Осенью 1382 году в Инстербурге был князь Витовт. В ходе династической междоусобной войны в Литве он бежал в Пруссию и запросил убежища и помощи. «В Инстербурге подал он маршалу (Конраду Валленроду) руку со словами: «Если пожелаете милостиво помочь мне, буду служить ордену и в подчинение к нему отдамся». А маршал ответил: «Почему же ты ранее не пришёл, когда был у тебя замок Виленский? Теперь нет у тебя ни людей, ни земли». В милости своей всё-таки принял его магистр, добротой подавая ему надежду.»» (Chronica nova Prutenica) Осенью 1383 года Витовт в Тапиау крестился в католичество под именем Виганд.

Интересно участие в литовском походе герцога австрийского Альбрехта III [18]:

«В тот же год (1377) на защиту и во имя веры прибыл в Пруссию к магистру Винриху, храброму победителю язычников, господин Альбрехт, герцог Австрийский, с 62 воинами и аристократами. Был он принят и почести оказаны ему были, как и пристало герцогу, и тогда же было решено совершить рейд. Все вышеназванные пилигримы вместе с магистром с радостью вооружились против язычников и, став под начало некоего аристократа тевтонского, пришли в землю Kaltanenensem (Колтиняны). Здесь по приказу магистра была развёрнута хоругвь ордена, также и герцог австрийский со своими войсками для поднятия боевого духа поступил. В той земле магистр и герцог оставались два дня и всю её сожгли, мужчин же, женщин и детей забрали, и никто не ушёл из их рук. Затем в земле Wenducke (Видукле) различный вред причиняли, десять дней там оставаясь, и вернулись домой, ведя с собой [пленных] русинов и язычников.» (Chronica nova Prutenica)

Интересен этот поход тем, что с собой в Пруссию герцог взял австрийского странствующего певца Петера Зухенвирта [19], который воспел путешествия и деяния своего господина. Помимо прочего там упоминается Инстербург, как отправная точка похода в Жемайтию через леса Пустоши и реку Шешупе. Описывая уже упоминавшийся лес Грауден, Зухенвирт говорит о нём как о «едва проходимой дикой местности».

Но, пожалуй, самым именитым и известным орденским гостем, побывавшем в Инстербурге, был 3-й граф Дерби Генрих Болингброк, будущий король Англии Генрих IV [20].

Согласно хронике Джона Капгрейва «в этом году (1390) сэр Генрих, граф Дерби, ходил в Пруссию, где с помощью маршала прусского и короля по имени Витовт одержал победу над литовским королем и обратил его в бегство.» (Liber de illustribus Henricis)

Упоминают об этом и прусские хроники:

«В это же время (1390) маршал с большим войском стоял перед Вильно и вместе с ним был господин Ланкастер Английский, который по морю прибыл со своими людьми около праздника Лаврентия (ок. 10 августа)» (Annalista Torunensis)

«в этом году перед Вознесением Марии (ок. 15 августа 1390) герцог ланкастерский прибыл в Пруссию на корабле в Данциг, а с ним — 300 человек, и купил коней и поспешил сюда и принял участие в рейде с маршалом на Вильну» (Chronike des Landes von Prussin)

Согласно дорожным записям и счетам графа Дерби, опубликованным немецкими и английскими историками, можно установить некоторые подробности литовского похода будущего короля.

Поход начался до прибытия Генриха и он догонял орденское войско. Сначала от Кёнигсберга до Кремиттен по Преголе на лодках, затем через Тапиау до Инстербурга верхом и на повозках. В Норкиттен для стола Генриха за 12 скотов была приобретена большая щука.

21 августа в замке Инстербург, под охранной прусса, он оставил часть своих запасов и багажа. Налегке двинулся через лес Грауден в сторону Рагнита к реке Мемель, где его ожидал маршал Ордена Энгельхард Рабе [21] с войском. Поход был весьма успешным, с большими трофеями и множеством пленных, а также продолжительной осадой Вильно.

В октябре Генрих возвращался обратно и застав свои вещи в замке в сохранности уплатил пруссу 1 марку.

Дальнейшая дорога графа Дерби лежала далее на Кёнигсберг, где он провёл зиму, после чего покинул Пруссию в апреле 1391 года.

В целом после окончания Великой войны 1409-1411 гг. прекратились и орденские походы в Литву. Орден утратил свою мощь и значение замка Инстербург спало.

 

Жемайтия времён Орденских походов в Литву. XIV-XV вв.

 

 

 

Приложение

 

Переводы из Die littauischen Wegeberichte. Названия населённых пунктов даны в немецкой транскрипции и современные в скобках, так же в скобках примечания и комментарии.

 

 

Маршрут 39. Дорога из Инстербурга в Мариенвердер (около Каунаса) с возвращением назад


«Дорога описана в 1384 году в день Петра и Павла (29 июня).

Выражаю вежливое смирение, уважаемый, любезный господин Маршал, в вашем письме, с которым я досконально ознакомился, вы хотели, чтобы мы выяснили дороги и ваши мудрость решит, когда и куда высылать армию, как мы думали, чтобы хватило еды и воды для животных и что это нужно выяснить с нашими владельцами дорог: Геденнен из Инстербурга, Ангот из Норкиттена, Пабил из Инстербурга, Квеведе из Таммова, Хайнриха Прессимкина, Брило из Плибишкена и Даргусена, а также наш кумпан и кнехты.

Первая ночевка — достигнув ограждения Валькенау (Шоссейное), это одна миля от Инстербурга. Вторая ночевка — на берегу реки Писcы, район Байтчен (Подгоровка), через 4 мили, третья ночевка от места лагеря до следующего берега реки Писсы через 3 мили (район п. Викнавайтчен, ныне не существует). От этого лагеря до реки которую называют Лепона 2 мили, от Лепоны до Визайды (Вижайнен) 3 мили, оттуда до реки Шешупе 3 мили, от берегов Шешупе, где встречается сопровождение 6 миль дороги, где в избытке воды и травы. И потом до Мариенвердера (замок на месте современного Каунаса — А.К) 2 мили.

Как вы, уважаемый, мне писали, я проверил состояние дорог и выяснил, что в некоторых местах, у реки, есть места, где нужна переправа <мост — А.К.>. В одном месте — хорошие две верёвки шириной (верёвка — мера длины, примерно равная 150 футам — А.К.), в двух других на одну верёвку шириной. Между Визайды и Шешупе есть лес называется Кемпе (Кампинай), там придется прочищать путь. Больше ничего злого нет.

Только между рекой Равше (Раусве) и Визайды есть болото небольшое, в ширину веревка, но все равно придётся стелить гать. Еще между Довидишки (так и не идентифицировано до сих пор, примерно между городами Вирбалис и Вилкавишкис — А.К.) и Визайды есть место с опасными зарослями, но проводники заверили, что их можно обойти. Так же, уважаемый, знайте, что у Байтчен дорога совсем плохая в двух местах, но ее можно отремонтировать, и в нескольких местах есть дремучий лес, который нужно расчистить. Так что, глубокоуважаемый господин Маршал, больше плохих мест проводники не назвали. Также знайте, что есть дорога через район Каттов, по которой двигался Даргусе. Там есть небольшие леса, и армию он там провести не обещает, т.к. может не хватить корма и воды <лошадям — А.К.>. Но небольшая армия в 200-300 воинов может смело продвигаться. Документ подан в пятницу 1 июля 1384 года. Пфлегер Инстербурга.

Также знайте, что в дороге я был 3 дня, и если бы не наблюдения и замеры, управился бы за 2. Ехал на коне.

О ночевках, которые совершил Даргусе со своими товарищами. Первая ночёвка … <фрагмент утрачен — А.К.>, от Шешупе проскакав 7 миль и в течение этих 7 миль было 4 болота, одно из которых через 2 мили, другое между этими двумя, третье через 3 мили, четвертое — одна миля. Между рекой Шешупе и Вижайны 2,5 мили. За этой рекой старые дороги сходятся с новыми. От реки Ширвинты до реки, которая называется Лепона 3 мили, от Лепоны до Писсы 5 миль, от Писсы до ограждения <окраины Пущи, открытая территория, где уже пасли скот — А.К.> 3 мили.»

 

Маршрут 54. Дорога из Инстербуга в Даршунишкен на Немане


«В 1384 от рождества Христова в день пленения Святого Петра (1 августа) эту дорогу описал Пабил из Инстербурга, который и может провести до Даршунишкен (Дарсунишкис).

Первая ночёвка после выхода из Инстербурга, в Валькенау, у заставы.

От Валкенау 3 мили до реки Нарпы (на окраине Гусева).

От Нарпы  3,5 мили до Родуп (река в районе Тракенен), которая находится по середине от поста.

От Родуп 3 мили до реки Лепоны.

От Лепоны 2 с половиной мили до Довидишкен.

От Довидишкен 2 мили до реки Раусвы.

От Раусвы 2 мили до Шешупе.

От Шешупе до реки Кемпе (Кампинай) 3 мили, придётся делать 2 переправы длиной в одну веревку.

От Кемпе до Даршунишкен 6 миль.»

 

 

Примечания:

1.  Дитрих фон Альтенбург (Dietrich von Altenburg, ? — 1341) — 19-й великий магистр Тевтонского ордена, находился в этой должности в 1335—1341 годах.

2. Иоганн Люксембургский (Johann von Luxemburg,10 августа 1296 — 26 августа 1346, Креси, Франция) — граф Люксембурга с 25 июня/3 июля 1310, король Чехии с 31 августа 1310 (коронация 7 февраля 1311), титулярный король Польши с 1310.

3. Генрих XIV (29 сентября 1305 — 1 сентября 1339) — герцог Нижней Баварии с 1310 года.

4. Байербург-1 — замок Ордена на р. Неман, просуществовавший до 1344 года. Разрушен самим Орденом, поскольку находился далеко от орденских земель и ключевых замков, что затрудняло его снабжение. Предположительное место нахождения — городище в Плокщай, Литва.

5.  Ольгерд и Кейстут — Ольгерд (около 1296 — 24 мая 1377) —  великий князь литовский, сын Гедимина, брат Кейстута, в период своего правления с 1345 по 1377 годы значительно расширивший границы государства. Кейстут (ок. 1297 — 15 августа 1382) — великий князь литовский (1381—1382), князь трокский (1337—1382), сын Гедимина, брат и фактический соправитель Ольгерда.

6.  Грауден — лес, располагавшийся на границе нынешних Неманского, Славского и Черняховского районов Калининградской области.

7. Генрих Дуземер (Heinrich Dusemer von Arfberg, ок. 1280 — 1353) — 21-й великий магистр Тевтонского ордена с 1345 по 1351 год.

8. Зигфрид фон Дахенфельт (Siegfried von Dahenfeld, ? — 12 марта 1360) — брат-рыцарь Тевтонского ордена, был комтуром Рагнита, непродолжительное время комтуром Бальги и затем маршалом Ордена.

9. Винрих фон Книпроде (Winrich von Kniprode, ок. 1310 — 24 июня 1382) — 22-й великий магистр Тевтонского ордена с 1351 по 1382 год. На правление Винриха фон Книпроде, продолжавшееся наиболее долгое время в истории Ордена, пришёлся расцвет Тевтонского ордена.

10. Хеннинг Шиндекопф (Henning Johann Schindekopf, 1330 — 17 февраля 1370) — брат-рыцарь Тевтонского ордена, маршал и комтур Кёнигсберга, погиб в битве при Рудау.

11. Виганд фон Бельдерсхайм (Wigand von Beldersheim, ? — май 1384) — брат-рыцарь Тевтонского ордена, был кумпаном фогта Замланда (1370), пфлегером Инстербурга (1370-1379) и комтуром Рагнита (1380-1384). Погиб при возвращении из литовского похода.

12. Великая пустошь — огромный лесной массив на востоке Пруссии, включающий себя несколько лесов, сохранившимися из которых являются Беловежская пуща, Борецкая пуща и Роминтская пуща.

13. Кумпан — товарищ; в Тевтонском ордене должность помощника, осуществляющего исполнительные и административные обязанности от имени своего начальника. Кумпаны были у магистра, а также великих управляющих и комтуров Ордена.

14. Энгельберт III (Engelbert III. von der Mark, 1330/1333 — 21 декабря 1391) — граф фон дер Марк с 1346 года.

15. Куно фон Хаттенштайн-младший (Kuno von Hattenstein d. J.) — брат-рыцарь Тевтонского ордена, был комтуром Рагнита, а затем маршалом Ордена.

16. Скиргайло Ольгердович (в православном крещении Иван; в католическом — Казимир; Skirgaila, ок. 1354—1397) — сын великого князя литовского Ольгерда. Брат и соратник Ягайло, великого князя литовского и впоследствии короля польского. В 1386—1392 годах был наместником Ягайло в Великом княжестве Литовском.

17. Бутовт (Butautas, после крещения — Генрих; ум. 7 мая 1380) — князь дорогичинский, сын князя жемайтского и трокского Кейстута, внук великого князя литовского Гедимина.

18. Альбрехт III (Albrecht III,9 сентября 1349, Вена — 29 августа 1395, Лаксенбург) — герцог Австрийский с 18 ноября 1364 по 25 сентября 1379 года совместно с братом Леопольдом III, c 25 сентября 1379 года — единолично.

19. Петер Зухенвирт (Peter Suchenwirt, около 1320 — около 1395) — австрийский странствующий певец.

20. Генрих IV (Henry IV of Bolingbroke, 3 апреля 1366, замок Болингброк, Линкольншир — 20 марта 1413, Вестминстер) — 3-й граф Дерби в 1377—1399, 3-й граф Нортгемптон и 8-й Херефорд в 1384—1399, 1-й герцог Херефорд в 1397—1399, 2-й герцог Ланкастер, 6-й граф Ланкастер и 6-й граф Лестер в 1399, король Англии с 1399, основатель Ланкастерской династии.

21. Энгельхард Рабе (Engelhard Rabe) — брат-рыцарь Тевтонского ордена, был комтуром Редена, маршалом Ордена, а позже комтуром Торна.

 

Источники:

GStA PK, XX. HA, OBA.

Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke.Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1861.

Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.

Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den Kammerballeien des Reiches. Werder, 2014.

Hennig A. Topographisch-historische Beschreibung der Stadt Insterburg. Königsberg: Kanter, 1794.

Kyngeston R. Expeditions to Prussia and the Holy Land made by Henry earl of Derby (afterwards King Henry IV.) in the years 1390-1 and 1392-3. [Westminster]: Printed for the Camden society, 1894.

Mortensen G. Beiträge zu den Nationalitäten- und Siedlungsverhältnissen von Pr. Litauen. Berlin: Memelland-Verlag, 1927.

Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1989.

Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.

Prochaska A. Codex epistolaris Vitoldi, Magni Ducis Lithuaniae: 1376-1430. Cracoviae, Sumptibus Academiae literarum crac., 1882.

Prutz H. Rechnungen über Heinrich von Derby’s Preussenfahrten 1390-91 und 1392. Leipzig : Duncker und Humblot, 1893.

Weber L. Preussen vor 500 Jahren in culturhistorischer, statistischer und militairischer Beziehung nebst Special-Geographie. Danzig: In Commission bei Theodor Bertling, 1878.

Виганд из Марбурга. Новая прусская хроника. М.: Русская панорама, 2014.

 

 

 

Инстербург — пограничный замок Немецкого ордена

Инстербург — пограничный замок Немецкого ордена

Инстербург — один из замков, построенных Немецким орденом на пограничье обитаемых земель (наряду с замками Рагнит (Неман), Ангербург (Венгожево), Йоханнисбург (Пиш), Лык (Элк) и другими), для защиты от набегов литовцев.

Первое упоминание Инстербурга как замка относится к 1311 году — в «Chronica nova Prutenica» Виганда из Марбурга[1] среди прочего упоминается хоругвь комтура Инстербурга (commendatoris de Insterborg). Однако и К. Штайнбрехт[2], а за ним и некоторые современные учёные,  считают эту запись ошибочной, что в прочем и не удивительно, поскольку Виганд ошибается даже в дате описываемых событий.

Встречаются упоминания, что замок Инстербург был основан на месте разрушенной в 1256 году прусской крепости Унсетрапис. Но это не совсем верно. Такая крепость у пруссов действительно была, но находилась она, согласно «Chronicon Terrae Prussiae» Петра из Дусбурга[3], на реке Алле (Лава), в районе современного пос. Курортное. Ошибочно городище Унсетрапис к Инстербургу относит немецкий историк Йоханнес Фойт[4], ссылаясь на раннего историка Лукаса Давида[5].

 

замок инстербург
Территория орденских земель в Пруссии и расположение замка Инстербург. Атлас М. Тёппена, 1858.

 

В целом земли Надровии[6], на которых располагался замок, были завоёваны и покорены фогтом Замланда Дитрихом фон Лиделау[7] к 1275 году, когда пали последние надровские крепости пруссов Летовис (Красная горка), Камсвикус (Тимофеевка), Зассау (Междуречье) и Отолихия (Фурмановка).

Строительство замка Инстербург началось в середине 1330-х годов. Посреди Надровии, на границе обжитых земель и Великой пустоши[8] решено было заложить замок. Место для строительства было выбрано на холме между двумя реками, которые в те времена являлись естественными транспортными артериями, предположительно на месте старой прусской крепости. Окружали будущий комтурский замок укрепления поменьше — Швегерау (Заовражное), Таммов (Тимофеевка), Вальков (Шоссейное), Леттинен (Красная горка), Гарзовин (Маёвка). Согласно хронике неизвестного самбийского каноника в 1337 году замок Инстербург был отстроен — «Год Господень 1337. <…> В этом году построен Инстербург» (Canonici Sambiensis epitome gestorum Prussie).

Практически одновременно с возведением замком, протекающий рядом ручей был запружен плотинами и с юга у стен замка образовался внушительный Замковый (Мельничный) пруд. Воды ручья были направлены на построенную рядом с замком мельницу. На господствующем холме, окружённом ручьями, и был построен замок.

 

замок инстербург
Замок Инстербург, общий план. К. Штайнбрехт, 1920.

 

И хотя замок был построен на берегу реки Ангерапп, название он получил в честь реки Инстер (Инстербург — замок на Инстере), которая, несколько восточней, соединяясь с Ангерапп образует Прегель (Преголя). Вызвано это тем, что в 1335 году на реке Ангерапп был построен замок Ангербург.

Конрад Штайнбрехт считает, что уже в 1337 году четырёхфлигельный замок был возведён в камне. Обосновывает он это тем, что изначально замок был комтурским[9], и в четырёхфлигельном хохбурге[10] располагался конвент. Если бы замок строили позже, то в таком крупном хохбурге-конвентхаусе просто не было бы необходимости.

Некоторые современные исследователи утверждают, что замковый хохбург был построен во второй половине XIV века, обосновывая это отсутствием бергфрида и вообще каких-либо башен на хохбурге (как и у построенных во второй половине XIV века замков Остероде, Рагнит, Тапиау) , а также отсутствием пархама, минимумом декоративных элементов и разнообразием размеров кирпича и кирпичной кладки, не характерной для первой половины XIV века (как в замках Растенбург (Кентшин) и Найденбург (Нидзица).

В целом комтурия Инстербург просуществовала относительно недолго, в течении 10 лет. Документы сохранили имена двух комтуров — Герольдус (1339-1340) и Экхарт Куллинг (1343-1346) и одного хаускомтура Вольпетруса (1343).

В 1347 году Инстербург подвергся нападению литовского войска во главе с одним из литовских князей (Ольгердом или Кейстутом[11]). Изначально нападению подвергся Рагнит и близлежащие земли, затем войско литовцев через лес Грауден[12] вышло к Инстербургу, «где <князь> также бедствия учинил» (Chronica nova Prutenica).

Именно из-за того, что гарнизон не справился с задачей защиты орденских земель против литовских нападений, замок «попал в немилость» к магистру. Также выяснилось, что находящийся в такой глуши, практически на границе обитаемых орденских земель, замок не в состоянии собирать достаточно средств для содержания конвента и большого гарнизона. Поэтому комтурство было упразднено с образованием на его месте пфлегерства в составе комтурства Кёнигсберг.

Хронист Виганд из Марбурга так описывает эти события «Услышав о том, что на замок Инстербург напали и землю опустошили, Генрих Дуземер[13] убрал монастырь христианский из названного замка, ибо не вносились налоги из-за опустошения земли. Так что сразу же после этого убрал монастырь (подразумевается конвент)  в Инстербурге и сменил должность [комтура, виновного в произошедшем,] на [более] низкий пост управленца, именуемого пфлегер.»

Однако со времён строительства замка в округе появляются фольварки, исполнявшие роль подсобных хозяйств для замка. Одним из первых таких фольварков был двор Альтхоф (Althof Insterburg), расположенный на берегу Прегеля в окружении лугов. В 1374 году там же упоминается и конезавод. Часть земель в пфлегерамте Инстербург магистр Ордена передавал  немецким переселенцам и свободным пруссам для ведения хозяйства. Сохранился документ от 5 июня 1376 года, по которому магистр Винрих фон Книпроде[14] передаёт 50 хуфов[15] земли в Випенингкене (Подгорное) по кульмскому праву в свободное и наследственное владение, крестьяне же обязаны были служить Ордену и отдавать часть своих доходов (Urkunden zur Geschichte des ehem. Hauptsamts Insterburg, дальше UGHI, 1).

В последующем в течении всей второй половины XIV века замок неоднократно подвергался нападениям литовцев. В 1376 году замок в ходе очередного литовского набега был сильно разрушен.

Вот как описывает эти события хронист Виганд: «В тот же год <1376 — А.К.> после праздника Святой Троицы довелось увидеть братьям королей Ольгерда и Кейстута, а с ними Свердейке <предположительно сын Ольгерда Свидригайло[16] — А.К.>. Видели [и то], как стремительно вошли [они] с войском своим в селение, Норкиттен попросту именуемое, и поделили это войско на три части. Ольгерд пошёл через мост в Норкиттен, опустошая землю Надровию, a Свердейке [двинулся] в Инстербург, где жителей застали не предупреждёнными. Возвращаясь, взяли Таплакен, а когда забрали коней с пастбища, выслали язычников вперед, чтобы устроили в замке пожар, после которого пришёл черед битвы. Брат Иоанн со своими людьми был подготовлен к обороне, но когда у него закончилась вода для гашения пламени, то выторговавши себе и своим подданным жизнь, сдался вместе с замком, и схвачен был вместе с людьми его. Свердейке, забрав коней под Инстербургом, сжёг там всё так, что никто не спасся, и пошёл дальше. И когда предместье под Таммов сжёг, повернул в Валькенау, и две дороги соединил, из ветвей срубленных деревьев сделав мост, по которому король перешёл. Жители Таммов за ним по этим гатям в погоню отправились, криком устрашая язычников, чтобы [те] убегали, 16 коней забрали и некоторых христиан из неволи вызволили. Через некоторое время христиане сели на этих коней, меж теми гатями напали на язычников и четырех убили. Ещё и в третий раз стороны между собой схватились. Приготовили язычники засаду христианам и те вынуждены были бежать на болота, бросив коней, которых язычники забрали. Также префект там убит был, душа его пусть у Господа радуется. Кроме тех, что в пламени задохнулись, 900 человек язычники в неволю забрали, и так возвратились с внушительным прибытком».

Позже замок был вновь отстроен и укреплён.

 

Реконструкция замка Инстербург в начале 15 века. А. Бахтин.

 

В то же самое время, во второй половине XIV века, замок был одним из центров, наряду с Рагнитом, откуда чаще всего совершались орденские походы в Литву. Наиболее активен в этом плане был пфлегер Инстербурга Виганд фон Бельдерсхайм[17]. В период с 1370 по 1379 года он совершил более 20 походов в Литву. В основном походы, предпринимаемые пфлегером, носили или разведывательный характер, или были предприняты с целью добычи трофеев. Иногда это были походы в составе организованного войска под предводительством кого-то из старших братьев — магистра, маршала или как минимум комтура. Закончил Виганд в должности комтура Рагнита. В 1384 году по возвращению из похода он был убит отрядом литовцев на привале.

Неоднократно останавливались в замке многочисленные гости Ордена, принимавшие участие в литовских походах. Среди них были Альбрехт III герцог Австрийский, будущий король Англии Генрих IV граф Дерби, король Чехии Иоганн Люксембургский и король Венгрии Людовик Великий и многие другие герцоги, князья и графы.

На начало XV века в земли, подчинённые Инстербургу, входили замки Инстербург, Таммов и Вальков (как укрепления); имения и посёлки Таммов (11 вольных жителей и 3 крестьян), Гарзовин (6 вольных) и Хакелверк (2 вольных и 15 крестьян).

В июле 1410 года произошло Грюнвальдское сражение, переломный момент в истории Орденского государства, с которого начался его закат. С этого времени снижается и значение замка Инстербург, служившего заграждением и опорным пунктом против литовцев.

В ходе Тринадцатилетней войны в январе 1457 году замок Инстербург был вновь захвачен, разрушен и сожжён силами поляков и Прусского союза (PrUB, JH I 14754). Упоминается Инстербург, как город, во Втором Торуньском мире (1466) среди прочих замков и городов Ордена.

Согласно ревизионному отчёту для маршала Ордена (UGHI, 9), на 1451 год в замке Инстербург имелось:

 

на кухне — 10 котлов и 1 ступка, по одной сковороде для огня и жаровни, 4 крюка для котлов, 4 кухонных ножа, 2 ёмкости для брожения, 1 тёрка;
из припасов — сушёное и солёное мясо и рыба, яйца, сало, мука и овощи;
в подвале — 18 бочек пива и ещё 6 бочек пива, 1 бочка уксуса;
в арсенале — 16 арбалетов и большое количество болтов, 10 щитов, разнообразная упряжь и защита для лошадей, разнообразные доспехи и защита для воинов, охотничьи силки и рыболовные сети;
в бане — один большой котёл.

 

Также отдельно описывается различная церковная утварь.

Вероятно именно к пфлегерству Инстербург относились расположенные в лесах Дикой пустоши заготовительные пункты, дегтярни и охотничьи сторожки. Так в начале XVI века в районе Инстербурга существовал заготовительный пункт куньих шкур, который считался местом ссылки непопулярной и неугодной знати.

29 июля 1516  года последний Великий магистр Альбрехт фон Бранденбург[18] выдал грамоту Мартину Камсвигу на открытие в Инстербурге около замка трактира.

По грамоте трактирщику выделялось полхуфа земли, луг для сенокоса и капустные грядки. На каждый участок даны подробные описания их нахождения. Ежегодно трактирщик должен был платить Ордену за это чинш в размере 6 марок и поставлять 3 жирных гуся, а также разливать в трактире замковое пиво. Ему дозволялось варить два ласта ячменного пива и третий с особого позволения пфлегера Инстербурга. Грамота была выдана в Кёнигсберге, во вторник после дня св. Якова, в 16 год (UGHI, 22).

Имеются сведения ещё об одном трактире возле замка Инстербург, появившемся гораздо раньше вышеупомянутого. Во второй половине XIV века, до 1370 года, маршалом Хеннингом Шиндекопфом[19] был пожалован Паулю фон Ведриху трактир в Инстербурге. Располагался он за рекой Ангерапп, у моста. Хозяин трактира имел право на пивоварение. Есть упоминания о том, что в 1483 году магистр Мартин Трухзес фон Ветцхаузен[20] подтвердил дарственную маршала на этот трактир. Однако в доступных источниках подтверждающих это грамот или писем не нашлось. Лишь позднее упоминание этого трактира, уже называемого Пэнгервиц, есть в грамоте герцога Альбрехта Гансу фон Энтцбеку на пожалование земель и привилегий (UGHI, 71).

Немного о самом замке Инстербург и его внутренних помещениях.

 

замок инстербург
Вид на постройки форбурга и башню Пайнтурм. Почтовая открытка, Конец 19- начало 20 века.

 

Основной постройкой был четырёхфлигельный хохбург, с длиной стены по внешней стороне 43 метра, что соответствует 10 рутам[21]. В остальном крылья замка были разной ширины и соответственно длины с внутренней стороны. Лишь под северо-восточным и юго-восточным крылом существовали подвалы. Самым большим было юго-западное крыло, наружной шириной около 10 метров в целом и внутренней 8,7 метров. Штайнбрехт предположительно размещает в нём замковую капеллу. В свою очередь Торбус предполагает, что капелла располагалась в юго-восточном крыле. Юго-восточное и северо-восточное крыло имеют общую фронтальную стену, оба внутренней шириной 6 метров. И самое маленькое и узкое северо-западное крыло было 5 метров. В нём были устроены ворота. По всему периметру внутреннего двора проходила крытая галерея. В центре двора был колодец. В связи с многочисленными перестройками трудно представить изначальное расположение помещений в хохбурге. До уровня цокольного этажа стены были выложены из валунов и полевых камней, дальше идёт кирпичная готическая кладка. Под самой крышей по наружному периметру стен проходил оборонительный ход с бойницами и люками. На внешней стене юго-восточного крыла, на уровне основного этажа, существовал переход к данцкеру, стоявшему на берегу пруда.

 

Вид на здание хохбурга и ворота во внутренний двор. Начало 20 века. Польский государственный архив.

 

Форбург примыкал к замку с северо-запада и был около 100 метров в длину. Практически по всему периметру располагались различные вспомогательные и хозяйственные постройки. Въездные ворота были в середине юго-западной части форбурга. С северо-западной части форбург по углам ограничивался двумя круглыми башнями. Западная, построенная около 1400 года называлась Пайнтурм/Peinturm. С внешней стороны форбурга, с юга, к нему примыкали жилые и хозяйственные постройки, также огороженные оборонительной стеной. Также с южной стороны вдоль хохбурга и форбурга проходил водный ров.

 

Башня Пайнтурм, вид с внешней стороны. 1930-е гг.

 

С секуляризацией Ордена и становлением герцогства Пруссия пфлегерство Инстербург было преобразовано в главное управление (амт), одно из самых крупных. С этого момента начинается расцвет Инстербурга. Поселение у замка получает городские права. Город развивается и растёт, получая разнообразные привилегии, которые можно проследить по жалованным грамотам того периода. Но об этом — в другой истории.

 

Вид на юго-восточное и северо-восточное крыло хохбурга с внешней стороны. 1930-е гг. В правом нижнем углу виден памятник уланам 12 Литовского уланского полка работы скульптора Станислауса Кауэра.

 

Вид на замок с Мельничного (Замкового) пруда. 1930-е гг.

 

 

 

 

Примечания:

1. Виганд из Марбурга (Wigand von Marburg) — немецкий историк и герольд Тевтонского ордена. Автор хроники «Chronica nova Prutenica» (Новая прусская хроника), написанной рифмованной прозой на средневерхненемецком языке и охватывающей период с 1293 по 1394 годы

2. Штайнбрехт Конрад (Conrad Steinbrecht, 1849—1923) — немецкий архитектор, историк и реставратор, на протяжении почти 20 лет руководил восстановительными работами в замке Мариенбург, предварительно изучив архитектурные особенности орденских замков Пруссии.

3. Пётр из Дусбурга (Peter von Dusburg) — брат-священник Тевтонского ордена XIV века, создавший «Хронику земли Прусской» на латинском языке, освещающую события XIII — первой четверти XIV века.

4. Йоханнес Фойт (Johannes Voigt, 1786-1863) — прусский историк и архивариус, автор многочисленных работ по средневековой истории Пруссии, директор Кёнигсбергского архива.

5. Лукас Давид (Lukas David, 1503-1583) — прусский историк, автор восьмитомной «Preussische Chronik» (Прусской хроники).

6. Надровия — историческая область Пруссии, заселенная прусским племенем надровов, от которого и получила своё название. Ныне практически полностью расположена на территории Калининградской области, лишь небольшая южная часть принадлежит Польше.

7. Дитрих фон Лиделау (Dietrich von Lödla/Liedelau) — фогт Замланда в 1274 — 1292 гг., совершивший несколько походов против пруссов.

8. Великая пустошь — огромный лесной массив на востоке Пруссии, включающий себя несколько лесов, сохранившимися из которых являются Беловежская пуща, Борецкая пуща и Роминтская пуща.

9. Комтур — орденский чиновник, председатель конвента и руководитель комтурства, наделённый всеми видами власти. Комтурство в свою очередь состояло из нескольких районов — пфлегерств и фогтств. Пфлегер (попечитель) — орденский чиновник в небольшом замке, управляющий близлежащим районом и входящий в состав конвента комтурства.

10. Комтурский замок (конвентхаус) — главный замок в комтурстве, являющийся резиденцией комтура и местом сбора конвента. В целом это и тип орденского замка как объекта архитектуры, представляющий собой мощное квадратное в плане укрепление — хохбург, в котором располагалась капелла, зал для собраний конвента, столовая и спальня, порой с высокой башней — бергфридом, окружённый оборонительными стенами — пархамом и имевшим предзамковое укрепление — форбург, на котором располагались различные хозпостройки.

11. Ольгерд и Кейстут — Ольгерд (около 1296 — 24 мая 1377) —  великий князь литовский, сын Гедимина, брат Кейстута, в период своего правления с 1345 по 1377 годы значительно расширивший границы государства.
Кейстут (ок. 1297 — 15 августа 1382) — великий князь литовский (1381—1382), князь трокский (1337—1382), сын Гедимина, брат и фактический соправитель Ольгерда.

12. Грауден — лес, располагавшийся на границе нынешних Неманского, Славского и Черняховского районов Калининградской области.

13. Генрих Дуземер (Heinrich Dusemer von Arfberg, ок. 1280 — 1353) — 21-й великий магистр Тевтонского ордена с 1345 по 1351 год.

14. Винрих фон Книпроде (Winrich von Kniprode, ок. 1310 — 24 июня 1382) — 22-й великий магистр Тевтонского ордена с 1351 по 1382 год. На правление Винриха фон Книпроде, продолжавшееся наиболее долгое время в истории Ордена, пришёлся расцвет Тевтонского ордена

15. Хуф — средневековая мера площади, 1 кульмский хуф = 16,7 га.

16. Свидригайло (1370-е — 10 февраля 1452) — литовский князь, сын великого князя литовского Ольгерда Гедиминовича, великий князь литовский в 1430-1432 гг.

17. Виганд фон Бельдерсхайм (Wigand von Beldersheim, неизв. — май 1384) — брат-рыцарь Тевтонского ордена, был кумпаном фогта Замланда (1370), пфлегером Инстербурга (1370-1379) и комтуром Рагнита (1380-1384). Погиб при возвращении из литовского похода.

18. Альбрехт фон Бранденбург (Albrecht von Brandenburg-Ansbach,17 мая 1490 — 20 марта 1568) — последний великий магистр Тевтонского ордена и первый герцог Пруссии.

19. Хеннинг Шиндекопф (Henning Johann Schindekopf,1330 — 17 февраля 1370) — брат-рыцарь Тевтонского ордена, маршал и комтур Кёнигсберга, погиб в битве при Рудау.

20. Мартин Трухзес фон Ветцхаузен (Martin Truchsess von Wetzhausen, 1435 — 3 января 1489) — 34-й великий магистр Тевтонского ордена с 1477 по 1489 год.

21. Рут — немецкая мера длины, 1 рут = 4,4 метра.

 

Список источников:

GStA PK, XX. HA, OBA.

Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke.Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1861.

Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.

Urkunden zur Geschichte des ehem. Hauptsamts Insterburg. Gefertigt durch Dr. Hans Kiewning und Max Lukat; Herausgegeben durch A. Horn und Paul Horn. Insterburg: Eugen Herbst, 1895-1896. (UGHI)

Boetticher A. Die Bau- und Kunstdenkmäler der Provinz Ostpreußen. Heft V: Litauen. Königsberg, 1895.

Clasen K. Die mittelalterliche Kunst im Gebiete des Deutschordensstaates Preußen. Bd. I: Die Burgbauten. Frankfurt/Main: Weidlich, 1979.

Hennig A. Topographisch-historische Beschreibung der Stadt Insterburg. Königsberg: Kanter, 1794.

Herrmann C. Mittelalterliche Architektur im Preußenland: Untersuchungen zur Frage der Kunstlandschaft und -geographie. Petersberg: Michael Imhof Verlag, 2007.

Steinbrecht C. Die Ordensburgen der Hochmeisterzeit in Preussen: Bau-Aufnahmen und baugeschichtliche Würdigung der noch vorhandenen Burgen und bedeutenderen Burg-Reste des Ordens in Preussen aus der Zeit von 1310 bis zum Ende der Ordens-Herrschaft. Berlin: Verlag von Julius Springer, 1920.

Torbus T. Die Konventsburgen im Deutschordensland Preußen. München: Oklenbourg, 1998.

Weber L. Preussen vor 500 Jahren in culturhistorischer, statistischer und militairischer Beziehung nebst Special-Geographie. Danzig: In Commission bei Theodor Bertling, 1878.

Weise E. Der Zweite Thorner Vertrages von 19. october 1466 // Jahrbuch der Albertus Universität zu Königsberg. Band XXII. Berlin: Duncker & Humblot, 1972.

Виганд из Марбурга. Новая прусская хроника. М.: Русская панорама, 2014.

Пётр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М.: Ладомир, 1997.

 

 

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 2

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 2

 

Герда Янихен, урождённая Гесснер

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. Часть 2.

 

Когда мы вновь проходили мимо леса, то увидели штатских русских, хлопотавших вокруг разведённого костра. Невдалеке, на пожухлой прошлогодней траве паслось большое стадо немецких коров. Заприметив нас, русские помахали нам рукой, призывая подойти поближе. Нас охватил страх, и мы хотели убежать, но за нами побежал некий мальчик, лет двенадцати, и на ломаном немецком языке прокричал: “Фрау, ты уметь делать из коровы молоко? Тогда помоги! Ты тоже можешь пить много молока для своего ребёнка!” Наша нужда заставила нас забыть о страхах. Мы готовы были осмелиться помочь им, если взамен действительно получим молоко для собственных детей. На одной из русских конных телег лежали новорождённые телята, а другая была заставлена молочными бидонами. На костре, на большой сковороде, жарилась картошка. Благодаря мальчику мы сумели найти общий язык с остальными. Нам вручили вёдра и мы стали доить коров, а закончив с этим, могли выпить столько молока, сколько душе угодно. Нам также разрешили съесть немного хлеба и оставшуюся часть жареной картошки. Затем мы наполнили молоком все бутылки, горшки и прочие ёмкости, что были у нас при себе. Наши сердца переполняла благодарность. Этим четверым русским и самим-то нечего было есть кроме этой картошки и молока. Ту пайку хлеба, которой они поделились с нами, им выделяла армия. В их задачу входило перегнать наших коров в Россию в качестве трофея. После жуткой бессонной ночи и весьма большой для нас трапезы нам очень хотелось полежать и отдохнуть, но вместо этого пришлось двигаться дальше…

Велау остался позади. В открытом поле нам встретились какие-то развалины с крытой пристройкой, которая, как нам показалось, могла предоставить нам некоторую защиту от непогоды. В руинах мы выискивали доски, прутья и прочие предметы, которыми можно было заложить дверной проём и окна, в которых отсутствовали стёкла. Для нас, женщин, это была тяжёлая работа, и мы настолько переутомились, что уже не смогли бы идти дальше. Таким образом, мы решили переночевать здесь. Внутреннее пространство было не больше беседки и это вселяло надежду на то, что мы сможем согреть его теплом собственных тел. Чтобы не привлекать лишнего внимания мы развели маленький костёр прямо в руинах и приготовили суп из манки с молоком. Затем все вместе мы спрятались в маленьком помещении. Половина сидя, а половина полулёжа – так как места не хватало – мы один за другим заснули. Ночью на нас наткнулись два советских солдата. Но увидев, что среди нас нет немецких мужчин, ушли. При этом они восстановили за собой дверь, которую бесцеремонно взломали.

Минула ещё одна ночь. Хотя руки и ноги ныли, но сон укрепил нас для дальнейшего похода. По узкой деревенской дороге нам навстречу двигалась автоколонна. Нам пришлось вплотную прижаться к обочине, чтобы пропустить её. В этот момент свисавшие со столбов телефонные провода спутались с колёсами моей коляски. Я не могла двинуться ни вперёд, ни назад. Машины загудели, солдаты заругались и явно стали сыпать угрозами. Наконец мне силой удалось оттащить коляску в сторону. При этом у неё отвалилось переднее колесо. Водитель первого грузовика непрерывно ругался, так как ему не было видно, что моя коляска запуталась в проводах, и ему казалось, что я просто не желаю уходить с дороги. Остановился последний из грузовиков колонны. Мои родственники тем временем уже успели уйти далеко. Из остановившегося грузовика раздался крик русского: “Фрау, давай! Фрау, давай скорее!” Я едва осмеливалась поднять глаза от страха. Больше всего мне хотелось громко закричать. Фраза: “Фрау, давай!” обычно означала только ужасные вещи. Русский спросил: “Ну, фрау, не хочешь хлеба для своего ребёнка?” Лишь после этого я посмотрела на него. Из машины высунулся пожилой солдат и вручил мне кубик немецкой «Санеллы» [маргарин для выпечки]* и маленькую буханку хлеба, после чего поехал дальше. Я буквально оцепенела; в голове проносились мысли, что ведь они запросто могли затащить меня к себе в машину, и я никогда бы больше не увидела своих детей. Глядя на маргарин и хлеб, я облокотилась на росшее около дороги деверево и подождала, когда моё сердце хоть немного успокоится. После этого я переставила одно из задних колёс коляски на место потерянного и покатила её дальше как садовую тачку. В течение дня у меня невыносимо болели руки, потому как приподнимать и толкать вперёд коляску, оказалось крайне утомительно.

Вечером мы добрались до небольшого городка. Издалека мы заприметили неповреждённые дома, а также деревянные ворота в виде арки, знак того, что здесь расквартировалось некое армейское подразделение. Ворота были украшены флагами, а посередине висел портрет Сталина. Как я уже говорила, один из встреченных нами русских из лучших побуждений посоветовал нам останавливаться на ночь рядом с крупными воинскими частями, потому как мы там оказывались в большей безопасности. И поэтому мы решили, что проведём тут ночь. Но здесь всё оказалось иначе: солдаты бросились нам навстречу и стали охотиться на нас по улицам как на бешеных собак. Наконец мы очутились в сарае, в котором уже находилось несколько немецких женщин и детей. Одна стена у сарая отсутствовала, а вместо неё были навалены тюки с соломой.

Мы были рады видеть немцев, и, в конце концов, нашли себе в соломе место, где рассчитывали отдохнуть. Но вскоре нам стало понятно, насколько сварливы и коварны наши соотечественники. Никто из них не желал, чтобы рядом с ним находились молодые женщины. “Уходите… здесь нет места для вас… вы только привлекаете русских!” Эти возгласы раздавались снова и снова. Мы были напуганы и не могли понять, почему должны привлекать русских. Мы и сами их боялись. Чтобы выглядеть старше и уродливее, мы прикрывали лица волосами, обвязывали голову шарфами, пачкали себе лица, морщили лбы и даже конструировали горбы на спину. Мы делали всё, чтобы стать как можно безобразнее. Но мы не обижались на соотечественников. Просто складывалось впечатление, что все сошли с ума. В сгустившемся полумраке я уложила своих детей и легла между ними, ожидая когда они заснут. Но когда окончательно стемнело начался кромешный ад. Здесь мы были лёгкой добычей для русских. Они ходили с фонариками и выбирали себе молоденьких женщин. При этом, чтобы мы не имели возможности сопротивляться, они тыкали нам в лица и глаза пучками соломы, так как нам в этом случае приходилось использовать свои руки для их защиты. Отползти тоже не было никакой возможности, поскольку мы лежали впритык друг к другу. И тут моей бабушке пришла в голову хорошая идея: она притянула меня к себе и я свернулась калачиком под её юбкой между ног, а она дополнительно накрыла себя найденным шерстяным одеялом. Дети поместились рядом. Благодаря этому я была спасена до конца ночи. Ещё до того как рассвело, нас выпустили из сарая. Нас охватила подавленность и отчаяние. Если наша жизнь будет такой и дальше, то мы погибли. Но нас не оставляла надежда добраться до дома. По дороге мы часто встречали брошенные и сломанные коляски. Чаще всего они валялись в придорожных канавах или на прилегающих полях. Даже не хотелось и думать о судьбах их владельцев. Однако для меня это была возможность найти подходящее колесо для моей собственной коляски и однажды мне повезло. Мне нужно было только одно, но я прихватила ещё одно в качестве запасного.

Большую часть времени дети спали. Я часто задавалась вопросом, как долго они продержатся. Их меленькие измождённые лица, покрытые уличной пылью, избороздили дорожки слёз. Вода сама по себе встречалась довольно редко, а водопроводная вода так и вовсе была недоступна. В воронках, где она скапливалась, валялись трупы коров, лошадей или собак, и даже трупы людей, которые русские, вероятно, посбрасывали туда с дороги. Питьевую воду мы могли получить только от русских. Голод причинял мучения, но жажда была намного хуже. Наше положение становилось всё более безнадёжным. Для матери не может быть больших душевных страданий, чем видеть, как её дети увядают от истощения.

Чтобы как-то их поддержать, мы были вынуждены посещать дома, в которых поселились русские. Иногда нам везло, и нам встречались хорошие люди. Другие наоборот издевались, ругались на нас и прогоняли не дав ни капли воды. Особенно жестокими к нам были монголы и татары. Они почти всегда нападали на нас при встрече. То, как они с нами обращались, слишком ужасно, чтобы здесь описывать. Эти люди причиняли нам невыразимый позор и унижение. Временами у нас пропадало желание жить, и только вид наших детей спасал нас от самоубийства.

Около Норкиттена (Norkitten, сейчас Междуречье — посёлок на берегу Преголи примерно в 20 км к западу от Черняховска. — admin) мы заметили на некотором расстоянии стадо коров. Нам очень хотелось, чтобы их пасли те же самые люди, что недавно поделились с нами молоком. Чтобы дойти до них, нам пришлось сделать небольшой крюк. Нам повезло, так как это были именно они. Они сразу узнали нас и помахали нам рукой. Мы снова помогли им с дойкой, получив за это много молока, немного масла и хлеба для детей. Русский мальчишка сказал нам, где они собираются остановиться в следующий раз. Нам нужно было сделать так, чтобы встретить их снова. К тому же они собирались гнать стадо через Инстербург. Нам повезло встретить их ещё два раза. Я уверена, что полученное от них молоко фактически спасло наших детей. В самом Норкиттене всё ещё оставались немецкие семьи. Они жили плохо, но приютили нас на одну ночь. Также в посёлке было и много русских. Нас поразило то, что всё прошло мирно, и это зародило в нас робкую надежду на будущее.

Говоривший по-немецки офицер рассказал нам, что русские солдаты могли делать с немецкими женщинами всё что пожелают в течение трёх дней, но теперь это запрещено. Мы не должны больше бояться и звать на помощь. Если это услышит командир, то тот, кто нас домогается будет наказан. По этому поводу нам снова сказали, что мы должны останавливаться только там, где расквартировано подразделение с офицерами. Я тут же вспомнила ту ночь, когда мы также думали о том, что находимся в безопасности рядом с воинской частью, а в результате с нами столь гнусно обошлись. Я поведала офицеру об этом кошмарном опыте, на что он сказал: «Плохой командир… Сталин запретил насиловать!» Он пожелал выяснить, кем был командир того подразделения и собирался доложить об этом. Для нас это было слабое утешение и нам не верилось, что в будущем к нам станут относиться с большей человечностью. В результате мы получили здесь муку и крупу. Первое и второе очень сильно пахли бензином, но мы с благодарностью приняли этот дар. На ближайшие несколько часов у нас было хоть что-то съедобное.

Наши дневные переходы становились всё короче и короче. Мы постоянно останавливались на отдых. Усталые и обессиленные мы тащились километр за километром. Пустые дома уже практически не попадались. Если даже и попадалось уединённое строение, то внутри оно было полно грязи и фекалий, так что мы не могли там заночевать.

Подойдя к нашему родному Инстербургу мы задавались тревожными вопросами. А что нас ждёт на месте? Разве наши дома не будут заняты русскими? Впустят ли нас вообще? Найдём ли мы наше имущество? Есть ли у нас вообще ещё дом?

Издали нашему взору предстала колокольня Меланктон-кирхи (протестантская кирха, построенная в 1911 году на бывшей Цигельштрассе, сейчас ул. Победы; здание практически не сохранилось. — admin). Нас охватило чувство радости, но также не покидали и сомнения. Мы невольно прибавили шаг. Никто не проронил и слова ибо их затопили слёзы. Наконец мы оказались в Инстербурге. При виде разрушенного города и чужих этому городу людей, наши сердца пронзила острая боль. Быстро стало понятно, что нам не суждено найти пристанища в самом городе. Все целые дома были заняты русскими. На улицах было много военных. В надежде, что ещё свободен дом моих родителей, мы отправились в Шприндт. Казармы на Каралененском шоссе были невредимы. Длинная улица выглядела как и раньше, только гулявшие по ней солдаты были облачены уже в другую форму и вели себя по-другому.

Вскоре мы стояли перед родительским домом и видели, что в нём также уже поселились русские со своими семьями. Они даже не позволили нам заглянуть внутрь. Мы попытались объяснить им, что этот дом принадлежит моей матери и когда новая хозяйка поняла это, то стала угрожать кулаками и закричала: «Вы фашисты… вы капиталисты… идите к чёрту!»

Мама разрыдалась. В саду расцвели первые подснежники и через забор мне удалось сорвать несколько штук, которые я вложила маме в руку. С тяжёлым сердцем мы пошли дальше. В Каралене у моих бабушки и дедушки был свой земельный участок. Это вселяло немного надежды. Однако это удлиняло наш маршрут ещё на 12 километров. Ещё до наступления темноты мы добрались до Каралене, места моего рождения.

Наша призрачная надежда нас не подвела, дом оказался не занят. Всё выглядело очень запущенным. Во дворе лежала дохлая лошадь и повсюду были разбросаны дедушкины улья, коих было около сотни, но мы хотя бы могли остаться здесь. Соседние дома также пустовали. В доме Хейнемана остались три старые женщины, но об этом мы узнали уже позже.

Первым делом мы обследовали весь дом снизу доверху. Затем расчистили себе угол, вытащили из сарая солому и устроили себе там ночлег. Быстро сгустились сумерки. Мы даже не удосужились сварить себе водянистый суп и тут же прямо голодные легли спать. Но несмотря на то, что мы совершенно выбились из сил, никто не мог уснуть. Все думали о грядущем дне. Мы гораздо радостнее представляли себе возвращение домой, но теперь будущее нам казалось полным грозовых туч.

В нашей жизни наступил новый этап. Посредством примитивных инструментов мы сначала вычистили изнутри дом. Перед этим мы убрали со двора дохлую лошадь. При помощи сделанных из проволоки петель мы оттащили её подальше в поле и присыпали землёй. Чтобы хоть как-то привести дом в порядок нам потребовалось несколько дней. Мы прочесали все близлежащие усадьбы и собрали всё, что могло оказаться нам полезным. Почти всё, что мы находили, оказалось в той или иной степени повреждено — вёдра, горшки, оконные стёкла, щётки, метлы, посуда, кофемолки и предметы мебели. В конце концов нашли весьма много. При помощи песка и битого кирпича удалось всё отчистить. Из древесной золы сотворили щёлочь для мытья.

В погребе обнаружилась картошка. Нас особенно обрадовала эта находка, означавшая, что мы теперь ежедневно могли готовить себе горячий обед. В углу сада была выкопана известковая яма. Известью мы побелили стены обитаемых нами комнат. У нас пока не имелось для этого щёток, но мы вполне справились мётлами. После этого окружавшее нас пространство снова стало выглядеть чистым. Перед уходом из дома тётя Ханна закопала свой фарфор и теперь мы нашли его в целости и сохранности. Повсюду рос ревень и молодая крапива и благодаря им мы смогли разнообразить наше меню. В поле мы насобирали свекловичного кагата, который стал для нас ценным дополнением к рациону. Чего только, оказывается, можно сделать из того, что мы всегда рассматривали как корм для скота!

Почти каждый проходивший мимо нашего дома русский заглядывал к нам. Мы часто испытывали страх оттого, что они отберут у нас наши примитивные инструменты. Рядом с кухней располагалась большая кладовка, в которой была маленькая дверца и короткая лестница, ведшая в погреб. Мы скрывались там, когда возникала угроза для молодых девушек. Иногда мы проводили в этом укрытии по многу часов. Однажды явился офицер. Он был довольно дружелюбен и говорил по-немецки. Он даже ругал своих солдат за то, что те преследовали немецких девушек. Мы пожаловались ему на наши страдания, на что он ответил, что мы можем отгонять их палками. Он оставался у нас дома около двух часов и мы прониклись к нему доверием. Постепенно все вернулись к своей работе. Я осталась у кровати спящей дочери. Внезапно офицер встал, закрыл доселе открытую дверь, и повернул ключ. Я застыла, увидев как он оголяет нижнюю часть своего тела и идёт ко мне. Я отчаянно закричала и ринулась к двери. Офицер выхватил свой пистолет, навёл его на меня и сказал: «Будешь кричать… Я выстрелю!» Я ему ответила, что он может спокойно стрелять и тогда для меня, по крайней мере, весь этот кошмар наконец-то закончится. Моя родня, видимо, услышала это и стала звать снаружи, и колотить в дверь. Я снова попыталась добраться до двери и отпереть её, а офицер замахнулся пистолетом, чтобы ударить меня. Я пригнулась и удар пришёлся по дверной раме, что ещё сильнее разозлило его. Он замахнулся ещё раз и ударил мне по лицу. После этого он отпер дверь и спешно удалился. Моё лицо распухло, была разбита губа, и в довершении всего я лишилась двух зубов. Мои дети дрожали и плакали не в силах успокоиться. Никто из нас не заподозрил бы такую подлость в этом человеке.

Солдаты же продолжали приходить. Не все они относились к нам плохо, среди них было много хороших людей. Так мимо нас ежедневно проезжала гужевая повозка с молочными бидонами. Однажды она остановилась напротив нашего дома и на кухню зашёл кучерявый солдат, попросивший у меня ведро. Я не хотела его давать, но он со смехом сам схватил его, выплеснул на улицу находившуюся в нём питьевую воду и побрёл к своей телеге. Я бессильно выругалась. Однако я была поражена, когда увидела как он наполнил это ведро молоком из бидона и принёс нам. После этого он быстро уехал. Мы стали очень подозрительны и гадали, не отравлено ли молоко. Как никак, а поведение этого солдата было довольно странным. Наконец бабушка попробовала молоко и сказала, что если даже и умрёт, то это станет для неё искуплением. Впрочем молоко оказалось идеально свежим. После этого нам ежедневно привозили не только его, но даже и  сливки. Однажды этот солдат явился в необычное для него время. Он попросил меня пойти с ним, чтобы показать где он спрятал мешок пшеницы. Я испугалась, посчитав, что он хочет получить от меня свою награду, придумав столь витиеватый повод, и поэтому спросила его, почему он сразу не принёс этот мешок. Тогда он приложил руку к своему сердцу и сказал, что не собирается требовать от меня то, о чём я подумала. Он бы и сам принёс пшеницу, но поскольку водить дружбу с немцами было строго запрещено, то ему пришлось спрятать её. Его товарищи также не должны были ничего знать об этом. Если я боюсь, то пусть кто-то ещё пойдёт вместе со мной. Я позвала тётю Ханну. Солдат пошёл вперёд, раздвинул куст виноградной лозы возле одного из домов, показал на мешок, и скрылся. Мы с тётей Ханной попытались перенести его вручную, но наших сил не хватало. И тут в куче старого хлама мы обнаружили санки, на которые взгромоздили мешок и с большим трудом оттащили его домой. Спустя несколько дней таким же путём мы получили и мешок ячменя. Ещё нам недоставало соли, и наш тайный друг принёс нам примерно три фунта обёрнутой в ткань кусковой соли грубого помола, больше похожей на соду. Мы её растворяли в воде и добавляли в наши блюда, так как в кусочках попадалось много маленьких чёрных камушков.

Наш молочный донор сказал нам, что сам живёт в Тракиннене (Trakinnen, сейчас не существует. — admin), и там есть старый дедушка, который пишет для русских портреты. Дальнейшие расспросы показали, что это был мой дядя Отто, художник. Русские думали, что он уже очень стар, но на самом деле он ловко маскировал свой возраст, чтобы не попасть в лагерь. Он носил длинные волосы до плеч и бороду, и ходил опираясь на клюку.

В то время в Каралене и вокруг него было много русских. Они почти каждую ночь стучались в окна и двери, пробуждая нас ото сна. Нам приходилось открывать, поскольку в противном случае их попросту бы выломали. Искали скрывавшихся немецких солдат. Чаще всего после обыска русские уходили.

Поскольку из-за этого мы ночью не высыпались, то наш русский друг вызвался оберегать нас в это время суток. Для этого мы поставили ему рядом с дверью кровать. Каждый вечер он вместе со своей винтовкой приходил к нам домой. Когда же приходили другие русские, он прогонял их, говоря, что караулит нас по приказу командира. Мы же, якобы, работали в его роте и ночью нас нельзя тревожить. Нам было удивительно, что ему верили на слово. Иногда возникала громкая дискуссия, но все нарушители спроваживались не побеспокоив нас.
И вот война закончилась. Неприязнь русских к немцам и их враждебное отношение заметно ослабли. На протяжении нескольких недель мы жили довольно мирно. Днём мы мололи пшеницу в кофемолках, что само по себе было непростой работёнкой. Из получившейся грубой муки варили кашу и делали жидкое тесто, из которого, в свою очередь, пекли лепёшки. На вкус они были как хлеб. Когда получали молоко, то из муки более тонкого помола готовили молочный суп с клёцками.

Дядя Отто, с которым мы уже успели связаться, изготовил для нас тёрку из куска старого водосточного желоба. При помощи гвоздя он изнутри пробил в нём дырки, благодаря чему с внешней закруглённой поверхности образовались зубцы, как у обычной магазинной тёрки. Теперь мы могли натирать картошку и, прежде всего, перерабатывать сахарную свеклу в сироп. Её мякоть мы смешивали с мукой и запекали в духовке. Этим совершенно неведомым мне доселе блюдом мы и наслаждались, наполняя им свои желудки.

В некоторых садах кое-где рос ещё посеянный с прошлого года салат. Мы смешивали его с ревенем и сиропом, а если у нас водились сливки, то со сливками и ревенем.

Однажды наш русский друг подстрелил оленя и вскоре у нас была роскошная трапеза.

В остальном наша жизнь протекала как у первобытных людей. Когда после долгих и тщетных поисков мы, во многом случайно, нашли иголку для шитья, то обращались с ней как с настоящей драгоценностью. После каждого использования — только бы не сломалась — её бережно упаковывали и хранили. На чердаке мы обнаружили старый ткацкий станок, а также несколько мотков пряжи и кусков шерсти. Чтобы иметь возможность шить пряжей, мы пропускали каждую нить через комок пчелиного воска, который предварительно согревали в своих руках. Несколько недель мы собирали различные обрывки ткани. К примеру, мы снимали обивку с мягкой мебели или подбирали отдельные лоскуты, которые затем кусочек за кусочком сшивали в пёстрые одеяла. Их делали двойными, дабы они могли удерживать ночью тепло. Детская одежда также состояла из всевозможных деталей старой одежды. В здании семинарии нашлись грязные и мятые географические карты. При ближайшем рассмотрении мы обнаружили, что крапивная ткань, на которую они были наклеены, может быть легко удалена с поверхности бумаги. Дома я отмачивала карты в чане, соскабливала бумагу и раскладывала ткань на солнце. Таким образом я получила несколько метров этой ткани, которую превратила в постельное бельё для своих детей. Из Кёнигсберга я принесла одно шерстяное одеяло. Второе мне пришлось на обратном пути выбросить, когда сломалось одно из колёс у моей коляски, и нагрузка стала слишком большой. Отделив от него кусок, я сшила две подушки. Оставшейся части ещё вполне хватало, чтобы укрываться. Каждый заброшенный дом был богат на птичьи перья. Русские распарывали пружинные кровати и забирали обивку. Поскольку в домах из-за отсутствия окон образовывалась постоянная тяга, сквозняк аккуратно сметал все перья по углам. Там я их и находила, чтобы использовать в качестве набивки для детских кроваток.

Из валявшихся повсюду мешков мы сделали себе тюфяки. Один тип мешков был особенно востребован у нас, а именно тот, который можно было распустить. Из полученной таким образом белой нити мы вязали чулки и фуфайки. В качестве вязальных спиц использовались старые велосипедные спицы. Поломанных велосипедов валялось по округе предостаточно. Русские сначала катались на них, а потом выбрасывали. Наша обувь полностью пришла в негодность и нам пришлось делать новую. В юности, состоя в молодёжной группе, я научилась делать из обрывков ткани тапочки для больницы. Теперь эти знания принесли нам пользу. Мы сшивали вместе узкие ленты ткани и заплетали их в длинные косички, которые затем пришивали к обтянутой тканью картонной подошве. Верхняя часть натягивалась на деревянную планку, под которую подкладывали стельку. Выступающие края затем плотно стягивались и сшивались. После этого подошву сшивали вывернутыми наружу косичками. Для изготовления обуви лучше всего подходили старые военные шинели. В усадьбах, к тому же, встречались деревянные планки любых размеров. Возможно, что раньше в крестьянских подворьях обувь также делали сами, как и мы сейчас. Однако для наших детей таковых не находилось. Для них их делал наш русский друг. На протяжении трёх лет, зимой и летом, мы гуляли в подобных туфлях.

Однако нас беспокоила ещё одна проблема: наша единственная расчёска теряла зуб за зубом. У дяди Отто был помощник, который изготовлял гребни из олова. Они были не так хороши, как обычные, но благодаря им всё же можно было ухаживать за волосами.

Наша занятость была постоянной. Многие солдаты приносили нам свои вещи и униформу для стирки и глажки. Для этого они снабжали нас мылом и стиральным порошком. Поскольку мы пользовались ими экономно, то у нас даже оставалось немного и для собственных нужд.

Временами приезжали машины со старшими офицерами, которые хотели, чтобы мы приготовили для них еду. Нам нравилось это делать, ибо нам всегда оставалось что-то со стола. Впрочем и здесь мы иногда испытывали досаду и волнение, поскольку временами кто-то хотел воспользоваться нашим гостеприимством сверх меры.

Мы понемногу осваивали русский язык, сойдясь на том, что с русскими нужно вести себя понаглее. У большинства солдат ум был как у маленьких детей. Вначале они пытались самоутвердиться, и если им это удавалось, то они становились дерзкими и агрессивными. Но едва они сталкивались с энергичным сопротивлением, то тут же теряли интерес и пасовали.

Неожиданно всё вокруг нас стихло. Мы больше не видели тех лиц, к которым успели привыкнуть. Их место заняли штатские люди. Мы оказались без работы, и нужда снова постучалась к нам в дверь.

 

Перевод:  Евгений Стюарт

 

* Квадратными скобками [***] помечены примечания переводчика

 

Источник: Insterburger brief № 9/10, 11/12  1974; 1/2, 3/4, 5/6, 7/8, 9/10, 11/12  1975; 1/2, 3/4  1976.

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 1.

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 3

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 4

 

 

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 1.

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 1.

Этим переводом, сделанным Евгением Стюартом, мы начинаем публиковать воспоминания жителей Восточной Пруссии о том, как, спасаясь от наступающих войск Красной Армии, они бежали запад. В Германии есть даже специальный термин  Flucht aus Ostpreußen (побег из Восточной Пруссии). Начиная с осени 1944-го, когда впервые за время войны боевые действия перенеслись на территорию Германии, и до мая 1945 года, Восточную Пруссию покинули (в результате организованной властями плановой эвакуации населения по морю и воздуху и хаотичного бегства жителей по земле), по разным оценкам, до 2 млн. человек. Часть из них впоследствии вернулась обратно, значительная же часть жителей в эвакуацию не отправлялась вовсе. Всё оставшееся немецкое население бывшей Восточной Пруссии впоследствии было принудительно депортировано с территории Калининградской области, Литовской ССР (бывший Мемельланд) и Польши в Германию, начиная с 1948 года.

Описывать причины, по которым эвакуация из Восточной Пруссии происходила так, как она происходила, о фактическом её запрете до 20 января 1945 года, о пропагандистской политике нацистского руководства Восточной Пруссии и Третьего Рейха в этот период, мы не будем. Об этом есть масса общедоступного материала. Здесь мы хотим лишь привести воспоминания простых немцев о том, что они пережили, пытаясь добраться до «материковой» Германии. Сразу скажем, что в публикуемых материалах не нужно искать ни политической подоплёки, ни попытки очернить, или, наоборот, обелить кого-либо. Это просто исторические свидетельства. И они такие, какие есть.

                                                                                                                                                                            admin

 

 

Герда Янихен, урождённая Гесснер

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно

 

На дворе стоял конец октября 1944 года. Повсюду гулял холодный ветер. Вдали мы слышали непрерывно усиливающийся рокот. Русские подошли к Гумбиннену. В воздухе непрерывно кружили вражеские самолёты. Моя мама, сестра с двухгодовалым ребёнком, двое моих собственных детей, одного и двух лет, большую часть времени ютились в самодельной землянке в саду родительского дома в Шприндте (Sprindt — посёлок на северо-восточной окраине Инстербурга; сейчас — район пересечения улиц Черняховского и Горького в г. Черняховск. — admin)  [№41 по Фриц-Чирзе-Штрассе]*.

По ночам Каралененское шоссе (Karalene, сейчас Зелёный Бор — посёлок в 12 км к западу от Черняховска. — admin)  заполняли движущиеся в сторону Кёнигсберга военные машины. Бежать с маленькими детьми на руках не представлялось возможным. Солдаты рассказывали, как всё страшно было под Гумбинненом. Стрельба и артиллерийская канонада же становились всё ближе. Мы, наконец, не выдержали и наспех собрали немного одежды и белья, погрузили всё это в коляски и приготовились бежать. Нам повезло, так как солдаты посадили нас на грузовик. Машина двигалась очень медленно, ибо улицы почти полностью были заблокированы военным транспортом и конными повозками.

То, что мы наблюдали по дороге, было неописуемо. Перевёрнутые и разбитые телеги, раненные люди, обстрелянные с воздуха обозы, мёртвые, которых были вынуждены бросить их родственники, дети, плакавшие по своим родителям, и родители, плакавшие по своим детям, старики, тащившие свою поклажу, хотя сами едва могли идти самостоятельно. В нашем грузовике мы хоть как-то были защищены от этих тягот. Но насколько сильно может страдать человек, который видит столько мучений и при этом никак не может помочь? Такое могут оценить лишь те, кто лично испытал нечто подобное.

Вечером мы прибыли в Йесау [ныне поселок Южный, Багратионовского района]. Это был небольшой посёлок с аэродромом, где нам предоставили жильё. Там мы остались до конца января месяца, когда нас наконец достиг фронт. Как-то утром мы получили от бургомистра бумагу, в которой указывалось, что в 21:00 мы должны вылететь с аэродрома, имея при себе не более 20 фунтов ручной клади. После этого мы в очередной раз упаковали свои самые ценные вещи.

Я вернулась в посёлок, чтобы купить свежего молока и немного продуктов, но все магазины оказались закрыты. Всё было заперто и никого нигде не было видно, ни торговцев, ни бургомистра. Офицеры с аэродрома, которые тут раньше жили, также под покровом ночи исчезли со всеми своими семьями. С нами осталось только несколько беженцев.

Несмотря на метель мы собрали наш скудный скарб, подхватили на руки детей и отправились на аэродром, с которого мы должны были вылететь в 9 часов вечера. Совсем невдалеке слышались раскаты сталинских органов [реактивная система залпового огня] и советской артиллерии. Когда же, наконец, мы добрались до аэродрома, то там также всё оказалось заперто. Лишь несколько человек из наземного персонала всё ещё были на месте, но они поспешно отослали нас назад, так как у них был приказ взорвать аэродром. В отчаянии мы вернулись обратно. Метель продолжалась, дети не могли идти и нам пришлось нести их на себе. Тёмные и занесённые снегом дороги невообразимо затрудняли наше продвижение.

Измученные и окончательно продрогшие мы добрались, наконец, до нашего дома. Там стояло одиннадцать немецких танков. Солдаты повсюду искали себе на ночь жильё, включая и наш дом. Однако поспать не вышло. Вскоре им было приказано двигаться дальше, так как русские уже находились от нас всего в двух километрах. Танкисты решили взять нас собой. Мою сестру и маму разместили в танке. Молодая девушка из Мазурского края взяла мою двухлетнюю дочь и села с ней в другой танк.

Мою детскую коляску закрепили на «Веспе» [«Оса» — лёгкая самоходно-артиллерийская установка], с которой было снято орудие и теперь она представляла собой транспортёр с прицепом. Меня вместе с коляской обернули в одеяла и брезент, а багаж распределили вдоль борта.

До Кёнигсберга мы добрались затемно. Летящий с танковых гусениц снег настолько засыпал меня и коляску, что мне пришлось буквально выкапывать себя из под него. Я была очень рада, что с нами была коляска и моему самому младшему ребёнку было где спать. Четыре ночи мы находились в пути, а днём искали себе пристанище в брошенных домах.

Как-то утром мы проморгали тот танк, в котором ехала молодая девушка вместе с моей дочерью. Я была вне себя от страха и беспокойства. Эмми, как звали ту девушку, хорошо заботилась о моей маленькой дочке, но что теперь делать?! Мысль о том, что я осталась без ребёнка, практически лишила меня рассудка.  Все танки из нашей группы ехали на большом расстоянии друг от друга, и поэтому никто не знал куда делся пропавший. Накануне нам пришлось бросить один из неисправных автомобилей. На рассвете двое солдат вернулись, чтобы попытаться его починить. Нежданно-негаданно они вернулись с известием, что русские уже захватили посёлок.

После этого два солдата отправились на поиски пропавшего танка с моим ребёнком. Я едва не выплакала все глаза, покуда тянулись часы ожидания. Примерно через четыре часа пропавший танк подъехал к месту общего сбора. Оказалось, что у него просто кончилось топливо, и прошло немало времени, прежде чем пришла помощь. Я никогда не забуду эти часы страха. С того самого дня я не расставалась со своими детьми. Вынув из коляски одежду, я уложила в неё обоих детей.

Каждый населённый пункт, который мы оставляли вечером, к утру уже находился в руках русских. Так мы постепенно добрались до Кёнигсберга, портового бассейна, пожарной станции «Юг». Расположившись в бараке на Кайбанхофе [ныне ул. Крановая] мы занялись приготовлением пищи для наших танкистов.

Кёнигсберг, между тем, был теперь блокирован советскими войсками. На свои продуктовые карточки мы практически ничего не могли купить. С другой стороны продовольственные склады на Кайбанхофе ломились от продовольствия, но продолжали оставаться закрытыми. Без лишних слов наши танкисты вскарабкались внутрь через вентиляционную решётку и на свой страх и риск раздавали продукты гражданскому населению.

Каждый вечер, примерно в 19 часов, прилетал советский самолёт (солдаты называли его Швейной машинкой [У-2]) и то там, то тут, сбрасывал бомбу. Привыкнув к его пунктуальности, мы успокоились. Лишь однажды бомба упала от нас в непосредственной близости, и то нам же на пользу, так как она угодила  в продовольственный склад, тем самым избавив наших солдат от необходимости лазать в него через вентиляцию. Теперь банки со сгущённым молоком и прочими консервами, которые мы долгое время не видели, разлетелись по окрестностям.

В соответствии с циркуляром NSV [национал-социалистическая благотворительность] все женщины и дети должны были доставляться на судах из Кёнигсберга в Пиллау, а оттуда на запад. С этой целью были пригнаны большие баржи. Женщин и детей оборачивали в одеяла и оставляли ждать на борту этих барж наступления темноты, прежде чем те отправились в сторону Пиллау. Во время сильного снегопада такое ожидание под открытым небом превращалось для людей в настоящую пытку. Наши танкисты получали из Пиллау новости и инструкции, а потому хорошо знали о том, какой там творится хаос. Поток беженцев был настолько велик, что людям приходилось подолгу ждать своей очереди. Среди них резко возросло количество смертей, а также больных и голодных.

Эти баржи должны были вывезти в том числе и нас. Мы отказались, хотя и знали, что местные женщины из NSV были довольно радикально настроены и не брезговали насилием. Однако наши танкисты знали что делать. Они посадили нас в машину связи, опечатали её и перевезли в район Нассер Гартен (Nasser Garten — Мокрый/Сырой сад, — сейчас это район ул. Нансена. — admin). Там они спрятали нас в пустой квартире, которая раньше использовалась военными в качестве оружейной, а на дверь повесили табличку «Оружейная — вход запрещён!». Мы понимали, что в Пиллау нам пришлось бы гораздо хуже, чем здесь. Тем более Пиллау ежедневно подвергался тяжёлым бомбардировкам.

 

Беженцы в ожидании погрузки. Гавань Пиллау. 26 января 1945 года. Источник: Википедия.

 

Потянулись дни ожидания. Каждый вечер мы слышали, как русские через громкоговорители кричали: «Женщины и дети, покиньте город, переходите к нам, Кёнигсберг лежит в руинах!». Потрясающие перспективы!

И вот настал тот самый день. Русская артиллерия безжалостно обрушила свой огонь на город, а советские солдаты проникли в район Нассер Гартена. Под непрерывным обстрелом мы вместе с коляской, но без багажа, ринулись в центр города. Когда стало совсем страшно, я накрыла собой своих детей. Вокруг летали осколки, мусор и битый кирпич. Стоял жуткий вой и грохот.

В центре города нас остановили сотрудницы NSV и отправили в необитаемое здание, где уже находились две женщины и мальчик, беженцы из Мазурской области. Вскоре я поняла, что в этом полуразрушенном доме мы никак не защищены от бомб и гранат. Поблизости была видна большая школа.  Мы с Эмми  захотели проверить, можно ли туда перебраться. Когда мы находились уже практически на пороге школы, взвыла сирена воздушной тревоги, на которую я не обратила никакого внимания, поскольку сирены завывали по любому поводу. Но тут внезапно в аду разверзся ад. Посыпались бесчисленные бомбы. Я встала как вкопанная, не в силах соображать. Взрывной волной меня отбросило к двери, не причинив, однако, большого вреда. Солдаты втащили меня внутрь. Всё произошло настолько быстро, что я едва это осознала. Всё, о чём я могла думать, были мои дети, и я хотела вернуться к ним. Однако мужские руки держали меня крепко. Солдаты кричали и ругались. Человеческие голоса терялись на фоне вселенского шума и рёва. Мужчины облокотились на тяжёлую железную дверь, чтобы та оставалась открытой. Бомбардировка города длилась целый час.

Мне этот час показался вечностью. Беспокойство и страх за детей ослабили мои нервы и они, наконец, сдали. Медик сделал мне укол и я впала в забытьё. Когда же я пришла в себя, кошмар уже закончился. В школу угодило аж три бомбы. Я выбежала наружу, но не помнила откуда пришла. Никаких примет уже не было, повсюду только груды обломков. Некоторые солдаты, видевшие, как я пришла в школу, отправились вместе со мной и помогли мне найти нужный дом. Дверная рама всё ещё была на месте, но сразу за ней виднелись только кучи кирпичей. Половина дома полностью рухнула, а с обратной стороны отсутствовала передняя стена. И тут я увидела свою детскую коляску. На её руле покоилась тяжёлая балка с частью потолка. Я стала громко выкрикивать имена и в отчаянии искать вход в подвал, который был совершенно засыпан обломками.

Затем я нашла узкое подвальное окошко, в которое были вмонтированы два железных прута. За грязным стеклом кто-то махал рукой. Это была моя мама. Она была жива и подвела к окну одного из детей. От захлестнувших меня чувств я зарыдала. Но как мне вытащить их из-под обломков? И снова мне помогли солдаты, выбившие железные прутья.

При этом я распереживалась ещё больше, поскольку боялась, что кладка не выдержит и рухнет. Но всё прошло хорошо. Сначала мама передала мне детей, а потом с большим трудом протиснулась через окошко сама. За ней последовала сестра. Другие две женщины и мальчик оказались похоронены под обломками на другой стороне дома. Мама сказала, что намочила полотенце кофе из бутылки и приложила его к лицам детей, а иначе они задохнулись бы в невообразимой пыли.

После этого мы перебрались по руинам в школьный подвал. Один из солдат сумел вытащить мою коляску и часть нашего багажа. В подвале был оборудован лазарет, в котором уже находилось множество раненых солдат и гражданских, к которым добавлялись всё новые пострадавшие от последнего налёта. За ранеными ухаживал только один фельдшер. Казалось всё шло наперекосяк. Ответственного врача вызвали в главный лазарет и он так и не вернулся. Было понятно, что нужна срочная помощь. Моё сердце было преисполнено благодарности за то, что мои родные снова были рядом, и поэтому я стремилась облегчить чужие страдания. Санитар позаботился о том, чтобы мои мама и дети нашли себе безопасное место в подвале, а я смогла ему помочь.

Делались срочные перевязки, удалялись осколки и шрапнель, а ещё больше только предстояло сделать. В какой-то момент в подвал вошёл солдат с широко открытыми глазами. Его лицо было испачкано кровью и грязью, а униформа вся в кровавых дырах. Он не ответил на наши вопросы. Мы уложили его на кушетку и сняли одежду. Его рубашка была полностью пропитана кровью. То, что этот человек всё ещё был жив, казалось чудом. Его тело напоминало сито. Когда я попыталась промокнуть его губы, то заметила, что его рот также представлял собой одну сплошную рану. С трудом он пробормотал — «пить». Санитар протянул мне стакан воды и шёпотом сказал: «Всякая помощь для него уже опоздала. Пусть пьёт спокойно». Я положила ему под голову руку и поила его маленькими порциями, которые он жадно заглатывал. Он посмотрел на меня остекленевшими глазами и попытался улыбнуться. Внезапно его тело дёрнулось. Я ещё не поняла, что это означало смерть. Я продолжала держать его голову в своей руке, пока не вернулся санитар и не сказал: «Он отмучился. С таким ранением в живот он вряд ли бы выкарабкался». Только теперь я поняла, что произошло. Это глубоко потрясло меня, но и придало сил без устали продолжать свою работу. Никогда более я не видела столько страданий и не слышала столько криков, как в том самом подвале.

Время от времени, когда на улице немного стихала стрельба, я выглядывала из двери, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом. Ночное небо мерцало жутким пурпурным светом. Куда ни глянь, всюду стояло сплошное зарево от пожаров. В воздухе клубились чёрные густые облака. Это было кошмарное зрелище. Впереди маячили полные страха и неопределённости дни.

Затем пришли русские. Сначала это были два офицера. Они приказали сложить снаружи всё оружие и боеприпасы. В четыре часа утра забрали всех немецких солдат и других мужчин. В подвале находилось и несколько пожилых супружеских пар, которых силой разлучили.
Наши же страдания начались на рассвете. Нам, женщинам, пришлось многое вытерпеть. Раз за разом приходили русские и на ломаном немецком языке спрашивали, есть ли у кого из нас часы. Мы раздали все имевшиеся при нас драгоценности, после чего нас выгнали из подвала. Из последних сил нам приходилось нести наших детей по бесчисленным грудам обломков, а я при этом ещё и тащила за собой коляску. Там, где было слишком тяжело перебираться, мы сначала переносили детей, а затем возвращались за коляской.

Только теперь нашему взору предстал весь масштаб разрушений. Вскоре наши ботинки напоминали своим видом сосновые шишки. После бесконечных карабканий по завалам мы, наконец, добрались до дороги. Над уцелевшими домами дымились крыши. Улицу заволок густой дым и наши глаза слезились. Какие-то изверги затаскивали нас в дома и насиловали. Не помогали ни мольбы, ни крики. Мои последние вещи были украдены из коляски. Даже подушки и одеяло пропали. Не осталось ничего, чтобы согреть моих детей, и поэтому я укрыла их своим пальто.

Когда мы подошли к городской окраине, то все немцы там были согнаны в одну сторону. Вскоре мы представляли собой одну большую армию, разграбленную и осквернённую. В четыре шеренги, под конным конвоем, нас повели из Кёнигсберга. На протяжении всего дня нам совершенно нечего было есть. Дети настолько ослабли, что даже не могли плакать. Сидя в коляске и склонив свои головы, они пребывали в забытьи. Промокшие пелёнки и трусики без всякой стирки сушились прямо на руле. Из колонны никого не выпускали. Если кто-то пытался это сделать, то тут же возникал всадник с кнутом и загонял его обратно. Чтобы чем-то утолять жажду, я подобрала на обочине пустую консервную банку. В углублениях, оставленных конскими копытами, скапливалась талая вода. Проходя мимо, я собирала эту воду банкой и давала её детям. Замечу, что ни банка, ни тем более вода, не были хоть сколько-нибудь чистыми. Но нас оберегал добрый ангел-хранитель и никто не заболел от этого грязного бульона.

Мимо нас проследовала группа военнопленных. Многие шли босиком, а у кого-то ноги были просто обмотаны в тряпки, так как у них забрали обувь. Они выглядели столь же жалко, сколь и мы. Один из них бросил нам в коляску чёрствый кусок хлеба. Ещё неделю назад я бы побрезговала им, но теперь была искренне благодарна за такой подарок. Я аккуратно разжевала его и положила детям в рот. Другой солдатик кинул мне репу. Благодаря этому на ближайшие несколько часов у моих детей было хоть что-то съестное. По прибытии в Памлеттен нас на ночь согнали в большой сарай, в котором не было никакого освещения. Поскольку ничего не было видно, мы цеплялись друг за друга подобно репейнику, лишь бы не потеряться в толпе. Тьма стояла кромешная. Вскоре пронёсся слух, что нас хотят взорвать прямо вместе с сараем. Но покуда мы видели вспышки русских фонариков и слышали их крики, нам казалось, что пока бояться нечего. К тому же мы впали в глубокое безразличие, и нам теперь было уже всё равно. Через редкие окна можно было наблюдать как бомбят Пиллау. Я держала своих детей на коленях возле коляски, чтобы они в темноте хоть как-то чувствовали моё присутствие.

Та ночь была жутко долгой. Время от времени слышались крики женщин, к которым приставали русские солдаты. Как бы это ни было гнусно, но остальным это придавало уверенности, что пока они тут, нас не взорвут.

На рассвете нас выгнали наружу. Как и накануне нас снова построили в четыре шеренги, но на этот раз погнали обратно в Кёнигсберг. Зачем нас гоняли туда-сюда, объяснить никто не мог. На окраине города нас отвели на огороженный колючей проволокой луг. Там мы нашли мою бабушку, которая была совершенно истощена и близка к смерти, а также двух маминых сестёр. То было весьма грустное воссоединение.

Вскоре пришли русские и согнали матерей и детей, а также стариков, в один угол. Одиноких женщин оттеснили в другой угол, а мужчин в третий. Внезапно один из русских распахнул ворота и прокричал: “Женщины с детьми и старики по домам!”. Это была ужасная ситуация, так как у моих тёток детей не было. Мама душераздирающе плакала, не желая расставаться с ними. Эмми, которая всё это время не расставалась с нами, держала на руках одного из моих детей и могла бы сбежать из этого лагеря, но отдала ребёнка моей тётке, чтобы та смогла уйти. Это было очень благородно с её стороны, но от этого мне стало нестерпимо больно. Мы пережили вместе столько трагических дней и для моей маленькой дочери она была словно вторая мама. Старшая тётя и бабушка уже покинули огороженную территорию, после чего мы с мамой и вторым ребёнком последовали за ними. Бабушка уже практически не могла ходить. Мы посадили её в коляску, а детей поочерёдно несли на руках. В качестве спинки мы приспособили две доски, вставленные в коляску вертикально, а ноги бабушки при этом просто болтались спереди.

Отыскав дорогу в Инстербург, мы наткнулись на укрытие зенитной установки. Там оказалось множество боеприпасов и убитых немецких солдат. Под одним из мертвецов обнаружилось шерстяное одеяло. Пересилив себя, я вытащила его из-под трупа, отряхнула и взяла с собой.
Прошло немало времени, прежде чем мы, наконец, немного помылись и ополоснули детские подгузники и трусики в какой-то канаве. О нормальной стирке не могло быть и речи. По дороге нашлась ещё одна рабочая коляска, в которую пересадили бабушку, а дети снова вернулись в свою. Вскоре к нам присоединились две женщины, фрау Брюдерляйн и фрау Шписс. Когда наступил вечер, мы все ещё не нашли себе укрытия на ночь, потому как некоторые из домов, мимо которых мы проходили, были заняты русскими. Таким образом, нам пришлось ночевать прямо под открытым небом на укрытом от дороги склоне. Хотя днём мы хоть немного согревались под солнцем, ночью стояла невыносимая стужа. Чтобы хоть немного согреться мы тесно прижимались друг к другу. Однако уснуть было невозможно. Постоянно приходили русские солдаты, освещали нас фонариками и интересовались, нет ли среди нас немецких мужчин. Другие приходили с дурными намерениями, хватая за руки нас и наших детей. Мы кричали от страха, а они ругались и некоторые насиловали нас прямо на месте.

Один из встретившихся в ту ночь русских говорил по-немецки и дал доброжелательный совет, что если мы захотим отдохнуть в дороге, то лучше это сделать рядом с расположением его роты, которую можно найти по приметным деревянным воротам около Тапиау. Всё ещё шла война, и многие солдаты плохо относились к нам. Холод пробирал до самых костей. Этот человек принёс нам молочный бидон с горячим чаем, немного хлеба и бекона. Чай помог нам согреться. Я держала одного из своих детей на коленях под пальто. При этом мои руки буквально посинели от холода и почти окоченели. Увидев это, русский отдал мне свои перчатки. Впрочем, на следующий день другой русский отнял их у меня.

Едва рассвело, мы продолжили наш путь. По дороге мы подбирали всё, что могло нам пригодиться. Обрывки одежды и даже отдельные лоскуты ткани мы складывали к бабушке в коляску. Благодаря этому бабушка могла сесть повыше и чувствовать себя комфортнее. Также мы подобрали несколько предметов посуды, которые могли нам понадобиться.

Подойдя к Тапиау, мы нашли там упоминавшиеся деревянные ворота. Находившиеся там русские смотрели на нас с подозрением. И это не удивительно, ибо мы были грязными, оборванными и сонными. Увидев большое количество солдат, я растеряла всю смелость идти дальше. Однако моя тётка Иоганна подбодрила меня и пошла вместе со мной. Со смешанными чувствами я поинтересовалась, можем ли мы остаться здесь на ночь, так как следуем домой в Инстербург. В мгновение ока нас окружили солдаты, которые что-то нам говорили наперебой. Общение было невозможно. Я показала на детей и бабушку, а затем склонила голову на свои сложенные руки, демонстрируя знак “сна”. В ответ раздался дружный возглас понимания.

Один из солдат взял меня за руку и потянул за собой. С колотящимся сердцем я, в свою очередь, схватила за руку тётю. Солдат привёл нас к зданию, в котором был кто-то, кто говорил по-немецки. Должно быть это был их начальник. Помещение было обставлено как кабинет. Я повторила ему свою просьбу, а он в ответ поинтересовался – откуда и куда мы следуем. Всё это время у двери стоял солдат с винтовкой. Затем говоривший по-немецки военный ушёл и вернулся спустя продолжительное время. Проводив нас к помещению, в котором жило два пожилых солдата, он сказал, что ночевать мы здесь будем одни. Один из солдат принёс соломы. Мы были тронуты столь неожиданной вежливостью. С лёгким сердцем и радостью я позвала ожидавшую на улице родню. Выделенная нам комната являлась кухней с изразцовой печью. Вскоре нам принесли ещё соломы и дров. Оба усатых русских солдата оказались весьма добродушными людьми. При помощи жестов они пригласили нас в свою тёплую комнату. Это было плохо обставленное помещение. Во всех четырёх углах стояли кровати, застеленные только матрасами. В середине стоял самодельный стол, а по обеим его сторонам находились скамьи из свежеструганных досок. В печи тлело полено, и в целом маленькая комната показалась уютной и тёплой. Немного отдохнув и согревшись, мы разожгли на кухне огонь и приготовили кровати на ночь. Дети быстро сдружились с русскими. Солдаты посадили их себе на колени и кормили. Один из них объяснил нам, что у него в России осталось шестеро собственных детей и по его небритой щеке в этот момент катились слёзы.

Мы воспользовались представившейся нам возможностью искупать детей и тщательно вымыться самим. С этой целью мы наполнили все горшки и вёдра, которые нам предоставили русские, и поставили их на плиту. Также солдаты принесли нам большой бак и поделились куском мыла. Чтобы никто не застал нас во время мытья врасплох, мы подсунули под ручку двери палку. То было совершенно неописуемое чувство – наконец-то избавиться от всей грязи, что накопилась за столько недель. И к тому же нас ждала тихая ночь, когда мы могли спать без всякого страха. Вместе с детьми нас было одиннадцать человек, а кухня была настолько крохотной, что мы едва могли там улечься. Коляску русские поставили у себя в комнате. На ужин они принесли нам белый хлеб с маслом, сладкий чай, сухофрукты и пшённую кашу, и мы почувствовали себя в сказочной стране молока и мёда. Нужно ли теперь говорить о том, что спали мы как в раю?

На следующее утро, когда я забирала свою коляску из комнаты русских, там оказалось два молодых солдата, которые чистили свои винтовки. Вчерашних пожилых русских там уже не было. В коляске лежал какой-то большой свёрток. Поскольку я посчитала, что он оказался там по ошибке, то вынула его и положила на стол. Однако один из солдат положил мне его обратно в коляску и, как мне показалось, немного мрачно ухмыльнулся. Мне это показалось странным. В голову пришли мысли, а не взрывчатка ли это? Может он хочет нам навредить? С дрожащими коленями я толкнула коляску к выходу. Никто из нас не считал, что в пакете лежит что-то хорошее. Солдат продолжал наблюдать за нами с ухмылкой, а затем подошёл к коляске и спросил: “Почему ты боишься?”. Надорвав угол пакета, он показал его нам: “Это еда для твоих детей! Никакая не бомба! Мы не фашисты! Только фашисты убивают детей!” Мне стало стыдно из-за своих подозрений. Как он мог прочитать мои мысли? Две буханки хлеба, немецкий маргарин и искусственный мёд, бекон, манная крупа, яичный порошок, а также нож и ложка – таково было содержимое пакета, который для нас приготовили дружелюбные старые русские. К сожалению, мы не смогли отблагодарить их в ответ.

И вот мы снова оказались на просёлочной дороге. Нашему взору предстала ужасающая картина. По обеим сторонам дороги лежали измученные и голодные женщины и старики. Большинство из них уже были мертвы. Живые сидели на корточках рядом с умершими, и как казалось сами ожидали собственной смерти. Никто о них не заботился. Мы сами не могли им помочь, поскольку наш жребий был немногим лучше. Нет слов, чтобы описать те чувства, что разрывали меня изнутри, когда я посмотрела в умоляющие глаза седовласой матери, обессиленно ожидающей смерти на обочине дороги. В пути нам повстречались сотни стариков, испустивших свой последний вздох в придорожных канавах.

Идти по главной дороге в Инстербург нам запретили. Всё ещё шла война и по этой дороге непрерывно ездили русские машины. На каждом её перекрёстке стояли постовые, которые прогоняли нас с дороги, когда мы были вынуждены пересекать её справа налево, а затем наоборот. Таким вот зигзагом мы шли в Инстербург. Часто мы проводили в пути целый день, но приближались к нашей цели лишь на несколько километров. К нам постоянно приставали солдаты. Повсюду царил страх и ужас.

Возле Велау нас загнали в лес. Некий русский еврей, выдававший себя за командира, орал на нас и грозил пристрелить, после чего нас заперли в пустом сарае. Вечером пришли косоглазые солдаты и изнасиловали нас. Мы приготовились к худшему. Когда эта орда ушла, то оставила дверь открытой. Однако у нас недоставало смелости выйти на улицу в темноте. Мы все зажались в углу, а я крепко обняла детей. Постоянный страх лишал нас рассудка. Каждый шорох снаружи заставлял нас вздрагивать. Без детей и бабушки мы может и осмелились бы бежать, но в нашем положении это было невозможно. Поэтому мы остались вместе и ждали что нас вот-вот убьют. Проходил час за часом. Всё оставалось спокойным, и лишь время от времени один из детей начинал плакать. Только когда рассвело, стало понятно, что мы там находимся одни. Русских нигде не было видно. Мы собрали свои вещи и как можно скорее покинули это кошмарное место.

 

 

* Квадратными скобками [***] помечены примечания переводчика

 

 

Источник: Insterburger brief № 9/10, 11/12  1974; 1/2, 3/4, 5/6, 7/8, 9/10, 11/12  1975; 1/2, 3/4  1976.

 

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 2

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 3

Из Шприндта в Кёнигсберг и обратно. ч. 4

 

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии

 

Предыстория

С давних времён основными внутренними путями сообщения на севере Восточной Пруссии были реки, озёра и заливы. Но мелководье и извилистость рек затрудняли судоходство и требовали принятия действенных мер по улучшению фарватеров. Первый практический шаг по обустройству речной судоходной сети был предпринят ещё в Средневековье, когда в 1395 г. по распоряжению великого магистра Тевтонского ордена Конрада фон Юнгингена начались работы по спрямлению и расширению русла реки Дайме (ныне — Дейма, Калининградская обл.) В дальнейшем Дайме фактически стала глубоким судоходным каналом от Тапиау (Гвардейск) до Лабиау (Полесск). Затем в течение четырёх столетий шаг за шагом здесь были спрямлены и углублены другие реки, построены большие и малые судоходные каналы. Особое внимание уделялось обустройству реки Прегель (Преголя), главной воднотранспортной артерии, связывающей крупнейшие города на севере провинции – Кёнигсберг (Калининград) и Инстербург (Черняховск). С XVIII в. активно укрепляли берега Прегеля, спрямляли русло реки, проводили дноуглубительные работы. Ещё в начале 1720-х гг. на Прегеле у п. Гросс Бубайнен (Бережковское) были построены деревянные мельничная плотина и небольшой судоходный шлюз. Однако это ненамного улучшило судоходные условия Прегеля на 10-километровом участке от Инстербурга до Гросс Бубайнена. В дальнейшем мельница и шлюз неоднократно перестраивались, а после пожара в середине 1880-х гг. их разобрали [1].

Таким образом, к началу ХХ в. из-за мелководья верховьев Прегеля до Инстербурга могли пройти суда водоизмещением* не более 100 т и только в период сезонного подъёма уровня воды. В то же время глубина фарватера в низовьях Прегеля позволяла проходить судам водоизмещением до 250 т от Кёнигсберга до Велау (Знаменск). Такое положение сдерживало экономическое развитие Инстербурга и требовало улучшения судоходных условий в верховьях Прегеля. В 1890-е гг. предпринимались неоднократные попытки углубить русло реки на этом участке, но они не принесли ожидаемых результатов. В начале 1900-х гг. по заданию Прусского министерства общественных работ был проработан проект увеличения судоходных глубин в верховьях Прегеля путём возведения на реке каскада гидроузлов (ГУ), состоящих из подпорных плотин и обходных каналов со шлюзами. Такой способ увеличения судоходных глубин называется шлюзованием реки. При этом река разбивается подпорными плотинами гидроузлов на отдельные бьефы *, в пределах которых обеспечивается необходимая судоходная глубина в период самого низкого уровня воды середины лета (межень) [2].

Однако вскоре этот проект был пересмотрен в связи с принятием в 1907 г. другого масштабного проекта – строительства Мазурского канала, который должен был соединить Мазурские озёра с Балтийским морем через реки Алле (Лава) и Прегель. Параметры канала соответствовали стандартам внутренних водных путей Германии для судов класса Finowmaß*.

Очевидно, этим же стандартам должны были соответствовать и судоходные параметры Алле и Прегеля. В результате был разработан «Общий предварительный проект развития верховьев Прегеля на участке между Инстербургом и Велау с 1911 года» [3]. Но и этот проект был отложен в связи с затянувшимся согласованием проекта строительства Мазурского канала, а затем и начавшейся Первой мировой войной.

Наконец, в 1920 г. правительство Пруссии приняло дорогостоящий проект шлюзования Алле и Прегеля, по которому предлагалось увеличить судоходные глубины этих рек и тем самым расширить судоходство до Инстербурга по Прегелю и до Фридланда (Правдинск) по Алле для судов водоизмещением до 170 т. Таким образом, этот проект стал составной частью общего плана масштабных преобразований судоходной речной сети на севере Восточной Пруссии.

 

 

Проект

Проект шлюзования Алле включал в себя строительство двух гидроузлов – ГУ №1 в Пиннау (городской район Велау) и ГУ №2 — в Гросс Вонсдорфе (Курортное). В Пиннау планировалось построить бетонно-деревянную подпорную плотину и обходной канал со шлюзом. В качестве ГУ №2 было решено использовать плотину планируемой к постройке ГЭС в Гросс Вонсдорфе и судоходный шлюз в её створе. Таким образом, необходимая судоходная глубина Алле вплоть до Фридланда создавалась плотиной ГЭС, а до нижнего бьефа этой плотины и устья Мазурского канала в Алленбурге (Дружба) — плотиной Пиннау.

Более сложный и капиталоёмкий проект шлюзования Прегеля предусматривал строительство пяти гидроузлов на Прегеле и одного распределённого гидроузла с подпорной плотиной на реке Ангерапп (Анграпа), обходным каналом в Инстербурге (Инстербургский канал) и шлюзом на Прегеле в Гайтцунене (Новая деревня, сейчас территория Черняховска). Кроме этого, планировалось построить речной порт в Инстербурге, а также на некоторых участках спрямить и углубить русло Прегеля.

Количество гидроузлов на Прегеле и расстояния между ними были выбраны в зависимости от уклона реки с таким расчётом, чтобы уровни образуемых ими подпорных бьефов обеспечивали необходимую судоходную глубину, но при этом вода не выходила за пределы основного русла, и пойма реки не затапливалась. Для обхода подпорных плотин служат обходные каналы со шлюзами на верхних бьефах плотин. Особенность проекта состояла в том, что подпорные плотины на Прегеле разборные. Их устанавливают только в межень и демонтируют по окончании навигации на зиму. Затем в следующую навигацию с наступлением межени плотины устанавливают вновь. Таким образом, в период весенних половодий и «высокой воды», когда глубина фарватера превышает 1,7 м, судоходство осуществляется по реке, а в межень – через обходные каналы и шлюзы. В отличие от подпорных плотин на Прегеле подпорная плотина на Ангерапп неразборная бетонная. Её верхний бьеф сообщается с обходным (Инстербургским) каналом подземным водоводом и поддерживает в канале практически постоянный уровень воды. Такая схема шлюзования Прегеля должна была обеспечить регулярное грузовое и пассажирское судоходство в его верховьях от Велау до Инстербурга в течение всего периода навигации — с марта по ноябрь [2].

Проект шлюзования Прегеля включал в себя строительство шести гидроузлов:

Велау (Знаменск), №1;
Таплакен (Талпаки), №2;
Войнотен (Шлюзное), №3;
Норкиттен (Междуречье), №4;
Швегерау (Заовражное), №5;
Гайтцунен (Новая Деревня) и Инстербург, №6.

Шлюзы на Прегеле и Алле относятся к классу низконапорных. Напор* шлюзов составляет от 1,3 до 2,2 м [2].

Шлюзы всех гидроузлов, как и шлюзы Мазурского канала, имеют стандартные по длине и ширине полезные размеры камер* (45,0 х 7,5) м.

Длина шлюзованного участка Прегеля от Велау до Инстербурга составляла около 55 км, расстояния между гидроузлами – от 5 до 13 км [2].

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
Расположение гидроузлов на реках Алле и Прегель. Схема автора.

 

 

Строительство

В 1920 г. по распоряжению Прусского министерством общественных работ в Инстербурге было создано Управление по строительству на Прегеле, на которое возложили руководство строительством и управление инвестициями [3].

Строительство гидроузлов на Алле и Прегеле началось в 1921 г. Однако велось оно с длительными задержками, связанными со сложной экономической ситуацией в Германии, вызвавшей перебои в финансировании, поставках строительных материалов и оборудования. Уже в 1922 г. финансирование работ было резко сокращено из-за тяжелейшего экономического кризиса и гиперинфляции, разразившихся в Германии. Работы возобновились только в 1924 г., когда стране удалось добиться определенной экономической стабильности. В 1921-1924 гг. построены оба гидроузла на Алле. В это же время было спрямлено русло Прегеля на наиболее извилистом и сложном для судоходства участке Велау – Швегерау.

В 1921 г. началось строительство гидроузла №6 в Инстербурге — подпорной плотины на Ангерапп, речного порта, обходного канала (Инстербургский) и судоходного шлюза в Гайтцунене, а также ГУ №5 в Швегерау.

Инстербургский канал длиной 3,6 км соединил гавань порта с Прегелем через шлюз Гайтцунен. Канал проложен в пойме Прегеля и на большей его длине обвалован дамбами. Поскольку русло канала и гавань порта находятся выше Прегеля, то для их наполнения используется вода подпорного бьефа плотины на Ангерапп, который сообщается с гаванью и каналом подземным водоводом длиной 300 м. Параметры Инстербургского канала соответствуют стандартам канала Мазурского: ширина по зеркалу воды составляет 23 м, по дну — 13 м, наибольшая глубина — 2 м. Портовая гавань длиной 300 м и шириной 32 м оборудована двумя причалами и включает в себя также зимнюю гавань в плане треугольной формы, характерной для Мазурского канала. Она служила для стоянки транзитных и вспомогательных судов в период зимнего перерыва в навигации, а также для разворота судов. В порту были построены башня диспетчерского пункта, склады, погрузочно-разгрузочные площадки, служебные и административные помещения, подведены железнодорожные ветки – с нормальной колеёй (1435 мм) и узкоколейная (750мм) [4].

Через Инстербургский канал возведены стальные мосты на фермах Пратта длиной 30 м — совмещённый авто-, железнодорожный в 0,7 км от порта и автодорожный — в 1,7 км.

Открытие гидроузла № 6 и речного порта в Инстербурге состоялось в сентябре 1926 г. [3; 4].

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
Речной порт Инстербург. Ок. 1934 г. [4].
Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
Шлюз Гайтцунен. Нижняя голова и автодорожный мост.  Ок. 1927 г.

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
Шлюз Швегерау. Нижняя голова и автодорожный мост. Ок. 1928 г.

 

С 1927 г. приступили к постройке ГУ №№ 4-1 последовательно от Норкиттена до Велау. Работы на этом участке значительно осложнялись гидрогеологическими условиями поймы Прегеля. Обходные каналы и котлованы для камер шлюзов приходилось рыть в тяжёлых моренных грунтах, насыщенных скоплениями огромных валунов и гальки. Это значительно затрудняло и забивку шпунтовых свай. Для защиты строительных площадок от затопления во время весенних разливов Прегеля потребовалось также возводить временные земляные дамбы и ограждения из свай Ларсена. Кроме того, вблизи ГУ Велау, Таплакен и Войнотен было решено построить земляные дамбы и насосные станции для осушения польдеров и их хозяйственного использования. В связи с этим увеличился объём работ, потребовались дополнительные капиталовложения и вспомогательное оборудование. Часто происходившие в 1928 г. разливы Прегеля приводили к задержке строительства.

В 1927 г. земляными дамбами обваловали площадки строительства подпорной плотины и шлюза Норкиттен. Затем был вырыт котлован для камеры шлюза, и в марте 1928 г. приступили к забивке свай для стенок камеры. Аналогично проходило строительство и ГУ Войнотен.

В 1929 г. разразился мировой экономический кризис, который привёл к резкому падению производства, банкротству многих предприятий и неудержимому росту безработицы. Строительство на Прегеле возобновилось только в конце 1930 г., и уже в 1931 г. ГУ Норкиттен и Войнотен всё же были построены [5; 6]. После окончания мирового экономического кризиса в 1933 г. к власти в Германии пришли национал-социалисты, которые провозгласили программу активизации экономики Восточной Пруссии, борьбы с безработицей и создания рабочих мест. В 1934 г. работы на Прегеле, как и на Мазурском канале, были возобновлены в полном объёме. Благодаря бесперебойному финансированию и предоставлению льготных кредитов по программе создания рабочих мест, уже летом 1934 г. в Таплакене были построены обходной канал со шлюзом, железобетонный автодорожный мост через шлюз, подпорная плотина, а также электрическая подстанция, насосная станция и дренажные каналы вблизи гидроузла.

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
Подпорная плотина в Таплакене. Ок. 1937 г.

 

И, наконец, в 1936 г. был сдан в эксплуатацию последний ГУ №1 Велау [6]. Здесь также построили электрическую подстанцию, две насосных станции и дренажные каналы [5].

Таким образом, проект шлюзования Алле и Прегеля был претворён в жизнь, и с 1936 г. открылось регулярное грузовое и пассажирское сообщение между Кёнигсбергом, Инстербургом и Фридландом в течение всего периода навигации с марта по ноябрь для судов водоизмещением до 170 т.

Следует отметить, что в строительстве гидроузлов на Прегеле и Алле, поставках специального оборудования и строительных материалов участвовали компании и банки из многих городов Германии и Восточной Пруссии.

Строительство вели консорциумы:

Philipp Holzmann AG и Hermann Klammt, Wolf & Dörling и Wayss & Freytag — земляные работы, строительство гидротехнических сооружений и каналов;

Dyckerhoff & Widmann AG (Karlsruhe / Berlin), Beton & Monierbau AG и Julius Berger AG — строительство шлюзов и подпорных плотин.

Поставки специального оборудования и строительных материалов среди многих других обеспечивали:

Uniongießierei (Königsberg), Schichau G.m.b.H. (Elbing) — стальные конструкции и шлюзовые ворота;
Vereinigte Stahlwerke AG (Dortmund) — шпунтовые сваи Ларсена;
Cementvertriebsgesellschaft (Königsberg) — цемент;
Steinfurt AG (Königsberg) – спицы* для подпорных плотин [4; 5; 6; 7].

Летом 1936 г. пароходная компания из Инстербурга пригласила журналистов на борт своего теплохода «Инстербург» для экскурсии по Прегелю до Велау. Это была первая поездка с пассажирами. Перед шлюзом Норкиттен им встретился правительственный пароход «Твихауз», шедший из Тапиау. На буксире у него плыл экскаватор. «Куда?» — крикнули из «Инстербурга». «На земляные работы у Швегерау» — ответил капитан «Твихауза». Так описывал эту встречу один из журналистов, путешествующих в тот день на «Инстербурге» [4].

Об интенсивности судоходства и грузообороте в направлении Инстербурга и Фридланда известно, что самоходные баржи класса Finоwmaß доставляли в Инстербург стройматериалы, уголь, строительную технику и песок из карьеров Норкиттена. С 1933 по 1936 г. грузооборот по Алле между Велау до Фридландом вырос с 18,2 до 27,8 тыс. т. Два раза в неделю между Кёнигсбергом и  Фридландом курсировал грузопассажирский мотобот «Рут». Его также арендовали для перевозки небольших партий грузов и проведения речных экскурсий [8].

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
«Твихауз» на нижнем бьефе шлюза Пиннау. 1935-1939 гг.

 

Итак, была создана важная часть уникальной воднотранспортной системы Восточной Пруссии, к которой осталось подключить только одно недостающее звено – Мазурский канал. Его строительство планировали закончить в 1941 г. Судоходство до Инстербурга и Фридланда продолжалось, вероятно, до конца 1944 г. Пережив Вторую мировую войну, судоходная система на Прегеле исправно проработала ещё полстолетия и послужила другой стране – Советскому Союзу.

 

 

Послевоенная история

После окончания Второй мировой войны на территории бывшей Восточной Пруссии, отошедшей к СССР, 9 июля 1945 г. был образован Особый военный округ (ОсобВО). Только через год с образованием Кёнигсбергской/Калининградской области здесь начала создаваться гражданская администрация и стали прибывать первые советские переселенцы. В июле 1946 г. в г. Тапиау (с сентября 1946 г. – Гвардейск) был создан Калининградский технический участок пути Министерства речного флота СССР, и в его ведение передали реки Прегель, Алле и Мазурский канал со всей их инфраструктурой [8].

В первые послевоенные годы существовала острая потребность в стройматериалах для восстановления разрушенных городов бывшей Восточной Пруссии и Советского Союза. В условиях послевоенной разрухи и нарушенных транспортных связей наиболее эффективным средством доставки массовых грузов являлся речной транспорт, флот и инфраструктура которого пострадала в войне меньше, чем у автомобильного и железнодорожного транспорта. В связи с этим Калининградский технический участок безотлагательно приступил к восстановлению судоходства по Прегелю до Инстербурга, переименованных в 1947 г. в Преголю и Черняховск. Надо полагать, осуществлялось оно с помощью немецких специалистов, остававшихся до этого времени в области. Позже их заменил советский технический персонал, который осуществлял монтаж, настройку подпорных плотин и шлюзование на Преголе самостоятельно. Уже 1 мая 1948 г. был введён в строй Черняховский (бывший Инстербургский) речной порт, и открылась весенняя навигация по Черняховскому (бывш. Инстергбургский) каналу до Преголи и далее до Знаменска (бывш. Велау) и Калининграда. А 27 мая по «высокой воде» в Черняховский порт из Калининграда прибыл первый пароход – «Красная Звезда» [9]. Но полное восстановление работы шлюзов и подпорных плотин завершилось только в сентябре, поэтому регулярное судоходство в течение всего периода навигации с марта по ноябрь было открыто на следующий год. Здесь шлюзовались трофейные сухогрузные баржи водоизмещением до 170 т, перевозившие песок из карьеров Междуречья (бывш. Норкиттен) в Черняховск, ходили пассажирские и транспортные суда. Регулярно проводилось техническое обслуживание шлюзов, подпорных плотин и русла реки водолазами. С помощью драг фарватер очищался от наносов песка и углублялся. Во второй половине 1980-х гг. на шлюзах начали устанавливать силовое электрооборудование приводов шлюзовых ворот советского производства и электрические навигационные огни. Однако модернизацию шлюзов завершить не удалось из-за начавшегося в конце 1980-х гг. экономического кризиса и последовавшего за ним распада Советского Союза. Электрическое оборудование успели установить только на трёх шлюзах – в Новой Деревне (бывш. Гайтцунен), Заовражном (бывш. Швегерау) и Знаменске на Преголе.

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
Самоходная речная баржа  «Оскол» в речном порту Черняховска. 1950-е гг. [9].

 

Система гидроузлов на Прегеле и Алле в Восточной Пруссии
Черняховский канал. Буксировка баржи. 1950-е гг. [9].

 

Иная ситуация с судоходством сложилась на Лаве (бывш. Алле). В 1920-х гг. гидроузел на Алле в Пиннау/Велау строился главным образом с целью обеспечить через него сообщение Мазурского канала с Прегелем.  Но поскольку до конца 1950-х гг. перспективы завершения строительства Мазурского канала были ещё не ясны, то восстановлению судоходства на Лаве, вероятно, не придавалось первостепенного значения. А после того, как в июле 1958 г. на варшавской конференции представителей Министерства водных путей и судоходства Польши и Министерства водных путей СССР восстановление Мазурского канала признали нецелесообразным [10], вопрос судоходства по Лаве был снят с повестки дня Калининградского технического участка пути (в январе 1959 г. переименован в Гвардейский район водных путей и судоходства  (ГРВПиС)). В итоге в середине 1970-х гг. Лава и Мазурский канал были исключены из Перечня внутренних водный путей СССР и остались без технического обслуживания и финансирования на своё содержание, хотя шлюз в Знаменске (бывш. Пиннау) остался на балансе ГРВПиС [8]. Не изменился их статус и до настоящего времени, они по-прежнему не являются водными путями Российской Федерации.

С распадом в 1991 г. Советского Союза и последовавшим за ним общим экономическим упадком в России интенсивность грузовых и пассажирских перевозок от Знаменска до Черняховска резко снизилась. Регламентные работы по содержанию водных путей в это время практически не проводились, вследствие чего судоходные условия на Преголе и Лаве значительно ухудшились, а безопасность судоходства резко снизилась. В результате это привело к полному прекращению судоходства и шлюзований в верховьях Преголи уже в 1995 г.

Во второй половине 1990-х годов из-за временного бездействия местных властей и охраны гидросооружений началось хищническое разграбление металлического оборудования шлюзов Мазурского канал. Снимали многотонные шлюзовые ворота, затворы и прочее оборудование, всё вплоть до ограждений. Этот разрушительный процесс затронул, хотя и в меньшей степени, также шлюзы на Преголе и Лаве. Здесь были частично демонтированы механическое и электрическое оборудование  приводов ворот некоторых шлюзов. В начале 2000-х гг. шлюзы всё же были взяты под охрану ГРВПиС и законсервированы. В этой ситуации возводить подпорные плотины не имело смысла, т.к. шлюзы не работали. Это привело к общему снижению уровня воды в верховьях Преголи и верхних бьефах обходных каналов всех шлюзов. Проход крупнотоннажных судов стал возможным только по реке в период «высокой воды». В результате обходные каналы (кроме Черняховского) обмелели и заросли тростником и кустарником, оборудование подпорных плотин утрачено, а инфраструктура гидроузлов фактически разрушена.

Таким образом, воднотранспортная система, которая была создана в верховьях Прегеля в 1921-1936 гг. и обеспечивала грузовые и пассажирские перевозки на судах водоизмещением до 170 т и осадкой 1,4 м, спустя 50 лет перестала существовать.

Возрождение же её в ближайшей перспективе представляется весьма сомнительным из-за практически полного отсутствия транспортного и пассажирского речного флота, а также необходимых финансовых и технических средств для поддержания в верховьях Преголи необходимых судоходных условий и воднотранспортной инфраструктуры. Кроме того, остаётся неопределённой востребованность и экономическая эффективность грузопассажирских перевозок в бассейне Преголи-Лавы. Так по данным на 2006 г. роль водного транспорта Калининградской области во внутренних региональных грузовых перевозках была незначительна, а грузопоток существенно сократился — с 1 млн. т в 1995 г. до 0,2  млн. т в 2006 г. При этом внутриобластные пассажирские водные перевозки вообще не осуществлялись [11]. Надо полагать, в связи с начавшимся в 2008 г. экономическим спадом в России и сокращением финансирования ситуация с внутренним водным транспортом в Калининградской области к настоящему времени только ухудшилась.

Вместе с тем ещё с конца  1990-х гг. на польской части Мазурского канала стал развиваться пеший, вело, авто и байдарочный туризм. На волне интереса к Мазурскому каналу, как уникальному техническому памятнику и туристическому объекту, возникли общественные объединения, которые активно пропагандировали идею трансграничного водного туризма по Мазурскому каналу и рекам Калининградской области. В 2003 — 2011 гг. по их инициативе был проведён ряд региональных конференций и симпозиумов с участием представителей администраций Варминьско-Мазурского воеводства Польши и Правдинского района Калининградской области. На них обнародовали совместную декларацию о намерениях, а также концептуальные документы по развитию водного туризма и его инфраструктуры на реках Калининградской области, включая Преголю, Лаву и Мазурский канал [8; 12]. Эти документы были внесены в повестку дня польско-российского Совета по сотрудничеству Калининградской области и северных регионов Польши, а затем направлены на рассмотрение экспертов двух стран. Однако в 2010 г. все проекты были приостановлены до решения российской стороной вопросов пересечения российской границы в акваториях и использования внутренних водных путей Российской федерации для судоходства под иностранным флагом.

Потребовались многолетние совместные усилия российских и польских властей всех уровней, чтобы ситуация изменилась. В мае 2012 г. внутренние водные пути РФ были открыты для иностранных парусных и прогулочных судов. России предложили подключиться к международному сотрудничеству в вопросе продолжения трансъевропейского водного пути Е70 через территорию Калининградской области по Мазурскому каналу, Лаве и Преголе. В связи с этим 31.08.2015 г. вышло Постановление № 517 Правительства Калининградской области, в котором на период 2020-2030 гг. намечено восстановление водного пути по Лаве и Мазурскому каналу до границы с республикой Польша, а также речного порта и канала в Черняховске [13].

Что касается реальных действий по восстановлению системы гидроузлов и судоходной инфраструктуры на Лаве и Преголе, а также Мазурского канала, как части  трансъевропейского водного пути Е70, то эти вопросы являются компетенцией Федерального агентства морского и речного транспорта Министерства транспорта Российской Федерации и Государственного управления по водным ресурсам «Воды Польские» Польши. Для их решения нужны, прежде всего, политическая воля правительств России и Польши, а также огромные инвестиции. Хочется верить, что в будущем такая воля будет проявлена…

 

Шлюз Велау в Знаменске. 2018 г. Фото автора.

 

Правый устой подпорной плотины гидроузла Велау в Знаменске. 2018 г. Фото автора.

 

Шлюз Таплакен в Талпаках. 2018 г. Фото автора.

 

Шлюз Войнотен в Шлюзовом. 2019 г. Фото Бернда Гёльца.

 

Шлюз Норкиттен в Междуречье. 2018 г. Фото автора.

 

Шлюз Швегерау в Заовражном. 2018 г. Фото автора.

 

Шлюз Гайтцунен в Новой Деревне (Черняховске). 2018 г. Фото автора.

 

Гавань речного порта в Черняховске. 2018 г. Фото автора.

 

Шлюз Пиннау в Знаменске. 2017 г. Фото автора.

 

Шлюз Гросс Вонсдорф в Курортном. 2016 г. Фото автора.

 

 

От автора

Выражаю сердечную благодарность за предоставленную информацию и техническое содействие Владимиру Гусеву, Галине Каштановой-Ерофеевой и Игорю Ерофееву, Людмиле Сафроновой, Елене Павловой, Бернду Гёльцу, Томасу Лоову, Константину Карчевскому и Николаю Трегубу.

Словарь специальных терминов

  1.  Бьефы верхний и нижний – участки судоходного канала/реки с разным уровнем воды, примыкающие к шлюзу/подпорной плотине.
  2. Finowmaß – тип судна по классификации внутренних водных путей Германии 1845 г. с характеристиками: длина – 40,2 м, ширина – 4,6 м, осадка – 1,4 м, водоизмещение – 170 т.
  3. Напор – величина перепада высот между нижним и верхним бьефами, примыкающими к шлюзу или подпорной плотине.
  4. Камера шлюза – герметичная камера шахтного типа для размещения судна при шлюзовании. Герметизируется от бьефов верхними и нижними воротами, а также затворами системы питания шлюза.
  5. Спицы — деревянные вертикальные  шандоры прямоугольного сечения, из которых набирается стенка подпорной плотины.

 

 

Список источников и литературы

  1. Гросс Бубайнен (Бережковское): большая история маленького посёлка // Берега Анграпы: худож.-публицист. альманах. Калининград, ИП Мишуткина И.В. 2006. Вып. 2: Дело Геннадия Разумного: спецвыпуск / Ред.-сост. И.В. Ерофеев, Г.В. Каштанова-Ерофеева; авт. вст. ст. А.О. Виноградов. С. 201-204.
  2. Breuer O. Die Kanalisierung des Oberpregels. Die Staustufe Taplacken // Die Bautechnik. Jahrgang. Berlin, 1935. 22. November. Heft 50. S. 663-666.
  3. Die Schiffbarmachung des Oberpregels zwischen Insterburg und Wehlau // Zentralblatt der Bauverwaltung. 47. Jahrgang. Berlin, 1927. 26. Oktober. № 43. 550-555.
  4. Как Инстербург стал портовым городом // Берега Анграпы: худож.-публицист. альманах Калининград, И.П. Мишуткина И.В. 2006. Вып.2: Дело Геннадия Разумного: спецвыпуск / Ред.-сост. И.В. Ерофеев, Г.В. Каштанова-Ерофеева; авт. вст. ст. А.О. Виноградов. С. 135-136
  5. Schmidt K. Der Ausbau des Oberpregels zwischen Insterburg und Wehlau // Die Bautechnik. 6. Jahrgang. Berlin, 1928. 6. Januar. Heft 1. S. 14-18.
  6. Schmidt K. Ausbau des Oberpregels // Die Bautechnlk. 8. Jahrgang. Berlin, 1930. 29. August. Heft 37. S. 551-556.
  7. Breuer O. Die Kanalisierung des Oberpregels. Die Staustufe Taplacken // Die Bautechnik. Jahrgang Berlin, 1935. 13. Dezember. Heft 54. S. 746 — 749.
  8. Gusiev W. Rzeki Łyna, Pregoła i Dajma — część szlaku wodnego od Wielkich Jezior Mazurskich do morza Bałtyckiego // Kanał Mazurski. Stan obecny i perspektywy w 100 rocznicę rozpoczęcia budowy. Materiały sympozjum. Srokowo, 2011. S. 27-38.
  9. Ерофеев И.В. Хроника первых послевоенных лет. Инстербург-Черняховск: 1945 – 1950 // Берега Анграпы: худож.-публицист. альманах / Ред.-сост. И.В. Ерофеев, Г.В. Каштанова-Ерофеева; авт. вст. ст. В.П. Хлиманков. Калининград: ИП Мишуткина И.В. 2009. Вып. 3. C. 6-38.
  10. Бардун Ю.Д. Мазурский канал. Техническое устройство: ворота безопасности, порты и зимние гавани, мосты и другие сооружения. Послевоенная история Мазурского канала // Калининградские архивы. 2018. Вып. 15. С. 52-69.
  11. Гуменюк И.С., Зверев Ю.М. Транспортный комплекс Калининградской области / Под ред. Г.М. Фёдорова. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта. 2008. С.45.
  12. „Kanał Mazurski – wczoraj, dziś i jutro”. Konferencja międzynarodowa. Węgorzewo, 03 czerwca 2005 r. URL:  https://yadi.sk/i/Q79IVLyTQPZg0g (дата обращения 09.04.2020).
  13. Постановление Правительства Калининградской области № 517 от 31.08.2015 г. О внесении изменений в схему территориального планирования Калининградской области. (Основные мероприятия по развитию транспортного комплекса. Водный транспорт. Таблица 5, п. 6. С. 35, 36). URL: http://govru/vlast/agency/aggradostroenie/zip/schema/000_post_pko_31_08_15_n517.pdf  (дата обращения: 09.04.2020).

 

 

 

 

Башни Бисмарка в Восточной Пруссии. Часть I.

Башни Бисмарка в Восточной Пруссии. Часть I.

Не обошло стороной возведение башен Бисмарка и Восточную Пруссию. Всего в этой  германской провинции было построено восемь башен, которые после раздела Восточной Пруссии по итогам Второй мировой войны, оказались по разные стороны границы: четыре башни на территории Польши и четыре на территории Калининградской области. Вот о них и пойдёт рассказ.

Все восточнопрусские башни были сооружены примерно в одно и тоже время, в начале ХХ века, и находились на возвышенностях, расположенных, в основном, в окрестностях крупных городов. Из восьми построенных башен на территории Калининградской области лишь две сохранились до наших дней. На польской территории бывшей Восточной Пруссии сохранились все четыре башни. Находятся они в пределах Варминьско-Мазурского воеводства (помимо этих башен, на территории Польши были построены ещё несколько башен, некоторые из которых сохранились до наших дней).

 

башни бисмарка в восточной пруссии
Башни Бисмарка, построенные на нынешней территории Калининградской области.

 

 

 

Башня Бисмарка под Гумбинненом

 

Bismarckturm Kallner Hohen Gumbinnen
Башня Бисмарка под Гумбинненом . 1930-е гг.

 

Первоначальные планы по возведению башни  были озвучены в Гумбиннене (сейчас Гусев) в 1899 году, тогда же был сформирован комитет по её строительству под председательством администратора района. Местом для строительства была выбрана высота Калльнера (Kallner Höhen) – 115 метров над уровнем моря. Проект башни был разработан архитектором Гумбинненского округа Менцелем. Стоимость работ по строительству башни составила 15 тысяч марок, собранных за счёт добровольных пожертвований.

 

Kallnen map башня бисмарка
Высота 115,5 м возле селения Калльнен. Фрагмент карты масштаба 1:25000. 1930-е гг.

 

Основание башни было заложено 1 апреля 1902 года. Надзором за строительством занимался районный строительный инспектор Гисслинг. В качестве строительного материала использовались гранитные блоки, которые доставляли с Мазур. Высота башни составляла 12 метров. В её верхней части была установлена табличка с фамильным гербом и надписью BISMARCK, а на открытой верхней площадке – чаша для разведения огня.

 

Gumbinnen Bismarckturm postcard
Башня Бисмарка на высоте Калльнер возле Гумбиннена. Почтовая открытка. 1900-е гг.

 

Торжественное открытие башни при большом стечении зрителей состоялось 14 июня 1903 года.
Башня стала одной из значимых достопримечательностей округа и излюбленным местом отдыха местных жителей и приезжих. Добираться до неё удобней всего было на автомобиле по дороге, которая подходила практически к самой башне. Любителям пеших прогулок приходилось часть пути преодолевать по железной дороге (в сторону Даркемена, ныне Озёрска) до платформы Balbern, а уже оттуда пешком по холмистой гряде идти к башне.

 

Bismarck Turm Kallner Hohen
Башня Бисмарка на горе Калльнер была популярным местом отдыха жителей Гумбиннена. Почтовая открытка. 1910-е гг

 

Простояла башня до 20 января 1945 года, когда при наступлении советских войск была взорвана немецкими сапёрами, дабы лишить ориентира артиллеристов противника.

В настоящее время на месте башни остались гранитные блоки основания, а вплотную к месту, где она стояла, подступает песчаный карьер.

 

Башня Бисмарка под Кёнигсбергом

 

Башня Бисмарка под Кёнигсбергом
Башня Бисмарка возле Гальтгарбена под Кёнигсбергом. Почтовая открытка. 1920-е гг.

 

Идея воздвигнуть башню Бисмарка под Кёнигсбергом появилась ещё в 1898 году. Был сформирован комитет по строительству башни под председательством государственного советника Карла Увре (Karl Ouvrier), который был одновременно председателем местного отделения Пангерманского союза (Alldeutscher Verband) Кёнигсберга.

Но лишь 1 мая 1902 года был инициирован конкурс среди архитекторов на проектирование. Победителем  стал проект  кёнигсбергского архитектора Рихарда  Детлефсена [1] из Кёнигсберга.

Общая стоимость затрат на строительство башни составляла 28 тысяч марок, но к началу работ было собрано лишь 11 тысяч. Отсутствие средств в дальнейшем неоднократно задерживало строительство и чуть было не привело к закрытию проекта.

Местом для будущей башни была выбрана самая высокая точка Замланда – гора Гальтгарбен, 111,4 метров над уровнем моря, расположенная примерно в 20 км на северо-запад о Кёнигсберга. Здесь уже имелась деревянная смотровая башня, которую любили посещать отдыхающие изстолицы Восточной Пруссии. Торжественная церемония закладки фундамента башни Бисмарка состоялась 20 августа 1902 года. В качестве строительного материала использовались гранитные блоки, добытые на Замланде, недалеко от места строительства, а также привозные камни, пожертвованные меценатами. Но уже к концу 1902 года из-за сокращающегося финансирования строительство остановилось.

 

Galtgarben map башни бисмарка
Высота Гальтгарбен. Фрагмент карты масштаба 1:25000. 1930-е гг.

 

В начале 1903 года был создан Комитет по обеспечению финансирования строительства башни. 20 февраля 1903 года организован благотворительный вечер, а 26 и 27 февраля показан балет «Золушка» в театре «Louisenhöhe», сборы от которого пошли в фонд строительства. Благотворительные вечера были проведены и в 1904 году, организовано музыкальное выступление в гостевом доме Drugehnen, неподалёку от места строительства, на котором удалось собрать 760 марок. Округа Кёнигсберг и Фишхаузен (Приморск) неоднократно оказывали помощь в сборе средств для возобновления строительства башни. В конечном итоге строительные работы были возобновлены лишь весной 1905 года, а закончено строительство было в середине 1906 года.

Высота квадратной в сечении башни составляла 22,58 метра. Наверху по традиции была установлена чаша для огня. Над входом располагался герб фон Бисмарка.

 

Galtgarben Bismarck Turm 1912
Над входом в башню было выполнено изображение герба Бисмарка. Почтовая открытка. 1912 год (по почтовому штемпелю).

 

Торжественное открытие башни состоялось 23 сентября 1906 года. Все последующие годы это было популярное место отдыха и проведения различных мероприятий и митингов. С этой целью в начале 1914 года перед входом в башню с южной стороны была создана открытая площадка (Festhalle). Зимой башня и гора были популярны у любителей активного отдыха — здесь был построен трамплин для прыжков и проложено несколько лыжных трасс.

 

башня Бисмарка в Гальтгарбене
Гора Гальтгарбен с башней Бисмарка и лыжным трамплином. Почтовая открытка. 1930-е гг.

 

Galtgarben Bismarcktuerm
Гора Гальтгарбен. Почтовая открытка. 1930-е гг.

 

Кроме того, на самой горе у башни и на южном склоне находились монументы в память участников наполеоновских войн. Ещё в 1818 году по инициативе военного советника Иоганна Георга Шеффнера[2] на горе был установлен крест на гранитных блоках в честь павших в освободительной войне против Наполеона. На литых чугунных плитах перечислялись сражения той войны, а на гранитном блоке была высечена надпись «27 сентября 1818 года». В 1888 году памятник был отреставрирован. На южном склоне горы стоял ещё один памятник с изображением меча и факела, надпись на нём гласила: «Тысячам, погибшим за Отечество, заслужившим хвалу и благодарность. 1818». Там же на вершине горы в 1820 году был похоронен и сам Шеффнер, «двигатель духовных сил», как прозвали его кёнигсбержцы.

 

Galtgarben Bismarckturm mit Denkmal
Гора Гальтгарбен. Башня Бисмарка и памятник павшим в войне с Наполеоном. 1930-е гг.

 

Гальтгарбен
Смотровая вышка и памятник погибшим в войне с Наполеоном на горе Гальтгарбен. Почтовая открытка. До 1902 г.

 

Galtgarben Bismarck Turm Stolle Collection
Башня Бисмарка на горе Гальтгарбен (в стадии строительства). Почтовая открытка. Серия «Замланд» из коллекции Рудольфа Штолле. До 1905 г.

 

Простояла башня до 1945 года. В ночь на 1 марта она была подорвана советскими войсками во время ожесточённых боёв на Замланде:

 

«К исходу февраля наш полк, в стрелковых ротах которого осталось менее четверти состава, занял оборону у подножия высоты 111,4, мимо которой мы прошли тремя неделями раньше. Потеря этой исключительно важной высоты вынудила бы наши войска отойти на восток еще на 20–30 километров, ослабив угрозу Кенигсбергу, над которым войска фронта нависли с трех направлений. Нам было строго наказано дальше не отступать, да и самим очень уж не хотелось, а немцев, конечно, манила близость господствующей высоты.

До войны здесь была прекрасная лыжная трасса с трамплином, а плоскую вершину высоты венчало сооружение, напоминавшее средневековую крепостную башню (позже узнали, что башня была названа в честь Бисмарка — Bismarckturm). На случай отступления наши саперы башню заминировали, основательно начинив ее взрывчаткой, и рядом установили дежурство. Метров на тридцать ниже вершины, во рву разместился КП полка с автоматчиками и два командира полковых батарей со связными, всего человек тридцать. В течение дня немецкая пехота дважды пыталась атаковать подступы к высоте, но была отбита. К ночи стрельба совсем утихла, и после ужина со «ста граммами» нас одолел сон.

Среди ночи все проснулись от негромкого хлопка сигнальной ракеты, выпущенной с вершины высоты. Отчетливо слышались голоса каким-то образом забравшихся туда немцев. Взлетела еще одна ракета. Наши телефоны безмолвствовали, видно, «ночные гости» по пути перерезали линии связи. <…>

В это время на вершине раздался огромной силы взрыв, высоту встряхнуло, послышался грохот падающих обломков, застонали раненые. Уверенные в том, что после взрыва башни запросто разделаемся с остатками этой группы, мы, крича «ура!», попытались взобраться на вершину, но, встреченные разрывами ручных гранат и плотным огнем автоматов, залегли, а затем сползли в свой ров. Послали за подкреплением, и через полчаса вместе с прибывшими остатками роты (их было человек пятнадцать) мы с двух направлений атаковали вершину. И на этот раз безуспешно.

В поисках выхода из очень опасного положения я вспомнил о своей переносной УКВ-рации и доложил Рубцову: могу связаться с тылом батареи, расположенным недалеко от штаба дивизии. Передал по радио его просьбу нанести артиллерийский удар по вершине высоты. Минут через двадцать мы услыхали знакомый скрежет двух «катюш», а затем, грозно прошуршав над нашими головами, на вершине стали рваться десятки реактивных снарядов. Как только стих оглушающий грохот, мы поднялись в третью атаку. Теперь немцы не устояли перед нашим «ура!» и побежали вниз. Почти всех беглецов удалось поймать. <…>

Так мы в ночь на первое марта отстояли эту на всю жизнь запомнившуюся высоту.»

(Кобылянский И. Г. Прямой наводкой по врагу. — М.: Яуза, Эксмо, 2005.)

 

В настоящее время на горе расположена воинская часть, а на месте памятника стоит обелиск в память павших воинов с текстом: «Воин! Будь достоин памяти павших в боях за освобождение высоты».

 

Башня Бисмарка под Рагнитом

 

Башня Бисмарка под Рагнитом. 1930-е гг.
Башня Бисмарка в Обер-Эйссельне под Рагнитом . Почтовая открытка. 1930е гг.

Идея строительства башни на берегу Мемеля (Неман) принадлежала главе крайса Рагнит графу Георгу фон Ламбсдорфу[3]. Он планировал начать строительство ещё в середине 1899 года. Но всё вновь упёрлось в финансирование. В начале 1910 года в фонде строительства башни имелось лишь 8 тысяч марок, в то время как общая стоимость работ составляла 17 тысяч.

Местом для строительства выбрали Сигнальную гору (Signalberg) в местечке Обер-Эйссельн (Ober-Eißeln, сейчас посёлок Гарино или Горино) – 67,8 метров над уровнем моря. Эта холмистая местность на левом берегу Мемеля называлась Литовской Швейцарией и было популярным местом отдыха у жителей не только Рагнита, но и Тильзита.  Первый камень в фундамент башни был заложен в 1911 году. Осуществляла работы строительная фирма Эвермана из Рагнита. Саму башню выложили из кирпича, а затем облицевали гранитными плитами.

 

Ober-Eisseln map
Сигнальная гора. Фрагмент карты масштаба 1:25000. 1930-е гг.

 

Квадратная в сечении башня имела ширину 6 м, высоту 19,7 м. Наверх, где была установлена чаша для огня,  вела четырёхпролётная лестница. Над входом в башню была укреплена табличка из грубоотёсанного камня с надписью BISMARCK.

 

Bismarckturm in Ober-Eisseln
Обер-Эйссельн. башня Бисмарка. Почтовая открытка. 1910-1920-е гг.

 

Торжественное открытие сооружения состоялось 17 августа 1912 года. С речью и поздравлениями от инициатора проекта графа фон Ламсбдорфа выступил глава крайса Ганс фон Требра.

Расположенная в лесопарковом массиве башня была популярна у жителей и гостей округа. Рядом с башней было расположено придорожное кафе, а к водам Немана от него шла прогулочная лестница.

 

Ober-Eisseln 1906
От подножия башни к берегу Мемеля вела каменная лестница, осаженная по сторонам туями. Почтовая открытка. 1906 г. (по почтовому штемпелю).

 

Ober-Eisseln Kurhaus 1904
Курхаус в Обер-Эйссельн (Литовская Швейцария). Почтовая открытка. 1901 г.

 

В Первую мировую войну башня была повреждена во время обстрела русской артиллерией, а 12 июля 1914 года от осколочного ранения погиб немецкий наблюдатель Карл Вендт, впоследствии с воинскими почестями погребённый у башни. В 1933 году у северной стороны башни был похоронен по его же просьбе глава округа доктор Бенхард Пеннер, погибший из-за несчастного случая на охоте.

 

Bismarckturm Ober Eisseln 1927
Башня Бисмарка в Обер-Эйссельн. Почтовая открытка. 1927 г. (по почтовому штемпелю).

 

В настоящее время башня находится в весьма удручающем состоянии. Гранитная облицовка осыпалась. Верхняя часть башни разрушена, лестница частично тоже и подъём наверх опасен для жизни. Захоронения у башни разграблены и утрачены.

 

Bismarckturm Gorino 2011
Башня Бисмарка в Горино. 2011 г.

 

Bismarckturm Gorino - 2011
Башня Бисмарка в Горино. 2011.

 

Bismarckturm Garino 2011
Горино. 2011 г.

 

 

 

Башня Бисмарка под Инстербургом

 

Башня Бисмарка под Инстербургом. 1930е гг.
Башня Бисмарка под Инстербургом . Почтовая открытка. 1930-е гг.

 

Инициатором строительства башни под Инстербургом (Черняховск) выступил помещик Вагнер в 1908 году.  Как обычно, был основан комитет, который занялся сбором средств. Общая сумма, необходимая для осуществления работ, в размере 15 тысяч марок была собрана за счёт добровольных взносов и пожертвований.

Местом под строительство был выбран холм с отметкой 33 м возле селения Георгенбургкелен недалеко от места слияния рек Инстер (Инструч) и Ангерапп (Анграпа), где берет свое начало Прегель (ныне Преголя).

 

Georgenbugkehlen map
Георгенбургкелен. Фрагмент карты. 1930-е гг.

 

Проект башни был разработан местным архитектором Шлихтингом. В июне 1913 года на заседании комитета он объявил, что все необходимые строительные материалы уже находятся на площадке и можно приступать непосредственно к строительству. Работы были поручены подрядчику Эмилю Кадерайту. Надзор за ходом работ осуществлял правительственный архитектор Боде цу Кройцнах.
Инстербургская башня, как и предыдущая, была сложена из кирпича и облицована диким камнем. При ширине в 6 м высота её достигала 15 м.

На открытии, состоявшемся 7 сентября 1903 года,  с торжественной речью выступил президент Правительства Гумбинненского округа доктор Грамш. Графине фон Бисмарк была отправлена телеграмма с сообщением, что башня в честь её мужа открыта и освящена при большом стечении народа. В ответ получена телеграмма со словами благодарности.

Популярная среди местных жителей и гостей округа башня простояла до конца Второй мировой войны. В настоящее время она находится в аварийном состоянии. Частично разрушены лестница и верхняя площадка, частично утрачена облицовка из полевых камней. Башня стоит прямо над автомобильной дорогой Маёвка — Глушково, её видно издалека, а вид на Черняховск, открывающийся от её подножия, мало кого оставит равнодушным.

 

Bismarckturm Insterburg 2010
Башня Бисмарка возле пос. Маёвка. 2010 г.

 

В 2011 году в рамках проекта «ИнстерГОД» были проведены обмеры башни, фотофиксация и разработан эскизный проект реставрации башни.

Такова краткая история башен Бисмарка, располагавшихся на территории современной Калининградской области. Сохранившиеся руины (а иначе и не назовёшь) пользуются популярностью у местных и приезжих туристов, однако аварийное состояние объектов вызывает опасение, что в скором будущем мы можем лишиться и этих достопримечательностей.

 

 

 

 

Примечания:

1. Рихард  Детлефсен (Richard Jepsen Dethlefsen, 1864 — 1944) — немецкий архитектор и консерватор памятников. С 1902 по 1936 годы занимал пост главного консерватора памятников провинции Восточная Пруссия. Основал в 1912 году в Кёнигсбергском зоопарке музей малых сельских архитектурных форм, который в 1938 году переместился в Хоэнштайн (сейчас Ольштынек), где существует и по сей день. Скончался в Хайнрихсвальде.

2. Иоганн Георг Шеффнер (Johann Georg Scheffner, 1736-1820) — прусский писатель, мыслитель, переводчик, уроженец Кёнигсберга, приятель Иммануила Канта.

3. Георг фон Ламбсдорф (Georg Franz Wilhelm Freiherr von der Wenge Graf von Lambsdorff, 1863-1935) — прусский юрист, с 1895 по 1905 год был главой района Тильзит — Рагнит,  в 1915 — 1919 годы занимал должность Президента округа Гумбиннен.

 

 

 

Источники:

Бильдархив

www.bismarcktuerme.de

Википедия

 

 

Башни Бисмарка — прошлое и настоящее

Башни Бисмарка в Восточной Пруссии. Часть II.