Надгробия являются предметом биографических, эпиграфических, геральдических и оружейных исследований и, в меньшей степени, литературно-исторических.
Погребение умерших в священных местах было обычной практикой с раннего Средневековья, несмотря на неоднократные запреты церкви. Это было выражением особого общения между живыми и умершими. Надгробия, то есть произведения из камня, металла или дерева, обработанные скульптурно, служили для сохранения памяти об умершем. Могильные знаки обычно обозначали место захоронения и часто также формировали крышку погребальной камеры в виде могильной плиты.
Хотя христианизация Пруссии началась в конце Х века, самый старый пример христианской гробницы, найденный здесь, датируется концом XII — первым десятилетием XIII вв. Речь идет о могильной плите из гранита, украшенной крестом, которая была обнаружена во время раскопок на месте первой церкви св. Николая в Данциге, переданной доминиканцам в 1227 году. И если эту плиту с крестом можно отнести к началу интересующего периода, то, в зависимости от принятых критериев, конец может приходиться на начало Реформации.
Средневековые гробницы в Пруссии рассматривались в описях и различных каталогах памятников искусства, таких как труды по памятникам архитектуры и искусства Восточной и Западной Пруссии авторства А. Бёттихера и Б. Шмида, в отдельных описаниях городов и зданий, в отчётах о сохранении памятников и археологических объектов, а также в общих и региональных исследованиях по истории искусства и архитектуры региона. В конце XIX и начале XX века наиболее важные группы погребальных памятников были обработаны с научной точки зрения, особенно памятники в Данциге, Торне, Фрауэнбурге и Кёнигсберге, а также в Мариенбурге.
Основной проблемой при работе с такой группой памятников является вопрос о соотношении между тем, что известно сегодня, и тем, что существовало изначально. Надгробия были и остаются особенно подверженными разрушению. Как изображения, так и надписи на могильных плитах всегда стирались посетителями церкви. Прогресс разрушения этих надгробных камней можно заметить, если сравнить, например, графическую документацию надгробий Доминиканского костёла и костёла св. Марии в Данциге, составленную в конце XIX века, с их современным состоянием, где почти не сохранилось ни одной надписи или герба. Однако состояние многих памятников было далеко не удовлетворительным даже в середине XIX века, о чём свидетельствуют надгробия собора в Мариенвердере, которые были вставлены в стены нефов и хора во время реставрационных работ в 1960-х годах.
Другой причиной разрушения надгробий был обычай, практиковавшийся в течение долгого времени — особенно в современное время — использовать одну и ту же могилу разными поколениями. Уже в Средние века это привело к добавлению новых надписей и новых изображений на старые надгробия. Примером может служить данцигское надгробие неизвестной пары, которое было использовано гильдией торговцев для покрытия совместной могилы в церкви св. Марии.
Надгробия часто использовались не по назначению, в некоторых случаях даже в качестве алтарных камней. Вероятно, что были и обратные случаи. Могильная плита, испещрённая маленькими крестами и хранящаяся в церкви св. Иоанна в Данциге, была интерпретирована как алтарная плита. Если это действительно так, и плита была частью средневековой алтарной плиты, то изменение функции, безусловно, произошло после Реформации.
Практика разрушения надгробий на мелкие куски, которые затем использовались как напольные или тротуарные плиты в церквях или перед ними, практиковавшаяся даже в начале ХХ века, имела гораздо худшие последствия.
В 1239 году в Салерно (Италия) скончался Великий магистр Герман фон Зальца. Ближайшим орденским домом была Барлетта, где в часовне св. Фомы и был погребён магистр. До настоящего времени не сохранилось ни точного места погребения магистра, ни его надгробной плиты. Нет точных сведений где располагалась часовня, в которой был погребён магистр. По одной версии — часовня и орденский дом находились за пределами города и до настоящего времени не сохранились, как и место захоронения магистра.
По другой — это современная церковь св. Августина. Во время реконструкции и реставрации церкви в середине XVIII века её настоятель Фатебенфрателли распорядился использовать древние могильные камни, богатые надписями и благородными гербами, чтобы замостить ими площадь перед церковью. Таким образом, не исключено, что одна из плит на мостовой перед церковью это надгробная плита Великого магистра Тевтонского ордена Германа фон Зальца.
В Кульмзее небольшие части надгробия Великого магистра Тевтонского ордена Зигфрида фон Фойхтвангена были использованы в качестве ступеней между нефом и трансептом. Случалось также, что надгробия использовались в качестве сырья для обжига извести. Так были утрачены памятники из кирхи св. Николая в Эльбинге — проданы после разрушительного пожара 1777 года (Fuchs, 1821). Похожая судьба чуть позже постигла некоторые надгробия собора в Кёнигсберге. Бургомистр Теодор Готлиб фон Гиппель, посоветовавшись с государственным министерством, распорядился о «беспошлинной продаже» повреждённых надгробий, у которых больше не было владельца (Hagen, 1833).
Кроме того, структурные перестройки и реставрации, проведённые в рассматриваемых священных зданиях в новое время и в современную эпоху, способствовали уменьшению количества средневековых надгробий. О масштабах потерь можно судить, например, по сравнению списков надгробий в церкви св. Марии в Торне начала XVIII века и конца XIX века (Semrau, 1892). Редким и особенно ценным источником для исследования является поэтажный план церкви св. Марии в Данциге XVIII века, на котором отмечено расположение отдельных могил, а также несколько списков надгробий (Steinbucher) той же церкви (APG 300/MP 1235a; Sign. 10/354/0/342, 343. 34).
В большинстве случаев, однако, изменения в церковных гробницах проследить практически невозможно. Письменные источники, касающиеся Оливы, свидетельствуют о том, что там были готические надгробия. Однако из-за нескольких катастроф, постигших церковь — большой пожар в 1350 году, нападение гуситов в 1433 году и разорение солдатами в 1577 году на службе города Данциг, восставшего против польского короля Стефана Батория, — в Оливе не сохранилось ни одного средневекового надгробия.
Изменения пола собора Фрауэнбурга относительно хорошо документированы (Dittrich, 1913;1916). Оригинальный кирпичный пол XIV века был отремонтирован в 1480 году. В 1666 году каменная плитка была уложена в пресвитерии, а в 1673 году — в нефе. Предположительно, большое количество надгробий было переставлено в это время. Однако известно, не в последнюю очередь из завещаний, что каноников обычно хоронили рядом с их алтарями. В XVII веке было решено, что большое количество эпитафий и надгробий угрожает «прочности здания». В результате в 1682 году соборный капитул постановил, что новые эпитафии могут быть размещены в соборе только с согласия епископа. С 1720 года духовенство собора хоронили в общем склепе. В 1860-1861 годах, во время укладки новой напольной плитки компанией Верхан из Нойса, большинство надгробий были установлены в тех местах, где впоследствии были установлены скамьи. Несмотря на то, что была соблюдена особая осторожность, несколько плит раскололись на такое количество кусков, что, по мнению каменщиков, они больше не были пригодны для использования и поэтому были пущены на обжиг извести. Позднее, в 1923 году, пол был отремонтирован, а в 1982 году в связи с установкой центрального отопления некоторые надгробия пришлось переложить заново.
Количество надгробий уменьшилось, не в последнюю очередь из-за событий Второй мировой войны, в результате шесть из семи известных готических надгробий в Эльбинге были утрачены.Практически все надгробия собора Кёнигсберга были утрачены в ходе разрушения собора в ходе войны и последующих лет.
До недавнего времени крепление могильных плит к стенам церкви было широко распространенным методом защиты изображений на плитах от разрушения. Предпочтительным методом сохранения памятников является повторная установка отреставрированных надгробий в пол, часто не на первоначальном месте, а в месте, определенном архитектором интерьера. Лапидарий церкви св. Маттеуса в Пройссиш Старгарде или две данцигские церкви св. Иоанна и св. Петра и Павла могут служить примерами такой процедуры. Полезность таких процедур может быть под большим вопросом, поскольку панели теперь снова подвергаются периодическому наступанию на них прихожанами.
Надгробия членов Тевтонского ордена
До строительства часовни св. Анны в Мариенбурге у ордена не было постоянного места захоронения для своих членов в Пруссии. Так ландмейстеры были похоронены в различных церквах Пруссии, и по этой причине же неизвестно последнего места упокоения большинства из них. По всей вероятности, в самый ранний период в соборе Кульмзее была предпринята попытка создания центрального некрополя для ландмейстеров. Для магистров хоть и создали в резиденции общую усыпальницу, тем не менее захоронены они также и в других местах. В других случаях, о которых известно фрагментарно, и почти исключительно в отношении замков комтурии, расположенных в городах, братьев обычно хоронили в приходских церквах, над которыми орден имел право патронажа, или в госпитальных церквах.
Великие магистры
Большинство великих магистров Тевтонского ордена нашли свое последнее пристанище в соборных церквах Пруссии. Собор в Кульмзее, Мариенвердер и Кёнигсберг были местом последнего упокоения верховных руководителей Ордена.
5 марта 1311 года в Мариенбурге скончался Великий магистр Ордена Зигфрид фон Фейхтванген. В 1309 год он перенёс столицу Ордена из Венеции в Мариенбург и соответственно был первым магистром Ордена, скончавшимся в Пруссии. Но погребён он был не в новой столице, а в одном из старейших соборов Пруссии, кафедральном соборе Кульмского епископата — соборе Святой Троицы в Кульмзее. «В тот год (1311), в III ноны марта, брат Зигфрид фон Фейхтванген, великий магистр ордена дома Тевтонского, умер в капитуле в Мариенбурге и был погребен в Кульмензее, в соборной церкви» (SRP 1, 176)
Точное место его захоронения в соборе неизвестно, однако до настоящего времени сохранились фрагменты надгробной плиты магистра, которые используются как ступени в капеллу блаженной Ютты Зангерхаузенской (ок. 1200 — 1260), покровительницы Пруссии, похороненной также в соборе Кульмзее. Предположительно рядом с блаженной Юттой в правом нефе собора и был погребён магистр фон Фейхтванген.
Преемник Зигфрида фон Фейхтвангена, Карл фон Трир, в ходе внутренних противоречий, был вынужден покинуть Пруссию и последние годы его руководства Орденом прошли в Империи. В 1324 году он нашел свое последнее пристанище в орденской часовне в своем родном городе Трире (Niess, 1992).
Следующий магистр, Вернер фон Орсельн, убитый в Мариенбурге 18 ноября 1330 года, был похоронен в соборе в Мариенвердере — «Когда же тело магистра было со слезами и рыданиями благоговейно и торжественно, как подобало, погребено в Мариенвердере в кафедральной церкви… » (SRP 5, 611). Вероятно, это было связано с необходимостью быстро прекратить спекуляции после шокирующего для самого Ордена, негативного для его имиджа и репутации убийства, совершённого братом Иоганном фон Эндорфом.
В соборе на Кнайпхофе был погребён магистр Лютер фон Брауншвейг, который и поспособствовал строительству собора и завещал его похоронить там. Точное место захоронения его неизвестно. Исследователь Конрад Штайнбрехт выдвигает предположение, что изначально магистра, как основателя собора, похоронили за алтарём в пресвитерии (Steinbrecht, 1916). Место его погребения было накрыто надгробием из готландского известняка. В начале 1830-х гг. у эпитафии канцлера Иоганна фон Коспота была обнаружена надгробная плита магистра Лютера. У плиты отсутствовала нижняя часть, готические буквы стёрлись со временем, однако благодаря гипсовым слепкам удалось восстановить текст на ней.
FRATER . LUThERVS . FILIUS . DUCIs / . DE . BRUNKSWIK . MAGISTER . GENERALIS . hOSPITALIS SANCTE / (MARIE · DOMUS . ThEUTONICOR . PREFU) / IT . ANNIS . IIII . OBIIT . ANNO . DOMINI . MCCC XXXV . XIIII . KAL . MAII .
Брат Лютер, сын герцога Брауншвейга, магистр великий госпиталя Пресвятой (Марии ордена Тевтонского правил) 4 года, умер в год Господень 1335 14 календы мая.
Однако уже тогда (1830-е гг.) в южной стене высокого хора собора существовала ниша с якобы захороненными останками Великого магистра. В этой нише была расположена лежащая фигура Лютера фон Брауншвейга. Предположительно фигура была создана в XVI веке кёнигсбергским мастером. Фигура магистра была выполнена из липы и окрашена — красная туника и шапочка-таблетка, голубая подушка и белый орденский плащ с чёрным крестом. Отсутствовали руки и ноги, которые были созданы в Мариенбурге и добавлены во время реставрации в начале ХХ века.
В нише была эпитафия, сначала простым шрифтом, потом заменили на готический:
Hic Conduntur Ossa Conditoris Templi Cathedralis Luderi Ducis Braunsvicensis
Здесь погребены кости основателя кафедрального собора Лютера, герцога Брауншвейгского, великого магистра Тевтонского ордена, умершего в 1335.
После реставрации в стене рядом с нишей появилась надгробная плита замландского епископа Генриха II Кувала.
Генрих II Кувал (Кубал) был епископом Самбийского диоцеза с 1386 по 1395 год. Скончался 28 августа 1397 года, похоронен был в высоком хоре собора Кёнигсберга. Большинство епископов Замланда были погребены в cоборе, однако до наших дней сохранилась лишь (условно) надгробная плита епископа Кувала. Латинская надпись на его плите гласила:
Ter . lege . C . prius . M . supra . XC volvito . septem / Augustin . festo . cubal . obitus . memor . esto . octavi sambe . presulis . ecclesie
Трижды считай сто, а сначала – тысячу, после же – девяносто, прибавь еще семь, в праздник Августина помни о кончине восьмого предстоятеля церкви Самбии.
На его надгробной плите было два изображения. По одной версии — это епископ в молодости и старости, по другой — это надгробная плита сразу двух епископов — Генриха II Кубала и его приемника Генриха III Зеефельда. Плита располагалась у стены разрушенного собора до начала 1990-х годов. В настоящее время предположительно находится в фондах КОИХМ.
Но основным некрополем была часовня св. Анны в замке Мариенбург. Там были похоронены 10 Великих магистров. Однако неизвестно, все ли они были удостоены могильных плит. До наших дней сохранились только надгробные плиты — Дитриха фон Альтенбурга, Генриха Дуземера и Генриха фон Плауэна.
Рифмованная надпись маюскулом на могильной плите Дитриха фон Альтенбурга, похожей на плиту Лютера фон Брауншвейга, гласит:
+ DO . UNSERS . hEREN . XPI . IAR . WAS . M . D / RI . C . XLI . GAR . DO . STARB . D . MEIST . SINE . RICh . VON . ALDENBURC . BRUDER / DITERICh . hIE . LEGIN . DIE . MEISTERE / BEGRABEN . DER . VON . ALDENBURC . hAT . ANGEHABEN . AMEN .
Господа нашего Христа был год 1341. Умер магистр фон Альденбург, брат Дитрих. Здесь покоятся магистры начиная с Альденбурга. Аминь.
Штайнбрехт предполагает, что автором текста на плите мог быть брат-капеллан и орденский летописец Николай фон Ерошин, автор рифмованной «Хроники земли Прусской» (Steinbrecht, 92). В тоже время в тексте содержится ссылка на преемников магистра. И можно предположить, что гробница Дитриха фон Альтенбурга была создана как минимум после смерти Генриха Дуземера, 12 лет спустя, так как он индивидуально почитается на надгробной плите (von Quast, 1851).
Неизвестно точно является ли это символической гробницей или надгробной плитой. Те же сомнения относятся и к плите Генриха фон Плауэна. Могильная плита Дитриха фон Альтенбурга, расположенная между могилами Дуземера и Плауэна, закрывает глубокую полость, предположительно коллективное захоронение Великих магистров, похороненных в Мариенбурге. К примеру, епископы Помезании (собор Мариенвердер) и Кульма (собор Кульмзее) также были похоронены в коллективных гробницах. Обстоятельства захоронений в часовне св. Анны доподлинно неизвестны. К сожалению, нет достаточных свидетельств об изменениях первоначального состояния, которые произошли здесь как в современное время, так и особенно во время реставрационных работ XIX — начала XX веков. Неизвестно даже их первоначальное размещение в часовне и были ли на самом деле могилы под надгробными плитами Плауэна и Дуземера.
Великий магистр Лудольф Кёниг оставил свою должность в 1345 году из-за продолжительной депрессии и душевного недуга. Он получил должность комтура в Энгельсбурге, где и скончался в 1348 году. Погребён был в Мариенвердере, в крипте собора. В настоящее время в пресвитерии собора висит надгробная плита, которая исследователями идентифицируется как плита Лудольфа Кёнига. Латинская надпись по периметру плиты и в кресте гласит:
(Creator . omnium . rerum . deus . qui .) me . d[e] . limo . terre . plasmasti . et . mi[r]abiliter e[t] . p[ro]p[ri]o . sa[n]gvine . redemisti . corpus . q[ue] . meu[m] . licet . modo . putrescat . (de . sepulcro . facies) . in . die iudicii . resuscita[r]i . et . ad . dext[r]a . colloca[r]i . et . vivere . fili . dei . mis . mei
Господь, Создатель всего, сотворивший меня из праха земного и чудесным образом искупивший меня Своей Кровью, сделай так, чтобы тело мое, сотворенное по Образу Твоему, восстало из могилы в день Страшного суда и снова облеклось в плоть и ожило. Сын Божий, помилуй меня.
Следующий магистр Генрих Дуземер также оставил свою должность в конце 1351 года из-за ухудшения здоровья. В 1352 году он перебрался в замок Братиан, где и скончался в 1353 году. Похоронен был в усыпальнице великих магистров в часовне св. Анны замка Мариенбург. Как упоминалось выше в часовне сохранилась его надгробная плита. Прямоугольная плита с изображением покойного, стоящего в остроконечной арке с маскароном, первоначально считалась плитой магистра Винриха фон Книпроде (Voigt, 1824). Магистр облачён в мантию с крестом на левом плече. Правая рука покойного положена на сердце, а левая поддерживает щит с крестом и мечом, помещённым за ним. Лицо обрамляют пышные, слегка волнистые волосы и подстриженная борода. В верхних углах над аркой очертания пары ангелов. Выше — неразборчивые остатки минускульной надписи. По периметру рифмованная надпись маюскулом:
(DO) UNSERS hERR IAR WAS . LOVF M (… / …) C LDR I ICZ · / V hOUF BEGRABEN WART ALhIE / DI LICH DES [Hoemeister Hinerich]
Господа нашего был год 1(353). Здесь погребено тело (Великого магистра Генриха).
Неразборчивые очертания изображения усопшего и ангелов, а также надписи были отмечены Фойгтом, а затем Виттом (Voigt, 1824; Witt, 1854). Первые работы по сохранению были проведены в 1821-1824 гг. В 1885 г. недостающие углы были восполнены цементными заплатами. Плита была вновь сильно повреждена в 1945 г. при обрушении свода часовни. В результате изображение на плите практически полностью повреждено и неразборчиво.
Последующие магистры Ордена от Винриха фон Книпроде до павшего в Грюнвальдской битве Ульриха фон Юнгингена были захоронены в часовне св. Анны. Однако никаких надгробий, эпитафий и иных материальных свидетельств их погребения там не сохранилось.
Отображением событий Грюнвальдского сражения можно считать фреску на западной стене капеллы св. Анны. Работу на ней начал Генрих Шапер и завершена она была уже после его смерти Фридрихом Швартингом в 1914 г. Картина была посвящена орденским рыцарям, павшим в Грюнвальдской битве — покровитель европейского рыцарства св. Георгий передал тевтонских сановников во главе с магистром Ульрихом фон Юнгингеном на попечение Марии с Младенцем.
У стены с фреской в роли кенотафа павших рыцарей располагалась копия эффигии магистра Конрада фон Тюрингена, установленная в период реставрации в начале XX в.
Эффигия великого магистра Конрада фон Тюрингена расположена в кирхе св. Елизаветы в Марбурге, где он и был захоронен в 1240 году. Великий магистр изображен в орденском одеянии с плетью в правой руке, что символизирует духовное перерождение и акт покаяния. В ногах изображены два герба — Орденский крест и личный герб Конрада «тюрингский лев».
Поскольку не сохранилось никаких прижизненных изображений его предшественников на посту магистра, надгробие Конрада фон Тюрингена является самым ранним портретом одного из магистров Ордена.
Третья плита, располагающаяся в настоящее время в часовне св. Анны, принадлежит магистру Генриху фон Плауэну. Спаситель Ордена и защитник Мариенбурга, он стал магистром в 1410 году, но затем был смещён с поста и в 1414 году отрёкся от должности магистра. С 1414 по 1424 год бывший магистр фон Плауэн провёл в заключении, после чего последние годы провёл в замке Лохштедт. Скончался магистр в 1429 году. А вот дальше начинается интересное. Раскопки, проведённые в 2006-2008 годах в крипте собора Мариенвердера, выявили, что третьим магистром, погребённым там, был Генрих фон Плауэн (Grupa/Kozłowski, 2009). В тоже время надгробная плита фон Плауэна располагалась в часовне св. Анны, как минимум с XIX века. Неизвестно точно, с XV века ли она находилась в часовне или была перенесена туда позже из крипты собора Мариенвердера.
Плита фон Плауэна с утратами и трещинами, в четырех углах были круглые розетки с металлическими аппликациями, возможно, с символами евангелистов, надпись минускульным готическим шрифтом.
In . der . Iar · / czal . xpi . M . cccc . xxix . do . starp . der / erwi(rdige] / . bruder (…) heinrich . van . plawen .
В 1429 году умер брат Генрих фон Плауэн.
Три последующих магистра — Михаэль Кюхмайстер фон Штернберг, Пауль фон Русдорф и Конрад фон Эрлихсхаузен, — были также погребены в часовне св. Анны. Двоюродный брат последнего, Людвиг фон Эрлихсхаузен, будучи магистром, покинул заложенный наёмникам в ходе Тринадцатилетней войны Мариенбург, и перебрался в Кёнигсберг, где скончался в 1467 году. Погребён магистр был в крипте собора Кёнигсберга, расположенной под высоким хором.
Последующие четыре магистра были также погребены в крипте кёнигсбергского собора. Ни одной надгробной плиты от этих захоронений не сохранилось, а вероятно, и не было.
Крипта располагалась под высоким хором собора. В крипте было пять камер с довольно низкими сводами. Самая северная камера была замурована навечно в 1809 году. В ней, по преданию, покоятся останки великих магистров Эрлихсхаузена, Ройса фон Плауэна, Рихтенберга, Ветцхаузена, Тиффена, а также пяти отпрысков от первого брака герцога Альбрехта, герцогини Доротеи, самого герцога Альбрехта, герцогиня Анна Мария, два сына герцога Альбрехта Фридриха, умершие детьми, графиня Елизавета Бранденбургская, жена маркграфа Георга Фридриха, и слепорожденная дочь Елизавета от второго брака герцога Альбрехта. Гробы датируются 1467-1596 гг. и вряд ли сохранились в хорошем состоянии. Предположительно, во время французской оккупации, они были разграблены и находились в таком запущенном состоянии, что их решено было замуровать, чтобы навсегда скрыть от посторонних глаз. В среднем склепе, прямо под эпитафией герцога Альбрехта, находился большой оловянный гроб с останками маркграфа Иоанна Сигизмунда Бранденбургского, сына курфюрста Иоанна Георга. Он умер, будучи правителем герцогства Клеве в 1640 году, и был перенесен сюда и похоронен в соборе Кёнигсберга в 1642 году (Dethlefsen, 1912). После реставрации собора в начале ХХ века этот гроб был выставлен в нижнем хоре, а крипта окончательно закрыта.
Среди надгробий и эпитафий высокого хора находились и фигурные портреты в натуральную величину шести магистров, живших в Кёнигсберге. Это Людвиг фон Эрлихсхаузен, Генрих Ройс фон Плауэн, Генрих Реффле фон Рихтенбертг, Мартин Трухзес фон Ветцхаузен, Иоганн фон Тиффен и Фридрих Саксонский. Рисунки созданы были до 1595 г., поскольку в это время Хенненберг поручил Каспару Фельбингеру сделать с них гравюры на дереве, которые тот включил в свой труд по истории Пруссии.
Предположение о том, что каждая картина всегда выполнялась по заказу непосредственного преемника на посту, скорее всего, неверно. По крайней мере, первые пять настолько явно выдают одну и ту же руку, что объяснить это родство лишь стилем разных художников не представляется возможным. Даже путем одной только перекраски, как это сделал Лёшин в 1833 году при реставрации собора, это сходство не было внесено в картины, которые первоначально имели разный характер. Остается только предположить, что все эти пять картин были заказаны сразу Великим магистром, герцогом Саксонским. Изображение самого герцога, безусловно, самое значительное в серии, является хорошей работой, принадлежащей к виттенбергской школе, созданной при Альбрехте Прусском. Примечательно, что только этот герцог изображен с поднятым мечом. Опущенный меч его предшественников означал их зависимость от Польши. Фридрих не давал этой феодальной присяги, и поэтому поднятый меч достался ему.
Предпоследний магистр Ордена Фридрих Саксонский до своего избрания не был членом Ордена, в 1498 году орденское посольство предложило ему занять должность магистра. В 1507 году он покинул Пруссию и перебрался в Европу, с целью поиска союзников и помощи в борьбе с Польшей. В 1510 году он скончался в Рохлице и был погребён в Мейсенском соборе. Его надгробие в княжеской капелле Мейсенского собора сохранилось до наших дней. Хотя его фигура и черты лица несколько идеализированы, в целом изображение схоже с известными прижизненными изображениями магистра.
Известно несколько изображений магистра Фридриха Саксонского. Один прижизненный портрет магистра располагался на северной стене высокого хора собора Кёнигсберга, в окружении других портретов «кёнигсбергских магистров». Так ниже и левее висел портрет Людвига фон Эрлисхаузена.
Этот портрет взял за основу гравер Каспар Фельбингер, создававший портреты магистров для книги Хенненберга (1595). В целом полностью повторив детали — поза, щит-картуш, меч, головной убор и шлем, — он почему-то добавил усы безусому Фридриху. А вот в книге Харткноха 1684 года портрет Фридриха уже полностью выдуманный, хотя и явно срисован с работы Фельбингера.
Другое прижизненное изображение магистра — камерный портрет, точнее копия, Кранаха— младшего с несохранившегося саксонского портрета. Изображение внешности магистра практически повторяет кёнигсбергский портрет. Сохранившаяся копия создана уже после смерти магистра в 1578-1580 гг.
Надпись на надгробной плите Фридриха Саксонского гласит:
Nach xpi [Christi] gepurtt . M.CCCCC . vnd . X . iar . Am XIV tag | des monats decembris ist zu Rochlitz mit tod | v<or>schaiden der hochwirdig durchlauchtig vnd hochgeporrn furst vn<d> herr herr Friedrich teunsches ordennß | hohemaister coadiutor der Ertzpischofflichen kirc |hen zu magdeburg herzog zu sachxen lanttgraff | In turingen vn<d> marggraff zu meysse<n> . des selle got gnedig vn<d> barmherzig sey . des leychnam hy begraben ligt +
В год от Рождества Христова 1510. В 14-й день месяца декабря в Рохлице смертью сражен досточтимый светлейший и высокородный князь и владыка господин Фридрих Тевтонского ордена верховный магистр, коадъютор кафедрального собора в Магдебурге, герцог Саксонский, ландграф Тюрингский и маркграф Мейсенский. Да будет Господь милостив и милосерден к его душе. Тело его покоится здесь.
Последний магистр Ордена Альбрехт фон Бранденбург также был погребён в соборе Кёнигсберга, но уже как светский правитель, герцог Пруссии. Ему, его первой супруге и пятерым детям была посвящена тумба-надгробие в центре высокого хора. Отдельно ему была посвящена огромная эпитафия на восточной стене высокого хора, выполненная фламандским скульптором Корнелисом Флорисом.
Ландмейстеры, великие управляющие и другие орденские сановники
Вероятно некрополь орденских сановников создавался в соборе Кульмзее, что подтверждается документом Великого магистра Михаэля Кюхмейстера от 1419 года. Он утвердил в соборе лампаду с вечным огнем, горящую для упокоения душ погребенных там братьев. Огонь должен был гореть в часовне Святого Иоанна, где покоились орденские рыцари (UBC 1 411-2). Неизвестно, где могла находиться эта часовня, высказываются предположения, что это был склеп (Mroczko, 1980).
В 1263 году в Кульмзее был похоронен ландмейстер Хельмерих фон Вюрцбург, павший в битве с натангами, а в 1300 году — Людвиг фон Шиппен (SRP 1 102, 165; Dorna, 2012). Остатки надгробия другого прусского ландмейстера, Конрада Сака, скончавшегося в 1308 году, были найдены в соборе Кульмзее и описаны Фердинандом фон Квастом (von Quast, 1850). К концу XIX века надгробие не сохранилось, но трудночитаемая надпись на остатках плиты гласила (Schmid, 1935):
… EODSI . R … BIIT . FRAT … CVN … SACCVS . PRECEPTOR . P …
О захоронениях братьев, занимавших должности великих управляющих, известно немного. К этим должностям относятся: верховный маршал, великий комтур, верховный госпитальер, верховный интендант и казначей.
Известно, что из верховных маршалов на своей должности и своей смертью умер лишь Зигфрид фон Данфельд в 1360 году — «Затем брат Зигфрид, маршал, который очень вознёс орден, муж великой решительности, набожности и благородной жизни, окончил дни свои в день святого Георгия» (SRP 2 523-4). Место его погребения не указывается, но можно предположить, что это была одна из церквей Кёнигсберга, который был резиденцией маршала.
Следующий маршал Хеннинг Шиндекопф пал в битве при Рудау в 1370 году, получив смертельное ранение копьём в лицо. Умер маршал по дороге в Кёнигсберг, в районе Кведнау, у трактира Матцкален. По одной из версий он был и похоронен в кирхе Кведнау. На самом деле маршал был погребён в кирхе Марии Магдалины, которая располагалась за Кёнигсбергским замком (Stein, 1730; Bötticher, 1897). В начале XVIII века там были найдены останки человека с медальоном-амулетом, содержавшим буквы Б и Х — предположительно «брат Хеннинг». Однако исследователями он относится ко времени минимум на 100 лет позже смерти Шиндекопфа (Vossberg, 1843).
В битве при Рудау, согласно хроникам, помимо маршала Шиндекопфа пало 26 орденских братьев. Среди них — комтур Бранденбурга Куно фон Хаттенштайн, хаускомтур Бранденбурга Хайнрих фон Стокхайм и комтур Редена Петцольд фон Корвиц. Место их захоронения неизвестно. Также в битве погиб один из рыцарей-гостей ордена Арнольд фон Лорех.
И ещё один маршал, павший на поле боя, Фридрих фон Валленрод, погибший в Грюнвальдском сражении. Место его погребения неизвестно. Часть павших в битве была захоронена на поле боя, часть в Остероде, и часть опознанных, вместе с магистром, были доставлены в Мариенбург и погребены в замке.
Надгробие великого комтура Куно фон Либенштайна в приходской церкви св. Фомы в Ноймарке единственное из надгробий великих управляющих, сохранившееся до наших дней. Он оставил должность великого комтура в 1387 году и закончил свои дни фогтом Братиана в 1392 году (Heckmann, 2014). Действительно уникальное надгробие Куно фон Либенштайна заслуживает особого описания и ему посвящены отдельные исследования (Nickel, 1955; Wróblewska, 1961).
Плита размером 2,50 х 1,40 метров установлена в западной стене церкви. Поверхность состоит из 11 прямоугольных латунных листов разного размера. Фон панели, отделенный от надписи узкой полоской цветочной нити, покрыт тонкой мелкой гравированной сеткой. Четыре угла надписи украшены медальонами с изображением фигур евангелистов с цветочным мотивом. В центре панели изображен рыцарь Ордена в боевом облачении, попирающий льва и окруженный девятью ангелами с распростертыми крыльями, часть которых с семейными гербами фон Либенштайна.
Латинская надпись минускулом гласит:
Hic . iacet . dominus . kune / de libensteen . qui . fuit . advocatus . in bratian . qui . obiit . a / nno . domini . M . CCC XCI . in . / feria . quinta . octo . dies . post . jestum . santi . borchardi ame.
Здесь лежит господин Куно де Либенштайн, который был фогтом в Братиане, который умер в 1391 году на четвёртый день после дня Святого Бурхарда. Аминь.
Великий комтур Куно фон Лихтенштайн также погиб в Грюнвальдской битве и место его погребения, как и маршала фон Валленрода, неизвестно.
Из верховных госпитальеров (и комтуров Эльбинга по совместительству) на своей должности скончалось несколько человек. Однако сведения о погребении известны лишь об Ортлуфе фон Трире, оставившего должность в 1371 году. Надгробие скончавшегося в 1377 году фон Трира располагалось в церкви эльбингского госпиталя св. Духа. Латинская надпись маюскулом на плите гласила:
ANNO . DNI . M . CCC . LXXUII . DIE / MARCI . EWAGELICTE + DNS . ORTOLFUS . DETRI / RE . ET (…) XXIII . ANNOS / CONMEND(ATOR . DE .) ELBING . ORATE . PRO . EO .
В год Господа нашего 1377, в день святого Марка Евангелиста, умер Ортлуф из Трира, и … 23 года комтур Эльбинга. Молите Бога о нем.
Место для погребения выбрано не случайно. Поскольку в замке Эльбинг не было погребальной часовни как в Мариенбурге, местом для захоронения была выбрана госпитальная церковь, находящаяся в подчинении верховного госпитальера. В 1933 году удалось поднять камень и установить его снаружи перед южной стеной церкви (Schmid, 1936).
О захоронениях и надгробных плитах братьев, занимавших должность верховного интенданта (и комтура Христбурга по совместительству) сведений никаких нет. Точно также нет сведений и о братьях, занимавших должность казначея. При этом из умерших в этих должностях братьев известны двое — Альбрехт фон Шварцбург и Томас фон Мерхайм, погибшие в Грюнвальдском сражении.
В нижнем замке Мариенбурга в церкви св. Лаврентия был погребён брат-рыцарь Дитрих фон Логендорф, дипломат и советник магистра, скончавшийся в 1424 году.Надпись минускульным письмом на его гербовом надгробие гласит:
In . der . iarczal unsers hern . / M . CCCC . IIIIxx verestarb . der . hervirdige / . unde strenge . Diherich . van . / logendorff + ritterhibegraben . bitten . got . vor . en +
В год Господа нашего 1424 умер великолепный и строгий рыцарь Дитрих фон Логендорф. Прошу, молитесь о нём.
Его геральдическая надгробная плита в стене церкви сохранилась до наших дней (Dobry, 2005).
Известно, что в большинстве случаев братьев из комтурств обычно хоронили в городских приходских церквах, над которыми Орден имел право патронажа, или церквах госпиталей и монастырей. В то же время это могли быть и церкви других монашеских орденов. С другой стороны, точно неизвестно, где хоронили после смерти братьев из замков, расположенных за пределами городских территорий.
Средневековые источники также позволяют подробно рассмотреть захоронение орденских братьев из замка Торн. Согласно документу, изданному 14 октября 1346 года, великий магистр Генрих Дуземер наделил приходскую церковь в Старом Торне тремя окрестными деревнями. На приходском священнике и клирике лежала, среди прочего, обязанность молиться за многочисленных тевтонских братьев, покоящихся в этом храме (PUB 4, 75). Захоронения там, вероятно, образовались в период с середины XIV по середину XV веков, пока там существовал орденский дом, который в последующем переместился в Торн (Jasiński, 1981).
В документе от 12 сентября 1415 года великий магистр Михаэль Кюхмайстер выражает свое согласие на слияние бенедиктинского монастыря с больницей Святого Духа в Торне. Есть информация о том, что в последней издавна хоронили братьев Ордена (UBC 1, 490). От 17 ноября 1451 года дошёл документ епископа Кульмского Яна Маргенау, на основании которого он представил Андрею, капеллану комтура Торна, нового викария в церкви Святого Духа в этом городе (APT, Kat. I, nr 1293). Этот священнослужитель, вероятно, должен был совершать молебен для орденских братьев из замка Торн, похороненных в этой церкви.
Есть сведения от 1413 года, что тевтонские братья похоронены также в августинском монастыре в Хойнице (Observationes nonnullae…, 1910).
Комтур Данцига Давид фон Каммерштайн, скончавшийся в 1321 году, был похоронен перед входом в зал капитула цистерцианского монастыря в Оливе (Kronika oliwska, s.93). Позже орден использовал часовню в хоре доминиканского монастыря в Данциге в качестве места захоронения братьев Ордена. Письмом от 27 июля 1446 года приор Генрих Мюнбеке, Паувель Крузе, Герман Триппенмахер и другие братья доминиканского монастыря Святого Николая в Данциге разрешают светскому священнику, по просьбе магистра Конрада фон Эрлихсхаузена, проводить ежедневные мессы для братьев Ордена на их традиционном месте захоронения — в часовне доминиканского монастыря (GStA PK, XX. HA, Perg.-Urkk., Schieblade LIV, Nr. 23a). Ещё в начале лета 1446 года орденский чиновник, ведающий таможенными сборами и пошлинами в Данциге (Pfundmeister) Винрих фон Манштедт учредил мессу за упокой усопших братьев Ордена, совершаемую у алтаря в погребальной часовне. Также фон Манштедт учредил должность для священника-мирянина, которому он определил ежегодную плату в 9 марок. 10 июля магистр Конрад фон Эрлихсхаузен утвердил это учреждение и договорился с доминиканцами, что ежедневно в часовне будет совершаться утренняя месса светским священником и 4 раза в год бдение и утренняя месса доминиканцами. В письме от 27 июля 1446 года доминиканцы по просьбе Великого магистра обязались предоставить священника, который каждое утро служил бы мессу в часовне, у хора монастырского церкви, где находилась усыпальница братьев. В 1466 году часовня перешла в ведение братства св. Христофора Артурова двора в Данциге. До настоящего времени сохранилось геральдическое надгробие неизвестного Каспара фон Вульфштейна, умершего 13 декабря 1425 года, расположенное в полу доминиканской церкви (Engel/Hanstein, 1893).
Перед алтарем приходской церкви Святого Варфоломея в Пройссиш-Холланд находилось надгробие комтура Пройссиш-Холланда (Stein, 1730). Несохранившееся надгробие относится к концу XV — началу XVI веков, когда пфлегерство Пройссиш-Холланд стало комтурством.
Плита Гюнтера фон Хоэнштайна, комтура Бранденбурга, скончавшегося в 1380 году, располагалась в приходской церкви Бранденбурга. Вполне разборчивая надпись минускулом гласила:
+ xpi . tciii . iar . vnd . lx . vorw / ar . maria . magdalenen . tag . g…nth d be / tot . lach . von . hoensteyn . d . m / ilde sich alher . mein . bilde . seh . uf . hohi . begr / abe . got . myse . dy . sele . h / aben .
Орденский хронист Николай фон Ерошин, создававший свою хронику в 1-й половине XIV века, упоминает об одном брате-рыцаре Генрихе фон Бондорфе, погибшем в 1330 году при осаде крепости в Вышогруде и похороненном в цистерцианском монастыре в Кульме (SRP I, s.618).
Предполагалось, что рядовых членов Ордена хоронили на территории замковых форбургов или рядом. Это неверное предположение было основано на найденных во внешнем форбурге замка Данциг пяти надгробиях — три из них без каких-либо украшений, а два украшены крестом (Azzola, 1992; Dobry, 2005). Однако подобные находки отсутствуют в других замках и предположение не подтверждается археологическими изысканиями. В то же время территория восточного пархама высокого замка Мариенбург, к югу от часовни св. Анны, в орденский период использовалась в качестве кладбища (Dobry, 2005; Józwiak/Trupinda, 2007).
Захоронения иностранцев и гостей Ордена в Пруссии
Из многочисленных соборов и церквей Пруссии собор в Кёнигсберге был важным некрополем, где хоронили в основном светских гостей Ордена — участников экспедиций в Литву. Согласно Детлефсену, три неполные могильные плиты, первоначально с металлическими вставками, в нижнем хоре собора Кёнигсберга были надгробиями рыцарей Ордена. Однако нельзя исключать, что это были гости Ордена, погибшие во время походов против литовцев или умершие в Пруссии.
Фламандский дипломат и путешественник Жильбер де Ланнуа видел в 1413 году в Кёнигсберге «гербы … со времен прусских путешествий» (de Lannoy, 1840). Вероятно, он упоминает о гербовых мемориальных щитах, либо же гербовых табличках, вывешиваемых гостями Ордена в память о походе, из которых до наших дней ничего не сохранилось.
Мемориальные таблички, вывешиваемые в память о погребённых в соборе гостях Ордена, порой фигурируют в английских геральдических процессах конца XIV века. Так с 1386 по 1389 в Англии проходил геральдический судебный процесс между Ричардом Скрупом и Робертом Гросвенором. Причиной стало то, что они используют один и тот же герб. В ходе разбирательства были заслушаны более четырёхсот свидетелей, среди которых был и Джеффри Чосер. Девять рыцарей, свидетельствовали в пользу Скрупа о том, что во время их путешествий в Пруссию они видели в соборе Кёнигсберга надгробную геральдическую табличку с изображением герба Скрупа. Дело в том, что в соборе был похоронен родственник Ричарда Скрупа сэр Джеффри Скруп из Мэшема. Он погиб в ходе очередного орденского похода в 1363 году во время осады Велун или Пистен (тут свидетельства расходятся). Заявление рыцаря Генриха де Феррера, 19 октября 1386 года: «Упомянутый сэр Джеффри был в Пруссии в гербовой тунике и в Литве под замком под названием Пискре он умер, и его тело было привезено обратно в Пруссию и было похоронено в этом самой тунике в соборе Кёнигсберга, а его герб установлен на мемориальной табличке перед алтарем». Суд вынес в итоге решение в пользу Скрупа и король Ричард II в 1390 году это решение утвердил. В процессе Грея против Гастингса 1401-1410 годов показания давал сэр Томас Эрпингем — во время его поездки в Пруссию с графом Дерби в 1390 году, он видел герб сэра Хью Гастингса в соборе Кёнигсберга.
Профессор Паравичини в своей работе по истории литовских походов указывает нескольких гостей Ордена, захороненных в Кёнигсберге. Среди них — французский рыцарь Жак де Нёвиль, оруженосец Ханс фон Скелинген из Австрии и оруженосец Жерар де Бурбон-Ланси, погибшие в феврале-марте 1344 года, также благородный слуга Жана де Блуа Филипп Виллемсц, погибший в феврале 1364 года. Рыцарь сэр Джон Лоудхэм утонул в августе 1390 года при переправе через Вилию, был доставлен в Кёнигсберг и погребён там (Paravicini, 1995).
На южной стене так называемой мирской церкви собора Кёнигсберга были расположены три мемориальных щита капитанов наёмников Ордена, погибших в ходе «войны всадников» 1519-1521 годов. Принадлежали эпитафии-щиты Зигмунду фон Зихау, Филиппу фон Гревлингу и Морицу Кнёблю. Потомки последнего в начале ХХ века жили под Лыком.
Похоже, что захоронение орденских сановников в городских церквах было намеренным шагом, чтобы интегрировать братьев в местные сообщества. Надгробия рыцарей, похороненных в церкви, функционировали наряду с местными жителями и являлись визуальным свидетельством их присутствия в данном месте, хотя они были иммигрантами и чужеродным элементом. С какой стороны ни посмотри, а особенно учитывая продуманную форму и идеологическую программу сохранившихся на них изображений и надписей, они также являлись элементом своеобразной пропаганды.
Источники и литература:
Archiwum Państwowe w Gdańsku.
Archiwum Państwowe w Toruniu.
GStA PK, Ordensbriefarchiv.
GStA PK, Ordensfolianten.
GStA PK, Pergamenturkunden.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
de Lannoy G. Voyages et ambassades de messire Guillebert de Lannoy, 1399-1450. Mons: Hoyois, 1840.
Observationes nonnullae ad bistoriam monasterii ordinis Eremitarum S. Augustini Conicensis pertinentes // Fontes, t. 14, 1910.
Pietkiewicz D. Kronika oliwska. Źródło do dziejów Pomorza Wschodniego z połowy XIV wieku. Malbork, 2008.
Preußisches Urkundenbuch. Politische Abteilung. Bd. I-VI. Königsberg; Marburg, 1882-2000.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Woelky C.P. Urkundenbuch des Bisthums Culm. Theil I. Das Bisthum Culm unter dem Deutschen Orden. 1243-1466. Westpreussischer Theil. II. Abtheilung, Band I. Danzig: Theodor Bertling, 1885.
Zernecke J.H. Thornische Chronica in welcher die Geschichte dieser Stadt von 1231 bis 1726 aus bewehrten Scribenten und glaubwürdigen Documentis zusammen getragen worden. Berlin, 1727.
Arnold U. Die Hochmeister des Deutschen Ordens 1190-1994. Marburg, 1998.
Azzola F.K. Steinplatte mit Kreuz aus der Danziger Ordensburg, 14. lahrhundert // 800 lahre Deutscher Orden. Ausstellung des Germanischen Nationalmuseurns. Gütersloh-München, 1992.
Bötticher A. Die Bau- und Kunstdenkmäler der Provinz Ostpreußen. Heft VII: Königsberg. Königsberg, 1897.
Delestowicz N. Bracia Zakonu Krzyżackiego w Prusach (1310-1351): Studium prozopograficzne. Kraków: Wydawnictwo Avalon, 2021.
Dethlefsen R. Die Domkirche in Königsberg i. Pr.: nach ihrer jüngsten Wiederherstellung. Berlin, 1912.
Dittrich F. Der Dom zu Frauenburg // Zeitscbrift fur die Geschichte und Alterthumskunde Ermlands H.18, 1913; H.19, 1916.
Dobry A. Płyty i pomniki nagrobne w zbiorach Muzeum Zamkowego w Malborku. Malbork, 2005.
Dorna M. Die Brüder des Deutschen Ordens in Preußen 1228-1309: Eine prosopographische Studie. Wien; Köln; Weimar: Böhlau Verlag, 2012.
Engel B., Hanstein R. Danzigs mittelalterliche Grabsteine. Danzig: Th. Bertling, 1893.
Fuchs M.G. Beschreibung der Stadt Elbing und ihres Gebietes in topographischer, geschichtlicher und statistischer Hinsicht. Bd. 2. Elbing, 1821.
Grupa M., Kozłowski I. Katedra w Kwidzynie — tajemnica krypt. Kwidzyn 2009.
Hagen E.A. Beschreibung der Domkirche zu Kónigsberg und der in ihr enthaltenen Kunslwerke. 2. Abth. Kónigsberg, 1833.
Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den Kammerballeien des Reiches. Werder, 2014.
Helms S. Luther von Braunschweig. Der Deutsche Orden in Preußen zwischen Krise und Stabilisierung und das Wirken eines Fürsten in der ersten Hälfte des 14. Jahrhunderts. Marburg: Elwert, N. G., 2009.
Hochleitner J., Mierzwiński M. Kaplica św. Anny na Zamku Wysokim w Malborku: dzieje, wystrój, konserwacja. Malbork, 2016.
Jasiński T. Początki Torunia na tle osadnictwa średniowiecznego // Zapiski Historyczne, Tom 46, Nr 4, 1981.
Józwiak S., Trupinda J. Organizacja zycia na zamku krzyzackim w Malborku w czasach wielkich mistrzów (1309–1457). Malbork, 2007.
Jurkowlaniec T. Mittelalterliche Grabmäler in Preußen // Ecclesiae ornatae. Bonn, 2009.
Kwiatkowski K. Wojska zakonu niemieckiego w Prusach 1230-1525. Toruń, 2016.
Mänd A. Visuaalne mälestamine: Liivimaa ordumeistrite ja käsknike hauaplaadid (14.–16. sajand) // Kunstiteaduslikke Uurimusi, 28/3+4, 2019.
Mroczko T. Architektura gotycka na Ziemi Chełmińskiej. Warszawa, 1980.
Nickel H. Die Grabplatte des Grosskomturs Kuno von Liebenstein zu Neumark in Westpreussen. // Edwin Redslob zu m 70. Geburtstag. Berlin, 1955.
Niess U. Hochmeister Karl von Trier (1311-1324). Stationen einer Karriere im Deutschen Orden. Marburg: Elwert, 1992.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1989.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.
von Quast F. Beitrage zur Geschichte der Baukunst in Preussen. Das Schloss Marienburg. // Neue PreuBische Provinzial-Blatter, H.IX, 1850; H.XI, 1851.
Semrau A. Die Grabdenkmaler der Marienkirche zu Thorn. // Mitteilungen des Coppernicus-Vereins fur Wissenschaft und Kunst zu Thorn, H.7, 1892.
Schmid B. Die Inschriften des Deutschordenslandes Preussen bis zum Jahre 1466. Halle, 1935.
Schmid B. Ein Ordens-Grabstein in Elbing // Elbinger Jahrbuch, H. 12/13, 1936.
Steinbrecht C.E. Preussen zur Zeit der Landmeister: Beiträge zur Baukunst des deutschen Ritterordens. Die Baukunst des Deutschen Ritterordens in Preussen. II. Die Zeit der Landmeister. 1230-1309. Berlin: Verlag von Julius Springer, 1888.
Stein C. Memorabilia Prussica // Acta Borussica ecclesiastica, civilia, literaria oder Soigfaltige Sammlung allerhand żur Geschichte des Landes Preussen gehóriger Nachrichten, T. I. 2, 1730.
Voigt J. Geschichte Marienburgs, der Stadt und des Haupthauses des deutschen Ritter-Ordens in Preußen. Königsberg, 1824.Szwoch R. Starogardzka fara Św. Mateusza, architektura i sztuka. Pelplin-Starogard Gdański, 2000.
Vossberg F.A. Geschichte der preußischen Münzen und Siegel von frühester Zeit bis zum Ende der Herrschaft des Deutschen Ordens. Berlin: Fincke, 1843.
Wróblewska K. Gotycka płyta nagrobna Kunona von Liebenstein w Nowym Mieście nad Drwęcą // Komunikaty Mazursko-Warmińskie, nr 3, 1961.
В 1402-1404 гг. на территории государства Тевтонского ордена в Пруссии было предоставлено убежище младшему брату Владислава Ягайло, литовскому князю Свидригайло, сыну великого князя литовского Ольгерда.
Свидригайло (на литовском Швитригайла, в крещении по латинскому обряду Болеслав), младший из сыновей Ольгерда, родился между 1365 и 1375 годами. Впервые Свидригайло упоминается, вместе с другими братьями Ольгердовичами, среди подписавших в 1382 г. Дубисский договор с Орденом (LUB 3, 393-6). Предположительно в 1386 г. в Кракове Свидригайло был крещён в католичество под именем Болеслав. До смерти своей матери в 1392 г. он практически оставался в тени своих старших братьев и родственников Гедиминовичей. Но с этого момента он выходит на политическую арену литовского княжества и начинает борьбу за власть.
В 1397-1398 гг. у Свидригайло были первые попытки завязать контакт с Орденом и заключить союзный договор против Витовта. Но в итоге последний преуспел больше, и в октябре 1398 г. был заключён Салинский договор между литовским князем Витовтом и великим магистром Конрадом фон Юнгингеном.
В 1399 г. младший Ольгердович принял участие в битве на Ворскле, сражении состоявшемся 12 августа между объединёнными силами Великого княжества Литовского и его союзников против войск Золотой орды. Сражение закончилось поражением союзников.
В 1400 г. Свидригайло получил от своего коронованного брата удельное Подольское княжество после Спытко Мельштынского, погибшего на Ворскле в 1399 г. Однако он правил Подолией недолго. Виленско-Радомская уния 1401 г. предоставила Витовту пожизненный титул Великого князя литовского, а после его смерти владения должны были перейти королю Ягайло. Расширение и укрепление власти Витовта сильно подорвало наследственные династические права и устремления Свидригайло, явного претендента на трон. В итоге Свидригайло начал поиск союзников для борьбы.27 февраля 1401 г. в Белзе он заключил союз с Земовитом IV Плоцким, князем Мазовии, направленный против всех, кроме польского короля. В марте 1401 г. в Жемайтии вспыхнуло восстание, началась новая литовско-тевтонская война и Свидригайло попытался найти союзников в лице рыцарей Тевтонского ордена, у которых он и укрылся в 1402 году.
Взаимодействие Тевтонского ордена со Свидригайло было опасным для Литвы. Благодаря младшему Ольгердовичу осенью 1401 г. вспыхнуло открытое восстание его подольских старост против Витовта. Ему также удалось установить контакт со Смоленском, в котором в августе 1401 г. поднял восстание князь Георгий Святославич, а также с Рязанью и Вязьмой, которые его поддержали.
Вероятно, еще в декабре 1401 г. Свидригайло установил очередные контакты с рыцарями Ордена. 8 декабря того же года в Торне остановился гонец от Свидригайло, которому орденские рыцари подарили лошадь стоимостью 8 марок на обратный путь в Подолию и передали 17 марок (МТВ, 128) через горожанина из Нойштадта Торна (Торн состоял из двух городов — Альтштадта (Старого города) и Нойштадта (Нового города). — admin) Самуила. 18 декабря в Торне остановился гонец от Свидригайло, которым снова занимался упомянутый выше горожанин Самуил. Он заплатил 1,5 марки за постоялый двор для этого княжеского посланника. На следующий день, 19 декабря, этот свидригайловский гонец, снаряжённый в дорогу 4 копами пражских грошей (3 марки), отправился обратно в Подолию (МТВ, 129-30).
В начале 1402 г. Свидригайло, используя в качестве предлога женитьбу короля Польши на Анне Цилеской, покинул свое княжество. Оказавшись на территории Польского королевства, он, сбив с толку возможных шпионов Витовта, отправил свою свиту в Краков, а сам, переодевшись купцом, с двумя доверенными людьми добрался до Торна и 31 января 1402 г. появился в Мариенбурге (SRP 3, 255). По сведениям хрониста Иоганна фон Посильге, он намеревался в это время принять участие в походе в Литву, но прибыл в тот момент, когда верховный маршал Вернер фон Теттинген уже возвращался с добычей.
В середине февраля 1402 г. рыцари организовали очередной поход в Литву. Они атаковали Витовта с двух сторон: со стороны Пруссии и со стороны Ливонии (SRP 3, 255-6). Сжегши Кауен (Каунас), Витовт отступил в глубь княжества, орденское войско же прошло территорию страны вплоть до Гродно.
Весной Витовт совершил «ответный ход», сжёг и разрушил Мемель, истребив всё население этого города. Он захватил и уничтожил также два орденских замка на Немане, Мариенвердер и Риттерсвердер у Кауен.
С этого момента началось финансирование пребывания князя в орденском государстве. Записи о расходах на содержание Свидригайло подробно сохранились в книге мариенбургского казначея (Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399 — 1409, далее МТВ) и будут подробно рассмотрены ниже.
Расходы на Свидригайло в 1402 г.
4 февраля 1402 г. динер Великого магистра Ганс Бухвальде получил из орденской казны 4 марки на оплату постоялого двора для камергера Свидригайло (MTB, 152-3). Во время пребывания Конрада фон Юнгингена в Меве 15 февраля динер великого магистра Альбрехт Каршов получил 8 скотов на оплату бани для Свидригайло, сопровождавшего главу Ордена (MTB, 153). Для Свидригайло, находившегося в свите Великого магистра в замке Гребин 23 февраля, была куплена через хаускомтура Данцига тафта, за 4 марки без 1 фирдунка (MTB, 153). О том, что Свидригайло в это время находился вместе с магистром в Мариенбурге и ездил с ним в вышеупомянутые города, сообщает также Иоганн фон Посильге (SRP 3, 259). Вероятно, в феврале или марте 1402 г. беглые литовцы, подданные князя Свидригайло, отправились из Мариенбурга в Кёнигсберг, через Браунсберг, где 20 скотов пошли на оплату их обеда в этом городе (MTB, 186).
2 марта в Мариенбурге был заключен союзный договор между Свидригайло, титуловавшим себя princeps et heres Litwanie et Russie et dominus Podolie, и Орденом, почти полностью основанный на положениях Салинского договора 1398 года. По условиям договора Свидригайло обещал уступить Ордену Жемайтию. В свою очередь Орден обязался поддерживать претензии князя Свидригайло на трон Великого княжества Литовского (PrUB, JS-FS 136/PrUB, JH II 1470; CEV, 82-4).
С момента заключения этого соглашения в записях мариенбургского казначея фиксируются выплаты из казны магистра крупных сумм на счет Свидригайло, а именно:
— 2 марта — 100 коп грошей (150 марок); — 6 марта — 150 марок; — 7 марта — 200 венгерских золотых (104 марки, 4 скота).
Эти деньги были собраны у казначея рыцарем Дитрихом фон Логендорфом и переданы литовскому князю (МТВ, 145).
После заключения Мариенбургского договора Свидригайло вместе с динером Якушем и кнехтом кумпана магистра Матисом отправился после 7 марта в путешествие в Ливонию. В связи с этой поездкой (SRP 3, 256) в казначейской книге записаны расходы (MTB, 154-7):
— на лошадь, которую Свидригайло получил от Конрада фон Юнгингена, — 8 марок; — на содержание литовского князя — 20 марок, динеру Якушу на одежду и прочее снаряжение — 2 марки, кнехту Матису — 5 марок; — за 26 локтей ткани для подкладки вышеупомянутому Якушу — 2 марки без 5 скотов; — за новую сумку войта — 1 марка, и за 3 дорожных мешка — 1 марка; — за вино и пиво — 3 копы пражских грошей. Вместе с этими напитками и посланиями от Великого магистра, придворные Свидригайло были отправлены обратно к своему господину; — за 4 пары обуви с высоким верхом для Свидригайло — 16 скотов, за четыре пары обуви с коротким верхом — 4 скота.
Когда Свидригайло отправлялся из Мариенбурга в Ливонию, прибыл гонец с письмом от короля Польши. В письме Владислав Ягайло в добрых словах призывал брата вернуться (SRP 3, 256). Свидригайло, остававшийся в Ливонии, в это время призывал к большому совместному (с его участием и участием тевтонских и ливонских войск) походу в Литву (SRP 3, 256).
В марте в орденском государстве появились и другие беглые сторонники Свидригайло. 8 числа того же месяца за постоялый двор для двух придворных князя Свидригайло, один из них был советник младшего Ольгердовича, рыцарь Страш, было уплачено 1 марка и 14 скотов (MTB, 154). 9 марта 1 фирдунк был выдан молодому посыльному, когда он на коне выехал к придворным Свидригайло в Бальгу (MTB, 154). Также в этот день интендант Великого магистра получил 5 марок за 40 локтей красного и синего сукна, из которого шили одежду для беглых литовцев (MTB, 154).
По возвращении из Ливонии магистр оплатил дипломатическую деятельность Ольгердовича, а именно отправку Свидригайло гонцов в разные стороны, в том числе в Мазовию, и пребывание гостей из Мазовии в доме князя. 27 марта трое придворных Свидригайло получили через динера Великого магистра Наммира 3 копы пражских грошей (4,5 марки) на поездки (MTB, 158). 12 апреля 2 копы пражских грошей (3 марки) были выданы малому ростом придворному князя Свидригайло, отправлявшемуся в путь (MTB, 159). 16 апреля за постоялый двор для посланцев из Мазовии, разыскивающих Свидригайло, было уплачено 6 марок и 8 скотов (MTB, 160). 4 мая 4 марки получил придворный Свидригайло Александр, выезжавший верхом от Конрада фон Юнгингена (MTB, 160).
10 мая Свидригайло через Дитриха фон Логендорфа вновь получил значительную сумму — 100 коп пражских грош (150 марок) (MTB, 145-6). 18 мая, перед предстоящей встречей Великого магистра с королем Польши в Торне, за постоялый двор для придворного князя Свидригайло было уплачено 5 марок и 2 скота (MTB, 163). Кроме того, кумпан магистра Арнольд фон Баден и князь Свидригайло, ехавшие на эту встречу, получили 1 марку, когда ехали верхом из Энгельсбурга в Кульм (MTB, 163).
Владислав Ягайло посетил Торн 24 мая, встреченный с большой торжественностью. Сначала на встречу с ним отправились два представителя ордена: Дитрих фон Логендорф и динер Великого магистра Наммир, затем Конрад фон Юнгинген в сопровождении музыкантов встречал короля на реке Висле (MTB, 164). С орденской стороны, помимо упомянутых выше, на съезде в Торне присутствовали князь Свидригайло, рыцари: Иван с сыном Петрашем из Рeдмина (из Добжинской земли), Хенрик фон Банков (близ Новы-над-Вислой в Померании), Ганс и Миколай фон Чепел (из Свенцкой земли в Померании), Дитрих фон дер Миллве, Ганс фон Шеллендорф, Николас фон Ренис, Николас фон Сломмов (близ Бержглова), Конрад фон Оршешув, Августин из Кульмской епархии и комтур Торна, Фридрих фон Венден (MTB, 164-5). Вместе с Владиславом Ягайло в Торне находились, в частности, его жена Анна, архиепископ Гнезненский Миколай Курувский, епископ Познанский Войцех Лубницкий, староста-генерал Великой Польши Томек Венглешинский и воевода Ленчицкий Ян Лигенца. Люди Томека Венглешинского принесли Великому магистру в подарок от короля оленину и сокола (MTB, 164). Встречу почтили выступления музыкантов, певцов, флейтистов как от магистра, так и от короля, королевы Анны и епископов. Кроме Наммира, за гостями ухаживал, в частности, кумпан великого магистра Кунце фон Линдау.
На пребывание Свидригайло в Торне было потрачено (MTB, 163-5):
— 12 марок Самуилу, горожанину из Нойштадта Торна, через комтура Фридриха фон Вендена, которые князь потратил сразу же по прибытии в город; — 5 марок, которые он потратил в Торне 24 мая; — 1 марка за баню.
После Торнского польско-тевтонского конгресса 24 мая 1402 г. вопрос о Свидригайло и литовско-тевтонском конфликте оставался открытым. Подготовка Ордена к новому большому походу набирала обороты. Набиралось войско для нанесения удара по Витовту и Вильне (Вильнюс), в отместку за сожжённый Мемель и разрушенные замки на Немане.
8 июня за чехол, сшитый для котла для Свидригайло, было уплачено 5 скота (MTB, 167). 10 числа того же месяца кузнецу Андрею было уплачено 11 марок за двух лошадей, которые были куплены для советника князя Страша, чтобы он мог ездить с вестями к магистру и Свидригайло (MTB, 166). 11 числа этого месяца Страшу было выдано 10 коп пражских грошей (15 марок) на дорогу, когда он был послан с вестями к Великому магистру и к князю Свидригайло (MTB, 166). В тот же день 8 коп пражских грошей (12 марок) были выданы другому княжескому придворному — гонцу с вестями к Свидригайло (MTB, 166). И всё того же, 11 июня, было уплачено 1,5 марки за лошадь, подаренную придворным князя бедному разорившемуся мужчине (MTB, 170).
15 июня мариенбургский казначей вновь выплатил младшему Ольгердовичу крупную сумму денег — 150 коп пражских грошей (225 марок), которые ему снова передал Дитрих фон Логендорф (MTB, 146). Также в этот день 8 коп пражских грошей (12 марок) получил поляк, придворный Свидригайло, который приехал из Подолии и теперь ехал с князем в Мазовию (MTB, 167). 26 числа того же месяца 9 марок и 8 скотов были выплачены комтуру Торна за две ночи проживания на постоялом дворе гонца от Свидригайло (MTB, 168), который, вероятно, сообщал братьям-рыцарям о переговорах князя с мазовшанами. В свою очередь, 12 июля Свидригайло в очередной раз получил через Дитриха фон Логендорфа крупную сумму — 200 коп пражских грошей (300 марок) (MTB, 146). В тот же день кумпан магистра Арнольд фон Баден передал 4 копы пражских грошей (6 марок) придворному князя, которого Великий магистр послал к князю с известием (MTB, 171).
В письме от 13 июля из Мариенбурга к Ягайло Конрад фон Юнгинген опровергал утверждения великого князя литовского Витовта о том, что он подстрекал Витовта при посредничестве Маркварда фон Зульцбаха, комтура Бранденбурга, отказаться от короля. Он также утверждал, что сам «князь Витовт имеет обыкновение наносить вред и ущерб Королевству Польскому и его светлости князю Свидригайло и нашему Ордену в его делах» (CEV, 258).
Также 13 июля было уплачено 4 марки, а 17 июля — 6 марок кумпану Великого магистра, Арнольду фон Бадену, для музыкантов князя Свидригайло (MTB, 171). Вероятно, это было связано с пребыванием двора Свидригайло в Мазовии, откуда князь вернулся и готовился принять участие в орденском походе в Литву. 18 июля мариенбургский казначей передал через Арнольда фон Бадена 20 марок придворному князя Свидригайло (MTB, 171). 23 июля 2 марки и полфирдунка были выплачены ювелиру за изготовление забрала для шлема Свидригайло (MTB, 172), а 26 июля 5 марок были выданы брату Леопольду за доспехи, которые князь купил у торнского комтура (MTB, 178). Тогда же комтур Бранденбурга снабдил двух придворных князя двумя лошадьми, стоимостью 12,5 марок, двумя сёдлами и двумя поводьями за 1,5 марки, а также двумя парами обуви за 0,5 марки и парой шпор за полфирдунка (MTB, 197). 24 июля комтуру Мемеля было выплачено 24 марки. Эти деньги должны были быть потрачены на Свидригайло во время его пребывания в Мемеле (MTB, 176).
20 июля в Мемеле собрались орденские вооруженные силы под командованием верховного маршала и комтура Кёнигсберга Вернера фон Теттингена. Должен был состоятся один из продолжительных и многочисленных орденских походов на Литву. Известна численность нескольких орденских отрядов. Отряд из Эльбинга под предводительством капитана Йохана Круцебурга насчитывал 51 человека. «И выступили отсюда в год Господень 1402 в день Святого Якоба вечером, и отсутствовали 7 недель без 1 дня» (EKB, 231). Отряд из Торна — 360 человек, из них 200 конных и 160 пеших под командованием Иоганна фон Корделица. Отряд из Данцига, с продовольствием на 6 недель, шел с отставанием и 30 июля был только в Инстербурге. Ещё один данцигский отряд шел водным путём через Лабиау. Также 102 человека было из Кёнигсберга, с питанием и снаряжением.
Объединённое войско отправилось на кораблях по Неману и на лошадях по берегу реки, к Вильне. Однако вскоре маршал заболел, и командование армией перешло к великому комтуру Вильгельму фон Гельфенштайну. Большая армия дошла до реки Невежи (Невяжис), правого притока Немана, и расположилась там лагерем. Свидригайло с небольшой дружиной прошел чуть дальше, к Нерису (Вилия), еще одному правому притоку Немана, на котором стоял князь Витовт со своими войсками и защищал переправу. После совещания все оставшиеся орденские силы потянулись к Нерису, вверх по этой реке. Витовт со своим войском с другого берега реки не уступил ни пяди пути большому войску Ордена, которое шло сюда. У Вишишкеса (Виштевальде), выше Кауен, Великий князь Литовский встал на пути захватчиков, переправлявшихся через Нерис, но вынужден был уступить. Теперь орденская армия могла беспрепятственно двигаться к Вильне и начать штурм (SRP 3, 258).
Тем временем, 5 августа, орденский прокуратор Ян фон Фельде сообщил из Рима Конраду фон Юнгингену, что заплатил 40 венгерских золотых (20 марок и 20 скотов) за буллу, которую он получил от папы для Свидригайло. Также он сообщал, что деньги за эту буллу взял у господина капеллана Конрада и что тот послал к нему с буллой своего капеллана Иоанна. Таким образом, Свидригайло, участвовавший в походе, стал коадъютором (т.е. имеющим сан епископа, но не являющимся священнослужителем. — admin) папы в деле распространения католической веры в завоеванных им литовских землях (OBA, 681/BGDOK 1, 372-3). 27 сентября, согласно записям казначея, эта сумма в 40 венгерских золотых была возвращена капеллану Конраду (MTB, 147).
В это время Свидригайло поддерживал связь с Великим магистром через своего советника Страша. 7 августа в Штуме по личному приказу Конрада фон Юнгингена Страшу, который прибыл на лошадях и затем вернулся к своему князю, было передано 12 марок, (MTB, 178).
Свидригайло рассчитывал легко завоевать Вильну, договорившись с горожанами о сдаче города. Этот план был раскрыт Витовтом, по его приказу шесть виленских горожан были казнены, а орденские войска вынуждены были отказаться от осады. Великий комтур Вильгельм фон Гельфенштайн со своими войсками оказался к юго-востоку от Вильны у города Медeникен (Мядининкай), который ранее был сожжен литовцами. Отсюда орденское войско двинулось еще дальше от Вильны, на юго-восток и юг. В течение трех недель земли Асмена (Ошмянка) с Ашмын (Ошмяны) и Салсеникен (Шальчининкай) несли большой урон и потери.
После 15 августа, во время пребывания Конрада фон Юнгингена в Бальге, 4 копы пражских грошей (6 марок) были переданы через камергера Великого магистра Тимо поляку, придворному князя Свидригайло, который выступал посредником между Свидригайло и магистром (MTB, 180).
Когда орденские войска грабили территорию между Ашмын и Салсеникен, великий князь Витовт охранял броды через Неман и Нерис, затрудняя тем самым возвращение вражеских войск к кораблям. Великий комтур Вильгельм фон Гельфенштайн повел свои войска из Салсеникен на юго-запад, к Перлам, расположенному к северу от Гродно (SRP 3, 259).
Во время пребывания главы ордена в первых числах сентября в Кёнигсберге были переданы 3 марки Гансу, которого Свидригайло (MTB, 181) отправил к магистру на обратном пути из похода. У Перлама орденское войско беспрепятственно переправилось через Неман. Затем через Великую пустошь оно направилось к Лётцену, а затем к Растенбургу, ведя с собой 900 пленных и много другой добычи (SRP 3, 258-9).
По данным военной книги Эльбинга, литовская экспедиция должна была продолжаться семь недель без одного дня, с вечера 25 июля по 11 сентября (ЕКВ, 231). Однако уже 8 сентября Свидригайло находился со своими придворными в Прейсиш-Эйлау у остановившегося там Конрада фон Юнгингена. В это время комтур Бальги Ульрих фон Юнгинген одолжил своему брату 30 марок для Свидригайло (MTB, 200). Тогда же 40 марок было выдано и Наммиру, динеру Великого магистра, на расходы в поездке в Мариенбург с лошадьми князя Свидригайло (MTB, 181). Также в сентябре младший Ольгердович получил 200 марок, а 22 числа того же месяца через Дитриха фон Логендорфа — 219 марок без 1 фирдунка (MTB, 147).
Во второй половине сентября придворные Свидригайло находились в Кёнигсберге. 25 числа того же месяца через кумпана магистра Арнольда фон Бадена было выдано 4 марки Яну, капеллану Свидригайло (MTB, 183), и 8 марок двум другим придворным, участвовавшим вместе со своим князем в походе. Расходы за этих придворных, эти 12 марок, были возмещены казначеем хаускомтуру Кёнигсберга (MTB, 183).
В ответ на письмо Великого магистра от 13 августа король Польши обвинил своего брата Свидригайло в измене. В связи с этим Конрад фон Юнгинген 26 сентября 1402 г. отправил из Мариенбурга письмо Земовиту IV, к которому приложил то письмо Ягайло, которое шокировало магистра и его сановников. В своем письме магистр спрашивал Земовита IV, как ему следует поступить в связи с клеветой на Свидригайло со стороны польского короля, которая, по мнению орденских рыцарей, оскорбляла честь литовского князя, являвшегося братом Александры, жены мазовецкого князя. Он спрашивал, следует ли ему ответить королю или умолчать обо всем этом, а может быть, отправить письмо королям, князьям и рыцарям, прибывающим в Орден для участия в походах, и последовать их совету. Конрад фон Юнгинген просил князя Мазовии внимательно и взвешенно проанализировать королевское письмо. Неизвестно, как отреагировал Земовит IV на эту просьбу магистра. Однако представляется, что Орден своим доверием к мазовецкому князю хотел приблизить его и дело Свидригайло к себе и отдалить от короля, который причинял, по словам Ордена, много зла своим ближайшим князьям (OF 3, 102; CEV 88-9).
После летнего похода 1402 г. Свидригайло, до сих пор остававшийся в свите Великого магистра или постоянно находившийся в разъездах, получил замок Базлак под Растенбургом (SRP 3, 259). Из этого удобного места, расположенного недалеко от Великого княжества Литовского, младший Ольгердович мог поддерживать контакты со своими сторонниками. Базлак фактически являлся звеном в длинной цепи опорных пунктов, таких как Йоханнисбург, Лык, Экерсберг, Зеехестен, Рейн, Лётцен, Растенбург, Ангербург, Норденбург, Инстербург, охранявших территорию орденского государства с востока. 24 октября через Дитриха фон Логендорфа 20 марок были переданы князю Свидригайло, когда он ехал из Эльбинга в Базлак (MTB, 190). Тогда же 100 марок привез Ольгердовичу в Базлак подданный Ордена Генрих Хольт, назначенный судьей свидригайловского суда (Hofrichter Swittirgals) (MTB, 200). Наконец, 30 октября динер великого магистра Павел Спаров заплатил 1 фирдунк за постоялый двор для двух русинов, приехавших из Мазовии к Великому магистру и разыскивавших князя Свидригайло. Конрад фон Юнгинген, вероятно, направил этих русинов в Базлак (MTB, 191).
В ноябре 1402 г. расходы на содержание Свидригайло и его двора были следующими: 7 числа того же месяца было выплачено 5 марок трем возницам, Георгу, Матису Альденмаркту и Николаю Вирку, за перевозку снаряжения и вещей князя Свидригайло из Мариенбурга в Базлак (MTB, 192). 11 числа того же месяца Генрих Хольт вновь собрал 100 марок для младшего Ольгердовича (MTB, 200). Также в казначейской книге записано, что 3 марки было потрачено на котел для князя Свидригайло и 5 марок — на оплату труда рабочих, которые делали мост и другие улучшения в Базлаке (MTB, 200). 11 или 12 ноября другой возница, Рудольф, получил 7 фирдунков без 10 пфеннигов за перевозку сусла молодого вина из Мариенбурга в Базлак (MTB, 193). Между 13 и 16 ноября на территорию Тевтонского государства из Руси прибыли придворные Свидригайло Иван и Ростав, которым в Мариенбурге за проживание на постоялом дворе было заплачено 13 скотов 10 пфеннигов (MTB, 193).
В ноябре, сразу после 11 числа, Свидригайло со своим придворным судьей Генрихом Хольтом и придворными покинул Базлак и во второй раз отправился в Ливонию через Домнау — Кройцбург — Кёнигсберг. Проезжая через комтурства Бранденбург и Кёнигсберг, путешественникам был оказан приём, финансовая поддержка и снаряжение для дальнейшей поездки. В связи с этим в казначейской книге записаны расходы комтура Бранденбурга Маркварта фон Зульцбаха (MTB, 197):
Судья свидригайловского суда Генрих Хольт принял от комтура Бранденбурга в Домнау 40 марок (MTB, 197), в Кройцбурге — 50 марок, затем ещё 50 марок и 80 марок (MTB, 197), а в Кёнигсберге — 16 марок, 5 марок и 4 марки (MTB, 197). Также Генриху Хольту была предоставлена лошадь стоимостью 10 марок для дальнейшего путешествия (MTB, 197). Вернер фон Теттинген, великий маршал и комтур Кёнигсберга, выдал Генриху Хольту 12 марок, когда его посетила свита князя, а также потратил 10 марок на 1 ласт рижской медовухи (MTB, 197-8).
В Ливонии Свидригайло встретился с ландмейстером ордена Конрадом фон Фитингхофом. На этот раз Свидригайло, отдав ливонцам Псков, который ему не принадлежал, сумел склонить их к совместному участию в походе. На обратном пути верховный маршал Вернер фон Теттинген заплатил 2 марки за перевозку снаряжения князя Свидригайло из Кёнигсберга в Растенбург (MTB, 197). Из Кёнигсберга путешественники отправились к Великому магистру, который остановился в Бальге. Успешная миссия Свидригайло в Ливонии была отмечена пиром за счет комтура Ульриха фон Юнгингена. Великий магистр, со своей стороны, заплатил только за скатерть (4 марки) для литовских господ, придворных Свидригайло, и за простую скатерть (3 марки без 1 фирдунка) для придворных Свидригайло (MTB, 200). 32 локтя ткани стоимостью 7 марок и 8 скотов (16 локтей по 7 скотов и 16 локтей по 4 скота) по распоряжению Конрада фон Юнгингена были отданы двум литовцам, прибывшим с князем Свидригайло из Ливонии (MTB, 200). 30 ноября через Тимо, камергера магистра, князю Свидригайло была передана еще одна крупная сумма в 100 марок (MTB, 195).
В последующие месяцы расходы на содержание двора Свидригайло еще более возросли. 6 декабря хаускомтуру Торна было возвращено 7 марок за 3 бочки местного вина, доставленные князю Свидригайло (MTB, 196). 13 декабря было уплачено 3 фирдунка за постоялый двор для поляков, возможно, вновь прибывших беглецов, придворных Ольгердовича (MTB, 201). В декабре, в связи с совместной охотой великого магистра и Свидригайло, сокольничий князя получил от камергера Тимо 2 марки (MTB, 202).
В конце декабря 1402 — начале января 1403 гг. в записях мариенбургского казначея зафиксированы расходы, связанные с подготовкой к новому большому походу. Так, 29 декабря от хаускомтура Мариенбурга Рихард, смотритель ворот, получил 5 фирдунков на улучшение доспехов для князя Свидригайло (MTB, 220). В это же время по приказу магистра были куплены два доспеха для князя за 3 марки (MTB, 220). 30 декабря 6 марок получил Ясик, придворный князя Свидригайло (MTB, 223). 31 декабря у Кристофа, торгового агента великого шеффера в Данциге, за 13 марок и 1 лот был куплен для Свидригайло бочонок греческого вина (MTB, 224). В свою очередь, вознице Миколаю Вирку и его людям за перевозку щитов, доспехов и вина из Мариенбурга в Базлак было уплачено 3 марки и 8 скотов (MTB, 232). Также 16 скотов получил кучер и его лошадь, которые везли в Базлак два доспеха и шлем «хундсгугель» князю Свидригайло (MTB, 232).
Расходы на Свидригайло в 1403 г.
9 января 1403 г. 10 марок было дано Наммиру, динеру Великого магистра, когда он отправился верхом к князю с жеребцами, подаренными магистром Свидригайло (MTB, 225). Тогда же 1 марка и 8 скотов получил кучер, который ехал с Наммиром и тремя лошадьми в Базлак. Динер Наммир также должен был быть сопровождающим литовского князя во время зимнего похода в 1403 г. (MTB, 232).
В Кёнигсберг приезжало много иностранных гостей, для участия в походах. 11 января из Мариенбурга Великий магистр письмом дал указания Верховному маршалу Вернеру фон Теттингену, как ему защищать Орден, на который подали жалобу Владислав Ягайло и Витовт, перед прибывшими иностранными гостями (CDP 6, 149-50; PrUB, JS 270). В конце января маршал Вернер фон Теттинген отправился из Кёнигсберга с большой армией, в которую входили и городское ополчение, и иностранные гости, в район Гродно (EKB, 231). C ними следовал и князь Свидригайло. В начале февраля, пройдя Пустошь, армия достигла Литвы и верховный маршал решил направиться к Меркине (Меречь). Захватив и спалив Меркине, орденское войско повернуло и двинулось к Тракен (Тракай), а не к Гродно, как ожидали литовцы. Орденское войско остановилось на одну ночь у озера Дауген (Даугай), а затем двинулись к Самникен (Самникай), где расположилось лагерем на два дня. Оттуда рыцари двинулись к деревне Олсаки, расположенной в миле от Тракен. Витовт опасался, что из Олсаки рыцари пойдут на Тракайский замок. Однако орденское войско, оставив справа Тракен, подошло к деревне Штейгвик (неизв.), расположенной на реке Стреве. Оттуда захватчики семь раз проходили через Сумилишки (Семелишкес), Стоклишки (Стаклишкес) и Неровене (неизв.), разбивая по пути лагерь и опустошая огнем и грабежом все деревни, через которые проходили и до которых могли добраться. Сожжение литовцами всех запасов фуража для лошадей не позволило рыцарям осадить ни одну из крепостей. Витовт, имея более слабые силы, ограничился обороной Вильны и не решился атаковать противника в открытом бою. В такой ситуации орденское войско направилось в сторону Кауен к Неману. Легко переправившись через скованный льдом Неман, рыцари Ордена вернулись в свои земли под Рагнитом. В целом, как описывает Иоганн фон Посильге, в течение двух недель орденские войска под командованием маршала Вернера фон Теттингена опустошали литовские земли, но мало чего добились. Вместо этого они взяли огромное количество пленных, самое большое за всю историю набегов на Литву — до 3 тыс. человек, в том числе 172 боярина (SRP 3, 264-6).
Одновременно с орденскими рыцарями на Литву напали и ливонцы. В течение восьми дней магистр Конрад фон Фитингхоф разорял литовские земли, прилегающие к Ливонии. В плен были взяты два князя, четыре боярина, 514 человек (вооруженных) и 300 лошадей, а также множество слуг (SRP 3, 265).
В целом в результате зимнего похода 1403 г. были разорены значительные пространства Литвы, но главная цель — отнять у Витовта Вильну и поставить там Свидригайло — не была достигнута.
6 февраля Великий магистр из Кёнигсберга в своем письме заверил Ягайло, что подозрения в том, что он содержит врагов Польши, необоснованны. Он также указал, какие меры были им приняты для предотвращения возможных в дальнейшем недоразумений (OF 3, 116; CEV 90-1). С известием от Свидригайло к королю Польши был отправлен писец князя. Он получил от Конрада фон Юнгингена коня (за 4 марки и 1 фирдунк) (MTB, 232) и 8 марок на дорогу в Польшу (MTB, 232). Кроме того, ему было выплачено 2 марки и 8 скотов за постоялый двор в Мариенбурге (MTB, 232). Чуть позже 2 марки были выданы слуге писца Свидригайло, когда тот отправился в Польшу к своему хозяину (MTB, 232). 25 марта, когда писец вернулся из Польши с вестями к Великому магистру, ему было выплачено 23 скота за постоялый двор (MTB, 240).
Свидригайло вернулся из похода в Базлак, откуда через гонцов связался с Конрадом фон Юнгингеном. 28 февраля или 1 марта он заплатил за постоялый двор в Мариенбурге за двух русинов 1 марку и полскота (MTB, 233). В это же время 8 скотов было отдано кнехту, который отвез четырёх соколов Свидригайло (MTB, 240). 16 марта Свидригайло, опять же через Дитриха фон Логендорфа, получил большую сумму денег — 200 марок (MTB, 221). 17 марта Матис, кнехт кумпана Великого магистра Арнольда фон Бадена, получил 4 марки и 8 скотов на поездку с князем Свидригайло из Мариенбурга в Базлак (MTB, 239).
Конрад фон Юнгинген посетил Базлак в апреле 1403 г. 14 числа того же месяца выдана 1 марка кузнецу от Свидригайло, когда он привел в Мариенбург лошадь для Великого магистра (MTB, 240). В период с 14 по 16 апреля хаускомтуру Торна было возвращено 12 марок за четыре бочки местного вина, которые были куплены и доставлены в Базлак (MTB, 244). В свою очередь, 23 апреля 14 марок без фирдунка были переданы хаускомтуру Торна через посредничество интенданта за покупку 2,5 локтей синего и коричневого сукна, предназначенного для придворных Свидригайло (MTB, 245). После этого магистр вновь снабдил своего гостя крупной суммой. 29 апреля Дитрих фон Логендорф и придворные князя Свидригайло собрали для него 250 марок (MTB, 222).
В июне, как видно из счетов, Конрад фон Юнгинген оплачивал контакты Свидригайло с Подолией, в которых магистр, несомненно, проявлял большой интерес. В начале месяца 0,5 марки получили два русина из Подолии через динера магистра Наммира, когда они пришли к князю Свидригайло (MTB, 251). 13 июня 2 копы пражских грошей (8 марок) получил Якуб, придворный князя Свидригайло, когда был послан к князю с известием (MTB, 252). 17 числа этого месяца, опять же через Наммира, заплатили 1 марку и 21 скот за постоялый двор для руса с большой бородой, который прибыл к князю (MTB, 253). 19-го числа этого месяца 2 марки были возвращены камергеру магистра Тимо, который ранее отдал их Ясеку, дворовому человеку Свидригайло (MTB, 254). 23 числа того же месяца 3 марки были возвращены хаускомтуру Мариенбурга, так как он выдал такую сумму маленькому русину, придворному Свидригайло, на поездку к своему князю (MTB, 255).
2 июля верховный маршал Вернер фон Теттинген заключил перемирие с Витовтом до личной встречи Конрада фон Юнгингена с великим князем. Был произведен взаимный обмен военнопленными. Условия перемирия, заключенного маршалом, были одобрены Великим магистром. 8 сентября на реке Дубиссе в Литве должна была состояться встреча Конрада фон Юнгингена и Витовта (CDP 6, 170-3; SRP 3, 266).
Несомненно, июльские контакты Великого магистра со Свидригайло касались предстоящей встречи. 9 июля 3 копа пражских грошей (4,5 марки) были переданы Якушу, придворному Свидригайло, когда он явился к великому магистру с известием (MTB, 256). 14 числа того же месяца судья суда Свидригайло Генрих Хольт должен был собрать 300 марок для своего князя (MTB, 222). Однако мариенбургский казначей выплатил ему только половину этой суммы. Остальные 150 марок Генрих Хольт должен был получить от Ульриха фон Юнгингена, комтура Бальги. Вероятно, именно поэтому Свидригайло в тот же день, 14 июля, была предоставлена лошадь стоимостью 5 марок и фирдунк, чтобы он мог поехать на ней к брату Великого магистра для получения недостающей суммы (MTB, 259). 23 июля 0,5 марки и 4 шиллинга были уплачены за постоялый двор для Александра, придворного Свидригайло (MTB, 260).
После 20 июля, как видно из записей мариенбургского казначея, были сделаны закупки в связи с подготовкой к встрече с Витовтом в Дубиссе. Было решено, что в этой встрече должен участвовать и Свидригайло. 24 июля по распоряжению Великого магистра были оплачены расходы на покупку для Ольгердовича следующих товаров (MTB, 260):
— 1 корзина инжира — 0,5 марки; — 9 камней риса — 20 скотов; — 8 камней изюма — 3 марки без 1 фирдунка; — 30 фунтов перца — 4 марки и 3,5 скота; — 5 фунтов шафрана — 9 марок без 1 фирдунка; — 100 штук вяленой рыбы — 4 марки без 1 фирдунка; — льняное полотно для мешков — 2 скота.
Стоимость перевозки этих продуктов из Данцига в Мариенбурга составляла 0,5 марки (MTB, 260), а из Мариенбурга в Базлак — 21 скот (MTB, 263). С другой стороны, 26 июля 4 марки было уплачено Александру, придворному Свидригайло (MTB, 260). Также 26 июля за перевозку двух бочек местного вина в Базлак было уплачено 0,5 марки без 1 скота (MTB, 261).
Для сравнения приведём затраты на закупку продуктов в эту поездку для Великого магистра. Так 29 июля Конрад фон Юнгинген распорядился купить для себя на встречу с Витовтом (MTB, 262):
17 августа 6 марок без фирдунка были возвращены хаускомтуру Торна за два бочонка местного вина, отправленные младшему Ольгердовичу (MTB, 264). 21 августа 2 марки были выданы придворному Свидригайло Якубу по приказу Арнольда фон Бадена, кумпана великого магистра (MTB, 265).
Кроме того, перед отправлением в Дубиссу Конрад фон Юнгинген и его свита были снабжены следующим образом (MTB, 263):
— 50 баранов для повара — 12,5 марок; — свежее мясо и рыба — 5 марок; — вино для великого комтура — 9 марок без 8 скотов; — 12 бочек крепкой медовухи для великого магистра — 15 марок; — 30 бочек медовухи для Великого магистра — 27,5 марок; — медовуха для подношения — 0,5 марки; — 24 бочки средней медовухи — 8 марок; — 3,5 бочки осетрины — 24,5 марки — одна из этих бочек предназначалась для Свидригайло (MTB, 263); — фрукты — 3,5 фирдунка; — 8 бочек трески — 6 марок; — 7 бочек масла — 14 марок.
8 сентября 1403 г. в Дубиссу прибыл Великий магистр Конрад фон Юнгинген с ливонским ландмейстером Конрадом фон Фитингхофом и Свидригайло, а также большой свитой орденских сановников. Витовт, которому доложили, что младший Ольгердович замышляет лишить его жизни, прибыл с большой военной свитой. Ожидалось прибытие даже короля Польши, но Ягайло прислал только вислицкого кастеляна Клеменса из Москоржева и маршалка Королевства Польского Збигнева из Бжезья с недостаточными, как утверждали орденские рыцари, полномочиями. Разговоры были ожесточёнными, поскольку ни польские посланники, ни Витовт не хотели говорить о возвращении Жемайтии Ордену без ведома и согласия Ягайло. Дело даже дошло до конфликта. Бранденбургский комтур Марквард фон Зульцбах назвал Витовта предателем и отступником. Оскорблённые литовцы хотели защитить своего князя на поединке. Великий магистр оправдывался тем, что они пришли сюда не для поединка и позже он извинился перед Витовтом в письме.
Через семь лет Маркварду фон Зульцбаху аукнется его оскорбление Витовта. В Грюнвальдском сражении он попадёт в плен и будет казнён по указанию великого князя. Вот как описывает в своей преувеличенно-украшенной манере эти события польский хронист Ян Длугош: «Он сообщил как большую и приятную новость, что в сражении захвачены двое братьев Ордена крестоносцев, а именно Марквард фон Зальцбах (в тексте именно так. — admin), бранденбургский командор, и Шумберг; эти крестоносцы во время свидания между упомянутым Александром, великим князем Литвы, и магистром и Орденом близ Кауен на реке Немане оскорбили обидными и грязными словами упомянутого князя Александра и его родительницу, говоря, что она-де была не особенно целомудренна. Князь добавил, что он решил наложить на них подобающее им наказание, казнив их отсечением головы. Владислав же, польский король, не возгордился счастьем победы, но со своим обычным милосердием и скромностью запретил упомянутому князю Александру учинять какое-либо наказание захваченным и сдавшимся в плен врагам: «Не подобает, — сказал он, — дорогой брат, проявлять жестокость к врагам, которых мы одолели в бою не нашей доблестью, но соизволением милостивого бога; не следует мстить пленным за наши обиды и оскорбления, но, справив благодарственное молебствие всевышнему богу за дарованное торжество, надлежит проявлять к несчастным побежденным всяческую кротость и милосердие. Ведь довольно и того, что по справедливому божьему приговору мы уже обуздали и покарали их, и теперь нам надлежит пощадить тех, кого пощадили сила и военное счастье». Князь литовский Александр последовал бы королевским увещеваниям, если бы его снова не раздражили, побудив привести в исполнение задуманную месть, дерзкие, заносчивые и надменные речи упомянутых крестоносцев Шумберга и Маркварда. Упомянутый князь Александр, оскорблённый словами людей, которые, находясь в плену, осыпали его угрозами, считая недостойным вести скромные речи и просить прощения, велел их обезглавить в следующее же воскресенье, в двадцатый день июля, в стане около Моронга, причем король польский Владислав ничуть не препятствовал князю. Когда Александр-Витовт указывал крестоносцу Маркварду на теперешнее его положение и участь, браня за оскорбительные слова о своей матери, Марквард, забыв о своей доле и о давнем гневе князя, которого ему бы следовало смягчить кроткими словами, раздражил князя. Он весьма заносчиво сказал князю: «Ничуть не страшусь я теперешней участи; успех склоняется то на ту, то на другую. сторону; переменится счастье и подарит нас, побеждённых, завтра тем, чем вы, победители, владеете сегодня». Оскорблённый такими словами, слишком дерзкими для пленника, великий князь Витовт, хотя и не замышлял против него никакой жестокости, велел отправить командоров Маркварда и Шумберга на казнь. Многие обвиняли Маркварда за то, что он, нуждаясь в милосердии, возбудил гнев и ненависть; я же не берусь разбираться, правильно или неправильно поступил князь Александр, излив ярость на сдавшихся в плен крестоносцев» (Длугош, 110).
На требование литовского великого князя удалить Свидригайо с территории Тевтонского государства Конрад фон Юнгинген ответил, что примет в Пруссию любого литовца, а на них распространяется то же право, что и на беглецов, скрывающихся с территории орденского государства. Из хода переговоров, однако, следовало, что рыцари Ордена уступят Свидригайло за Жемайтию. Однако удалось договориться лишь о продлении перемирия до Рождества 1403 года (CDP 6, 170-5; SRP 3, 267).
В 1403 г. королевским дипломатам в Риме удалось добиться от папы издания буллы от 9 сентября, запрещающей Ордену вторгаться в Литву. Это стало тяжелым ударом для Ордена. По факту этого момента каждый поход в Литву стал как бы демонстрацией неповиновения папе. Орден через своего представителя в Риме предпринимал серьёзные, но безуспешные попытки добиться отмены буллы. Тем не менее военные походы продолжались вплоть до начала Великой войны.
В период между съездом в Дубиссе и Рождеством 1403 г. контакты магистра со Свидригайло заметно ослабли, а значит, сократились и передаваемые денежные суммы. 20 сентября хаускомтуру Эльбинга было возвращено 1,5 марки, которые он передал одному из придворных князя Свидригайло (MTB, 266). 5 октября 6 марок было потрачено на зимнюю одежду для двух русинов, придворных Свидригайло (MTB, 268). Между 10 и 18 октября был выплачен 1 фирдунк за трактир Николаю, придворному Свидригайло (MTB, 269). Во второй половине ноября Великий магистр прислал Свидригайло три бочки местного вина из Кульма (MTB, 272). В первой половине декабря 1403 г. кумпану великого магистра Арнольду фон Бадену было выплачено 4 марки и 3,5 скота, которые он потратил на 100 рыб, купленных для Ольгердовича (MTB, 275). 1,5 марка и 20 пфеннигов было выдано вознице Герстенбергу, который возил постную еду для Свидригайло в Базлак. За оплату этого кучера эта сумма была возвращена 19 декабря хаускомтуру Мариенбурга (MTB, 278). В декабре 1403 г. три бочки местного вина, купленные хаускомтуром Торна, были отправлены магистром Свидригайло в Базлак (MTB, 285).
19 ноября 1403 г. комтур Бальги Ульрих фон Юнгинген, находившийся в Гродно, а около 25 ноября также Великий магистр, дали разрешение Витовту и Ягайло охотиться в пограничных орденских лесах (CDP 6, 177; CEV, 94). В первой половине декабря оба правителя охотились у границ орденских земель, встретившись с братом магистра, Ульрихом фон Юнгингеном и комтуром Меве (CEV, 94-5). 15 декабря 0,5 марки были потрачены на гонца из Польши (MTB, 277). Этот гонец привез от Ягайло и Витовта охранную грамоту для Свидригайло. Позже, когда польский король и великий князь литовский уже находились в Вильне, к ним присоединились Ульрих фон Юнгинген, комтур Бальги, Генрик фон Швельборн, комтур Меве (MTB, 277), и князь Свидригайло. В Вильне на Рождество 1403 г. было достигнуто соглашение между орденскими рыцарями, Свидригайло, Витовтом и Ягайло. Польский король обязался вернуть орденским властям деньги, которые те потратили на Свидригайло во время его пребывания в Тевтонском государстве. Только после возвращения этих денег младший Ольгердович должен был покинуть Орден.
Расходы на Свидригайло в 1404 г.
После возвращения из Вильны брат Ягайло готовился к возвращению в Польшу. В связи с этим он получил дополнительные суммы. Так, 7 января 1404 г. 5 марок были выданы Миколаю, придворному младшего Ольгердовича, на покупку неуказанных товаров в Зольдау (MTB, 285). 8 января от камергера магистра Тимо 6 марок было выдано двум русинам, придворным Свидригайло (MTB, 285). 12 января Генрих Хольт собрал 100 марок для князя (MTB, 286), через день через камергера магистра Тимо 3 марки были отданы Ясику, придворному князя Свидригайло (MTB, 286). 16 или 17 января 10 марок было выдано Александру, придворному Свидригайло в Штуме (MTB, 288). 17 января 1,5 марки дано за дорогу арбалетчику Лоренку, когда он отправился в Базлак с пятью лошадьми, которых он отдал Генриху Хольту (MTB, 288). Сразу же после этого 2 марки было выдано придворному Свидригайло для перевозки некоторого снаряжения из Мариенбурга в Базлак (MTB, 289).
Ягайло, готовясь расплатиться за полученные Свидригайло за время пребывания в Тевтонском государстве, через своих посланников призвал младшего брата к возвращению. Уже 21 января Великий магистр сообщал прокуратору Ордена в Риме, что Свидригайло полностью примирился с королем Польши и великим князем Витовтом и теперь живет у них с их ведома и согласия. После отъезда младшего Ольгердовича из Пруссии в 1404 г. Владислав Ягайло пожаловал ему некоторые земельные владения с городами Брянск и Стародуб (OBA, 737; BGDOK 1, 56; SRP 3, 269).
После Рацёнжского договора, заключённого 22 мая 1404 г., часть подданных Свидригайло всё же вернулась с территории Тевтонского государства в Польшу. К февралю 1405 г., согласно казначейской книге, Свидригайло поддерживал контакты с Великим магистром через своих придворных. Так, в начале июня, во время пребывания магистра в Грабине, трём его придворным было выдано 10 марок (MTB, 308). 29 VIII через камергера магистра было передано 16 коп пражских грошей (24 марки) русинам князя, находившимся на Готланде и отправлявшимся к польскому королю (MTB, 312). 14 или 15 сентября 4 марки были отданы комтуру Остероде на содержание придворных Свидригайло, находившихся у Великого магистра в Эйлау (MTB, 315). 24 или 25 сентября было уплачено 2,5 марки художнику Петру за роспись 30 щитов для Свидригайло (MTB, 318). Возможно, что это поручение — нарисовать гербы князя на щитах — придворный художник из Мариенбурга выполнил еще в январе 1404 г., до ухода Свидригайло из Ордена, а заплатили ему за эту услугу только в сентябре 1404 г. Возможно также, что этот художник не успел выполнить порученное ему в январе 1404 г. задание до отъезда младшего Ольгердовича из Пруссии, и только в июне или сентябре 1404 г. придворные Свидригайло получили 30 щитов. В сентябре 1404 г. Генрих Хольт, бывший судья суда Ольгердовича в Базлаке, уже занимался соляными делами ордена (MTB, 304). В ноябре 1404 г. придворный маршал Свидригайло остановился в Золдау, за что в трактире за него было уплачено 1 марка, 13 скотов и 1 шиллинг (MTB, 325). Перед 7 декабря 1404 г. в Ковалево Поморском Яско, камергер Свидригайло, встретился с Великим магистром, и ему также было оплачено за постоялый двор 2 марки без скота (MTB, 325). С другой стороны, в феврале 1405 г. в Мариенбурге останавливался капеллан князя Свидригайло, которому за проживание на постоялом дворе было выплачено 15 скотов и 8 пфеннигов (MTB, 345).
Таким образом, за время пребывания Свидригайло в Тевтонском государстве, судя по сохранившимся записям, были потрачены суммы в основном на:
— содержание князя и его двора во время пребывания у Великого магистра и в замке в Базлаке; — приём гостей Свидригайло; — поездки князя и его придворных (дважды в Ливонию, в Мазовию, на съезды: в Торн, в Дубиссу и в Вильну); — отправку гонцов (к Великому магистру, в Мазовию, Подолию или Польшу); — подготовку князя и его придворных к участию в походах (лето 1402 г. и зима 1403 г.); — подарки Свидригайло (кони, доспехи, дорожные сумки, соколы, вино, ткани).
Расходы по этому счету в каждом году были примерно следующими:
— 1402 — около 550 марок; — 1403 — около 149 марок; — 1404 — около 30 марок; т.е. всего около 729 марок.
Также в 1401 г., ещё до прибытия Свидригайло в Пруссию, на прием его посланцев из Подолии было потрачено около 35,5 марок. А после возвращения Свидригайло в Великое княжество Литовское в январе 1404 г. на контакты с ним было потрачено около 40 марок.
Больше всего денег князь получил в 1402 г., значительно меньше — в 1403 г., а в 1404 г. — год его отъезда из Пруссии — сравнительно небольшую сумму по сравнению с 1402 и даже 1403 гг.
Кроме перечисленных выше сумм, князю Свидригайло были выплачены — без указания, за что — следующие платежи:
— 100 коп пражских грошей (150 марок) — 2 марта 1402 г; — 150 марок — 6 марта 1402 г; — 200 венгерских золотых (104 марки 4 скота) — 7 марта 1402 г; — 100 коп пражских грошей (150 марок) — 10 мая 1402 г; — 150 коп пражских грошей (225 марок) — 15 июня 1402 г; — 200 коп пражских грошей (300 марок) — 12 июля 1402 г; — 200 марок — незадолго до 22 сентября 1402 г; — 219 марок без фирдунка — 22 сентября 1402 г; — 100 марок — около 24 октября 1402 г; — 100 марок — 11 ноября 1402 г; — 50 марок, 50 марок, 80 марок, 16 марок и 8 марок — между 11 и 30 ноября 1402 г. (с небольшими интервалами); — 100 марок — 30 ноября 1402 г; — 200 марок — 16 марта 1403 г; — 250 марок — 29 апреля 1403 г; — 300 марок — 14 августа 1403 г; — 100 марок — 12 января 1404.
Всего около 2852 марок, что является очень большой суммой. Если сложить 729 марок и 2852 марки, то получится сумма — 3581 марка, которую король Владислав Ягайло должен был вернуть в орденскую казну, чтобы Свидригайло мог покинуть Орден.
Бегство Свидригайло и его сношения с Орденом не единственный случай в литовско-орденских отношениях. И сам Витовт неоднократно бежал в Орден за помощью, и старший брат Витовта Бутовт ещё ранее, в 1365 году, бежал с соратниками в Орден, где принял крещение. И из Ордена были перебежчики в Великое княжество Литовское и Польшу.
Дальше было участие Свидригайло в походах на Москву и Смоленск, отъезд в Москву к Василию I, очередные попытки договориться с Орденом, а в итоге заключение его в Кременецком замке почти на девять лет, и многое другое. В итоге Свидригайло получил великокняжеский престол после смерти Витовта в 1430 г., но в результате гражданской войны в 1432 г. власть перешла к Сигизмунду Кейстутовичу, а Свидригайло до конца жизни оставался волынским князем и скончался в Луцке в 1452 г.
Источники и литература:
GStA PK, XX. HA, OBA.
GStA PK, XX. HA, OF.
Forstreuter K. Die Berichte der Generalprokuratoren des Deutschen Ordens an der Kurie. Erster Band: Die Geschichte der Generalprokuratoren von den Anfängen bis 1403. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1961.
Heckmann D., Kwiatkowski K. Das Elbinger Kriegsbuch (1383–1409). Rechnungen für städtische Aufgebote. Köln, Weimar, Wien 2013.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
Liv-, esth- und curländisches Urkundenbuch. Bd. 3. Hrsg. Friedrich Georg von Bunge. Reval, 1857.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1866.
Prochaska A. Codex epistolaris Vitoldi, Magni Ducis Lithuaniae: 1376-1430. Cracoviae, Sumptibus Academiae literarum crac., 1882.
Töppen M. Das Elbinger Kriegsbuch //Altpreussische Monatsschrift. 36 Bd. Königsberg in Pr., 1899.
Voigt J. Codex Diplomaticus Prussicus. Urkunden-sammlung zur älteren Geschichte Preussens aus dem Königlichen Geheimen Archiv zu Königsberg, nebst Regesten. Band 6, Königsberg, 1861.
Длугош Я. Грюнвальдская битва. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1962.
Goyski M. Wzajemne stosunki Polski, Litwy i Zakonu w latach 1399-1404: studyum historyczne. Kraków G. Gebethner 1908.
Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den Kammerballeien des Reiches. Werder, 2014.
Kwiatkowski K. (Wild)haus w Bezławkach (Bayselauken, Bäslack) – uwagi na temat budownictwa warownego zakonu niemieckiego w późnośredniowiecznych Prusach // Zapiski Historyczne, T.81 (2), 2016.
Kwiatkowski K. Zamek w Bezławkach rzekomą bazą militarną zakonu niemieckiego podczas letniej wyprawy litewskiej 1402 roku // Komunikaty Mazursko-Warmińskie, nr. 2 (292), 2016.
Lewicki A. Powstanie Świdrygiełły: ustęp z dziejów unii Litwy z Koroną. Kraków, 1892.
Łowmiański H. Agresja Zakonu Krzyżackiego na Litwę w wiekach XII-XV // Przegląd Historyczny, t. 45, 1954.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.
Prochaska A. Dzieje Witołda W. Księcia Litwy. Wilno, 1914.
Radoch M. Wydatki wielkiego mistrza Konrada von Jungingen na utrzymanie księcia litewskiego Świdrygiełły w państwie krzyżackim w Prusach w latach 1402-1404 //KOMTURZY RAJCY ŻUPANI Studia z dziejów średniowiecza nr 11. Malbork, 2005.
Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. Poznań–Wrocław: Wydawnictwo Historyczne, 1999.
Игошина Т.Ю. Двор верховного магистра Немецкого ордена в Пруссии в конце XIV — начале XV веков, дисс. М.: МГУ, 2000.
Полехов С.В. Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века. М.: Индрик, 2015.
История Куршской косы на основе орденских хроник и документов
В орденских хрониках Куршская коса впервые упоминается в Ливонской рифмованной хронике конца XIII века. Она описывается как покрытая большими деревьями полоса суши, являющаяся военной дорогой между Самбией и Мемелем (сейчас Клайпеда. — admin).
В документе 1258 года о разделе завоёванной Самбии между епископом и орденом упоминается «остров Нестлант», под которым следует понимать Куршскую косу. Название же косы как «Куршской» впервые встречается в «Хронике земли Прусской» Петра фон Дусбурга, написанной в первой половине XIV века.
Связующее звено
Куршская коса действительно была важным стратегическим объектом для ордена, поскольку являлась единственным сухопутным маршрутом из Самбии через Курляндию в Ливонию в зимнее время, когда воды Куршского залива, часто именуемого в хрониках озером, замерзали, и обеспечивался безопасный проход в любое место вокруг Куршского залива и далее.
С окончательным завоеванием Самбии в 1258 году стал возможен свободный доступ к косе. Коса стала связующим звеном с замком Мемель, построенным ливонцами в 1252 году. Планировалось, что замок станет столицей Курляндии и центром торговли на Балтике. Эти действия и позволили установить контроль над Куршской косой. Однако в 1264 году через косу литвины с целью поддержки прусского восстания, вторглись в Самбию и даже осадили замок Велау (сейчас пос. Знаменск. — admin).
Вторжение в Самбию
В 1283 году, когда орден покорял последние независимые племена на юго-востоке прусских земель, литвины вновь организовали военный поход через Куршскую косу в Самбию, разорили её и ушли обратно в свои земли. Это событие отражено в хронике Петра фон Дусбурга:
«В год от Рождества Христова 1283 800 всадников из Литвы зимой по Нерии Куршской вторглись в Самбийскую землю и две её волости, а именно Абенду и Побету, разорили огнём и мечом, убив 150 христиан, и так как никто не оказал им сопротивления, все они ушли целые и невредимые».
В итоге орден построил на косе замок под названием Нойхауз с целью предупреждения вероятных набегов литвинов. Это также было отражено в хронике Петра фон Дусбурга:
«Брат Конрад, магистр, как муж мудрый и прозорливый, полагая, что по Нерии, дороге ниоткуда не видимой, могут снова возникнуть многие тревоги и неприятности для братьев и земли Самбии со стороны язычников, заложил на упомянутой Нерии, на берегу Солёного моря, мощный замок, называемый Нейхауз, чтобы литвины не вторглись внезапно в землю Самбии».
Вероятно, ранее здесь было небольшое оборонительное сооружение, на что указывает название «Neuhaus» или «Castrum Nova», что значит «Новый замок».
Город и замок
В ходе дальнейших военных конфликтов Мемель был разрушен в 1293 и 1323 годах. И в 1328 году ливонцы передали ордену контроль над Мемелем. Главной целью было избавиться от финансовых проблем, связанных с постоянным восстановлением города после разрушений. В дальнейшем замок и город Мемель был несколько раз разрушен во время орденско-литовских конфликтов за Жемайтию в 1360, 1365, 1379, 1393 и в 1401 годах. Город был разрушен и в 1409 году, когда произошло очередное восстание жемайтов, что положило начало Великой войне между орденом и польско-литовским союзом.
В ходе орденско-литовских конфликтов на протяжении XIV века через Куршскую косу и воды залива неоднократно вторгались литовские войска и наносил ответные удары орден. Виганд фон Марбург в своей хронике упоминает, как маршал ордена Хеннинг Шиндекопф настиг отступающее по льду залива литовское войско:
«Брат Шиндекопф шёл за ними и на озере, именуемом Курише Хаб, захватил из них 45 знатных мужей, помимо тех, коих приказал убить и утопить».
Вышеупомянутые разрушения Мемеля привели к большому строительству города и замка в начале XV века. Строительные работы, проводимые под руководством специалистов, в 1398-1409 годах составляли до 10% годовых расходов ордена и отражены в записях казначея. Наибольшие расходы приходятся на 1402-1403 годы. Постепенно расходы снижаются вплоть до 1409 года, когда Мемель был вновь разрушен, а затем в связи с войной работы так и не были завершены.
Дорожные отчёты
В 1422 году, с завершением очередной орденско-польской войны, военное значение Куршской косы начинает ослабевать, уступая место коммуникационной роли. Это связано с заключением мирного договора у озера Мельно в 1422 году, между орденом и союзными Польшей и Литвой. По этому договору Тевтонский орден обещал оставить свои претензии на Жемайтию и оговаривались чёткие границы между орденом и Литвой.
Через косу и залив проходили военно-разведывательные маршруты, собранные в сборник «Litauische Wegeberichte», или «Литовские дорожные отчёты», созданный в конце XIV – начале XV веков. Некоторые маршруты проходили через Куршскую косу, и Росситтен (сейчас Рыбачий. — admin) упоминается там как остановочный пункт по дороге в Винденбург (примерно на этом месте находится литовский пос. Вянте.- admin) и дельту Мемеля (Немана). А сами маршруты проходили зимой по скованному льдом заливу. В конце XIV века в Росситтене появляется орденский замок-укрепление, возле которого возникают деревня и трактир. А в конце XIX века близ Росситтена было раскопано средневековое захоронение XIII-XV веков.
Через песчаную косу
В период военных конфликтов на протяжении XIV-XV веков орденскую Пруссию периодически посещали руководители ордена, а также подлинные знаменитости того времени. В 1434-35 годах на косе был Верховный маршал ордена Конрад фон Эрлихсхаузен, будущий Великий магистр. Осенью 1434 года в Росситтене он приобрёл у местных рыбаков рыбу, а летом 1435 года в Заркау (сейчас Лесной. — admin) раздал встреченным им куршам 7,5 шиллингов. Бывал на косе дипломат и последний миннезингер — Освальд фон Волькенштейн, который минимум дважды, в 1399 и 1402 годах, бывал в Пруссии. В своих песнях Освальд неоднократно упоминает посещённые им Францию, Испанию, Англию, Данию, Швецию, Сицилию, Кипр и Крит, Турцию, Крым, Палестину, Египет, Персию, земли татаров, Россию, Литву и Пруссию, отмечаемую пять раз.
В одном из его произведений есть и упоминание Куршской косы, по которой пролегал его путь:
«Через Россию, Пруссию, Эстонию в Литву, Ливонию, через песчаную косу»
(Из песни Durch Barbarei, Arabia).
Для предупреждения вероятных набегов литовцев на косе в нескольких местах орденом были построены замки и укрепления.
На материке, отделённым от косы проливом, был расположен замок Мемель, основанный ливонцами в 1252 году. В 1328 году замок был передан ордену и стал центром комтурства, одной из самостоятельных административно-территориальных единиц орденской Пруссии.
Без определённого места
В 1283 году, после набега на Самбию литвинов, проникших через косу, орденский ландмейстер в Пруссии Конрад фон Тирберг распорядился построить на косе замок, получивший название Нойхауз, или Новый замок: «заложил на упомянутой Нерии, на берегу Солёного моря, мощный замок, называемый Нейхауз, чтобы литвины не вторглись внезапно в землю Самбии».
О местонахождении этого замка споры между историками идут с конца XIX века. Замок «размещали», как в основании косы у Кранца (сейчас Зеленоградск. — admin), так и на самой косе, между Росситтеном и Пиллькоппеном (сейчас Морское. — admin), и даже в самом Пиллькоппене.
При разделе территории Самбии в 1331 году по договору между епископом и орденом замок Нойхауз («Нуинхус») упоминается как ориентир при проведении границ. Согласно этому договору замок располагался до начала косы, на окраине современного города, у реки Тростянка. Ещё в доорденский период там располагалось городище, получившее название Горбек. Более чем вероятно, что ландмейстер фон Тирберг построил на этом месте новое укрепление и поэтому замок получил название «castrum novum» или Нойхаус. Однако высказывается предположение, что изначально замок располагался именно в Пиллькоппене, у которого также имелось доорденское городище. По неподтверждённым свидетельствам XVII-XVIII веков остатки укрепления Нойхаус были перенесены в Кёнигсберг, «в величественный Тиргартен».
Замок Росситтен
Другим орденским замком на Куршской косе был Росситтен. Построен он был, вероятно, во второй половине XIV века. В упоминавшихся Литовских дорожных отчётах 1380-х годов Росситтен указывается в качестве места для ночлега в маршруте через залив в Жемайтию, в район Шяудува. Известно, что в начале XV века замок стал центром пфлегерства, малой административной единицы орденской Пруссии. При замке существовала должность фишмайстера – чиновника, ответственного за рыбную ловлю.
Возле замка существовало поселение, в котором было минимум два трактира. В 1470 году Великий магистр Генрих фон Рихтенберг пожаловал трактирщику Гансу Шретеру «двор, расположенный перед нашим замком Росситтен, с одним акром земли и два акра луга, свободную рыбалку и свободные дрова в наших лесах для необходимости их жизнеобеспечения». В Росситтене имелось кирпичное производство, способное производить большое количество кирпича. Из записей казначея известно, что кирпич из Росситтена поставлялся в Мемель.
Последнее упоминание о существовавшем замке Росситтен содержится в договоре 1525 года, где он, вместе с Кёнигсбергом, Лохштедтом и другими замками, пожалован королём герцогу Альбрехту. По неподтверждённым свидетельствам, в середине XVII века руины замка и его подвалы ещё были видны на местности. Разрушающийся замок Росситтен – место действия готической повести «Майорат» авторства кёнигсбержца Гофмана, в которой замок практически является одним из героев повести.
Письмо из Ниддена
В северной части косы располагался постоялый двор под названием Трейерос, упоминаемый в документах с начала XV века. В последующем на месте этого населённого пункта возник посёлок Карвайтен. Кроме него там же был важный пункт, называемый «лошадиным лугом». Из названия ясно, что это было место, где держали лошадей для обслуживания путников, упоминаемое практически одновременно с постоялым двором.
Немецкие и российские историки и археологи упоминают о существовании на косе нескольких поперечных валов оборонительного значения. Такие валы, как доорденского, так и орденского периода, располагались в районе Пиллькоппена, Заркау и у основания косы.
Ещё одним населённым пунктом косы, возникшим в орденский период, является Нидден (сейчас Нида. — admin). Первое упоминание о нём относится к 1429 году.
Есть письмо, отправленное комтуром Мемеля великому магистру 23 июля 1429 года. Интересно не само письмо, в котором речь идёт о постройках в Мемеле и рядом. На обратной стороне письма стоят почтовые отметки. Письмо было отправлено из Ниддена, видимо, там на тот момент находился комтур Мемеля, «в субботу после дня Марии Магдалины в час седьмой». Согласно отметкам письмо прошло Кёнигсберг, Бранденбург (сейчас Ушаково. — admin) и Бальгу. «В понедельник в час пятый» прибыло в Эльбинг (сейчас Эдьблонг. — admin). Вероятно, там находился в тот момент магистр. Таким образом, расстояние около 200 км письмо преодолело за два дня. Для примера, письма из Кёнигсберга в Эльбинг шли сутки, а из Риги в Мариенбург (сейчас Мальборк. — admin) больше недели.
К сожалению, до наших дней из орденского периода косы дошли свидетельства и упоминания только в хрониках и письмах, время не сохранило никаких построек. Лишь археологические находки раскрывают некоторые подробности жизни здесь в средние века.
Источники и литература:
GStA PK, XX. HA, OBA.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke.Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Thielen P.G. Das grosse Zinsbuch des deutschen Ritterordens (1414-1438). N.G. Elwert, 1958.
Woelky C.P., Mendthal H. Urkundenbuch des Bisthums Samland. Leipzig, 1891.
Ziesemer W. Das grosse Ämterbuch des Deutschen Ordens.Danzig: Kafemann, 1921.
Beckherrn C. Garbick. In Altpreußische Monatsschrift, Bd. 35, 1898.
Bezzenberger A. Die Kurische Nehrung und ihre Bewohner // Forschungen zur Deutschen Landes- und Volkskunde. Bd. 3, H. 4. Königsberg, 1889.
Hoffheinz G.T. Wo stand die Burg Neuhaus? // Altpreußische Monatsschrift, Bd. 15, 1878.
Kleeman O. Ueber die wikingische Siedlung von Wiskiauten und über die Tiefs in der Kurischen Nehrung. // AltPreußen, Bd. 4, 1939.
Prekop D. Wojna zakonu krzyżackiego z Litwą w latach 1283-1325. Toruń, 2004.
Thielen P.G. Die Verwaltung des Ordenstaates Preußen. Köln, 1965.
Willoweit G. Wirtschaftsgeschichte des Memelgebietes. Bd. 1, Marburg, 1969.
С конца XIII и до начала XV века Тевтонский орден осуществлял военные походы на территорию языческой Литвы. «В год от Рождества Христова 1283 … братья дома Тевтонского начали войну с тем народом, могучим и упрямым и закаленным в сражениях, который был ближайшим к земле Прусской и жил за рекой Мемелем в земле Литовской» (SRP 1, 146). Походы заключались в опустошительных набегах на литовские земли, осаде укреплений, захвате пленных и добычи. В начале XIV века началось прибытие в орденскую Пруссию гостей-рыцарей и осуществление связанных с ними орденских военных походов-«райзов», продолжавшихся в течении всего столетия. «В год от Рождества Христова 1304 пилигримы из Алемании по внушению Господнему снова начали посещать Прусскую землю» (SRP 1, 170). В свою очередь Литва и приграничная к орденской Пруссии Жемайтия «не оставались в долгу» — практически ежегодно осуществлялись в Пруссию не менее опустошительные набеги.
Год 1365 от Рождества Христова не был в этом плане исключением. Начался год с набега князя Трок и правителя Жемайтии Кейстута. Пройдя лесами Пустоши Кейстут с войском вышел к замку Ангербург (Венгожево), в котором на тот момент не было ни пфлегера, ни его кумпана, а лишь восемь человек, оставленных для охраны, занял и разрушил замок (SRP 2, 548).
В рамках «ответного хода» было собрано войско во главе с комтуром Рагнита (Неман) Букхардом фон Мансфельдом и фогтом Замланда Рюдигером фон Эльнером-младшим. В составе войска, отправившегося в райз, был и гость-англичанин Томас де Бошан, 11-й граф Уорик со своим сыном Вильямом, только прибывшие в Пруссию. Вероятно, в походе принимал участие и Робер де Намюр, маршал Брабанта, сын графа Намюра, находившийся в Пруссии с прошлого года. Войско вошло в земли Эрголен (ныне район н.п. Арёгала) и Пастовен (не установлен, предположительно район Пастов, в 20 км к северо-западу от Каунаса). Земли были опустошены, населённые пункты уничтожены и спустя три дня войско вернулось с большими трофеями (SRP 2, 548-9).
Во второй половине февраля, в период после дня св. Валентина до мясопуста (от 14 до 25 февраля), объединённые силы литовских князей вновь вторглись в приграничные орденские земли, в район Шалавен. Во главе войска были братья Кейстут и Ольгерд, а также сын Кейстута Патрикей, князь гродненский, и Александр Кориатович, племянник Кейстута и Ольгерда, князь подольский. Три войска в четыре тысячи человек захватили и уничтожили замки Каустриттен и Шплиттер (укрепления в районе нынешнего г. Советска) и замок Шалауербург (в районе г. Немана). Взяв пленных, войска отправились в Куршскому заливу, где захватили четырнадцать рыбаков, а также коней комтура Рагнита. Там же, на берегу залива, в жертву богам литовцы принесли быка и одного пленника, орденского брата по имени Гензель Нойвенштайн. Четвёртое войско, под предводительством одного из братьев, занималось опустошением скаловских земель, где были взяты в плен 800 человек (SRP 2, 85, 548-9; 3, 83-4).
В 1365 году князь дорогичинский Бутовт возглавил заговор литовских бояр против своего отца Кейстута. Бутовт вступил в переговоры с орденом и заявил о готовности принять католическое крещение и создать союз против литовских князей. Виленский наместник, боярин Дирсун, сторонник Кейстута, арестовал Бутовта и заключил его в одну из пограничных крепостей. Боярин Сурвилл, сторонник Бутовта, служивший посредником в переговорах с орденом, овладел крепостью и освободил пленного князя. Боярин Дирсун был убит заговорщиками, а Бутовт со своими соратниками скрылся на территории орденской Пруссии (Антонович, 1878).
«В этом же году, около праздника святого Иакова» Бутовт с пятнадцатью товарищами прибыли в замок Инстербург, где были приняты пфлегером Хайнрихом фон Шёнингеном, который проводил их в Мариенбург к Верховному магистру. По решению магистра Винриха фон Книпроде и великих управляющих в Кёнигсберге, где в это время находились английские гости, должно было состояться крещение Бутовта и его соратников. 25 июля, при большом стечении гостей, где кроме братьев ордена, присутствовали епископы Вармии Иоанн Стрипрок и Замланда Варфоломей фон Радам и священники, а также английские гости — граф Уорик сэр Томас де Бошан и рыцарь ордена Подвязки сэр Томас де Уффорд, состоялось крещение перебежчиков. При крещении Бутовт получил имя Генрих (SRP 2, 550; 3, 84). Кто стал его крёстным — неизвестно, но есть некоторые косвенные сведения о крёстном одного из его сподвижников боярине Сурвилле, получившим имя Томас. Согласно английским хроникам «Rous Roll» и «Beauchamp Pageants», созданным в 1480-х годах, — «Томас Бошан … также воевал в языческой стране в течение трех лет и привез домой сына короля Литвы, крестил его в Лондоне и назвал Томасом в свою честь» (BL Add. Ms. 48976, f.6ar). Изображение на свитке, помимо графа Уорика, показывает и «сына короля Литвы», сидящего в крестильной купели. Эти описания есть искажённые отголоски событий крещения Бутовта и Сурвилла. Бутовт вскоре после своего крещения покинул Пруссию и был принят в Праге при дворе императора Карла IV, от которого получил герцогский титул и надел. Сурвил же остался на службе в ордене и упоминается в орденских документах до конца XIV века (GStA PK, XX. HA, Urkunden Schieblade XXVII Nr. 223), в том числе как пфлегер Растенбурга. Герб Томаса Сурвилла и его брата Ганса даже встречаются в гербовнике Белленвиль на седьмом свитке, с изображением гербов участников райза 1380-81 гг (L’armorial Bellenville, fol. 62v-63r).
В начале августа комтур Гольдингена (Ливония) Зигфрид фон Ланштайн с курляндцами пошел походом на Литву, в котором убил 400 литовцев, потеряв при этом одного рыцаря и 14 воинов (SRP 2, 85).
В августе орденское войско во главе с магистром Винрихом фон Книпроде и новокрещённым Бутовтом-Генрихом вышло в поход на виленский замок. Всем было сказано взять с собой припасов не менее чем на месяц. В день Вознесения Девы Марии (15 августа) войско переправилось вброд через р. Вилию и при этом утонул камергер магистра Сандерс. В течении двух дней войско опустошало земли Поппартер (район Попорце на левобережье р. Вилии, 40 км к северо-западу от Вильнюса) и Славеген (район между Эйгуле на р. Вилия и Румшички на р. Неман).
Затем войска прошли огнем и мечом земли Гайзов (район Гайжувела, 30 км к северу от Каунаса), Лабуно (район Лабунава, левобережье р. Нявежис, 30 км к северу от Каунаса), Симен (район Жеймяй, между р. Нявежис и р. Вилия, 40 км к северо-востоку от Каунаса), Свинтоппенсес (район Швентупе, 70 км к северо-востоку от Каунаса), Миргенсес (район Укмерге/Вилькомир) и вышли к замку Вильна. Захватить сам замок не вышло и войска разорили его окрестности. Затем войска двинулись через Лабунен и вышли к Нергам (р. Вилия).
Войска далее, видимо, разделились — отдельно от магистра и Верховного маршала Хеннига Шиндекопфа действовали комтур Эльбинга Ортульф фон Трир и Вернер фон Рундорф, комтур Христбурга. Фогт Замланда с людьми епископа занял оставленный замки Масгаллен (Майшягала, 25 км к северо-западу от Вильнюса) и Кернов (Кернаве, 35 км к северо-востоку от Вильнюса), территория вокруг была войском опустошена, замки же разрушены.
На седьмой день орденские войска разбили на берегу реки литовский отряд в 500 человек. В последующие дни войска прошли обратно по выжженным и разорённым землям и на десятый день вышли в землю Слоассен (не установлено, предположительно Славеген). Переправились на лодках через реку Вилию и отправились домой. Из плена были вызволены христиане и литовцы. Весь райз занял около двух недель (SRP 2, 85, 550-3; 3, 84).
В том же году ландмейстер Ливонии Вильгельм фон Фримерсхайм дважды походом «был в течение шести дней в Литве и опустошил, все грабежом и огнём» (SRP 2, 85). Предположительно обо раза в земле Опитен (район Упитен, 12 км к югу от Паневежиса).
Другим ярким событием, помимо крещения литовского князя, был визит короля Польши Казимира III — «в 1365 году король Казимир Польский прибыл в Мариенбург по собственной воле, без приглашения» (SRP 6, 64). Вероятней всего визит короля в столицу орденской Пруссии состоялся в октябре (Szweda, 2011). Магистр великодушно принял короля как высокого гостя. В течении трёх дней король в сопровождении кумпана магистра знакомился с замком, его помещениями и постройками. Перед отъездом король Казимир сказал магистру фон Книпроде, что его подбивали на войну, заявляя, что орден не готов к ней, но король убедился, что его обманывали, и воевать он не хочет и не позволит Польше воевать с Орденом (SRP 2, 555).
В конце года в Пруссию для участия в очередном райзе приехал герцог Юлиха Вильгельм II с многочисленной свитой. Однако сам поход состоялся уже в следующем 1366 году (SRP 2, 556).
1365-й, хоть и богатый на события, но, в целом, обычный год из середины XIV столетия, показывающий как проходили прусско-литовские отношения. Что было дальше? Через пять лет практически под Кёнигсбергом произошло крупное сражение между силами ордена и Литвы — битва при Рудау. Затем был так и нератифицированный Дубисский договор и метания Витовта между Орденом и Польшей. За этим была Кревская польско-литовская уния и последующее крещение Литвы. А потом Великая война, Грюнвальдское сражение и Первый Торнский мир. Всё это звенья одной цепи и 1365 год лишь маленький её фрагмент.
Источники и литература:
Bibliothèque nationale de France. Département des Manuscrits.
British Library, Manuscript Collections.
GStA PK, XX. HA, Urkunden Schieblade.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke.Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1866.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Sechster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1968.
Kwiatkowski K., Zonenberg S. Wigand von Marburg. Nowa kronika pruska. Toruń, 2017.
Szweda A. Okolicznosci wizyty króla Kazimierza Wielkiego w Malborku w 1365 roku // Roczniki historyczne. Rocznik LXXVII, 2011.
Антонович В. Б. Очерк истории Великого княжества Литовского до смерти Великого князя Ольгерда. — Киев, 1995.
Христианская вера в жизнь души после телесной смерти человека и воскрешение, которое должно произойти в конце времён, была основной предпосылкой для членов Тевтонского ордена в начале его истории в возможности построения духовного союза между живыми и мертвыми. Первые, образовав Орден как ответвление Церкви, как сообщество воинствующих христиан на земле, могли поддерживать души уже умерших, находящиеся в чистилище в ожидании Страшного суда. При этом живые верили, что за них могут ходатайствовать полностью чистые души верующих, которые уже обрели спасение на небесах. Исключением из этой естественно-сверхъестественной и небесно-земной относительной реальности были души проклятых, получающие наказание в аду.
Функционируя в такой ментальной структуре, члены Ордена понимали свою миссию как часть всеобщего спасения, осуществившейся во Втором пришествии Христа. Эта миссия, существенной частью которой была вооруженная борьба и в которой библейские Маккавеи были образцом для орденских братьев, иногда требовала мученичества (Arnold, 2011). Это и был путь ко спасению и раю. Таким образом, описанная выше трехчастная реальность была реальностью Тевтонского ордена, с точки зрения его живых членов.
Поминальная молитва — традиции и практика
Вера в приобщение к спасённым нашла свое выражение в богатом и разнообразном проявлении культа святых и мощей, считавшихся останками их земной жизни, убежденность в причастии к страдающим в чистилище в ожидании спасения сформировала другое пространство религиозной деятельности, включая литургию, называемую memoria — молитвенное поминовение (Angenendt, 1997/2009).
Поминальный акт сопровождает уход орденского брата из этого мира в другой. Отношение к смерти в Ордене, как и в других религиозных общинах, и в латинской культуре в целом, было результатом христианской веры и учения в области эсхатологии, концепции человека как духовно-телесного существа и широкого культурного феномена табуизации смерти. Общение с душой и телом усопшего должно было подготовить его духовно к очищению в чистилище и материально к воскресению во время второго пришествия.
Похороны умершего брата были делом милосердия по отношению к телу, которым были обязаны заниматься все собратья. Как корпорация, освобожденная от епископской юрисдикции, Орден имел право хоронить как своих умерших членов, так и тех, кто принадлежал к корпорации, на собственных кладбищах. О расположении кладбищ на территории орденских замков и домов известно немного и об этом будет сказано ниже.
В некоторых случаях оставшиеся в живых собратья смогли отказаться от похорон умершего члена Ордена. Таких обстоятельств было немного. Согласно орденскими правилам, это относилось к тем братьям, которые скрывали факт владения имуществом, нарушая тем самым обет бедности. Тогда их тела могли быть выброшены в поле. В случае, если этот проступок обнаруживался после похорон, труп умершего брата извлекался из могилы и выносился за пределы мест погребения. Все остальные братья были похоронены по-христиански на специально отведенном для этого кладбище. Даже тех, кто умер во время отбывания годового срока наказания (за преступления третьей степени), хоронили «с крестом, как других», т.е. как членов Ордена. Их души наравне со всеми получали молитвенную поддержку от живых собратьев.
В Ордене, который тесно соприкасался с цистерцианской традицией через рыцарей Святого Иоанна и рыцарей-тамплиеров, поминальная молитва за умерших воспринималась как практика милосердия к душе, хотя она не была так сильно развита, как в более ранних бенедиктинских традициях. В орденском уставе было четко указано, что «в отношении умерших, которые уже отошли до суда Господня и поэтому нуждаются в том, чтобы помощь пришла к ним быстро, братья должны заботиться о том, чтобы они не ждали долго помощи, которую они (живые) должны им оказать» (Die Statuten, s.36).
Практика молитвы за души умерших имела две основные формы. Первая касалась молитв за недавно умершего, будь то молитвы, совершаемые у трупа или в связи со смертью собрата. Согласно «Правилам» устава, после смерти каждого члена Ордена, независимо от того, занимал он какую-либо должность или нет, каждый брат-клирик того замка/дома, в котором покойный проживал до своей смерти, должен был прочитать за его душу заупокойную молитву из орденского бревиария и 100 раз «Отче наш», а каждый брат-мирянин этого замка должен был прочитать молитву «Отче наш» 100 раз с помощью чёток:
«Поэтому мы постановляем, что каждый брат-клирик, произносящий заупокойный оффиций, как указано в орденском бревиарии, должен произносить 100 раз «Отче наш» за души своих братьев» (Die Statuten, s.36).
Законы Великого магистра Дитриха фон Альтенбурга от 1335 года расширили молитвы за умерших членов Ордена. Они предусматривали, что в случае смерти брата в данной провинции или баллее, во всех домах, где это было известно, должна была совершаться месса по умершему и оффиций по умершим, а если это был праздничный день, то месса должна была быть отслужена на следующий день. С другой стороны, если два или более членов Ордена умирали в один и тот же день, поминальная литургия должна была совершаться во всех домах баллея/провинции для каждого брата отдельно, вместе с отдельным бдением, в то время как каждый брат-мирянин должен был произнести 100 раз «Отче наш» за каждого из усопших собратьев из своего конвента/дома.
На Генеральном капитуле во Франкфурте в 1292 году в «Правилах» Устава было увеличено количество молитв за умерших руководителей Ордена: 100 раз «Отче наш» и 100 раз «Аве Мария» должны были произнести все братья-рыцари и братья-сарианты в день, когда весть о смерти магистра дойдет до их соответствующего замка, а каждый брат-мирянин должен был спеть или прочитать одну мессу за умершего для его упокоения и совершить бдение с девятью чтениями (Die Statuten, s.140, 143). В деяниях Великого магистра Лютера фон Брауншвейга примерно в 1331-1335 годах молитвы братьев-мирян за душу умершего магистра ограничивались только сотней «Отче наш».
Вторая область молитвенной практики за умерших орденских братьев касалась их поминовения по истечении определенного времени после их смерти. Такое поминовение заключалось в так называемом анниверсарии/годовщине, то есть ежегодном поминовении в день смерти. Согласно уставным нормам, прописанным в Обычаях, всех умерших магистров должны были поминать ежегодно. Поминовение/memoria должно было проводиться на месте упокоения их останков. Оно включало в себя торжественную певческую мессу за душу усопшего и бдение с тремя ноктюрнами (т.е. девятью псалмами и девятью чтениями). Если же тело Великого магистра по какой-то причине было захоронено там, где у Ордена не было своего дома — так, например, было с Поппо фон Остерна, похороненным в Бреслау, то ландкомтур, географически ближайший к этому месту, был обязан рекомендовать поминовение в одном из конвентов, находящихся в его ведении. Во всех других орденских замках и домах годовщина смерти магистра должна былы отмечаться посвященной ему мессой и бдением. Для проведения ежегодных memoria использовались короткие заметки в календарях, а со временем и некрологи. Некоторые магистры из-за своих действий против ордена были почти полностью «стерты из памяти», например, Герхард фон Мальберг и Готфрид фон Гогенлоэ (Arnold, 2011).
Поппо фон Остерна — занимал должность Великого магистра с 1252 по 1256 гг., затем вышел в отставку. Скончался предположительно 6 ноября 1267 года. По одной версии похоронен в Регенсбурге, в этом комтурстве он жил после своей отставки. В монастыре Маллерсдорф в Нижней Баварии в подтверждение этой теории имеется табличка, гласящая что «Bruder Popp. von Osternoe» похоронен там (Monumenta Boica XV, s.274-5). По другой версии — в Бреслау, в соборе Святого Винсента и Святого Иакова, рядом с князем Генрихом II, павшим в битве под Легницей (Toeppen, 1853).
Герхард фон Мальберг — с 1240 по 1244 гг. занимал должность Великого магистра, в результате внутренней борьбы в Ордене был отправлен в отставку. Время и место погребения неизвестны, его имя было вычеркнуто из истории Ордена, единственное упоминание о нём — некролог Альден Бизена (Arnold, 1998; Perlbach, 1877).
Готфрид фон Гогенлоэ — Великий магистр с 1297 по 1303 гг., по решению капитула отправлен в отставку. Имя его было вычеркнуто из истории Ордена, но позже восстановлено и даже встречается в хронике Дусбурга (SRP I, s.208).
Поминальная молитва в виде бдения с одним ноктюрном (три псалма и три чтения) также читалась за усопших братьев Ордена в замке/доме, в котором они умерли. Для этого каждый орденский дом должен иметь свой собственный некролог. На сегодняшний день сохранилось в общей сложности восемь известных некрологов (или их фрагментов) из семи орденских домов, расположенных на территории Империи (Марбург, Мергентхайм, Альден-Бизен, Франкфурт-Заксенхаузен, Ульм, Хитцкирх и Ахен). Есть основания полагать, что общий, центральный некролог ордена также был составлен во 2-й четверти XIV века в главном орденском замке в Мариенбурге, но он не сохранился, как и свидетельства о нём (Arnold, 2011).
Важной частью поминовения членов Ордена были молитвы за братьев, павших в боях против язычников. Тот факт, что в XIV и XV веках они были вписаны поименно и безымянно в некрологи орденских домов, расположенных на территории Империи, например, павшие в битве при реке Дурбе в 1260 году и в битве при Грюнвальде в 1410 году в некрологе Альден-Бисена, павшие в Акконе, Пруссии и Ливонии в некрологе Мергентхайма (Arnold, 2011), и имелся обычай, не закрепленный письменно (в качестве уставной нормы), согласно которому их поминовения также проводились вне конвентов, к которым они принадлежали на момент смерти, указывает на существование чувства общности. Особая память о погибших в бою собратьях сообщала живым, что вооруженная борьба, которую ведет Орден, имеет и духовную составляющую, что укрепляло убежденность в том, что военная миссия корпорации — это миссия, осуществляемая в рамках всеобщей спасительной истории.
Память распространялась не только на братьев Ордена, но и на полубратьев, а также на всех умерших друзей и благодетелей ордена, сделавших в его пользу какое-либо благочестивое деяние или завещательное распоряжение. Это происходило в той же форме, что и в случае с орденскими братьями — «Каждый брат-мирянин должен произносить 30 раз «Отче наш» в день в назначенное время за благодетелей, членов семьи и всех друзей дома, которые еще живы, и столько же за умерших. Но это (не) должно включать в себя поспешное произнесение этой (молитвы) «Отче наш»». Величайшие благотворители были поименно упомянуты во всех домах Ордена. Среди этой группы были: Фридрих, герцог Швабии и его брат император Генрих VI, Леопольд VI Бабенберг герцог Австрии, Конрад I герцог Мазовии, Самбор II герцог Померании и Любека, а вместе с ними также бюргеры Любека и Бремена. На Генеральном капитуле в Акконе ок. 1264 года была припомнена норма, согласно которой поминальная молитва в соответствии с годовщиной — усердная и сердечная — должна была читаться за всех жертвователей Ордену в церквях и часовнях, где служение осуществляли братья-священники из орденского конвента, пожертвованного покойным при его жизни, а также в самом орденском доме, в который было сделано пожертвование. Эта норма была подтверждена Великим магистром Дитрихом фон Альтенбург ок. 1335 г. На Генеральном капитуле в Майнце в 1289 г. полное участие в поминовении было предоставлено также полубратьям, а на основании буллы Иннокентия VI от 1358 г. и некоторым сестрам ордена.
Погребение — обычаи и церемониал
В Уставе имелась рекомендацию о том, что в каждом орденском доме должна быть белая ткань с черным крестом, которая должна была использоваться во время похорон (Die Statuten, s.71). «Традиции» же регулировали вопросы, связанные со смертью Великого магистра. После его смерти его заменял местоблюститель/statthalter, который брал на себя великую печать Ордена. Остальные члены Ордена были обязаны ему подчиняться в период орденского «Sede Vacante». Все вещи умершего должны были быть розданы нуждающимся, а один бедняк должен был питаться в течение года. В случае смерти брата, который не был магистром, этот срок сокращался до 40 дней — «Дом, в котором умер брат, должен отдать беднякам лучшую одежду умершего брата и в течение 40 дней еду и питье, которые предусмотрены для брата, ибо милостыня освобождает от смерти и не позволяет душе, ушедшей в забвение, долго страдать» (Die Statuten, s.90-91). Обязанности поминальной молитвы в связи со смертью орденского брата изложены в «Правилах» (глава 10) и описаны выше. В тоже время в Уставе оговаривается, что ни один брат не должен приносить какую-либо другую жертву в любое другое время года (Die Statuten, s.36-38).
Очень мало известно о ритуалах, связанных со смертью и погребением братьев-мирян. Для средневековой орденской Пруссии не сохранилось ни одного описания подобных церемоний. Имеющиеся данные, полученные из инвентарных и бухгалтерских книг, сохранившиеся лишь фрагментарно, крайне скудны и разрозненны.
Из книги мариенбургского казначея известно о некоторых тратах, связанных со смертью и погребением магистра Конрада фон Юнгингена, который умер 30 марта 1407 года. Было закуплено два камня воска для свечей, «горящих в милость Божию» (МТВ, s.425). Людям платили за молитву о душе Великого магистра. Щедрые пожертвования были сделаны монастырям и больницам в Пруссии, а также церкви Тела Христова в Познани. В ней один из священнослужителей должен был молиться за душу магистра Конрада целый год. Его преемник, Ульрих фон Юнгинген, в первую годовщину смерти пожертвовал две марки бедным (МТВ, s.474), а во вторую купил камень воска для свечей, которые должны были гореть (вероятно, в главной церкви замка Мариенбург) в память о покойном (МТВ, s.536).
Погребению высших сановников Ордена предшествовала специальная заупокойная месса, отслуженная в церкви Святой Анны. Она проводилась по определенной форме, во время чего использовались особые литургические предметы и атрибуты. Согласно источникам, то такая особая месса была отслужена по Конраду фон Эрлихсхаузену 10 ноября 1449 года (GStA PK, XX. HA, OF, №17, s.399). Тело умершего несли в церковь или могилу в процессии. Во главе такой процессии несли деревянный крест, хранившийся в ризнице замковой церкви (МА, s.127). Это также зафиксировано в описях мариенбургского колокольного мастера, в чьём ведении было церковное имущество. В церемонии использовалась белая ткань с крестом магистра или обычным тевтонским крестом, которая также хранились в церквях замка на случай смерти Великого магистра или одного из братьев. Ткань должна была служить саваном для покойного (МА, s.129, 130, 133).
Похожие ткани (плащаницы) фигурируют в описях других замках Ордена: Грауденц (две в 1413 году и две в 1414 году — GAB, s.599, 601), Шёнзее (три в 1416 году и четыре в 1421 году — GAB, s.416, 418), Мемель (одна в 1420 году — GAB, s.308), Шветц (по одной в 1427, 1434, 1438 и 1440 годах — GAB, s.623, 625, 627, 629, 631), Данциг (два платка в 1428 году — GAB, s.704), Остероде (три в 1437 году, три в 1449 году — GAB, s.311, 337), Эльбинг (четыре в 1440 году — GAB, s.94), Бранденбург (четыре в 1447 и 1452 годах — GAB, s.237, 241), Голлуб (два в 1449 году — GAB, s.408), Реден (один в 1399 году — GAB, s.581), Лохштедт (две в XVI веке — GAB, s.52), Пройссиш-Холланд (одна в 1508 году и одна в 1518 году — GAB, s.109, 111), Растенбург (одна в 1508 году — GAB, s.185), Лабиау (одна в 1513 году — GAB, s.297). О форме этих текстильных изделий известно немного. В подавляющем большинстве это были белые плащаницы, украшенные черным крестом или золотой нитью. Только в Растенбурге в 1508 году говорится о зелёной. Они были сделаны из шелка или льна и украшены бархатом. Наиболее вероятное использование этих плащаниц — это церемониальный саван для почивших братьев (Ratajczak, 2007).
Полотенца-ручники также использовались при проводах братьев в их последний путь (неясно правда с какой целью). Известно, что на них ставились потиры во время литургии. Такое полотенце встречается в Мариенбурге, в описи колокольного мастера (1437 — MA, s.127), а также в других замках: Христбург (1434 — GAB, s.139), Остероде (1437, 1449 — GAB, s.331, 337), Братиан (1438, 1439 — GAB, s.371, 372), Эльбинг (1440 — GAB, s.94). Полотенца были разных цветов. В Эльбинге был красный, а в Шлохау — желтый, который использовался перед алтарем (GAB, s.655).
В капелле Святой Анны в Мариенбурге хранились орнат и две комжи для служб по умершим (1394, 1398 — МА, s.124). Аналогичные литургические облачения использовались и в других замках: Остероде (один льняной орнат и две комжи в 1411 году — GAB, s.327), Меве (два орната в 1416 и 1422 годах — GAB, s.743, 745), Данциг (один шерстяной орнат в 1418 и 1420 годах — GAB, s.695, 698), Рагнит (один белый орнат в 1419, 1425, 1432, 1444, 1447 годах — GAB, s.276, 280, 284, 291, 293), Христбург (три белых орната в 1434 году — GAB, s.139), Бранденбург (два белых орната в 1437 году — GAB, s.232), Элбинг (орнат и две комжи в 1440 году — GAB, s.94), Братиан (две комжи в 1442 году и одна капа в 1447 году — GAB, s.373, 374), Рейн (один белый орнат в 1516 году — GAB, s.201). В описи замка в Шлохау за 1437 год записан орнат, предназначенная для литургии по умершим и во время Великого поста, и две шелковых комжи (GAB, s.666). Другая информация, также из описи этого замка, гласит, что погребальный орнат также использовался для утренней мессы (GAB, s.655). Один из орнатов XV века из церкви Святой Марии в Данциге в настоящее время хранится в коллекции Гданьского национального музея.
Орнат или казула (лат. casula — «плащ») — элемент литургического облачения католического или лютеранского клирика. Главное литургическое облачение епископа и священника. Расшитая риза, без рукавов, покрывающая тело клирика со всех сторон. Цвет варьируется в зависимости от праздника.
Комжа, или стихарь (лат. superpelliceum) — элемент литургического облачения в католицизме. Комжа — облачение из белой ткани, доходящее до середины бедра. Комжу на богослужениях носят нерукоположённые церковнослужители, а также миряне-прислужники.
В целом информация о похоронных церемониях в Ордене и используемой литургической атрибутике весьма скудна. Даже смерть магистров не способствовала проведению пышных церемоний. Согласно орденской традиции, это было прощание с собратом, оставившее незначительный след в источниках.
Места захоронений и материальные формы памяти
Сохранившиеся материальные реликвии, такие как надгробия, принадлежащие братьям Ордена, подтверждают наличие кладбища как в пространстве орденского дома, так и в других местах. Мариенбург — единственный задокументированный случай захоронения монахов внутри крепости — в пархаме у церкви Святой Анны хоронили братьев мариенбургского конвента (Jóźwiak/Trupinda 2007/2011). Отдельные источники также свидетельствуют о практике захоронения монахов за пределами монастыря. Так было в Торне, некоторые умершие братья были похоронены в церкви в Старом Торне, расположенном в 11 км. от орденского замка. По крайней мере, начиная с XIV века, известна практика захоронения некоторых членов ордена в приходских церквях, как тех, которые находились под патронажем Ордена, так и других, а также в церквях госпиталей. Это могли быть и церкви других орденов, например, члены Данцигского конвента были похоронены в одной из хоровых капелл данцигской церкви доминиканского монастыря (Azzola, 1992).
Часовня в доминиканском монастыре Данцига неоднократно упоминается как место погребения братьев Немецкого ордена.
Письмом от 27 июля 1446 года приор Генрих Мюнбеке, Паувель Крузе, Герман Триппенмахер и другие братья доминиканского монастыря Святого Николая в Данциге, по просьбе Великого магистра Конрада фон Эрлихсхаузена, разрешают светскому священнику проводить ежедневные мессы для братьев Ордена на их традиционном месте захоронения — в часовне доминиканского монастыря (GStA PK, XX. HA, Perg.-Urkk., Schieblade LIV, Nr. 23a).
Ещё в начале лета 1446 года орденский чиновник, ведающий таможенными сборами и пошлинами в Данциге (Pfundmeister) Винрих фон Манштед учредил мессу за упокой усопших братьев Ордена, совершаемую у алтаря в погребальной часовне, а также должность для священника-мирянина, которому он определил ежегодную плату в 9 марок. 10 июля магистр Конрад фон Эрлихсхаузен утвердил это учреждение и договорился с доминиканцами, что ежедневно в часовне будет совершаться утренняя месса светским священником и 4 раза в год бдение и утренняя месса доминиканцами.
И вот в приведённом письме доминиканцы по просьбе Великого магистра обязались предоставить священника, который каждой утро служил бы мессу в часовне, у хора монастырского церкви, где находилась усыпальница братьев Ордена. А также четыре раза в год проводить поминальную службу с ночным бдением по усопшим братьям Ордена.
Орденский летописец Николай фон Ерошин, написавший свою хронику в 1-й половине XIV века, упоминает об одном брате-рыцаре Генрихе фон Бондорфе, погибшем в 1330 году при осаде крепости в Вышогруде и похороненном в монастыре в Кульме (SRP I, s.618). Имеются сведения о захоронениях братьев-рыцарей в приходских церквях в Остероде (Бурхард фон Мансвельт, умер в 1379 году), Бранденбурге (Гюнтер фон Гогенштейн, умер в 1380) и Ноймарк (Куно фон Либенштайн, умер в 1392 году).В Кёнигсберге, в церкви Святой Марии Магдалины, был похоронен Верховный маршал Хеннинг Шиндекопф, погибший в битве при Рудау, а в госпитальной церкви Святого Духа в Эльбинге был погребён Верховный госпитальер Ортульф фон Трир. Известно, что данцигский комтур Давид фон Каммерштейн был похоронен перед входом в зал капитула в цистерцианском монастыре в Оливе (Kronika oliwska, s.93). Поэтому весьма вероятно, что надгробия, найденные во время послевоенных археологических исследований в районе бывшего орденского замка в Гданьске, не посвящены местным братьям Ордена, что уже утверждалось в литературе по этому вопросу (Azzola, 1992; Dobry, 2005).
Лишь несколько надгробий братьев Ордена дошли до наших дней в своем первозданном виде, о нескольких известно по описаниям или гравюрам. Ввиду их небольшого количества трудно сформулировать слишком далеко идущие выводы относительно их вида и содержания. В тоже время больше сведений имеется о захоронениях и надгробиях Великих магистров. До 1340-х годов магистров Ордена хоронили в разных местах, где бы им ни случилось умереть. С 1341 года местом упокоения их останков стала часовня Святой Анны в замке Мариенбург, хотя до середины XV века здесь покоились не все последующие главы корпорации (Jóźwiak/Trupinda, 2007/2011; Arnold, 2011). Также в Кёнигсбергском соборе были похоронены несколько Великих магистров.
Первым магистром, похороненным в Пруссии был Зигфрид фон Фойхтванген, погребённый в кафедральном соборе Кульмского епископата — соборе Святой Троицы в Кульмзее — «В тот год, в III ноны марта, брат Зигфрид фон Фойхтванген, великий магистр ордена дома Тевтонского, умер в капитуле в Мариенбурге и был погребен в Кульмензе, в соборной церкви» (SRP I, s.176). Точное место его захоронения неизвестно, однако до настоящего времени сохранились фрагменты надгробной плиты магистра, которые используются как ступени в капеллу блаженной Ютты Зангерхаузенской, покровительницы Пруссии, похороненной также в соборе Кульмзее. Предположительно рядом с блаженной Юттой в правом нефе собора и был погребён магистр фон Фойхтванген (Arnold, 1998; Jurkowlaniec, 2009).
В 1335 году в Штуме скончался магистр Лютер фон Брауншвейг и он стал первым магистром, похороненным в тогда ещё строящемся соборе Кёнигсберга. Такова была его последняя воля и именно магистр Лютер способствовал строительству собора в Кёнигсберге, а также капеллы св. Анны в Мариенбурге. Место его погребения было накрыто надгробием из готландского известняка с текстом следующего содержания: «Брат Лютер, сын герцога Брауншвейга, Великим магистром госпиталя Пресвятой (Марии дома Тевтонского, был) 4 года. Умер в год Господень 1335 в 14 Календы мая» (Steinbrecht, 1916). Также в южной стене высокого хора существовала ниша с якобы захороненными останками Великого магистра. В этой нише расположена была лежащая фигура Лютера фон Брауншвейга, созданная в 16 веке кёнигсбергским мастером. Фигура магистра была выполнена из липы и окрашена — красная туника и шапочка-таблетка, голубая подушка и белый орденский плащ с чёрным крестом. В нише была эпитафия: «Здесь погребены кости основателя кафедрального собора Лютера, герцога Брауншвейгского, Великого магистра Тевтонского ордена, умершего в 1335» (Helms, 2009; Jurkowlaniec, 2009).
Первым из магистров, погребённых в капелле Святой Анны замка Мариенбург был Дитрих фон Альтенбург. Всего с 1341 по 1450 в усыпальнице Великих магистров в капелле Св. Анны были захоронены 10 из них. До наших дней сохранились только могильные плиты Дитриха фон Альтенбурга, Генриха Дусемера и Генриха фон Плауэна. Однако современные археологические изыскания показали, что магистр фон Плауэн был погребён в крипте церкви замка Мариенвердер. Также там были погребены магистры Вернер фон Орзельн и Лудольф Кёниг фон Ваттцау, надгробная плита которого сохранилась в соборе до наших дней (Grupa/Kozłowski, 2009).
Надпись на надгробной плите Дитриха фон Альтенбурга указывает на то, что под этой плитой похоронены магистры, начиная с «хозяина плиты», и считается, что она первоначально закрывала отверстие склепа/крипты в восточной части церкви Святой Анны. Однако следующий Великий Магистр также получал свою собственную табличку, уже снабженную визуальными элементами в дополнение к легенде. Так магистр Генрих фон Дусемер изображен в монашеском одеянии, с мечом и украшенным крестом щитом на фоне аркады, в сопровождении пары ангелов. Однако эта плита могла быть изготовлена и как так называемое символическое надгробие, в память об умершем, прах которого, как и прах всех последующих Великих магистров, был захоронен в склепе, накрытом плитой Дитриха фон Альтенбурга. Выделяется плита магистра Генриха фон Плауэн — скромной формы, простая, надпись на которой просто сообщает о смерти брата Генриха фон Плауэна, без упоминания его прежней или последней должности (на момент смерти он был пфлегером замка Лохштедт).
С утратой Мариенбурга и переносом столицы Ордена в Кёнигсберг местом упокоения Великих магистров стал собор на о.Кнайпхоф. Всего в крипте собора нашли упокоения пятеро магистров и последний Великий магистр, ставший в ходе секуляризации Ордена и признания вассалитета от Польши герцогом, Альбрехт фон Бранденбург-Ансбахский похоронен у восточной стены высокого хора (Dethlefsen, 1912).
Представленный материал, хотя и является довольно скудным, позволяет констатировать, что способы увековечения памяти тевтонских рыцарей в Пруссии менялись вместе с изменениями в самой общине и менталитете братьев.
Источники и литература:
GStA PK, Ordensfolianten.
GStA PK, Pergamenturkunden.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
Pietkiewicz D. Kronika oliwska. Źródło do dziejów Pomorza Wschodniego z połowy XIV wieku. Malbork, 2008.
Monumenta boica. Vol. XV. München, 1787.
Perlbach M. Die Statuten des Deutschen Ordens. Halle, 1890.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig, 1861.
Ziesemer W. Das grosse Ämterbuch des Deutschen Ordens.Danzig, 1921.
Ziesemer W. Das Marienburger Ämterbuch. Danzig, 1916.
Angenendt A. Geschichte der Religiosität im Mittelalter. Darmstadt, 1997; 2009.
Arnold U. Die Deutschordensnekrologien von Alden Biesen und Mergentheim // Quellen kirchlicher Provenienz: neue Editionsvorhaben und aktuelle EDV-Projekte ; Editionswissenschaftliches Kolloquium 2011. Torun, 2011. S. 145-59.
Arnold U. Die Hochmeister des Deutschen Ordens 1190-1994. Marburg, 1998.
Azzola F.K. Steinplatte mit Kreuz aus der Danziger Ordensburg, 14. lahrhundert // 800 lahre Deutscher Orden. Ausstellung des Germanischen Nationalmuseurns. Gütersloh-München, 1992. S. 22-3.
Dethlefsen R. Die Domkirche in Königsberg i. Pr.: nach ihrer jüngsten Wiederherstellung. Berlin, 1912.
Dobry A. Płyty i pomniki nagrobne w zbiorach Muzeum Zamkowego w Malborku. Malbork, 2005.
Grupa M., Kozłowski I. Katedra w Kwidzynie — tajemnica krypt. Kwidzyn 2009.
Helms S. Luther von Braunschweig. Der Deutsche Orden in Preußen zwischen Krise und Stabilisierung und das Wirken eines Fürsten in der ersten Hälfte des 14. Jahrhunderts. Marburg, 2009.
Hochleitner J., Mierzwiński M. Kaplica św. Anny na Zamku Wysokim w Malborku: dzieje, wystrój, konserwacja. Malbork, 2016.
Józwiak S., Trupinda J. Organizacja zycia na zamku krzyzackim w Malborku w czasach wielkich mistrzów (1309–1457). Malbork, 2007; 2011.
Jurkowlaniec T. Mittelalterliche Grabmäler in Preußen // Ecclesiae ornatae. Bonn, 2009. S. 177-219.
Kwiatkowski K. Wojska zakonu niemieckiego w Prusach 1230-1525. Toruń, 2016.
Perlbach M. Deutsch-Ordens-Necrologe // Forschungen zur deutschen Geschichte. Bd. 17. Göttingen, 1877. S. 357-72.
Ratajczak K. Czy w Zakonie Krzyżackim funkcjonował ceremoniał pogrzebowy? // Środowisko pośmiertne człowieka, Funeralia Lednickie, Spotkanie 9. Poznań, 2007. S. 419-26.
Toeppen M. Geschichte der preußischen Historiographie. Berlin, 1853.
Мы уже рассматривали свиту и слуг, входящих в штат Верховного магистра. Теперь рассмотрим тех, кто обеспечивал работу и существование комтурства и замка Мариенбург, столицы Тевтонского ордена в 1309-1457 гг.
Представляем дополненный перевод статьи историка профессора Гриши Феркамера «Die Hausämter auf der Marienburg. Wirtschaftsführung und Wirtschaftsräume (1309–1457)».
Администрацию Мариенбурга можно разделить на низшие и высшие офисы/службы. Среди низших должностей есть подразделения, отвечающие за хозяйство (также называемые домашними службами), такие как карван, храмовый мастер, кухонный мастер, мастер пекарни, мастер мельниц и т.д. (подробно описано ниже). Высшие должности (Верховный магистр, Великий комтур и казначей) здесь не рассматриваются. Что касается времени, то мы ограничимся периодом пребывания Верховного магистра в Мариенбурге в 1309-1457 гг., в особенности периодом около 1400 года, поскольку он лучше всего освещен в источниках.
Будут рассмотрены три вопроса:
1. Какие низшие службы существовали в Мариенбурге и где они могли быть расположены?
2. Кем они были заняты? Были ли возможности для продвижения по службе?
3. Можно ли найти фундаментальные различия между службами конвента Мариенбурга и службами других замков Тевтонского ордена?
Публикации и исследовательская ситуация
Если посмотреть на историю Мариенбурга с экономической точки зрения и на локализованные внутренние службы, то становится ясно, что основные хозяйственные и бухгалтерские книги для центрального дома Ордена около 1400 года были изданы очень давно (около века назад): к ним относятся «Книга мариенбургского казначея 1399-1409» (Marienburger Tresslerbuch, далее МТВ ) под редакцией Эриха Йоахима, «Чиншевая книга дома Мариенбург 1410-1412» (Zinsbuch des Hauses Marienburg, далее ZHM), «Расходная книга мариенбургских хаускомтуров 1410-1420» (Ausgabebuch des Marienburger Hauskomtur, далее АМН), «Книга мариенбургского конвента 1399-1412» (Marienburger Konventsbuch, МКВ) и «Мариенбургская конторская книга» (Marienburger Ämterbuch, далее МАВ) — последние четыре под редакцией Вальтера Циземера.
В список можно добавить ещё две книги, подходящие по периоду и тематике — «Большая чиншевая книга 1414-1438» (Grosse Zinsbuch, далее GZB) и «Большая конторская книга» (Grosse Ämterbuch, далее GAB). Первая под редакцией Питера Тилена, вторая — всё того же Вальтера Циземера. — А.К.
Ситуацию с исследованием можно охарактеризовать как хорошую: можно получить базовые знания о порядках и повседневной жизни в Мариенбурге, о великих управляющих (магистр, Великий комтур и казначей), а также о хозяйственном управлении и низших службах в Мариенбурге. Однако следует отметить, что более современная литература по низшим службам доступна в основном только на польском языке, поэтому данный вклад в некоторой степени является переводом польских исследований на немецкий язык.
В сносках автор приводит большой список работ по теме, которые приводить все здесь не видится необходимым и часть из них приведена в списке источников и литературы. — А.К.
Основное функционирование низших служб
К сожалению, общее число орденских братьев для замка Мариенбург неизвестно. Их количество, конечно, можно сравнить с конвентом Эльбинга, где в лучшие времена насчитывалось около 50 братьев (Ziesemer, S.82; Semrau, S.48). Кёнигсбергский конвент также был довольно большим (1422 — 68 братьев) и может быть использован в качестве сравнения (Vercamer, S.77). По оценкам, в Мариенбурге было около 80 братьев— таким образом, в самом замке должно было находиться несколько сотен человек (Jähnig, S.134).
Если обратиться к низшим службам, то необходимо провести различие между внешними и внутренними службами (внутри замка). Внешние должности в Мариенбургском комтурстве занимали братья, которые считались членами главного дома, но в основном сидели на своих региональных местах за пределами замка.
Из них следует упомянуть следующие, как они указаны в Мариенбургской конторской книге (MAB, S.10-92; Sielmann, S.6-7):
— в Гроссер Вердер*: фогт и конный маршал в Леске, а также пфлегеры Лезевица и Монтау.
— в устье Вислы: рыбный мастер в Шарфау
— на левом берегу Вислы у Штублауйшер Вердер: фогт Гребина
— на возвышенности (местность под Мариенбургом в районе Штума): фогт Штума
— лесной мастер в Бёнхофе (Реххофер Форст в более поздние, немецкие времена)
— небольшое управление пфлегера Мёсланда (уже в Померании).
Как отметил Артур Зельманн в 1921 году (Sielmann, S.8), они были перечислены в «Конторской книге Мариенбурга» с гораздо меньшими пробелами, чем фактические домовые внутренние службы, о которых пойдет речь ниже. Это может быть связано с финансовой независимостью домашних служб (в отличие от внешних служб). Домовые управления в замке обычно получали деньги на содержание из трех источников: либо от казначея, либо от комтура дома/хаускомтура, либо из собственных доходов (за счет продажи излишков). Поэтому лишь вскользь упоминается казначей с его кассами. Этот великий управляющий руководил двумя (на самом деле тремя) кассами: кассой Верховного магистра (также называемой «суверена») и кассой мариенбургского конвента. Кроме того, существовала также долговая касса, но она не играет здесь никакой роли (Klein, S.90-92; Sarnowsky, S.54).
Из второй казны, конвентуальной, хаускомтур, не имевший собственной казны, получал свой годовой бюджет от казначея. За счет этого он должен был содержать дом и распределять деньги по домовым службам. Также видно, что выплаты другим домовым службам (помимо хаускомтура) производились из монастырской казны: кухонный мастер, смотритель погреба, интендант, мастер-плотник, кузнечный мастер, мельничный мастер, скотный мастер, каменный мастер, мастер телег и конный маршал получали деньги самостоятельно. Поэтому большинство этих должностей должны были иметь свою собственную небольшую казну, независимую от хаускомтура (Sielmann, S.77). Их владельцы должны были возвращать излишки казначею только при передаче должности, и с его помощью они также выставляли счета. Циземер уже установил, что платежи от казначея в эти кассы были в основном фиксированными, стабильными, о чем свидетельствуют постоянные расходы на эти должности. Легко заметить ежегодно повторяющуюся закономерность: в 1399-1410 гг. кухонный мастер получал 80 марок в год на покупку быков (Ziesemer, S. XVIII/MKB). После 1410 года мастер-пекарь, кузнец и резчик обычно получали от хаускомтура около 40 марок в год четырьмя частями на зарплату слугам (AMH, S.14, 43–45, 87–90, 120–21, 133, 159–61, 205–06, 263, 296, 323, 344). Служащий карвана получил крупные суммы (около 350 марок), но в то же время нет записей об их использовании (AMH, S. 44, 88, 133–34, 206–07, 264, 297, 324, 345, 1412–20). Конный маршал получал на сено около 50 марок, сапожный мастер несколько раз по 33 марки в месяц, смотритель погреба получал около 65 марок от казначея в 1400 г. за заготовку ячменя для солодовни, а траппер 26 марок за производство 45 полотнищ «серого сукна» (Sarnowsky, S.168). Другие службы, например, зернового мастера или заведующего кухонным хозяйством, получали средства исключительно от хаускомтура и вели расчеты с ним (Thielen, S.112). Разграничение ответственности за расходы между казначеем и хаускомтуром не совсем ясно.
С другой стороны, прибыль, полученная от служб, поступала непосредственно в конвентуальную казну (т.е. казначею). Кстати, они незначительны: около 1400 года в казну конвента поступало в среднем около 8000-8500 марок (см. рис. 1). Большая часть этих средств была получена от поступлений с податных деревень, входящих в Мариенбургское комтурство. Только около 300 марок было внесено домовыми службами (здесь исключена торговля Великого шеффера). Для садового мастера, например, можно определить, что он платил около 20 марок в год (MKB, S. 28, 61, 189, 198). Мельничный мастер должен был платить 50 марок с сукновальни и около 34 марок с продажи солода (MKB, S. 29, 61, 83, 114, 141). В «хорошие годы» (до 1410 года) расходы конвента были явно ниже доходов (около 2000-5000 м.). Например, хаускомтур получил 2900 марок в 1395 году и 2328 марок в 1407 году (Sielmann, S.66). Из этих сумм он покрывал большую часть расходов.
Какие низшие службы существовали в Мариенбурге? Менялись ли они со временем?
На этом этапе пора разобраться, о каких именно внутренних службах идет речь. Всего в замке можно выделить 23 хозяйственных службы и должности:
В Высоком замке:
Хаускомтур/комендант дома — руководитель высшего уровня; непосредственно ответственный за шорную мастерскую
Колокольный мастер — вся деятельность, связанная с церквями конвента
Кухонный мастер, пекарни и погреба — снабжение конвента
Хранитель ворот/привратник — контроль за главными воротами (высокий и средний замок)
Интендант — одежда; снабжение замка тканями
На форбурге:
Конные маршалы и зерновые мастера — лошади и поставка зерна
Мастер-кузнец, мастер-сапожник и мастер по инструментам — производство различных изделий
Заведующий карваном — гужевой и подвижной транспорт; военное имущество и техника; запас древесины для конвента
Мастер-резчик по дереву — деревянное оружие (арбалет, стрелы, древки и т.д.)
Животновод и садовый мастер — скот и сады ордена; уход за старыми слугами
Заведующий богадельней — больница/уход за пожилыми братьями/слугами
Великий шеффер — организация внешней торговли Ордена
Мельничный мастер — контроль за мельницами Ордена
Мастер по дереву — ответственный за деревообработку
Заведующий хозяйством — управление крупными поставками для кухонь
Каменщик — отвечает за каменные строительные объекты и ремонт
С какого момента можно определить эти внутренние службы в Мариенбурге? В первой половине XIV века вряд ли можно что-то сказать о замковых службах, поскольку в документах упоминаются лишь единичные имена с обозначением их служб. «Мариенбургская конторская книга» начинается для большинства служб примерно в 1380-х годах. Однако это не означает, что таких служб не существовало ранее (Józwiak/Trupinda, S.411-413). В любом случае, пробел в конторской книге за 1392-1400 годы (при Верховных магистрах Конраде фон Валленроде и Конраде фон Юнгингене) для большинства внутренних служб бросается в глаза, и это следует упомянуть здесь лишь вскользь (Sielmann, S.48). С чем это связано, точно объяснить невозможно: попытка централизации счетов (в этом случае централизованные счета были утеряны)? В любом случае, «Мариенбургская конторская книга» ясно показывает одно: не существовало централизованной службы, как это было представлено в других комтурствах, через которую передача полномочий преемнику происходила по счету (впечатляюще задокументированному в GAB). Всего в списке 31 служба (с Великим комтуром, казначеем и службами на внешних дворах), руководители которых составляли описи для себя при передаче должности.
23 службы и должности в Мариенбурге и его окрестностях можно разделить иерархически-географически на:
(1) руководящая должность;
(2) должности, занимаемые в высоком или среднем замке;
(3) должности, занимаемые в форбургах.
1. Хаускомтур (cleine commendür; лат. vicepreceptor) отвечал за все организационные и внутренние административные вопросы конвента Мариенбурга — тем более, что в штаб-квартире ордена не было местного комтура, т.к. Верховный магистр проживал там с 1309 года (Sielmann, S.22).
Согласно уставу, младшие должности в замке подчинялись непосредственно хаускомтуру, а также ремесленники и работники в замке и на территории замка (Perlbach, S.108-9), хотя мы уже видели, что некоторые должности действительно имели независимую казну и, по-видимому, практически не были подотчетны хаускомтуру, поскольку вели свои расчеты с казначеем. С другой стороны, хаускомтур также мог замещать казначея в случае временного отсутствия (Ziesemer, S.VIII/АМН). В случае болезни или отсутствия хаускомтура, его, в свою очередь, замещал казначей, смотритель погреба/чашник или скотник (AMH, S. 197–198; 201; 204–207, 210, 217, 256, 324). Здесь мы снова видим тесное сотрудничество, которое, однако, иногда затрудняет восприятие четкого разграничения полномочий. Хаускомтур также отвечал за сады, повозки и тягловых животных;крупные поставки материалов и товаров он направлял в подчиненные ему управления (Sarnowsky, S.136). Хаускомтур даже принимал ограниченное участие в торговле, о чем свидетельствуют продажи рыбы хаускомтурамиТорна и Прусской марки (GStPK Berlin, XX. HA, OBA 11711, vgl. JH I/1; Sarnowsky, S.142). В дополнение к своим вышестоящим задачам, хаускомтур специально управлял седельным складом в замке. В первой половине XV века он как минимум один раз чередовал эту должность с должностью мастера-сапожника — в 1436 году он передает ответственность за седельную мастерскую в руки обувного мастера Ханса Шунемана. Однако в 1437 году обувной мастер вернул её хаускомтуру (МАВ, S.6-10). Его юрисдикция распространялась и в городе Мариенбург (Thielen, S.104; Długokecki, S.62). Из его казны велись все текущие дела, связанные с замком, будь то строительные работы, оплата труда работников и ремесленников, перевозки или штат Верховного магистра. Очевидно, что очень часто это касалось мелких предметов: заменить замок здесь, обновить забор там, пополнить запасы продовольствия для кухни магистра здесь, заплатить рабочим за ремонт крыши (АМН). Таким образом, в то время как казначей отвечал за большие годовые бюджеты, хаускомтур восполнял нехватку финансовых средств в казне. В официальных отчетах XV века также четко прослеживается, что хаускомтур отвечал за оплату труда ремесленников (например, формовщика) и торговцев (например, рыботорговца), принадлежавших замку (AMH, S.36, 116, 192).
Он также, очевидно, отвечал за прусских витингов и охранников (AMH, S.75, 79, 107, 109; Józwiak/Trupinda, S.414). Пожертвования, которые он выплачивал на Рождество (светскому служилому сословию), также встречается несколько раз (AMH, S.194, 243, 287, 337, 361). Иногда можно определить, что хаускомтур не знал точно, на что соответствующий служащий потратил деньги, когда покрывал расходы другого ведомства. Затем он делал пометку: будет внесена отдельная запись (AMH, S.7, 8, 90). Таким образом, служащий давал обоснование позже. Хаускомтур также часто поставлял магистру продукты питания, например, птицу всех видов, свежую рыбу, раков, яйца, фрукты, овощи разных видов и т.д. Все это оплачивалось из казны конвента. Хаускомтур также отвечал за оборудование для кухни магистра, здесь не было четкого отделения от конвента (AMH, S.28, 35, 39, 83, 84). Однако не найдено никаких расходов, связанных с поставками зерна, муки или хлеба, очевидно, за это отвечал непосредственно мастер по зерну и выпечке. Мясные и колбасные изделия также не проходили через хаускомтур (Sielmann, S.10). С завершением основных работ по строительству замка также заметно, что в начале XV века в замке перестали работать каменщики и плотники, а их официальные обязанности взял на себя хаускомтур (Sielmann, S.32). Его резиденция, в соответствии с его центральным значением, находилась в высоком замке рядом с казначеем, в районе Штемпельной башни/Pfaffenturm (Herrmann, S.261-294).
2. Должности, которые можно определить для конвента в высоком замке, следующие: колокольный мастер, смотритель погреба, смотритель ворот, кухонный мастер, мастер пекарни, интендант.
Кратко опишем сферы их ответственности.
Колокольный мастер отвечал за церковную утварь в церквах и часовнях на территории замка — церковь Святой Марии, часовня Святой Анны, церковь Святого Лаврентия, часовня Святого Варфоломея — всего церквей и часовен на территории замка было семь (Długokęcki, S.66). В конце XIV века «Мариенбургская конторская книга» дает нам больше информации о его деятельности: он был хранителем церковной утвари, в частности, церкви Святой Марии и четырех прилегающих к ней ризниц. В его честь также была названа одна ризница: in dez glockmeisters sacristien. Его расходы на золотую и серебряную утварь, кстати, находились в ведении кассы магистра, в то время как обычные расходы, как и в других ведомствах, регулировались хаускомтуром. Колокольный мастер также заведовал замковой библиотекой: в ней упоминается 41 латинская и 12 немецких книг (Mentzel-Reuters, S.246-61). Он также отвечал за сам колокол и его пунктуальный звон, который созывал братьев на молитву и выполнение обязанностей (Perlbach, S.147). В документе от 8.11.1343 года, который он засвидетельствовал колокольный мастер назван ризничим (PrUB 3.618). Таким образом, похоже, что в большинстве случаев речь шла о клирике. Есть много оснований предполагать, что он жил в непосредственной близости от церкви Девы Марии, возможно в Штемпельной башне, но окончательной уверенности в этом нет (Józwiak/Trupinda, S.430).
Интендант отвечал не только за экипировку и одежду братьев Ордена и других служащих замка, но и за оснащение самого замка тканями, например, для одеял, занавесей, гербов и т.д (Józwiak/Trupinda, S.444). Можно предположитьвместе с Юзвяком/Трупиндой, что интендант временно управлял двором кожевника, остается открытым из-за неясности исходного отрывка — «8 скотов** уплачено за распиловку досок интендантом во дворе кожевника» (AMH, S.350). Двор кожевника находился в форбурге. Основная деятельность интенданта — пошив одежды, который он выполнял вместе со своими подчиненными портными, — должна была осуществляться в специально оборудованной мастерской (AMH, S.211, 216). Однако неясно, где находилась эта мастерская. Сам интендант, скорее всего, жил в высоком замке, хотя он был серым плащом (братом-сариантом). Интендантская служба в Мариенбурге также временно находилась под контролем Великого шеффера (Thielen, S.109).
Смотритель погреба, кухонный мастер и мастер-пекарь работали в тесном контакте друг с другом, поэтому все они размещались в высоком замке. Помимо частично двухэтажных больших погребов в высоком замке (в северной и восточной части, существовавших ещё с 1396 года), смотритель погреба должен был также присматривать за пивоварней и солодовней, а также за бондарней (зарегистрирована с 1432 года) в форбурге (около церкви Святого Лаврентия). В замке варили различные сорта пива: Märzbier, Collacienbier, Konventsbier, Speisebier, а также медовуху. У смотрителя погреба также были соответствующие чаши, кувшины и котлы из серебра, олова, стали, латуни и меди (МАВ, S.92-7). Здесь хорошо видно сотрудничество управлений, которое осуществлялось только косвенно через хаускомтура: например, смотритель погреба получал сырье для варки пива от садовника, мёд от медовых налогов, ячмень от зернового мастера, солод от мастера-мельника, а дрова он должен был заготавливать сам (за что получал деньги от хаускомтура). Только в погребе в его распоряжении было трое слуг (АМН, S.256, 288-90, 317-19). Упомянутые службы (пивоварня, солодовня и бондарный двор), скорее всего, должны располагаться в форбурге возле церкви Святого Лаврентия (Józwiak/Trupinda, S.431).
Кухонный мастер отвечал за бойню, хлев для волов, свинарник и горчичную мельницу (AMH, S.15, 20, 25, 138, 172, 211, 294; MAB, S.136, 138; MKB S.85), все они были расположены в форбурге, хотя точно определить их местоположение невозможно (Józwiak/Trupinda, S.441). Сам кухонный мастер располагался возле своей кухни, которая находилась на первом этаже западного крыла высокого замка. У Верховного магистра имелась своя отдельная кухня, но в «Мариенбургской конторской книге» второй кухонный мастер не фигурирует. Поэтому можно предположить, что кухней Великого магистра управляли повара, подчиняющиеся кухонному мастеру. Для снабжения конвента требовались продукты питания и кухонная утварь, которые перечислялись в каждой смене кухонного мастера (МАВ, S.136-9). В качестве примера количества кухонной утвари можно упомянуть 33 котелка, 28 горшков, 5 решеток, 8 железных шампуров, 6 сковородок, 6 противней, 13 новых горшков, 13 новых котелков (МАВ, S.136-9). Известно, что в 1416-20 гг. кухонный мастер также занимал должность заведующего кухонным хозяйством (Sielmann, S.35). Темпил — это более крупный склад, в котором хранились кухонные принадлежности, поскольку кухня была слишком мала для этих целей. Темпил располагался в центре форбурга. В случае с кухней сотрудничество между службами также можно проследить в источниках: с одной стороны, налоги в натуральной форме из окрестных деревень поступали непосредственно на кухню, с другой стороны, отдельные хозяйственные подразделения (скотник, садовник, главный пастух) также снабжали кухню всем необходимым. Мёд, в свою очередь, поступал от комтурств Тухель и Шлохау (Sielmann, S.86). Со своей стороны, кухня передавала такие материалы, как меха или кости, интенданту или мастеру-резчику.
Должность мастера пекарни здесь можно не учитывать, его задача четко определена — только вот в чем: за ним непосредственно была закреплена мельница, которая функционировала независимо от мельниц мастера-мельника (Józwiak/Trupinda, S.443). Ранее предполагалось, что его место находилось в форбурге, однако некоторые свидетельства указывают на то, что пекарня располагалась непосредственно в высоком замке в южном крыле, рядом с кухней (Józwiak/Trupinda, S.443).
Привратники — среди них были старший и младший привратники (АМН; Józwiak/Trupinda, S.434) — должны были следить за двумя самыми большими воротами, одними в высокий замок, другими в средний, и обеспечивать их обслуживание. Можно предположить, что они также имели свои помещения возле ворот (Józwiak/Trupinda, S.436-7).
3. Это подводит нас к хозяйственным службам, которые располагались в форбурге, поскольку для них обычно требовались обширные рабочие помещения или амбары/конюшни. В то время как Дом Конвента и Средний замок (резиденция магистра) были функционально и архитектурно наиболее важными частями Мариенбурга, обширная территория форбургов (ок. 130-145 x 270 м) к северу от них и вдоль Ногата была отведена под мастерские, конюшни и складские помещения (Torbus, S.285). На этой территории можно упомянуть следующие должности: заведующий карваном, главный пастух, главный садовник, зерновой мастер, мастер мельницы, каменщик, конный маршал, кузнечный мастер, мастер резьбы, сапожный мастер, богадельня, каменный мастер, заведующий кухонным хозяйством, скотный мастер, столярный мастер.
Служба Великого шеффера будет упомянута здесь лишь вкратце (Sarnowsky/Link, S.1-26). Хотя она причислена к домашним службам, Великий шеффер Мариенбурга выполнял роль, которая на протяжении веков выходила далеко за пределы региона благодаря экспорту и импорту товаров (особенно зерна и ткани), тем самым принося Ордену тысячи марок. На самом деле удивителен тот факт, что его офис не занимал высокого места в иерархии Ордена. Возможно, это связано с традицией должности; в уставе Тевтонского ордена говорится, что Верховный магистр должен брать с собой двух братьев-рыцарей в качестве спутников и одного брата-сарианта в качестве «scheffere» (Perlbach, S.99; Sarnowsky, S.88-99). Вероятно, речь идет о брате, которому были доверены финансовые дела, но который еще не взял на себя управление торговлей ордена. Благодаря своим многочисленным путешествиям Великий шеффер был практически предопределен для выполнения особых поручений Великого магистра и конвента, например, для закупки экзотических фруктов, специй, сахара и т.п. Импортные продукты также отдельно закупались для различных служб: например, ткани для интенданта, железо для кузнецов и т.д (Sarnowsky, S.96). Великий шеффер раз в год проводил расчёты с Великим комтуром и казначеем (Sarnowsky, S.89). К сожалению, расположение его помещения в Мариенбурге неизвестно — во всяком случае, в его бухгалтерских книгах нет никаких указаний на это (Jähnig, S.138).
Заведующий карваном занимал одну из самых важных должностей в замке: карван (построен ок. 1300-1340 гг., сегодня хорошо отреставрирован и используется как конференц-центр) был эквивалентом оружейной палаты или современного «арсенала»: здесь хранилось военное снаряжение, транспорт и дорожные повозки. Сюда входили обширные территории с мастерскими, где, например, изготавливали колеса; непосредственно к северу от замка находился фольварк Нойхоф. Он также (временно) имел свой собственный конный завод с орденской фермой Кальтхоф под Мариенбургом. У заведующего карваном была и вторая задача: снабжать замок дровами. Для этого у него имелся участок земли (Хольцхоф) на Ногате, локализация которого, увы, невозможна. Однако на основании археологических исследований представляется, по крайней мере, весьма вероятным, что сам чиновник имел свое жилище непосредственно в карване (Józwiak/Trupinda, S.455-56). Несколько источников свидетельствуют о том, что вокруг карвана были возведены другие небольшие хозяйственные постройки и сараи. Садовники из окрестных деревень Дамм и Фогельзанг также были доступны ему в качестве работников (Długokecki, S.62).
Обувной мастер отвечал за изготовление и хранение всех кожаных изделий, необходимых замку. Он также отвечал за хранилище дубильных веществ, кожевенную мельницу и мастеров, занятых в ней (Thielen, S.109). Он также отвечал за кожевенный дом и мастерскую — по крайней мере, до 1420 года, когда появились (хотя и неоднозначные) указания на то, что эти полномочия перешли к интенданту (АМН, S.350). Однако надзор за седельным домом — который также занимался производством кожаных изделий в широком смысле, и поэтому можно предположить, что за него отвечал обувной мастер — был возложен на хаускомтура. Различные источники указывают на то, что мастерские, принадлежавшие этой службе, располагались недалеко от Воробьиных ворот, позднее названных Обувными (AMH, S.459), в направлении города Мариенбург.
В плане разведения лошадей Мариенбург был важным местом в орденском государстве, поэтому здесь было несколько конных маршалов. Недалеко от замка находились Кальтхоф и Зандхоф, две важные животноводческие фермы с конюшнями (МАВ, S.97-101). При смене конных маршалов перечислялись и различные породы лошадей (Jähnig, S.135). Каждый рыцарь должен был иметь трех лошадей (боевого коня, дорожную лошадь и лошадь для слуги). Военное значение лошадей для Тевтонского ордена в Пруссии вряд ли нуждается в упоминании — в GZB количество лошадей для братьев-рыцарей указано в дополнение к их снаряжению. Для Мариенбургского комтурства также существует конный реестр (МАВ, S.154-8; Długokecki, S.63), в котором действительно почти все животные перечислены по именам в 1445 году. Конюшни Верховного магистра, Великого комтура, казначея и конвента располагались в форбурге. У Великих маршалов были свои конные маршалы. В ведении конного маршала конвента находилась ферма Горке к северу от Мариенбурга — здесь имелось большое поголовье крупного рогатого скота, свиней и овец. Остальные животноводческие фермы находились под контролем мастера-скотника. Второй конный маршал находился на орденской ферме Лешке, неподалеку от Мариенбурга (ОВА, 8372, 8427; Thielen, S.108).
Зерновой мастер отвечал за снабжение монастыря зерном и бобовыми. В высоком замке, в часовне Святого Николая, Святого Лаврентия и в солодовне (в западной части форбурга) находились амбары. Самый старый список складов датируется 1378 годом (МАВ, S.115; Benninghoven, S.581). Зерно поступало с фермы, в натуральном виде из окрестных деревень и от закупок. Оно хранилось не только для удовлетворения основных потребностей монастыря, но и для создания резервов на трудные времена. В «Расходной книге мариенбургских хаускомтуров» нет сведений о зерне, муке или хлебе, поэтому эта область должна была обслуживаться непосредственно мастерами по зерну и выпечке (Sielmann, S.10). Зерновой мастер также должен был обеспечивать непосредственно резиденцию магистра и его конюшни, хлева и амбары (AMH, S.46–7, 90, 122, 179, 180, 208, 233, 264–5). Четыре склада зерна, принадлежавшие мастеру зерна, были распределены по замку, однако местонахождение самого мастера, судя по некоторым отрывкам из источников, находилось в так называемой Пахтовой башне. Сначала это здание, очевидно, располагалось непосредственно на Ногате и за пределами ограждающей стены второго форбурга; позже оно было включено в состав укреплений (Józwiak/Trupinda, S.458).
Хотя в XV веке мастер-резчик по дереву был серым плащом, возможно, он был полноправным братом до этого (AMH, S.129). В любом случае, в его постоянном распоряжении было три-четыре слуги, и он нанимал изготовителей луков и изготовителей щитов по мере необходимости. В его мастерских также изготавливались арбалеты. Счета Великого шеффера ясно показывают, что он напрямую снабжал мастера резьбы сырьем (Sarnowsky/Link, S.340). Локализация затруднена: источники часто ссылаются на «alde snicyhus»/старый дом резчика. Поэтому в прошлом к нему часто приравнивали дом резчика по дереву — он находится к востоку от среднего замка за пределами рва, но в пределах стены, окружающей форбург. По-видимому, на этом месте находился старый дом резчика по дереву, который служил жильем для иностранных гостей с начала 15 века и далее. Новый дом резчика по дереву должен был находиться в другом месте: в 1414 году есть упоминание «у резных ворот» (AMH, S.147), которое, тем не менее, указывает на то, что новое здание находилось здесь, однако это лишь предположение (Józwiak/Trupinda, S.471). Различные мастерские принадлежали этой службе и были распределены по территории форбурга: так в церкви Святого Лаврентия стрелы хранились на крыше, и в Штайнхофе.
Помимо крупного рогатого скота, свиней и овец, мастер-скотник также должен был следить за большим количеством продуктов питания и их производством/переработкой. Например, в описях указаны масло, сыр и мясо, которые, очевидно, производились при нем. Также упоминается большое количество ячменя и овса для корма скота (так называемая ячменная рента в 3100 шеффелей, из деревень и трактиров, расположенных в Гросс Вердере). В его распоряжении были камергер, мастер-пастух и слуги (кстати, здесь упоминаются и женщины-работницы). Скотник и его различные хозяйственные постройки находились в форбурге. Хлева (речь идет о нескольких тысячах животных), вероятно, не находились в одном месте в форбурге, но местопребывание скотника — как свидетельствуют источники — может быть в середине восточной части форбурга (Józwiak/Trupinda, S.477; Długokecki, S.62). С 1417 года и до конца орденского правления он управлял фермой Кальтхоф.
Мастер-садовник ухаживал за садом с травами и фруктовыми деревьями; в его подчинении также находился виноградарь. Он отвечал за штат слуг, которые ухаживали за грядками с лекарственными растениями в травяном саду, который располагался в форбурге возле церкви Святого Лаврентия (MAB, S.147). Он управлял собственной небольшой фермой, урожай с которой ежегодно приносил 20 марок в казну конвента (ОВА, 1458). Он также руководил проращиванием солода в Либентале возле замка. Так как садовый мастер отвечал за лазарет в церкви Святого Лаврентия, то, вероятно, он располагался там до 1446 года. Однако, по всей видимости, у него было и второе место, которое может быть расположено перед восточными оборонительными стенами форбурга (Józwiak/Trupinda, S.477).
Заведующий богадельней/госпитальер руководил больницей Святого Духа (Heilig-Geist-Spital) на 80 мест, которая, однако, была далеко не сопоставима по размерам с больницей в Эльбинге (MAB, S.116-120). Господская фирмари, предназначенная для братьев Ордена, располагалась в среднем замке. Для обеспечения своих обязанностей госпитальер имел собственную казну, для чего ему также полагалась ферма в Вилленберге. Предположительно, у госпитальера была своя комната — dem spittler czu siner kamer — но неизвестно, где она могла находиться (АМН, S.113; Józwiak/Trupinda, S.486).
Мастер-мельник.Постройка мельниц допускалось только с разрешения ордена (мельничная регалия). Мельницы, расположенные в стороне от орденских замков, часто сдавались в аренду, что было весьма прибыльно для Ордена (Steffen, S.73-92), поскольку мельники платили очень высокие налоги за использование мельницы. Однако в каждом комтурстве также были свои мельницы, которыми управляли мельничные мастера. Мельник должен был оплачивать труд работников и ремонт (особенно замену жерновов). Под его руководством также пекли хлеб из ржи и пшеницы, что было необходимо для снабжения конвента. «Книга мариенбургского конвента» показывает, что расходы могли меняться из года в год в зависимости от потребностей: например, в одном году (1401) мастер-мельник заплатил 115 марок 4 скота за валы, дерево, жернова, вырытый канал и сарай, а в 1403 году только 12,5 марок за каналы и укрепления у мельничного пруда (МКВ, S.62, 116-7; Sarnowsky, S.156). В общей сложности, около 1440 года зафиксировано шесть орденских мельниц замка Мариенбург — помимо мельницы на мельничном дворе, существовали также верхняя, средняя и нижняя мельницы, а также деревенская мельница и сукновальная мельница (МАВ, S.150; Długokecki, S.25-30). Благодаря доходам от подданных, которые пользовались мельницами, мельничный мастер мог хорошо управлять своим хозяйством и платить в монастырскую казну по 50 марок за мельницу и за солод 30-35 марок в год (Sarnowsky, S.157-9). В дополнение к четырем мельницам, расположенным за пределами замка, есть еще две — мельница типа топчак и мельница на конной тяге. Первая находилась в форбурге, а вторая — у мостовых ворот. Вероятно, существовала и третья мельница, которая располагалась у восточной стены форбурга. У мастера мельниц было свое место — мельничный двор. Мельничный двор должен был располагаться в пределах форбурга, некоторые свидетельства указывают на Россмюле как место его расположения, но неясности остаются (Józwiak/Trupinda, S.481).
Мастер-плотник упоминается в «Книге мариенбургского конвента» с 1399 по 1403 год и между 1406-1412 годами, однако, к 1410 году эта служба уже прекратила свое существование (MKB, S.31, 61, 85-6, 116, 257-9; Józwiak/Trupinda, S.482) — предположительно, это связано с ослаблением строительной активности в Мариенбурге. В любом случае, официальные обязанности взял на себя хаускомтур (см. выше). В соответствующих источниках упоминается двор плотника в форбурге, но точно определить его местонахождение не представляется возможным (Józwiak/Trupinda, S.483).
О кухонном завхозе (темпил) и его офисе уже говорилось выше (см. раздел «Кухонный мастер»).
Службой каменного мастера производились кирпичи, известь, раствор, а также ядра для ружей и пушек (Sielmann, S.30). Однако эта служба прекратила свое существование после завершения строительства комплекса, аналогично плотнику, описанному выше (Schmid, S.15). По словам Зельмана, каменный мастер был непосредственным помощником Великого комтура, который отвечал за закупки в управлении арсеналом (Sielmann, S.23). В этой службе можно выделить шорника, изготовителя кирпича и распиловщика камня, которые руководили рабочими. Каменного мастера можно проследить с 1343 по 1403 год, после чего он больше не поддается идентификации. Начиная с 1404 года, в списке значится только «каменная контора» — работники каменного двора и дробильщики извести тогда получали зарплату непосредственно от хаускомтура (Sielmann, S.31). Кто именно управлял каменной службой впоследствии, остается неясным: старая литература утверждает, что это был хаускомтур; Юзвяк и Трупинда противоречат этому и ссылаются на kemerer или steynkemerer, который в то время уже не был братом, что говорит о профессионализации этой должности (Józwiak/Trupinda, S.460). О локализации: в 2001-2004 годах в северо-восточной части второго форбурга были проведены археологические раскопки, в результате которых был обнаружен большой комплекс (18 x 56 метров), на территории которого были найдены две большие мастерские (идущие с севера на юг), а также несколько хозяйственных построек, которые были интерпретированы как каменный двор (Dabrowska, S.308). Источники также подтверждают расположение двора в форбурге (Józwiak/Trupinda, S.462). Этот двор действовал в Мариенбурге до конца орденского периода.
Мастер-кирпичник, как последняя служба, работал в тесном контакте с мастером по камню. Здесь числились расходы на использование кирпича и раствора при строительстве новых зданий, а также на ремонт стен (Sielmann, S.30). К сожалению, ничего нельзя сказать о его локализации.
Как были укомплектованы службы? Были ли возможности для продвижения на более высокие должности?
Назначение сотрудников внутренних служб и управлений находилось в исключительной компетенции Верховного магистра. Занимали ли их братья или серые плащи, конечно, зависело от статуса должности. Бернхарт Яниг установил для Данцигского комтурства, что должности интенданта, кухонного мастера, мастера резьбы, обувного мастера, мастера пекарни и кузнечного мастера обычно поручались серым монахам/братьям-сариантам (Jähnig, S.93-4). Мне удалось установить нечто подобное для Кёнигсберга (Великий шеффер, интендант, мастер резьбы, обувной мастер, мастер-кузнец, мастер пекарни). Для Мариенбурга интенданты, резчики, кузнецы, сапожники и пекари с братьями-сариантами в качестве должностных лиц могут быть идентифицированы для 1445/1451 года (ОВА, 9029; Sarnowsky, S.756; Józwiak/Trupinda, S.450). И наоборот, это означает, что должности смотрителя погреба, конного маршала, смотрителя карвана, мельничного мастера, великого шеффера, управляющего фирмари и некоторые другие считались более высокими по рангу, поскольку их занимали полноправные братья. Различие между серыми плащами и полноправными братьями, но только вскользь, регулировалось уставом: сариантам разрешалось владеть максимум двумя лошадьми; часто они были еще более обездоленными (иногда у них вообще не было лошади). В отличие от полноправных братьев, которые приезжали из империи, они обычно происходили из ближайшего региона — сыновья мещан и низшего дворянства (Vercamer, S.78; Militzer, S.73; Sielmann, S.81-2).
Для того чтобы оценить шансы на продвижение по службе для комтурства Мариенбург, нам необходимо представительное число руководителей служб, которые могут быть проверены по их именам. К счастью, в Мариенбургской конторской книге перечислены все внутренние должности и описаны смены должностей за определенный период (в основном за десятилетия до и после 1400 года). Названия должностей обычно указываются с фамилией/именем/отчеством должностных лиц. Если фамилия была упомянута, я включил ее сюда (см. Приложение 1: Дальнейшая карьера мариенбургских чиновников) и сравнил с существующими современными реестрами должностей Иоганна Фойгта, Петера Тилена, Бернхарда Янига и Дитера Хекмана, чтобы определить, достигли ли эти чиновники впоследствии более высоких должностей (Voigt; Jähnig; Heckmann; Thielen). В исследованиях говорится, что должности во внутренних службах обычно не давали больших возможностей для продвижения по службе (Jähnig, S.94). Это может быть явно опровергнуто для района Мариенбурга. Что верно, и это следует четко подчеркнуть, так это тот факт, что должности «серых плащей» не предоставляли никаких возможностей для продвижения по службе. Ни один из носителей должностей в резной, кузнечной и сапожной конторах не смог быть вновь обнаружен мной в списках, упомянутых до или после соответствующего исполнения обязанностей. Но в тоже время интендант и пекарь упоминаются только по именам, поэтому проследить за ними невозможно. Два имени, переданные для кухонных мастеров (Петер Шнайдевинтер и Ганс Бунтшух), также не включены в списки для более высоких должностей. И стоит отметить, что Ганс Бунтшух (MАB, S.138-9) неоднократно подтверждается в должности в течение нескольких лет — похоже, он управлял хорошей кухней. Точно так же не поднимаются мастера по зерну, колокольный мастера и заведующий кухонным хозяйством.
В других службах, однако, можно наблюдать удивительные карьеры (см. Приложение 1). Сначала упомянем о хаускомтурах: Иоганн фон Фельде был хаускомтуром в 1386 году и уже занимал должность комтура Бютова в 1387-1390 годах. Генрих Хардер, его преемник, был хаускомтуром в 1388 году, комендантом Редена в 1390-91 годах и комендантом Нессау в 1391-1402 годах. Клаус Винтертур был хаускомтуром в 1398-1400 годах, но умер уже в 1402 г. Иоганн Хохслиз был хаускомтуром в 1408 г., а в 1409 г. уже ландкомтуром баллея Этш. Иоганн фон Зельбах стал хаускомтуром в 1411 году и с этой должности начал крутую карьеру, занимая такие посты, как один из великих управляющих — великий интендант в 1416 году, комендант Торна (1414-16) и Бранденбурга (1431-33). Николаус Гёрлиц впервые упоминается как кумпан комтура Бальги (1415), а затем он стал хаускомтуром Мариенбурга (1416-17). Затем он также сделал крутую карьеру, став Великим комтуром в 1421 году, Верховным маршалом в 1422 году и Великим интендантом в 1422-28 годах. Следующим хаускомтуром был Генрих Хауэр: сначала мельничный мастер (1411), затем хаускомтур в Мариенбурге и сразу после этого фогт Штума (1419-1422) и комтур Диршау (1422-24?). Однако есть и такие примеры, как Генрих фон Подендорф, который сначала был фогтом Штума (1404-11), а лишь затем стал хаускомтуром Мариенбурга (1411-1414) и после этого больше не был установлен мной. Тем не менее, этот офис уже показывает, что в принципе все возможности для продвижения по службе были возможны.
Среди Великих шефферов только Иоганн фон Техвиц (1407 и 1410 гг.) имеет карьеру, достойную упоминания, так как он позже стал фогтом Гребина (1411 г.). Остальные великие шефферы не были установлены мной в соответствующих списках до и после вступления в должность. Среди конных маршалов можно выделить братьев ордена, которые впоследствии дослужились до звания комтура: Георг фон Секендорф и Георг фон Веннинген (два из четырех примеров), а Николаус фон Любихау стал фогтом Зольдау. Также стоит отметить карьеру Конрада Фолькольта, который был конным маршалом в 1390 году, фогтом Штума в 1392-94 годах, а затем его снова можно встретить на должностях в Мариенбурге (смотритель погреба, скотник, госпитальер). Иоганн фон Фельде, уже упоминавшийся как хаускомтур, также интересен: после карьеры комтура Бютова он возвращается в Мариенбург в качестве конного маршала. Здесь, видимо, предполагается, что он все-таки не рекомендовал себя для более высокой карьеры. Среди госпитальеров двое из трех братьев с точно установленными фамилиями также стали комтурами (Георг фон Вирсберг, Петер фон Лорх). Другие должности неоднозначны: среди смотрителей погребов шесть (из 19) были повышены до должности фогта или комтура. В случае с мастерами мельниц, трое (из шести) были повышены до должности фогта или комтура.
В частности, в случае с смотрителями карванов, пять из 12 представителей с фамилиями/именами позже продвинулись на более высокие должности (3 — комтуры, 2 — фогты), а еще двое, по крайней мере, достигли должности хаускомтура (Иоганн фон дер Хейде, Генрих фон Рохведель) в других замках. В случае со скотником из 14 должностных лиц можно проследить только двух — фогта и комтура. Таким образом, эта должность, очевидно, предоставляла мало возможностей для продвижения по службе.
Удивительное наблюдение в этих исследованиях относится к садовой службе, которая включала в себя надзор за садами ордена в Мариенбурге, а также уход за лазаретом для слуг в церкви Святого Лаврентия. Эта должность, очевидно, считалась привлекательной для пожилых людей: из пяти чиновников, которых можно идентифицировать, трое (Георг фон Секендорф, Фридрих фон Масбах, Вольф фон Заусхайм) занимали должность садовника в Мариенбурге после чрезвычайно успешной карьеры в качестве комтуров в Пруссии.
Сравнение с другими комтурствами
В Мариенбурге особенно, а также в комтурствах Эльбинга и Кёнигсберга можно выделить почти все хозяйственные и бытовые службы (Ziesemer, S.81; Jähnig, S.94-5); в других замках ордена хозяйственных учреждений было меньше, в зависимости от размера конвента. Частично должности (смотритель карвана, кузнец, седельный и сапожный мастер, мастер резьбы, мастер кухни или погреба и интендант) вытекают из правил и обычаев Тевтонского ордена и имеют аналоги в других духовных рыцарских орденах (Sarnowsky, S.163-4); частично они также обусловлены временными и региональными обстоятельствами (мостовой мастер в Торне, мастер пряжи в Рагните, каменный мастер в Мариенбурге, монетный мастер в Данциге).
Заключение
В заключение можно отметить некоторые результаты:
1. 23 внутренние службы по большей части были снабжены собственными кассами/фондами казначея и управляли своими делами самостоятельно. Каждая служба отвечала за определенную область или деятельность. Они поддерживали друг друга взносами в натуральной форме, в зависимости от потребностей других служб. Хаускомтур часто вмешивался в повседневные дела, без суеты выделяя необходимые средства.
2. Большинство должностей занимали полноправные братья. В принципе, существовали хорошие возможности для продвижения по службе в более престижных должностях (хаускомтур, смотритель карвана, конный маршал, госпитальер, мельничный мастер, смотритель погреба), что можно доказать во многих случаях.
3. По структуре и исполнению должностных обязанностей Мариенбург не отличался от других крупных конвентов (Эльбинг и Кёнигсберг). Однако можно отметить, что централизованный учёт со стороны комтура/великих управляющих в других комтурствах, похоже, явно смягчен в Мариенбурге. Это, безусловно, результат не совсем четкого разграничения полномочий между ведущими должностными лицами (Верховный магистр, казначей, хаускомтур) в отношении домовых служб.
_______________________
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Дальнейший карьерный путь чиновников замка Мариенбург
Создано в соответствии с записями в Мариенбургской конторской книге, если должностные лица были указаны там по своим фамилиям. Те должностные лица, которые указаны только под своими именами, не были включены сюда, так как трудно определить более ранний или более поздний карьерный путь только на этом основании. Все найденные имена были сверены с современными справочниками служб, составленными Йоханнесом Фойгтом, Петером Г. Тиленом, Бернхартом Янигом и Дитером Хекманном. В них перечислены все «высшие» службы в Пруссии и баллеях Священной Римской империи. Другие специальные регистры (например, для прокураторов ордена), а также отдельные разрозненные просопографические данные не могли быть приняты во внимание в рамках данного очерка из-за обилия имен. Поэтому, если в следующем списке написано «до/после не установлено», то это относится исключительно к уже упомянутым регистрам Фойгта/Тилена/Янига/Хекмана, и вполне возможно, что фамилии встречаются и в других местах. Однако главное здесь — общая тенденция, а именно: сколько чиновников низшего ранга впоследствии достигли высших должностей. Эта общая тенденция может быть довольно точно суммирована следующим списком и проанализирована выше в основном тексте.
Йохан фон Вельде — 1392 конный маршал (см. Хаускомтур)
Готфрит фон Хоцельт — 1392 конный маршал; до/после не установлено
Ханнос фон Шовенбург — 1401 конный маршал; до/после не установлено
Хайлигер фон дер Штрессен — 1402 конный маршал; до/после не установлено
Георг фон Зекендорф — 1412/1417 конный маршал; 1418-1420 младший кумпан магистра 1420-21 старший кумпан магистра; 1421-23 фогт Гребина; 1423-24 комтур Швеца; 1430 садовник Мариенбурга (предположительно отправлен туда по старости)
Николаус фон Любихау — 1412/1413 конный маршал; 1437 фогт Зольдау; 1451 садовник в Эльбинге
Георг фон Веннинген — 1417 конный маршал; до/после не установлено
фон Драушвитц (Трошвитц) — 1430 конный маршал; 1433-34 младший кумпан 1434-35 старший кумпан магистра; 1436-42 комтур Голлуба; 1442-47 фогт Браттиана
Госпитальер:
Конрад Фолькольт — 1401 госпитальер (см. Конный маршал)
Бертольд фон Бухайм — 1404 госпитальер (см. Конный маршал)
Петер фон Вальтенхайм — 1406 госпитальер; до/после не установлено
Георг фон Вирсберг — 1406 госпитальер; 1408-1411 Великий шеффер; 1411 комтур Редена; 1422/27/28 глава витингов в Рагните; 1437 кухонный мастер, а также мельничный мастер в Кёнигсберге (в Редене он был командиром всего несколько месяцев, возможно, там он совершил оплошность?)
Николаус Фроенахер — 1418 госпитальер; до/после не установлено
Петер фон Лорш — 1396 смотритель погреба в Мариенбурге; 1415 фогт Диршау; 1411 [?]-1416 комтур Меве; 1415-16 фогт Роггенхаузена; 1419/20 рыбный мастер в Путциге; 1420/24 госпитальер
Кухонный мастер:
Петер Снидевинтер — 1392 кухонный мастер; до/после не установлено
Ханс Бунтшух — 1399-1411 кухонный мастер; до/после не установлено
Смотритель погреба:
Петер фон Лорш — 1396 смотритель погреба (см. Госпитальер)
Конрад Фолькольт — 1397 смотритель погреба (см. Конный маршал)
Матес фон Биберн — 1398 смотритель погреба; до/после не установлено
Петер фон Штайн — 1399 смотритель погреба (см. Колокольный мастер)
Кунрад фон Чачхерни/Czaczcherney— 1394 колокольный мастер; до/после не установлено
Петер фон Штайн — 1398/1411 колокольный мастер (в 1399 был смотрителем погреба) — после не установлено
Энгельхард фон Нотхафт — 1410 зерновой мастер; 1415 монетный мастер; 1437 колокольный мастер; после не установлено
Николаус фон Синтхен — 1439/1441 колокольный мастер; до/после не установлено
Николаус Роненберг — 1441/44 колокольный мастер; до/после не установлено
Николаус фон Бранденбург — 1444/48 колокольный мастер; до/после не установлено
Кристиан фон Штросберг — 1448 колокольный мастер
Заведующий кухонным хозяйством:
Ханнус фон Кёнигсхаген — 1394 кухонный завхоз (см. Скотник)
Херман Ганс — 1394 кухонный завхоз (см. Зерновой мастер)
Йохан фон Дудельстад — 1398 кухонный завхоз; до/после не установлено
Йохан Луллен — 1398 кухонный завхоз; до/после не установлено
Клаус Руде — 1399 кухонный завхоз; до/после не установлено
Хайнрих Кюхмайстер — 1416/1417 кухонный завхоз (см. Садовник)
Мастер-резчик:
Ханнус Тристам — 1409 резчик; до/после не установлено
Ханнус Ангер — 1409 резчик; до/после не установлено
Каспар фон Конрадсвальде — 1409 резчик; до/после не установлено
Мастер-кузнец:
Ханнус фон дер Лобов — 1398 кузнец; до/после не установлено
Петер Нуман — 1399 кузнец; до/после не установлено
Андреас Роде — 1400/1402 кузнец — до/после не установлено
Обувной мастер:
Петер фон Ланген Хайнрсдорф — 1397 сапожник; до/после не установлено
Никлаус Бешорн — 1392 сапожник; до/после не установлено
Петер Кохинг — 1400 сапожник; до/после не установлено
Петер Дене — 1409 сапожник; до/после не установлено
Николаус фон Шеллендорф — 1409 сапожник — до/после не установлено
Ханс Шунеман — 1436 сапожник — до/после не установлено
Примечания:
* Гроссер Вердер — низменность, лежащая в дельте Вислы между Вислой и Ногатом.
** Скот — прусская, а также польская (скоец), денежная единица, равная 1/24 серебряной марки и 30/1 пфеннигов.
Источники и литература:
GStPK Berlin, XX. HA, OBA.
GStPK Berlin, XX. HA, OF.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
Link C., Sarnowsky J. Schuldbücher und Rechnungen der Großschäffer und Lieger des Deutschen Ordens, Bd. 3: Großschäfferei Marienburg. Köln-Weimar-Wien 2008.
Perlbach M. Die Statuten des Deutschen Ordens. Halle, 1890.
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 3, 1. Lfg. (1335–1341), hg. von Max Hein, Königsberg, 1944.
Thielen P.G. Das grosse Zinsbuch des deutschen Ritterordens (1414-1438). N.G. Elwert, 1958
Ziesemer W. Ausgabebuch des Marienburger Hauskomtur fiir die Jahre 1410—1420. Königsberg, 1911
Ziesemer W. Das grosse Ämterbuch des Deutschen Ordens.Danzig: Kafemann, 1921.
Ziesemer W. Das Marienburger Ämterbuch. Danzig, 1916.
Ziesemer W. Das Marienburger Konventsbuch der Jahre 1399-1412. Danzig, 1913.
Ziesemer W. Das Zinsbuch des Hauses Marienburg. Marienburg, 1910.
Benninghoven F. Die Burgen als Grundpfeiler des spätmittelalterlichen Wehrwesens in preußisch-livländischen Deutschordensstaat // Die Burgen im deutschen Sprachraum, Bd. 1, Sigmaringen, 1976, S. 565–601.
Dabrowska M. Badania archeologiczno-architektoniczne na terenie zamku niskiego w Malborku w latach 1998–2004 // XV sessja Pomorzoznawcza. Mareriały z konferencji 30 listopada-02 grudnia 2005, Elblag, 2005, S. 303–315.
Długokecki W. Hausämter und Hausbeamten auf der Marienburg in der ersten Hälfte des 15. Jahrhunderts // Burgen kirchlicher Bauherrren. München-Berlin, 2001.
Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den hochmeisterlichen Kammerballeien des Reiches bis 1525. Torun, 2020.
Herrmann C. Der Hochmeisterpalast auf der Marienburg: Rekonstruktionsversuch der Raumfunktionen // Magister Operis. Beiträge zur mittelalterlichen Architektur Europas, Festgabe für Dethard von Winterfeld zum 70. Geburtstag. Regensburg, 2008.
Jähnig B. Organisation und Sachkultur der Deutschordensresidenz Marienburg // Vorträge und Forschungen zur Residenzenfrage, hg. v. Peter Johanek, Sigmaringen, 1990, S. 45–75.
Bernhart Jähnig, The List of Dignitaries and Officials of the Teutonic Order in Prussia // The Teutonic Order in Prussia and Livonia. The political and ecclesiastical Structures 13th-16th century, Torun, 2015, S. 291–345.
Józwiak S., Trupinda J. Organizacja zycia na zamku krzyzackim w Malborku w czasach wielkich mistrzów (1309–1457). Malbork, 2011.
Klein A. Die zentrale Finanzverwaltung im Deutschen Ordensstaat Preußen am Anfang des 15. Jahrhunderts. Leipzig, 1904.
Mentzel-Reuters A. Arma spiritualia. Bibliotheken, Bücher und Bildung im deutschen Orden. Wiesbaden, 2003.
Militzer K. Von Akkon zur Marienburg. Verfassung, Verwaltung und Sozialstruktur des Deutschen Ordens 1190–1309. Marburg, 1999.
Sarnowsky J. Die Wirtschaftsführung des Deutschen Ordens in Preußen (1382–1452). Köln, 1993.
Semrau A. Der Wirtschaftsplan des Ordenshauses Elbing aus dem Jahre 1386 // Mitteilungen des Coppernicus-Vereins 45 (1937), S. 1–74.
Sielmann A. Die Verwaltung des Haupthauses Marienburg in der Zeit um 1400 // Zeitschrift des Westpreußischen Geschichtsvereins 61 (1921), S. 1–101.
Schmid B. Die Marienburg. Ihre Baugeschichte. Würzburg 1955.
Steffen H. Das ländliche Mühlenwesen im Deutschordensstaate // Zeitschrift des Westpreußischen Geschichtsvereins 58 (1918), S. 73–92.
Thielen P.G. Die Verwaltung des Ordensstaates Preussen. Köln, 1965
Torbus T. Die Konventsburgen im Ordensland Preußen. München, 1998.
Vercamer G. Siedlungs-Sozial-und Verwaltungs geschichte der Komturei Königsberg in Preußen (13.–16. Jahrhundert). Marburg, 2010.
Voigt J. Namens-Codex der Deutschen Ordens Beamten, Hochmeister, Land-meister, Großgebietiger, Komthure, Vögte, Pfleger, Hochmeister-Kompane, Kreuzfahrer und Söldner-Hauptleute in Preussen. Königsberg, 1843.
Ziesemer W. Wirtschaftsordnung des Elbinger Ordenshauses // Sitzungsberichte der Altertumsgesellschaft Prussia 24 (1923), S. 76–91.
В этой статье более подробно рассмотрим строительство и осаду Орденом замков на Немане и в Литве в период орденских райзов конца 13 — начала 15 веков.
В ходе опустошительных походов часто случалось, что приходилось с боем брать деревянно-земляные укрепления, атаковать главный замок района, завоевывать важный опорный пункт. Но мы рассмотрим не эти, второстепенные осады, а запланированные, намеченные заранее, которые были, или, по крайней мере, должны были стать целью и содержанием целой кампании и были направлены против главных крепостей страны. За период литовских военных райзов в течении 14 века организованные походы с целью осады были совершены не менее 35 раз и их количество было гораздо меньше, чем опустошительных кампаний.
Осады проводились как зимой, так и летом, но больше летом, поскольку тяжёлые осадные машины можно было перевозить на кораблях. Первоначально, за исключением Путеникки, объектами осады были замки в нижнем течении Мемеля: Бисен, Юнигеда, Пистен и, неоднократно, Велуна. Только в 1360-х годах каменные замки Верхней Литвы подверглись систематическому нападению: Ковно, Троки (Тракай), Вильно. Гартен (Гродно) на верхнем Мемеле были постоянной целью на протяжении всего столетия.
Литовский замок Бисене в 1283 году стал первым замком, подвергшимся орденской осаде после покорения пруссов (SRP I 147). Ныне высокие валы этого городища сохранились у Картупенай.
В 1290 году орденские войска осадили литовский замок Колайнай (SRP I 152). Единого мнения о том, где находился этот замок нет. По одной версии — в местности Калненай, согласно второй — между Бисен и р. Раудоне.
В 1291 году был уничтожен замок Медераб — «и пошли на замок Медерабу, от которого христиане претерпели много неприятностей, и, с бою захватив его, всех взяв в плен и убив, они до основания сожгли его огнем пожара» (SRP I 154). Точное месторасположение замка неизвестно, предположительно он располагался на левом берегу р. Митува у Мяшкининкай.
Два замка в литовской земле Карсовии Скорнайте и Бибервайте, покинутые литовцами заранее, были уничтожены Орденом в 1315 (возможно это произошло и раньше, в 1307) году (SRP I 174). Но точное место их нахождения неизвестно до сих пор.
В 1322 году войско Ордена вместе с прибывшими гостями уничтожило безымянный замок в волости Вайкен (SRP I 186). Точное местоположение этого замка также не установлено.
В волости Паграуде в 1317 году орденский отряд во главе с комтуром Рагнита Фридрихом фон Либенцелль осадили «castrum Gedemini» (SRP I 183). В последующем ещё дважды орденские войска осаждали замок Гедемина в 1324 и 1330 годах (SRP I 189 и 217). Где точно находился этот замок и почему он носил такое название — доподлинно неизвестно, предположительно локализуется в верховьях р. Юра.
Один из основных литовских замков на Мемеле Велуна окончательно пал под орденской осадой и был уничтожен в 1367 году (SRP II 86, 89, 559).
Многие гости Ордена также были участниками райзов-осад. Так самая длительная осада Вильны в 1390 году описана в путевых заметках и счетах графа Дерби, будущего короля Англии Генриха IV. Граф щедро одарил шахтёров и инженеров, копавших тоннели, а также стрелка-канонира, стрелявшего по стенам замка. Хроники также упоминают заслуги при штурме графа Дерби и его лучников (SRP II 641).
Ковно — важнейший замок Литвы на Немане был построен в 1361 году. Тогда же начались орденские походы к замку с целью его захвата.
Во время большого райза в апреле 1362 года войско Ордена во главе с магистром разрушили «castrum Kauve» (SRP II 81), а на следующий год разрушен был и только что построенный Новый Ковно (SRP II 540). Новый Ковно был восстановлен и безуспешно атакован в 1367 году (SRP II 559), затем захвачен в 1368 году (SRP II 560), снова восстановлен и захвачен, а рядом в апреле-мае 1369 года появилось орденское укрепление Готтесвердер (SRP II 561). Литовцы захватили его 12 сентября (SRP II 94, 561-563; SRP III 88), но Орден вновь овладел замком в ноябре-декабре (SRP II 95, 561-563; SRP III 88). Так один из осадных походов в 1369 году был направлен не против литовского замка, а против крепости, построенной Орденом в Литве и которая была завоевана литовцами — Готтесвердер (SRP 2, 561-563).
Экспедиции с единственной или главной целью строительства укреплений на вражеской территории чуть более многочисленны, чем осадные. За рассматриваемый период было осуществлено 38 таких походов.
Прочное управление завоёванной территорией могло быть основано только на сети замков, а русло реки Мемель можно было контролировать только с помощью цепи замков — Мемель, Тильзит и Рагнит на территории Пруссии, Георгенбург, Байербург, Христмемель, Велуна, Мариенбург, Готтесвердер, Риттерсвердер, Мариенвердер — в Жемайтии. В отличие от осад, которые также могли ассоциироваться с разрушениями и иногда перерастали в сражения, строительные экспедиции, которые случались реже, даже имели свое собственное обозначение: «Baureise/buwunge/buunge» или, как в случае с обнесением стеной Мемеля, что не было завершено из-за восстания жемайтов в 1409, grose buwunge.
В качестве строительного материала на первоначальном этапе было выбрано дерево, которое было доступно повсеместно, поскольку строительство из камня было невозможно в течение короткого времени в условиях войны, а также из-за транспортных проблем. Необходимо было строить как можно быстрее, но при этом как можно проще. По этой же причине все строительные работы проводились летом или осенью, по крайней мере, когда лед, снег или паводок не мешали работе.
Соответствующая организация работ обеспечила максимально возможное ускорение процесса строительства, что было важно для военных целей. Если того требовала боевая обстановка, важнейшие строительные элементы крепости готовились в безопасном месте во внутренних районах до начала предприятия, затем перевозились на предполагаемый участок в разобранном состоянии, собирались там как можно быстрее под защитой войска, усиленно укомплектовывались и использовались как эффективное средство борьбы.
Средством передвижения обычно служили лодки и корабли, которые привозили сборные деревянные детали, использовавшиеся затем на месте строительства.
Для быстрой переброски войск, строительных материалов и осадных орудий у Ордена имелось множество вместительных речных судов. На 1400 год на территории Пруссии их насчитывалось 114 единиц. Сосредоточены они были преимущественно в Кёнигсберге, Эльбинге, Мемеле. Среди судов, упоминаемыми орденскими хронистами, были многовёсельные лодки (prahm), плоскодонные баржи и лёгкие парусные суда (nassut). На них везли и многочисленное войско, и провиант, а также осадные орудия. Небольшие лодки и баржи использовали также для возведения понтонной переправы через реки. Порой лодки и баржи перевозились на повозках.
«В год от Рождества Христова 1319, после праздника Пасхи, маршал со многими братьями и ратниками, идя на судах, собрался взять замки Юнигеда и Писта» (СТР).
Так было в 1233 году при строительстве замка Мариенвердер — «магистр и братья, приготовив то, что требуется для сооружения замков, незаметно переправились на остров у Квидина, … и там в год от Рождества Христова 1233 воздвигли на одном холме замок, назвав его Мариенвердером» (SRP I 56). А также Эльбингом (SRP I 60) и Христбургом (SRP I 85). В 1406 году при строительстве замка Тильзит использовались материалы снесённых построек (PrUB, JH I 879).
Однако не всегда привозимые строительные элементы конструкции использовались по назначению. Так летом 1394 году магистр Конрад фон Юнгинген запланировал поход с целью восстановления замка Риттерсвердер, разрушенного двумя годами ранее — «магистр после совета с прецепторами совершил рейд для восстановления на прежнем месте замка Риттерсвердер из очень крепкого дерева» (Chronica nova Prutenica). Поход начался, однако вместо восстановления замка войско двинулось на осаду Вильно.
Если непредвиденная ситуация требовала незапланированного строительства, оно осуществлялось в среднем в течение недели. Пример такого строительства — замок Кёнигсбург: «кроме того, что Витовт построил со своими людьми один замок из дерева и, завершив его за пять дней, оставил нашим рыцарям» (Annalista Torunensis). Хронист Иоганн Посильге в свою очередь говорит о восьми днях (SRP III 278). Подробно стоимость строительства и обеспечение замка Кёнигсбург описано в записях казначея за 1405 год (МТВ, 360-396).
Попытки Ордена утвердиться на р. Мемель начались с основания ещё в 1252 году ливонцами замка Мемель (PrUB 1.1.261; SRP I 280), который перешёл к прусскому отделению Ордена лишь в 1328 году (SRP I 214).
«В год от Рождества Христова 1289 брат Мейнике … со всей силой воинов пришел в день святого мученика Георгия в землю скаловов и в славу и похвалу Божию на одной горе, за Мемелем, построил замок Ландесхуте, что значит в переводе «страж земли» (SRP I 151). Так на месте прусского укрепления Раганите возник будущий замок Рагнит, основанный ландмейстером Майнхартом фон Кверфуртом. Одновременно с Рагнитом в 1293 ниже по течению был основан замок Шалауербург.
В 1336 году был основан замок Георгенбург (Юрбаркас, Литва) — «Год Господень 1336 … в день тела Христа братья начали строить замок в их [литвинов] земле, где были военные действия» (Canonici Sambiensis). Однако первый замок на горе Св. Георгия был основан ещё в 1259 году, при равных затратах сил и средств братьев из Ливонии и Пруссии. «… Был сооружён замок в земле Карсовии, на горе Святого Георгия, что было тогда крайне необходимо для упрочения веры христианской. Когда он был построен, для охраны упомянутого замка были оставлены благочестивые люди, отменные воины, братья и оруженосцы из Пруссии и Ливонии» (SRP I 95). И разрушенный на следующий год, в ходе Второго прусского восстания, замок был заново отстроен лишь десятилетия спустя.
В 1337 году был заложен замок Байербург-1 (Плокщай, Литва). Всего же замков с таким названием на Немане в разное время было три, и эпопея с их перемещением и строительством растянулась почти на 70 лет. «В этом же году (1337) господин Генрих, герцог Баварии, пришёл в Пруссию и вместе с нашими рыцарями построил в литовской земле замок под названием Байербург, закончив его строительство за три недели» (Annalista Torunensis).
Практически сразу к замку пришли литовцы. Литовский князь Гедимин привел большую армию и осадные орудия и осадил Байербург на Троицу (15 июня 1337 года). Осада продолжалась 22 дня. Окончилась тем, что один из лучников убил великого князя (вероятно это был один из сыновей Гедимина — Витовт) и войско отошло.
«Братья затем, выйдя из замка, и машины и прочее, что оставалось, доставили в замок, и господин Генрих Баварский одарил замок оружием и нужной живностью, хоругвью и печатью» (Chronica nova Prutenica). После того, как укрепление успешно выдержало осаду, Генрих XIV наградил ее оружием, провиантом, флагом и гербом. 15 ноября 1337 года Людовик IV, император Священной Римской империи, издал буллу, по которой подарил литовские земли Ордену и назвал Байербург центром будущей завоеванной земли и будущей епархии. «Император Людвиг IV жалует Великому магистру Дитриху Альтенбургу и Ордену тевтонских рыцарей земли Литвы, а именно Жемайтию, Карсовию и Русь, а также обустраивает главный замок Литвы в Байербурге и архиепископство Байерн» (PrUB 3.134). Правда просуществовал замок недолго. В 1344 году из-за отдалённости и проблем со снабжением Орден разрушил замок и ниже по реке был построен новый, второй Баварский замок (Мастайчай, Литва).
«… В то же время магистр с участием своих прецепторов, хорошо в этом определившись, замок, вульгарно Байербург именуемый, сжёг и вскоре затем одной милей ниже другой поставил, который за исключением только места с тем же названием, то есть Байербург, называется» (Chronica nova Prutenica).
Второй замок, как и первый, послужил базой и оплотом для дальнейших орденских походов в Литву. В 1381 году замок осадил литовский князь Корибут, сын Ольгерда. «С сыном Корибутом, братом королевским, воины поспешили осадить замок Beyerem. С трёх сторон усиленно штурмовали они его, заполнив рвы и предместья. Хотели сжечь, но замок дал мощный отпор и не сдался язычникам» (Chronica nova Prutenica).
Замок не сдался, но рыцари сами пожгли часть замковых построек. Через шесть дней литовцы отступили, к тому же подходило подкрепление из Рагнита. В итоге в 1384 году замок был сожжен Витовтом. «Также в третий день июля гнусный предатель Витовт сжёг замок Байербург и Мариенбург» (Annalista Torunensis).
В 1387 году замок был вновь восстановлен под именем «Байербург» (Юрбаркас, Литва). Но название теперь не прижилось особо и замок больше был известен как Георгенбург. Хотя в действительности Байербург-3 и Георгенбург два разных замка в районе современного Юрбаркаса. «В этом же году рыцари восстановили замок Юргенбург, который предал и разрушил Витовт, и назвали его Байербургом. Во время этого строительства они не встретили со стороны врагов никаких помех» (Annalista Torunensis). В конечном итоге замок был сожжён Витовтом в 1403 году и более не восстанавливался.
В 1313 году Орден основывает на Мемеле замок Христмемель (SRP I 178). «Год Господень 1313. Магистр Карл построил новый замок против литвинов, который назвали Мемелем Христа (Christi Memela)» (Canonici Sambiensis). Согласно описаниям хронистов построен замок был в 6 милях выше Рагнита и ныне отождествляется с городищем на левом берегу Немана у Норкунай.
Повторное основание замка Георгенбург в 1336 году это часть масштабной попытки Ордена укрепиться на среднем Мемеле в ходе завоевания территории Жемайтии. В том же году выше на Мемеле был построен ещё один замок — «… в тот же год магистр Дитрих построил Мариенбург против язычников на острове Ромейн между Велуном и Бистен, и построив его, вознёс замок. В те времена можно было перейти вброд реку Неман, ибо вода была мала, и язычники в том месте с великим войском встали против отрядов братьев и встречным боем оттеснили магистра от того места, и так остался замок в руинах и неоконченный» (Chronica nova Prutenica).
Ныне несуществующий остров Ромейн располагался на Мемеле, в 1 километре к западу от устья Дубиссы. В 1368 замок решили перенести под Ковно, так появился Мариенбург-2.
Литовский историк Теодор Нарбут в своём труде «История литовского народа» пишет об одном интересном факте в связи с этим замком.
Весной 1810 года в районе Сапежишки (Sapiezyszki/Zapyškis) на подмытом весенними паводками холме был обнаружен фундамент угла стены, в котором была найдена литая бронзовая табличка размером с лист бумаги кварто (примерно 24х30 см), которую автор видел в 1813 году в доме приходского священника Янковского. На ней были выгравированы слова, скопированные Нарбутом:
+ Salve Regine Celi +
Ao. Dni. MCCCLXVII IV Cal. Maij.
Ego Frtr. Burchardus de Mansfeld posui
super hanc tabulam primum lapidem
Castri ad honorem B. V. Marie
Kyrie eleison.
+
Славься, Царица Небесная
Год Господень 1367 4 календы мая
Брат Бурхард из Мансфилда поставил
на этой табличке первый камень
замка в честь Пресвятой Девы Марии
Господи, помилуй.
Бурхард фон Мансфильд — на 1367 год был комтуром Рагнита. 4 календы мая — это 28 апреля. Данным хроник это не противоречит — Бурхард весной 1367 года заложил замок, а летом 1368 года магистр фон Книпроде завершил строительство. Об этом упоминается и у Виганда, и Посильге, и у Торнского анналиста.
Что стало с табличкой — выяснить не удалось, видимо сгинула в круговороте истории. Но где находился замок примерно можно представлять. Но, судя по свидетельствам того же Нарбута, холм был смыт весенними паводками.
В 1337 году на пограничье обитаемых земель для защиты сухопутного пути в Рагнит был построен замок Инстербург — «Год Господень 1337. <…> В этом году построен Инстербург» (Canonici Sambiensis epitome gestorum Prussie).
В середине 14 века была продолжена попытка укрепления позиций Ордена на Мемеле и связана она с именем магистра Винриха фон Книпроде. В 1356 году был восстановлен горевший дважды годом ранее замок Рагнит — «упомянутым магистром по совету прецепторов за четыре недели вновь возведен и достроен был в том же самом месте» (Chronica nova Prutenica). Также в течении десятилетия были отстроены и восстановлены ряд замков на орденском пограничье и левобережье Мемеля — Венкишкен (1360-е), Варрус (1360-е), Каустриттен (1365), Шплиттер (1360), Винденбург (1360) и Шалауербург (1356).
Замки возводились сразу по два в год. Так в 1360 были построены два замка — Шплиттер, на левобережье Мемеля в границах современного Советска, и Винденбург, на берегу Куршского залива. «Между Пасхой и Пятидесятницей [в 1360 году это между 5 апреля и 24 мая. — АК] магистр Винрих, собрав многочисленное войско, возвел в земле Скаловии новый дом на благо Ордена. Затем упомянутый маршал [Хеннинг Шиндекопф. — АК] с разрешения ордена возвел еще один дом в ущерб язычникам, который обычно назывался Винденбург» (Chronica nova Prutenica).
Но в ходе набега литовцев в 1365 году все вышеперечисленные замки были сожжены.
В 1368-69 годах Орденом была предпринята попытка помешать восстановлению литовского замка Ковно и строительству замка Новое Ковно путём строительства орденских укреплений по-соседству. Как уже упоминалось, в 1368 году под Ковно был построен замок Мариенбург (на Мемеле). В 1369 году войско Ордена во главе с магистром двинулись от Байербургавверх по реке и основали замок Готтесвердер — «И достроили они [замок], благоустроили его, вывесили знамена и снабдили его продовольствием на год. И магистр поставил там комтура Куно фон Хаттштайна с 20 братьями и арбалетчиками и назвал его Готтесвердер»(Chronica nova Prutenica). Всего в 1368-69 годах местность в районе Готтесвердера и Нового Ковно четырежды переходила из рук в руки. Так осенью 1368 года Орденом был захвачен замок Новое Ковно (SRP II 92), затем восстановлен литовцами, в апреле-мае 1369 года на этом месте появился замок Готтесвердер (SRP II 94, 561-563; III 88), захваченный литовцами 12 сентября (SRP II 94, 561-563; III 88), а в ноябре-декабре того же года замком вновь овладел Орден (SRP II 95, 561-563; III 88). В 1384 году замок всё ещё находился во владении Ордена и подвергался очередной осаде литовцами (SRP II 630). К концу 14 века замок был разрушен, поскольку в 1398 году упоминаются два орденских дома, построенных на острове, где был замок (SRP III 220). Располагался замок на острове в месте впадения в Мемель реки Невяжи.
Было ещё несколько попыток Ордена закрепиться около литовского замка Ковно и все они были непродолжительными. Во время очередного литовского похода в 1384 году был построен замок Мариенвердер (SRP II 626; III 129) — «верховный магистр с большим войском пришёл в литовскую землю, и за четыре недели завершил строительство сильно укреплённого замка там, где некогда был замок Ковно» (Annalista Torunensis). Уже 14 июня 1384 года в Мариенвердере было заключено соглашение между магистром Конрадом Цёлльнером фон Ротенштейном и князем Витовтом (PrUB JS-FS 18). В нём говорилось о крещении Витовта и заключалось соглашение между князем и Орденом о возвращении княжества Литовского Витовту, которое он должен получить в лен от Ордена в благодарность за помощь. Уже в сентябре того же года братья Ягайло и Скиргайло осадили замок и, в итоге, он был сожжён (SRP II 628-631; III 607).
Летом 1391 года во время похода во главе с магистром ниже замка Ковно строится орденский замок Риттерсвердер — «В то время в том же рейде построили Риттерсвердер немного ниже старого Ковно» (Chronica nova Prutenica). Замок был разрушен литовскими войсками. В 1394 году Орденом была предпринята попытка восстановления замка (SRP II 654-661; III 193-196).
В конечном счёте орденские замки в районе Ковно были разрушены Витовтом в 1402 году — «штурмом взял также два замка в Пруссии, а именно, Мариенвердер и Риттерсвердер» (Annalista Torunensis).
В 1392 году в глубине литовской территории были построены два орденских замка (SRP II 647; III 179, 622). Напротив Гродно комтур Бальги Конрад фон Кибург основал замок Новое Гродно. Комтур Бранденбурга Иоганн фон Шёнфельд построил замок Метенбург. В том же году оба замка были разрушены Витовтом.
В начале 15 века Орденом были предприняты последние попытки строительства замков на территории Жемайтии. Так летом 1405 года за несколько недель был построен замок Кёнигсбург (SRP III 277). На рубеже 1406-7 гг. был построен замок Добис на реке Дубисса (SRP III 291; CEV I.351; PrUB JH I 858, JS 44). В мае 1409 года, накануне Великой войны была предпринята попытка усиления замка Добис (SRP III 300). Осенью 1409 года замок Добис был сожжён и в тот же год был построен последний орденский замок в Литве — Фридебург (SRP III 303).
Восточное пограничье обитаемых орденских земель, по краю Дикой пустоши, защищала сеть орденских замков — Ангербург (1335), Лётцен (до 1340), Эккерсберг (около 1340), Йоханнисбург (1345) и вынесенный вперёд Лык (1398). Сюда же можно отнести замки второй линии — Бартен (1325), Растенбург (1329) и Рейн (1377).
В конце 14 века в Ордене по поручению маршала была проведена разведка по изучению маршрутов и дорог в различные области и замки Литвы. Результатом этих разведок стал сборник, содержащий сто маршрутов из орденских земель в Литву, с описанием естественных преград и ориентиров, а также продолжительности пути и его проходимостью. Назывался этот сборник «Die littauischen Wegeberichte» (SRP II 662). Практически все представленные маршруты вели к упомянутым литовским или орденским замкам и в волости Жемайтии и Литвы. Маршрут №39 «Дорога из Инстербурга в Мариенвердер на Немане» или маршрут №62, ведущий в Гродно.
Некоторые маршруты наоборот вели из замков на Немане в глубь литовской территории. Так маршрут №31 назывался «Дорога от Мариенбурга на Немане на северо-восток, в волость Стенайн» или маршрут №70, ведущий из Ковно через Троки в Вильно.
Участие гостей Ордена в райзах, связанных со строительством замков и укреплений, значительно и освещено в источниках. Это пошло ещё с середины 13 века, когда при завоевании Пруссии под защитой больших армий и при участии европейских правителей были основаны замки — Кёнигсберг в 1255 Отакаром II (SRP I 92) и Бранденбург в 1267 Оттоном III (SRP I 114).
В 1337 году герцог нижнебаварский Генрих II основал во время летнего райза замок на территории Литвы (SRP I 646; II 492-495). «… магистр и герцог Баварии Генрих построил замок на некоем острове напротив Велун и назвал его Бейерн» (Canonici Sambiensis). Замок получил название в честь родины герцога — Баварии. Двоюродным братом Генриха II был император Священной Римской империи Людовик IV Баварский. 15 ноября 1337 года император издал буллу, в которой подчеркнул будущее значение основания замка и поставил условие: он должен быть главным замком Литвы (castrum capitale tocius terre Lythowie). Замок, названный «Бавария», должен был носить баварский герб, занимать первое место в военной кампании против литовцев с этим гербом на флагах и быть центром будущего архиепископства (PrUB 3.134). Булла была украшена изображением императора, со скипетром и державой, перед ним на коленях Великий магистр со знаменем вассала.
В последующем подобные действия по основанию замков появлялись или в качестве проекта или в меньшем масштабе. Осенью 1349 года группа из сорока английских рыцарей сообщила папе Клименту VI о своем плане построить с другими благотворителями замок в Литве и наделить его пятью должностями капелланов, а также попросила дать полное отпущение грехов всем, кто пожелает принять в этом личное участие или пожертвовать к Рождеству месячное жалование рыцаря. Климент VI 30 сентября того же года предоставил десятилетнюю индульгенцию, но только на покаяние в течение одного года и 40 дней (PrUB 4.457, 738). Но по ряду причин замок так и не был построен.
Неоднократно бывавший в Пруссии и участвовавший в литовских райзах Жан II де Блуа во время похода весной 1369 года участвовал в возведении замка Готтесвердер. В его счетах за поход отражено строительство и снабжение нового замка. Де Блуа даже оставил в замке свои припасы, хотя до этого пообещал их монастырю в Лёбенихте — «Item ghegeven Pelgherini heer Jans knecht van Langherak tot Jan breien bevelen van enen zacke meels die op thuus te Goodswaerder bleef en men van mijns heren weghen daer gaf» (HaNA 3.19.10 45 f.56).
В мемуарах-биографии маршала и путешественника Жана II ле Менгра, по прозвищу Бусико/Boucicaut описывается постройка замка Риттерсвердер или «le Chastel des Chevaliers».
В конце 14 века Бусико пару раз путешествовал в Пруссию, где принимал участие в литовских райзах. В 1391 году совместно с магистром фон Валленродом и князем Витовтом он участвовал в строительстве под Ковно замка Риттерсвердер — «… в этой сарацинской стране, в Литовском королевстве, был основан и воздвигнут на острове крепкий и красивый замок, наперекор врагам и их силе…» (Le Livre des faicts, s.69).
C началом Великой войны 1409-11 гг.строительство замков экспансии было прекращено и после поражения Ордена более не проводилось. Многие замки в последующем были заброшены и прекратили своё существование. В настоящее время лишь несколько замков сохранились частично или в руинированном состоянии.
Источники и литература:
GStA PK, XX. HA, OBA
GStA PK, XX. HA, OF
NL-HaNA 3.19.10
Johannes Voigt (Hg.): Codex Diplomaticus Prussicus. Urkunden-sammlung zur älteren Geschichte Preussens aus dem Königlichen Geheimen Archiv zu Königsberg, nebst Regesten. Band 4, Königsberg, 1853.
Prochaska A. Codex epistolaris Vitoldi, Magni Ducis Lithuaniae: 1376-1430. Cracoviae, Sumptibus Academiae literarum crac., 1882.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
Histoire de Mr Jean de Boucicaut, mareschal de France, gouverneur de Gennes, et de ses mémorables faicts en France, Italie et autres lieux, du règne des roys Charles V et Charles VI, jusques en l’an 1408, Éd. Théodore Godefroy, Libraire A. Pacard, Paris, 1620.
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 1/1, Erste Hälfte, hg. von Philippi, Königsberg 1882.
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 1/2, Zweite Hälfte, hg. von A. Seraphim, Königsberg 1909.
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 3, 1. Lfg. (1335–1341), hg. von Max Hein, Königsberg 1944.
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 4. Lfg. (1346–1351), hg. von Hans Koeppen, Marburg a. d. Lahn 1964.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke.Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den Kammerballeien des Reiches. Werder, 2014.
Narbutt T. Dzieje starożytne narodu Litewskiego. Tom V. Wilno, 1839.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1989.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.
Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования. 1985 год — М.: Наука, 1986.
В основе данной статьи лежат две работы — перевод части главы из труда историка Кристофера Херрманна «Der Hochmeisterpalast auf der Marienburg. Konzeption, Bau und Nutzung der modernsten europäischen Fürstenresidenz um 1400» и диссертация Татьяны Игошиной «Двор верховного магистра Немецкого ордена в Пруссии в конце XIV — начале XV веков».
________________________
Магистр, как глава Тевтонского ордена, находился на положении «первого среди равных», и, согласно уставу, не был самодержавным владыкой. Однако его положение значительно отличалось от остальных братьев Ордена. В Правилах, прописывающих питание, появляются первые признаки исключительности магистра — если питья ему полагалось как и остальным братьям, то мясо и рыбу он получал как для четверых, чтобы по своему усмотрению разделить её между провинившимися братьями (PERLBACH, S. 67). Согласно обычаям магистру полагалось несколько лошадей — один боевой конь, три обычных лошади и одна парадная, а также один пони (PERLBACH, S. 98). На время путешествий ему также выделялись два вьючных животных. Привилегиями, предоставленными магистру Правилами, были собственные покои в здании конвента — (PERLBACH, S. 68), в которых он мог также принимать пищу во время продолжительной болезни.
Обычаи также приписывают магистрам небольшую группу слуг и обслуживающего персонала. Согласно одиннадцатому обычаю, свита Верховного магистра должна была состоять из следующих двенадцати человек: капеллан и его ученик с тремя лошадьми, туркопол (носитель щита и копья), второй туркопол (гонец), третий туркопол (камергер), четвертый туркопол (оруженосец на войне), повар с лошадью, брат-сариант (пастух), два брата-рыцаря в качестве приближенных и два кнехта в качестве рассыльных (PERLBACH, S. 98). Из этих двенадцати человек только восемь постоянно находились поблизости от Великого магистра, поскольку гонец, рассыльные и оруженосец выполняли свои обязанности вне резиденции.
Со временем свита магистра разрасталась и увеличивалась. Этот процесс усилился с переносом резиденции магистра в Пруссию и продолжался до секуляризации Ордена. В Мариенбурге находилось большое количество различного обслуживающего персонала и, в то же время, существовала отдельная система служб, обеспечивающих потребности непосредственно Верховного магистра. В целом двор магистра насчитывал от 100 до 125 человек, часть из которых проживала во дворце магистра. Для сравнения, двор епископа Эрмланда насчитывал почти 100 человек (JARZEBOWSKI, S. 249). Лишь небольшое число лиц, принадлежавших ко двору, были членами Ордена как рыцари или священники. Членами Ордена точно были капеллан, кумпаны магистра и, в некоторых случаях, кухонный мастер, смотритель погреба и конный маршал. Некоторые писцы или нотариусы канцелярии Верховного магистра происходили из круга священников ордена. Подавляющее большинство слуг происходило из городской буржуазии или сельского населения. Дворянство было представлено только как динеры Верховного магистра.
Ниже рассмотрены в подробностях слуги и свита Верховного магистра в период около 1400 года.
Кумпаны (Kumpan) Верховного магистра и их кнехты
В непосредственной близости от магистра находились два кумпана, старший и младший, которые проживали прямо под покоями магистра и отвечали за выполнение различных задач. В «Мариенбургской книге казначея» (Das Marienburger Tresslerbuch, МТВ) кумпаны упоминаются много раз, поскольку они рассчитывались за различные поручения и дела магистра, а иногда также присматривали за гостями магистра.
Кумпан Верховного магистра Арнольд, деятельность которого можно проследить между 1401 и 1408 годами, часто получал деньги, чтобы выплачивать их по поручению магистра на различные цели (MTB, 119, 285). В 1402 году он сопровождал князя Свидригайло из Энгельсбурга в Кульмзее (MTB, 163), в 1406 и 1407 годах ездил на Готланд по поручению магистра (MTB, 401, 431) и в 1408 году в Ковно (MTB, 459). Наконец, в 1408 году он был назначен фогтом Ноймарка и по этому случаю получил в подарок жеребца (MTB, 495).
Кумпаны также фигурируют в качестве свидетелей в большинстве грамот, изданных Верховным магистром, и, следовательно, присутствовали на соответствующих обсуждениях.
Институт кумпанов, однако, не ограничивался свитой Верховного магистра, они существовали и в свитах других Великих управляющих, хотя лишь магистр имел двух кумпанов. Соответствующее положение содержится в Правилах Ордена, где в одиннадцатом обычае было оговорено, что в число слуг Великого магистра должны входить два «comites». Первый известный по имени кумпан магистра упоминается в 1312 году (PUB 2, Nr. 76: „Frater Gebehardus de Glyna socius magni commendatoris“).
Кумпаны магистра были в основном молодыми рыцарями в начале своей карьеры в Ордене. Некоторые из них впоследствии стали великими управляющими или магистрами. Ульрих фон Юнгинген, Конрад и Людвиг фон Эрлихсхаузены в начале своей карьеры были кумпанами Верховного магистра. Путь от кумпана до Великого комтура удалось пройти Генриху Ройсу фон Плауэну (1336-1338) и Куно фон Либенштайну (1383-1387). Из восьми кумпанов рейнского происхождения при Винрихе фон Книпроде, семеро позже поднялись до ранга управляющих, двое из них даже стали великими управляющими. У каждого кумпана великого магистра был свой кнехт, но об их деятельности почти ничего неизвестно. Помимо обычных вспомогательных услуг для кумпанов, кнехтов иногда отправлялис различными поручениями в поездки, и именно в подобных случаях они фигурируют в МТВ. Так, Маттис Элниш, кнехт кумпана Арнольда, в 1405 году привез жеребцов в подарок от Верховного магистра великому князю Витовту (MTB, 353). В 1408 году кнехт Ханнос доставил вино Великой княгине Литовской (MTB, 470).
Неизвестно, где проживали кнехты во дворце. Скорее всего, их постели находились в покоях кумпанов.
Об институте кумпанов Великого магистра см. VOIGT 1830, S. 233f; MURAWSKI, S. 24; JÄHNIG 2011, S. 86f; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, SS. 227-229; JÓŹWIAK, SS. 150-152.
Специального исследования о кумпанах Великого магистра до настоящего времени нет.
Старший и младший камергеры (Kämmerer) и их мальчики
Из всех слуг именно два камергера поддерживали самый тесный личный контакт с Верховным магистром и выполняли для своего господина множество дел, покупок и поручений. Это видно, например, из того, что в МТВ старший камергер Тимо упоминается на 240 страницах (MTB, 648). Ни один другой человек не упоминался так часто даже приблизительно. Камергер выполнял почти все мелкие и крупные повседневные задачи от имени и по поручению магистра. Он получал годовое жалованье в 100 марок (JÄHNIG 1990, S. 71 (список слуг периода 1393-1407 гг.)) и, таким образом, был одним из самых высокооплачиваемых придворных. Первое известное документальное упоминание о камергере относится к 1372 году, когда Томас де Хайнбух («dicti domini magistri camerarius») появился в списке свидетелей нотариального документа (CDW 2, № 463). Но поскольку камергер упоминается в одиннадцатом обычае, приведенном выше, он был при магистре в качестве слуги уже в XIII веке. Однако в остальном камергеры лишь изредка выступают в качестве свидетелей, в отличие, например, от кумпанов, которых почти всегда можно найти в списках свидетелей деяний Великого магистра. Это указывает на то, что камергеы занимались в основном практическими вопросами жизни магистра, но не принимали участия в собраниях и совещаниях.
Камергеры в основном отвечали за все вопросы, связанные с резиденцией великого магистра. Точное описание их обязанностей будет сравнимо с тем, которое сохранилось для камергера епископа Вармии (SRW 1, 326f; Ordinancia der Burg Heilsberg (um 1470), FLEISCHER, S.810–812; JARZEBOWSKI, S. 101). Соответственно, камергер следил за убранством магистерских покоев, а также контролировал, кто входит и выходит из нее, что должно было сохраняться в тайне. Он контролировал всех, кто оказывал личные услуги своему господину в любом виде. В частности, он должен был наставлять и обучать слуг (FLEISCHER, S. 811 — «Камергер должен обучать оруженосцев господина тому, как себя вести, и наставлять их в приличиях и манерах»). Когда магистр покидал свои покои, камергер должен был его сопровождать.
По крайней мере, у главного камергера были свои покои, которые описаны в 1415 году в расходной книге хаускомтура как «unsers homeysters kemerers kamer » (AMH, 179). Еще одно упоминание «dez kemerers kamer» встречается в 1416 году (AMH, p. 208). Где находилась эта комната, нельзя сказать с уверенностью. Из-за постоянной близости камергеров к магистру для этой цели можно было использовать небольшую комнату к востоку от коридора, ведущего в покои Верховного магистра. Возможно, оба камергера пользовались этой комнатой, поскольку в отчетах упоминаются два ключа от этой комнаты. Однако можно предположить, что младший камергер спал в покоях великого магистра, где рядом с большой кроватью великого магистра с балдахином стояла простая скамья для сна (AMH, 247).
В распоряжении камергеров были также мальчики, о которых, однако, есть только одна запись в МТВ — в 1407 году бело-серые полотнища были куплены для мальчиков камергера (MTB, 441): «item 4 m. vor 2 wysgro laken des meysters kemerern jungen und cröpeln». Никакой подробной информации об обязанностях или спальном месте этих мальчиков неизвестно. Возможно, мальчики были идентичны мальчикам Верховного магистра, над которыми надзирали камергеры.
О роли камергеров см. JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, SS. 247-249.
Мальчики Верховного магистра (Jungen)
На службе у Верховного Магистра было несколько мальчиков. Они одевались за счет магистра (В 1400 году мальчик магистра Якоб получил тунику (MTB, 87), а в 1440 году мальчик магистра Каспар был снабжен плащом, кафтаном и шоссами (OBA, № 7794; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 250)) и сопровождали его или посланников ордена в дипломатических поездках (Мальчик магистра Иван ездил в Бирглау в 1408 году (MTB, 496) и сопровождал Дитриха фон Логендорфа в Англию в 1409 году — «item 1⁄2 m. Ywan dem jungen zerunge, als her mit her Ditteriche von Logendorff ken Engelant zoch.» (MTB, 541). В 1416 году всех мальчиков великого магистра отправили в Данциг (AMH, 196).
По аналогии с описанием обязанностей мальчиков епископа Вармии, вероятно, в обязанности мальчиков Великого магистра также входило прислуживать своему господину во время трапезы, в частности, раскладывать посуду и столовые приборы на столе господина, а также чистить и хранить их после трапезы (SRW 1, S. 327; FLEISCHER, S. 811). Мальчики жили вместе в одной из комнат, точное местоположение которой неизвестно, но предположительно она находилась во дворце Великого магистра или рядом с ним. В 1417 году были переделаны покои, в которых спали три мальчика, прислуживающие магистру. (AMH, 282). Возможно, что покои находились в пристройке к северу от часовни, где также располагались покои учеников капеллана.
О мальчиках см. JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 249–251.
Капеллан Верховного магистра (Kaplan) и его ученики
Одним из самых важных доверенных лиц магистра был его капеллан (об особом доверительном положении и обязанности хранить тайну можно судить по присяге, которая была дана капелланом Конраду фон Эрлихсхаузену (KUBON/SARNOWSKY, S. 253f)), который также отвечал за канцелярию. При Генрихе фон Вальдике, капеллане с 1326 по 1344 гг., вероятно, была создана канцелярия магистра (см. ARMGART, S. 148). Начиная с Генриха, капелланы также регулярно указывались в качестве свидетелей в грамотах Верховного магистра. Уже в XIII веке личный капеллан принадлежал к небольшому кругу слуг, которые, согласно одиннадцатому обычаю Ордена, находились в ведении магистра, и набирался из группы священников ордена. Он также брал на себя функцию исповедника Великого Магистра — важную задачу, которая требовала тесных личных доверительных отношений (В 1405 году капеллан магистра Йоханнес Охманн получил черную мантию, и в МТВ он описан как исповедник магистра по этому случаю — «item 3 m. 8 scot. vor 8 elen swarzes gewandis her Johannes des meisters bichtvater» (МТВ, 351)). Поэтому вновь избранные Верховные магистры обычно назначали нового капеллана вскоре после вступления в должность. Исключением является Генрих фон Вальдике, который служил капелланом при четырех Верховных магистрах с 1326 по 1344 год (с перерывом в четыре года).
Как и в случае с кумпанами, функция капеллана Великого магистра могла стать ступенькой к более высокой церковной карьере, которая в некоторых случаях вела к сану епископа.
Следующие капелланы позже стали епископами:
Рудольф (1312-1316 гг. капеллан Карла фон Трира, вероятно, идентичен с более поздним епископом Помезании),
Викбольд Доббельштейн (1352-1363 гг. капеллан Винриха фон Книпроде, с 1363 г. епископ Кульма),
Мартин фон Линов (1383-1390 гг. капеллан Конрада Цёлльнера фон Ротенштайна, избранный епископом Кульма в 1390 году, но не утвержденный Папой, позднее исполнял обязанности декана капитула Кульмского собора),
Арнольд Штапель (1397-1402 гг. капеллан Конрада фон Юнгингена, назначен епископом Помезании в 1403 году),
Йоханнес Охманн (1402-1405 гг. капеллан Конрада фон Юнгингена, с 1405 года епископ Ревеля),
Каспар Линке (1433-1440 гг. капеллан Пауля фон Русдорфа, с 1440 года епископ Помезании)
Сильвестр Стодевешер (1441-1448 гг. капеллан Конрада фон Эрлихсхаузен, с 1448 г. архиепископ Риги)
Андреас Сантберг (1449 г. капеллан Конрада и Людвига фон Эрлихсхаузен, избран епископом Кульма в 1457 г., но умер до вступления в должность).
Вероятно капеллан был ответственен и за духовную культуру магистра. Так через капеллана магистра Арнольда в 1400 году оплачивается рама за 3 марки (МТВ, 62). Рама эта предназначалась для «mappa mundi» — карты мира, которую собирались повесить в капелле на стену, как наглядную иллюстрацию христианской картины мироздания.
Капелланы магистра также сопровождали Верховного магистра в его поездках и имели свою собственную повозку. В 1406 году в Книге казначея упоминается повозка капеллана великого магистра Герхарда — «item 3 m. vor her Girhardts des meisters capellans wagen» (MTB, 415).
Покои капеллана находились в канцелярии. Капеллан присматривал за учениками, но их количество неизвестно. Обучение их, безусловно, было направлено на подготовку к карьере священнослужителя и в любом случае включало чтение, письмо, латынь и церковное пение. Согласно Хайльсбергской ординации, епископ Вармии отбирал одаренных учеников для обучения, чтобы впоследствии они могли служить ему в качестве нотариусов или даже продолжить карьеру священника (ср. SRW 1, с. 333; FLEISCHER, S. 817). Согласно МТВ, ученики несколько раз получали небольшие суммы денег в качестве благодарности за пение в капелле Верховного магистра. Например, в 1402 году (МТБ, 383): «4 скота, отданные ученикам, которые пели в часовне нашего мастера в день святого Дорофея». Они также пели в 1406 году во время визита великой княгини Анны в часовню магистра (MTB, 179f): «также 8 скотов школярам, которые пели в часовне магистра. (…) 2 скота ученикам, которые пели в часовне магистра в день святой Маргариты». Кроме того, упоминается, что ученик охранял лампаду, возможно, в капелле Великого магистра (МТВ, 180). В 1399 году из МТВ известно, что ученик был отправлен в Рим в качестве посыльного к орденскому прокуратору (МТВ, 20).
Ученики жили в комнате в пристройке к северу от часовни, и в расходной книге хаускомтура Мариенбурга несколько раз отмечается ремонт крыши над комнатой учеников капеллана. Так, в 1415 году (AMH, 189f) говорится: «item 9 sc. vor cleyne stobichcen bey dem borne czu decken und des kapplans schuler kamer czu decken». Аналогичные записи встречаются в 1415 (AMH, 181) и 1418 (AMH, 306) годах.
В целом о положении капеллана см. ARMGART, SS. 118-120.
Юрист магистра, его писцы и слуги (Jurist/Syndikus)
Всёвозрастающее значение письменности в административной и дипломатической деятельности означало, что Верховному магистру все чаще приходилось прибегать к помощи юридически образованных специалистов в своей канцелярии, в дополнение к капеллану и писцам. Для этой цели Великий магистр имел своего собственного юриста (адвоката/синдика). Невозможно с уверенностью сказать, когда впервые в дополнение к капеллану был нанят юрист. Однако, это произошло самое позднее при магистре Конраде фон Юнгингене, который выбрал на эту должность помезанского кафедрального пастора Иоганна Раймана. Вместе с Иоганном Мариенвердером Райман был духовником Доротеи Монтауской и сыграл решающую роль в начале процесса её канонизации. В 1393 году он поступил на службу к Верховному магистру («des homeisters iuriste») и отказался от должности пастора, но остался каноником. В феврале 1398 года ему была выдана инструкция для переговоров, которые он должен был вести в качестве посланника Ордена с немецкими князьями (CDP 6, 165–167). Между 1403 и 1409 годами Иоганн Райманн несколько раз появляется в МТВ. Записи в основном касаются расчета его годового жалованья в 40 марок, что делало юриста одним из высокооплачиваемых слуг магистра. Годовые ведомости о заработной плате встречаются за 1403-1409 годы (MTB, 235f, 342, 381, 420, 441, 460, 528). Кроме того, он продолжал получать пособие как помезанский каноник, так что его общий доход был весьма солидным. Кроме того, юрист получал динера (MTB, 300 (1404): «item 10 m. meister Johannes Rynman zu syner dyner cleidunge am dinstage noch lnvocavit») и пособие, когда сопровождал магистра в поездках (МТВ, 298). О важности правоведа можно судить и по тому, что у него был как минимум один собственный писец и динер. Его писцы Рулант (1404/05) и Лауренций (1406/08) упоминаются несколько раз, ибо они часто получали годовое жалованье для своего господина от Главного казначея (MTB, 298, 342). Динер Кирстан упоминается в 1409 году (MTB, 528).
Для Иоганна Раймана его работа в качестве юриста при дворе Верховного магистра стала трамплином для более значительной карьеры, поскольку в 1409 году он стал епископом Помезании. Сопоставимый рост можно наблюдать и у его преемников в качестве юристов магистра, поскольку и Иоганн Абезир (1411-1415), и Франц Кухшмальц (1417-1424) достигли должности епископа Вармии (BOOCKMANN 1965, S. 136.).
Наиболее точно известны жизнь и деятельность Лаврентия Блюменау, последнего юриста Верховного магистра в Мариенбурге, т.к. биография Блюменау стала темой диссертации Хартмута Боокмана (BOOCKMANN 1965). Блюменау, происходивший из купеческой семьи из Данцига, учился в Лейпциге, Падуе и Болонье с 1434 по 1447 год, и был прекрасно подготовлен как доктор права. Он поступил на службу к Верховному магистру в 1446/47 году и оставался на своем посту до декабря 1456 года — как один из последних верных сторонников магистра, который был захвачен наемниками. Блюменау был священнослужителем, но, очевидно, не священником ордена. По словам Хартмута Боокмана, Блюменау работал в основном на дипломатической службе и несколько раз ездил в качестве посланника к императорскому двору в Вене и в Римскую курию. Между его многочисленными поездками были и более длительные пребывания в Мариенбурге, где он занимался в основном юридическими вопросами концепции и стратегии политики Ордена. С 1450 года конфликт между Орденом и Прусской конфедерацией все чаще становился центром деятельности Блюменау, особенно суд над конфедерацией при императорском дворе. Кроме того, юрист также участвовал в делегациях Ордена, которые вели переговоры с польским королем в 1454/5570 годах.
Лаврентий Блюменау, которого Верховный магистр называл «врачом нашего двора» или «нашим советником», получал годовое жалованье в 140 марок (во время кризиса, начиная с 1452 года, жалованье больше не выплачивалось, так что Блюменау в письме епископу Аугсбурга в 1455 году сообщил, что он без гроша в кармане и владеет только своей жизнью (BOOCKMANN 1965, S. 54-56)), значительно больше, чем Иоганн Райман, но, с другой стороны, у него не было дополнительных доходов.
У Блюменау было несколько писцов, в 1456 году их было, по некоторым данным, четыре (SRP 4, 180), так что адвокат управлял своего рода «юридическим отделом» наряду с канцелярией. Блюменау имел свою комнату во дворце Великого магистра, как видно из сообщения о драматическом инциденте 21 августа 1456 года (SRP 4, 175; BOOCKMANN 1965, S. 60). После безрезультатных переговоров с Великим магистром расстроенные лидеры наемников столкнулись с Лаврентием Блюменау перед покоями магистра, повалили его на землю и украли ключ от квартиры. Затем они направились прямо в комнату юриста и разграбили ее. Блюменау потерял при этом 1 000 гульденов, что свидетельствует о том, что он все же скопил определенное состояние, несмотря на отсутствие зарплаты.
Возросшее значение адвоката Великого магистра было результатом усложнившейся юридической и дипломатической практики в первой половине XV века. Хотя в это время управление судебной системой и администрацией по-прежнему входило в обязанности территориальных руководителей Ордена, в области международной дипломатии братья все больше зависели от знаний и опыта юристов. В частности, это касалось контактов с императорским двором и Курией в Риме (BOOCKMANN 1965, p. 144; NÖBEL 1989, p. 69f). Характерно общение между прокуратором Ордена в Риме и адвокатом магистра, а также капелланом в Мариенбурге. Прокуратор описывал ситуацию Великому магистру в упрощенной и сокращенной форме на немецком языке. Однако более детальное обсуждение проблемы происходило в подробных латинских письмах к капеллану или юристу. Затем они должны были устно информировать Верховного магистра (BOOCKMANN 1965, S. 148).
О юристе магистра см. VOIGT 1830, S. 234f. О биографии Раймана см. WIŚNIEWSKI 2001b; GLAUERT 2003, SS. 479-486.
Писцы/нотариусы (Schreiber/Notare) и помощники писцов канцелярии Верховного магистра
В первой половине XV века известно о двух-трех главных писцах или нотариусах , которые одновременно находились на службе у Великого магистра. Канцелярский персонал, выполнявший простые канцелярские услуги, называют «подмастерьями-писцами» (ARMGART, S. 232). Формально же нотариусы отличаются от обычных писцов тем, что имеют право выдавать нотариальные документы. По этой причине имена нотариусов хорошо сохранились в письменных источниках, в то время как обычные писцы остаются безымянными. Кроме того, было несколько подмастерьев/вспомогательных писцов (SRP 4, 175), иллюстраторов, мальчиков-посыльных и учеников, число которых, однако, трудно оценить, и оно могло колебаться.
В 1400 году (MTB, p. 57: «item 10 scot den brifjungen oppirgelt.») упоминается несколько мальчиков-посыльных. В 1445 году фогт Штума спрашивал Великого комтура, может ли он отправить мальчика в Мариенбург, чтобы тот стал посыльным (GStA, OBA, № 8740: «Ouch bitte ich gnediger lieber her Großkompthur umb eynen iungen, das der alda zu Marienburg in die briffkamer komen mochte vor eynen briffiungen»).
Нотариусы были юридически образованными священнослужителями, но в основном не братьями-священниками Тевтонского ордена.
Хорошо документированным примером академической карьеры нотариуса является Хойке фон Коньец, служивший в Мариенбурге в 1395-1399 годах (ARMGART, SS. 250-252). Он получил образование в Праге в 1384 году и поступил в канцелярию Верховного магистра в качестве юриста. Оставив канцелярию, он продолжил свою академическую деятельность в Праге в 1402 году, а затем вернулся в Пруссию, где в 1406 году он записан как официал [1] Кульма. В то же время он выполнял дипломатические миссии для Верховного магистра.
До середины XIV века почти все нотариусы приходили в канцелярию магистра из-за пределов Пруссии, в то время как позже они были почти исключительно из Пруссии. Заметным исключением в поздний период является Иоганн фон Лихтенвальде, клирик из епархии Позена, который сначала был нотариусом на службе у великого князя Витовта и перешел оттуда к Верховному магистру в 1409 году (ARMGART, SS. 269-271). Хорошее знание литовских условий, несомненно, сыграло свою роль в решении магистра назначить Иоганна в свою канцелярию.
Со временем, помимо нотариусов, все более важную роль в структуре канцелярского персонала стал играть юрист, который являлся ближайшим советником Верховного магистра и не подчинялся капеллану. В документе от 10 декабря 1403 года, составленном в зале совета Верховного магистра («in loco sui consilii»), адвокат магистра Иоганн Райманн указан в списке свидетелей перед капелланом магистра (CDP 5, № 137; REGESTA 2, № 1498). Если бы он был подчинен капеллану, его бы поставили после капеллана в порядке старшинства. Поскольку Райманн был проректором в Мариенвердере (HECKMANN 2014, S. 157), более высокий ранг также был вполне оправдан.
Общее число сотрудников канцелярии, подчиненных капеллану, составляло от шести до десяти человек. Возрастающее значение писцов, нотариусов и юристов для управления офисом Верховного магистра можно продемонстрировать не только количественно, но и отразить в других областях. Так, начиная с 1392 года, два писца/нотариуса регулярно появлялись в списке свидетелей в грамотах магистра, выданных в Мариенбурге (ARMGART, S. 244). Это говорит о том, что главные писцы регулярно присутствовали на заседаниях совета территориальных правителей и, возможно, были востребованы там в качестве юридических консультантов. Когда магистр или управляющие путешествовали, некоторые из писцов сопровождали их (MTB, 418, 555); иногда писцов использовали и в качестве посыльных (MTB, 286).
В поездках нотариусы, прежде всего, должны были правильно интерпретировать письма Ордена для получателей и следить за тем, чтобы ответные письма были составлены правильно. Это документально подтверждено, например, для нотариуса Николауса Бергера, который дважды (1404 и 1407 гг.) входил в состав делегации в Литву (ARMGART, S. 260).
Писцы получали одежду (MTB, 543) и жилье (жили на первом этаже дворца; в источниках упоминаются писцовые залы (AMH, 361) и писцовые палаты (SRP 4, 119, 172)), но не фиксированную годовую зарплату, вместо этого им платили в зависимости от результатов их работы. Это видно, например, из письма писца Маттиаса середины XIV века, который жаловался на плохие условия труда в канцелярии Мариенбурга. Это также включала жалобу на скудную оплату, поскольку Маттиас якобы получал всего 1 скот за 20 написанных страниц (GÜNTHER 1917; MENTZEL-REUTERS, S. 253f; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 238). В МТВ есть несколько записей об оплате конкретно названных писцов, которые готовили дарственные грамоты (MTB, SS. 163, 185, 430, 468, 505). Однако суммы, указанные там, были весьма значительными; они варьировались от 2 до 10 марок.
В отличие от простых подмастерьев-переписчиков, таких как вышеупомянутый Маттиас, большинство нотариусов все же занимали канонические или приходские должности, что обеспечивало им приличный доход. Следует упомянуть и о ситуации в капитуле Вармии. В ординанции, относящейся к периоду около 1470 года, есть точная информация о вознаграждении писцов в зависимости от типа документа — письмо, протокол, акт, а также использование печати (SRW 1, 320; FLEISCHER, S. 805). Главные писцы/нотариусы обычно получали дополнительное материальное обеспечение через церковные бенефиции. В Пруссии это были либо каноничества, либо приходы, как в крупных городах (Стефан Мати, главный писец Людвига фон Эрлихсхаузена, был приходским священником в Эльбинге. Он был одним из последних верных, которые оставались с Великим магистром во дворце до тех пор, пока их насильно не изгнали богемские наемники в 1454 году (SRP 4, p. 172). Пауль фон Мольнсдорф, нотариус 1344-1348 гг., стал приходским священником церкви Святой Марии в Данциге только после ухода из канцелярии (ARMGART, S. 231). Пауль Винкельманн, нотариус в 1409-10, позже записан как приходской священник в Ризенбурге (ARMGART, S. 269).), так и в деревнях (Йоханнес Шварц, нотариус 1389-1392 гг., управлял приходом в Лесевице (ARMGART, S. 244), Андреас Лобнер, нотариус 1389-1394 гг., был приходским священником в деревне Шёнберг (ARMGART, S. 246). Николаус Бергер, нотариус 1400-1409 гг., получил приход Мариенау в 1407 году (ARMGART, S. 260). Все эти места находились в окрестностях Мариенбурга. Предположительно, нотариусы собирали приходские бенефиции, на которые они имели право, но конкретные пасторские обязанности выполнял викарий). Некоторые нотариусы впоследствии смогли занять более высокие должности в одном из кафедральных капитулов Пруссии, а в одном случае нотариус высокого ранга даже стал епископом — Иоганн из Мейсена в 1332-1334 гг. нотариус магистра, был епископом Вармии в 1350-1355 гг. (ARMGART, SS. 210-214).
Некоторым писцам выплачивали солидное «выходное пособие», когда они покидали офис Верховного магистра. Например, писец Грегориус получил на прощание 30 марок в 1408 году (MTB, p. 507), а Николаус Бергер даже 50 марок в 1409 году — «item 50 m. her Niclos Berger des meysters schryber, als her von hofe zoch» (MTB, 547). Нотариусы магистра обычно занимали эту должность в Мариенбурге всего несколько лет. Это можно объяснить, во-первых, тем, что были предъявлены высокие квалификационные требования, соответствовать которым можно было только при наличии как многолетнего опыта работы в канцелярской службе, так и ученой степени. Благодаря работе в канцелярии Верховного магистра многие нотариусы впоследствии рекомендовались на более высокие должности, так что служба в канцелярии часто представляла собой лишь промежуточную ступень в карьерной лестнице.
Наиболее изученной биографией нотариуса магистра является биография Петра фон Вормдитта (NIEBOROWSKI 1915; KOEPPEN 1960; ARMGART, S. 253–259), который ещё в юном возрасте поступил на службу в Орден в качестве подмастерья (1376), обучался в Праге в 1391 году, засвидетельствован как нотариус Великого маршала в 1396 году. Оттуда он перешел в канцелярию магистра в 1399 году, где работал до 1402 года, за это время он совершил по меньшей мере три поездки в Рим. Наконец, в 1403 году он был назначен Прокуратором Ордена в Риме, эту должность он занимал до своей смерти в 1419 году.
Примечательна и жизнь Николауса Бергера, который, оставив службу в канцелярии Мариенбурга в 1409 году, поступил в монастырь Картхаус и был избран настоятелем в 1412 году (ARMGART, SS. 261-263). Грегор фон Бишофсвердер, сначала был нотариусом при маршале, а затем в 1400 году перешел на должность нотариуса Верховного магистра. После ухода из канцелярии в 1408 году он работал приходским священником в Конице, а в 1416 году был назначен капелланом магистра, которым оставался по крайней мере до 1430 года (ARMGART, S. 263–265).
Обзор поддающихся проверке нотариусов приводится в ARMGART, SS. 200-271 (до 1410 г.); см. также таблицу писцов/нотариусов в JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, SS. 231-233.
Врач (Arzt) и его кнехт
Предположительно, с появлением отдельного двора в 1330-х годах Верховный магистр также получил своего личного лекаря. Такой врач, Фригериус, выходец из Италии, впервые упоминается в 1333 году (PUB 2, Nr. 777). МТВ содержит большое количество записей о врачах и их деятельности.
Личный врач получал от магистра годовое жалованье (Иоганн Рокке в 1401-1405 годах получал ежегодное жалование в 30 марок (MTB, 141, 199, 283, 342), его преемник Николаус Биркхайн — только 20 марок (MTB, 381), а следующий врач магистр Бартоломеус Боресхау в 1408 году получил 70 марок в год «Homeisters arzt: Man sal wissen, das man meister Bartholomeen jerlich 70 m. geben sal» (MTB, 476) и одежду. Врач Йоханнес каждую зиму получал по шкуре (МТB, 182, 276).
У лекаря также был кнехт — кнехт врача магистра Иоганна Рокке упоминается в МТВ в 1405 году (MTB, 353).
В силу характера своей службы личный врач постоянно находился рядом с магистром, а также сопровождал его в поездках. В 1406 году лекарь магистра Николаус Биркхайн взял из аптеки необходимое для Великого магистра, когда тот готовился принять участие в зимнем райзе (MTB, 393). Однако из источников неясно, где находилась палата врача.
Интенсивность деятельности личного врача также была связана с состоянием здоровья магистра. Если он был здоров, врач мог временно отсутствовать в Мариенбурге, чтобы помочь другим больным. Так, из МТВ известно, что врач магистра Иоганн Рокке в августе 1400 года проделал довольно долгий путь до замка Бранденбург, чтобы позаботиться о тамошнем комтуре — «2 m. magistro Johanni dem arzte geben, als her zum kompthur ken Brandinburg zoch» (MTB, 82). Кроме того, он лечил магистра, казначея и комтура Тухеля (MTB, 283). В 1409 году врач Верховного магистра Бартоломей даже ездил к польскому архиепископу (MTB, 563).
Однако в случае болезни магистра можно было обратиться к второму врачу. В последние годы жизни у Конрада фон Юнгингена часто возникали проблемы со здоровьем, что отражено в МТВ несколькими записями о закупке лекарств (MTB, 353, 380, 383, 393f, 418). В 1404 году из Данцига к больному Верховному магистру был вызван второй врач (МТБ, с. 308). Предположительно, это был Николаус Биркхайн, которого в этот период несколько раз вызывали к постели одного из управляющих (MTB, 338, 365). В 1405 году он дважды ездил из Данцига к магистру, когда тот заболел во время путешествия, один раз в Лейпе (MTB, 366) и один раз в Христбург (MTB, 387). В 1406/07 годах он официально исполнял обязанности врача Верховного магистра. В январе 1407 года, когда Конрад фон Юнгинген был уже тяжело болен, Великий маршал написал Верховному магистру о встрече с врачом магистра Бартоломеусом, которому он сообщил о болезни магистра. Маршал посоветовал Конраду взять Бартоломеусав качестве второго врача, поскольку совет двух врачей будет полезнее, чем совет одного (CEV, 141). Это был Бартоломеус Борешау, в то время декан Эрмландского соборного капитула, который в 1408 году был назначен врачом магистра (ŚWIEŻAWSKI; PROBST, S. 162f; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 263). Борешау был обвинен Генрихом фон Плауэном в измене во время осады Мариенбурга в 1410 году и покинул Пруссию (CUNY, SS. 146-151). Он вернулся в Вармию не позднее 1420 года и стал известен, прежде всего, как даритель очень качественного панно собору Фрауенбурга.
Кроме того, в экстренных случаях лекарства получали от известных врачей за рубежом. В 1406 году орденский прокуратор из Рима прислал Конраду фон Юнгингену лекарство, приготовленное знаменитым врачом Иоганном Теодорусом (VOIGT GESCHICHTE PREUSSENS 6, S. 375). Для этой партии лекарств сохранилось пояснительное письмо Теодоруса — подробный список с инструкциями по приему различных порошков, а также дополнительными диетическими советами. Письмо врача указывает на то, что средство предназначалось в основном для лечения каменной болезни и подагры (SCHOLZ 1959).
В последние годы жизни Конрада фон Эрлихсхаузена также обслуживали два врача — Якоб Шиллингхольц и Генрих Пфальцпайнт (OBA, № 28323; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, p. 264f). В 1449 году еврейский врач магистр Мейен из Нессау в Польше был даже вызван для лечения Верховного магистра (PROBST, S. 163–165; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 265f). В 1417 году личный врач венгерского короля должен был быть назначен врачом нового Верховного магистра. Годовое жалованье было установлено в размере 200 флоринов, а врачу обещали придворную одежду, хорошее питание и корм для четырех лошадей (VOIGT GESCHICHTE PREUSSENS 6, S. 451).
В Мариенбурге не было аптекаря. Поэтому при необходимости врач ездил в аптеку в Данциг (в 1406 году врач Бирхайн привез лекарства от аптекаря в Данциге — «item 41⁄2 m. meister Birchayn vor apoteke unserm homeister, als yn meister Bartholomeus ken Danczk dornoch sante, und vor syn ungelt»(MTB, 383). В 1407 году врач Бирхайн отправил корнмейстера к аптекарю в Данциг (MTB, 418) или Торн (MTB, 283) за лекарствами для Великого магистра или привозил их ему.
В задачу врача входило не только присматривать за магистром в случае болезни, но и следить за тем, чтобы его хозяин вел здоровый и разумный образ жизни. Об этом можно судить по весьма интересному источнику — письму личного врача первой половины XV века к Верховному магистру с многочисленными диетическими и поведенческими рекомендациями (OBA, № 28337; напечатано HENNIG 1807 г. Поскольку письмо не датировано и не подписано, точное время его происхождения остается неясным. HENNIG 1807, p. 280, в качестве адресата предполагал Великого магистра Конрада фон Эрлихсхаузена (1441-1449), в то время как редактор GStA датирует письмо временем Конрада фон Юнгингена. VOIGT 1830, S. 189-191, упоминает это письмо, которое пока не получило оценки в исследовательской литературе). В этом письме не только подробно перечисляется, какие продукты и напитки были бы полезны для здоровья магистра, а каких следовало избегать. Врач также дает рекомендации по приготовлению пищи, а также по тому, когда, как и в каких количествах её следует употреблять. Существуют также рекомендации по физическим упражнениям, например, совет заниматься спортом до еды и разогревать тело, но воздерживаться от физических нагрузок после еды, чтобы не нарушить пищеварение. Можно найти и психологические советы, например, наставление врача не ложиться спать ночью с дневными заботами в голове, или позвать шутов, карлика и менестрелей в случае слишком большого напряжения на работе, чтобы они порадовали хозяина своей игрой и отвлекли его от стресса повседневной жизни. Из письма ясно, что врач был хорошо знаком с обстоятельствами жизни Верховного магистра, а медицинский совет свидетельствует об искренней заботе о благополучии магистра.
О личных врачах см. PROBST; MILITZER 1982; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, SS. 262-266.
Динеры Верховного магистра (Diener)
Динеры магистра составляли отдельную и особую группу при его дворе. В основном это были молодые дворяне, которые присоединялись ко двору Верховного магистра на определенное время, не будучи и не желая становиться рыцарями Ордена. Среди слуг были выходцы из мелких феодальных владений и низших дворянских семей империи, а также из Польши и Литвы, патриции прусских городов и прусские дворяне.
Сохранилось несколько рекомендательных писем немецких князей Верховному магистру с просьбой принять молодых господ в качестве своих динеров (JÄHNIG 2002b, pp. 37-40). Молодые дворяне, представители знати часто обязывались служить у магистра в течение одного или двух лет, чтобы лучше узнать страну, политику и администрацию Тевтонского ордена. Двор Верховного магистра, очевидно, имел особенно хорошую репутацию среди знати Священной Римской империи (JÄHNIG 2002b, S. 38) и поэтому был весьма востребован в качестве «тренировочной площадки» для молодых дворян.
Иногда молодые люди приезжали из негерманских стран и должны были выучить немецкий язык за время пребывания в Мариенбурге (JÄHNIG 2002b, S. 25, 40). Верховный магистр, возможно, также извлекал пользу из присутствия молодых дворян, поскольку некоторые из них впоследствии достигли влиятельных должностей и постов. Связь с Тевтонским орденом, возникшая в результате пребывания в Мариенбурге, могла быть выгодна для политических отношений. Эта выгода для магистра, очевидно, привела к увеличению числа иностранных динеров по сравнению с местными, что прусские сословия критиковали в 1438 и 1440 годах и требовали снижения доли иностранцев (SRP 4, 111; JÄHNIG 2002b, S. 38).
Некоторые из динеров, однако, оставались в свите Верховного магистра в течение многих лет, например, Наммир фон Хохендорф впервые появляется в МТВ в 1400 году в качестве динера (MTB, 68) и уходит в отпуск только в 1408 году (MTB, 510). В отдельных случаях динер даже служил пожизненно, как это зафиксировано в случае с Якобом Остервитком, который за верную службу до самой смерти в 1446 году был награжден покоями с камином и столом, накрытым по рецепту врача.
20 июня 1446 года динер магистра Якоб Остервитк за верную службу получил от Великого магистра покои с камином возле часовни Святого Лаврентия, где ему регулярно давали дрова для отопления. Он также имел пожизненное право ежедневно обедать и пить вместе с полубратьями. Если он заболевал или становился немощным, так что не мог больше приходить к столу, он получал еду и питье в своей комнате. Якобу было разрешено оставить у себя мальчика, которому полагалось три хлеба в день, но в остальном его должен был обеспечивать хозяин. Якобу выдали одежду, обувь и другие необходимые вещи, как полагается полубратьям. Наконец, он имел право свободно завещать свое имущество посредством завещания. (GStA, OF 16, S. 124f; печатная версия: NOWAK, S. 148f.)
В начале XV века существует несколько списков, в которых общее число динеров указано от 13 до 20 человек (JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 256). Они должны были постоянно находиться в непосредственной близости от Верховного магистра и сопровождали его в поездках. Динеры также должны были получить военный опыт и участвовали в литовских походах. В 1405 году в МТВ записано, что шесть динеров магистра приняли участие в зимнем походе в свите Великого комтура: «item 19 m. of our homeisters dynern iren sechsen als Nammir Sparaw Johan Westerstete Olbrecht und Kunczen» (MTB, 340). Отдельным динерам можно было поручать небольшие задания или (если они были более опытными) дипломатические поручения. Затем они отправлялись в поездки по Пруссии и за границу самостоятельно или вместе с территориальными чиновниками или гостями (MTB, 17, 20, 68, 359, 404, 458, 460, 467, 478, 508, 540, 543, 551, 560; AMH, 114).
Возможно, динеры должны были обслуживать магистра и его гостей на придворном банкете.
Динеры находились на содержании магистра, получали одежду и жилье (MTB, 82, 431, 466), но не годовое жалование. Молодые иностранные дворяне, которые приезжали к магистру в качестве динеров лишь на очень короткое время, иногда делали это полностью за свой счет. Это видно, например, из прошения Генриха фон Шёнбурга от 1449 года, который хотел служить Верховному магистру не более шести месяцев и договорился, что не будет просить ни денег, ни жалованья. Магистр, однако, признал, что о слугах и лошадях Генриха будут заботиться в Мариенбурге (JÄHNIG 2002b, p. 40f).
Когда динеры покидали службу, им обычно выплачивали крупную сумму и часто дарили лошадь (MTB 40, 81, 347, 400fd, 486, 500, 510, 537, 540, 562). Есть несколько записей о том, что Великий магистр финансово способствовал и спонсировал браки динеров (MTB, 68, 150, 416). Женатые динеры Великого магистра снимали собственную квартиру в городе. Некоторые динеры магистра имели в замке покои (покои динера Петреша (AMH, 32), динера Кирстана (AMH, 77)), но были и комнаты динеров, в которых жили вместе несколько молодых дворян (AMH, 73, 114, 140, 241; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2012, S. 207f).
О динерах см. SRP 4, 110-114, примечание 4 (объяснения Макса Тёппена в предисловию к «Истории прусского союза»); KLEIN, S. 71-74, 170f; WENSKUS 1970, S. 364f; JÄHNIG 1990, p. 61f; JÄHNIG 2002; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, SS. 253-257; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2012, SS. 203-208. О динерах прусских епископов см. JARZEBOWSKI, SS. 244-247.
Мастер-строитель (Baumeister)
На службе Верховного магистра находился строительный эксперт, который профессионально руководил строительными проектами штаб-квартиры Ордена, сам проектировал более мелкие здания и иногда также работал каменщиком или каменотесом в отдельных замках. До сих пор из исторических источников можно найти только один пример такого «мастера-строителя «. Это Николаус Фелленштейн, который часто упоминается в бухгалтерских книгах между 1400 и 1418 годами.
15 января 1400 года Великий магистр заключил с каменщиком, предположительно из Кобленца, соглашение, согласно которому Фелленштейн получал ежегодное жалование в размере 20 марок и одежду. Кроме того, ему полагалось пособие на командировки, а когда он работал каменщиком, то получал соответствующую зарплату. Однако редко встречаются свидетельства о каменных работах. Так в замке Гребин он, очевидно, руководил кладкой и сам обтесывал камни (MTB, 212). И есть мало свидетельств о его собственных строительных планах — он руководил строительством башни в Мариенбурге (SCHMID, S. 83; HERRMANN, S. 135f; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 83).
Большинство записей в счетах относится к командировкам Фелленштейна в замки и дворы на всей территории Ордена (Бютов, Гребин, Кальденхоф, Кишау, Кёнигсберг, Лейпе, Мемель, Папау, Рагнит, Роггенхаузен, Соббовиц, Страсбург, Штум и Тильзит), где он по поручению Верховного магистра осматривал строительные площадки, проводил ремонт, платил рабочим или закупал строительные материалы. Поскольку он был женат и был гражданином Мариенбурга (SCHMID, S. 83), он, вероятно, жил в городе, а не в замке. Существовала ли функция мастера-строителя (не стоит путать с должностью каменного мастера, которую занимал брат Ордена и который в основном занимался управлением и закупкой строительных материалов (JÓŹWIAK/TRUPINDA 2015) уже в XIV веке, невозможно определить по сохранившимся письменным источникам. Однако интенсивная строительная деятельность Ордена в это время скорее говорит о том, что магистр нанял строительного эксперта при своем дворе еще до 1400 года, что позволило ему вести определенный надзор и контроль над строительными проектами Ордена в Пруссии.
В 1407/08 году в МТВ появляется «рабочий» (МТВ, 428: «werckmanne», в других местах его называют «buwmeister» (MTB, 430), очевидно, специалист по строительству или эксплуатации соляных заводов, поскольку он несколько раз ездил в неуказанный «Зальцверг», а также брал там инструменты (МТВ, 458). Это был монах из Кобленца по имени Фридрих (в МТВ его несколько раз называют «рейнским монахом»), который в 1407 году прибыл в Генеральный капитул с делегацией комтура Кобленца (МТВ, 428). Этот монах оставался на службе у магистра вместе с его слугами до 1408 года и получал жалованье и одежду (MTB, 430, 495f). Этот работник, по-видимому, был специалистом, которого допускали ко двору Великого магистра только на короткое время для выполнения конкретного задания.
Придворный художник (Hofmaler)
Как и в случае с мастером-строителем, из письменных источников нам известно только об одном придворном художнике Верховного магистра. Это художник Пётр, который фигурирует в МТВ между 1398 и 1409 годами. Вероятно, он поступил на службу к магистру до 1398 года и в последний раз упоминается в 1414 году (AMH, 128). Счетные записи показывают широкий спектр его деятельности: он создавал фрески (в зимнем ремтере, ремтере Конвента, часовне, комнате магистра и комнате Великого комтура — MTB, 158f, 216, 272, 318, 402), панно (MTB, 318, 402, 467), книжные иллюстрации (MTB, 155), расписывал алтари (MTB, 64, 318), корпуса органов (MTB, 342), знамена (MTB, 21, 69, 103), флаги (MTB, 103, 216, 313, 384, 554, 588), щиты (MTB, 179, 216, 318), гербы (MTB, 384), циферблаты часов (MTB, 112), навершия шатров (MTB, 63, 216, 554, 588), фонари (MTB, 21, 216, 318) и скворечники (AMH, 128).
Пётр работал в основном в Мариенбурге, но несколько раз его посылали и в другие замки, такие как Мемель (МТВ, 5), Рагнит (MTB, 342, 442) и Нейденбург (MTB, 318). Как и мастер-строитель, Пётр-художник был светским ремесленником и был женат. Вероятно, он также был гражданином Мариенбурга и жил в городе. О более раннем придворном художнике сведений не сохранилось, но вряд ли можно предположить, что у Петра не было предшественников. Большая широта областей деятельности, описанных выше, показывает необходимость наличия художника для двора Верховного Магистра. Художник часто был занят нанесением герба своего господина на многочисленные знамена, флаги, щиты, фонари и палатки — процесс, не обязательно требовавший художественных усилий, и магистры испытывали такую потребность все чаще и чаще, начиная с Лютера Брауншвейгского.
О придворном художнике см. VOIGT 1830, SS. 236-238.
Герольды (Herolde)
Герольды играли особую роль для Тевтонского ордена, поскольку они в большом количестве прибывали в Пруссию вместе с рыцарями-гостями во время литовских походов. Интерес этих специалистов к дворянским гербам и почестям, а также к истории и ходу средневековых войн лежал в их сопутствующем участии в крестовых походах против литовцев. В этом контексте у них также была особая задача: отбор участников для «Стола чести» — институте, существовавшем только в Пруссии, куда (по аналогии с легендарным артуровским круглым столом (PARAVICINI 1989, S. 324) допускались только самые уважаемые и храбрые рыцари.
Литовские походы и почетные столы, правда, проходили вдали от Мариенбурга, но многочисленные герольды были приглашены и в резиденцию Верховного магистра. Например, анализ МТВ за 1407/08 год показывает, что Великий магистр одарил 14 иностранных герольдов за их услуги в этот период (MTB, 417f, 428f, 434, 440, 467, 469, 473f, 476, 479, 495, 505). Таким образом, число герольдов было больше, чем всех остальных приглашенных менестрелей, ораторов и странников вместе взятых. Некоторые герольды пришли в сопровождении иностранных делегаций. В 1405 году в Мариенбурге останавливались два герольда, входившие в делегацию английских посланников — «item 2 m. zwen herolden gegeben, die mit den sendeboten von Engelant hie woren» (МТВ, 359). Некоторые из них могли оставаться в Мариенбурге в течение более длительного периода времени и временно входить в состав двора. Время от времени они выполняли важные задания для Ордена. Знаменитым стало вручение двух мечей польскому королю и великому князю литовскому перед началом битвы при Танненберге в 1410 году (BOCK, S. 271). Это вручение мечей было сделано герольдом Священной римской империи и герольдом герцога Штеттинского, гостями магистра.
В течение XIV века деятельность герольдов стала институционализирована как своего рода должность, так что каждый правитель имел на службе по крайней мере одного герольда, который, как его представитель, часто провозглашал славу повелителя в чужих землях. Об этом свидетельствует большое количество иностранных герольдов, зафиксированных в Мариенбурге. Верховный магистр, естественно, имел одного или нескольких герольдов, которые также регулярно отправлялись за границу, чтобы представлять Орден. Так, короли герольдов Пруссии впервые появляются в учетных книгах дворов графства Эно уже в 1341 и 1344 годах — одна из самых ранних записей о немецких герольдах (BOCK, S. 401). Из названия «Король герольдов» можно сделать вывод, что в это время в Пруссии уже было большее число герольдов. Однако некоторые из этих герольдов, вероятно, все еще принадлежали к странствующим людям и не были слугами Тевтонского ордена.
Самым ранним герольдом магистра, имя которого можно установить, является Бартоломеус Лютенберг, упоминаемый в 1388 году (PARAVICINI 1989, S. 331). Лютенберг передал письмо магистра английскому королю в 1388 году (VOIGT GESCHICHTE PREUSSENS 5, S. 526; GERSDORF, S. 199). Его преемником стал самый известный герольд, Виганд Марбургский (SRP 2, 429-452; VOLLMANN-PROFE; BOCK, S. 310f), который, согласно его собственному рассказу, служил Конраду Валленродскому (1391-1393) и написал обширную рифмованную хронику войн Тевтонского ордена (особенно литовских походов) между 1294 и 1394 годами. Виганд, вероятно, позже сменил «работодателя» и снова появился в Мариенбурге на рубеже 1408/09 гг. — теперь уже в качестве гостя (МТВ, 524).
Другие герольды, известные по имени, — это Мишель Готтхайн или Гольтхайн (PARAVICINI 1989, S. 331f), упомянутый в 1419 году, и герольд с именем Пройшен/Пруссия (PARAVICINI 1989, S. 332; BOCK, S. 151, 404), о котором несколько раз упоминается в документах между 1439 и 1444 годами (также и в Империи).
Из источников почти ничего неизвестно о деталях деятельности герольдов. Известно, что Виганд из Марбурга был активным писателем. Литературная форма рифмованной хроники, несомненно, предназначалась для чтения вслух, предположительно как рыцарям ордена, так и гостям. Можно предположить, что герольд сам читал свои стихи. Какие еще услуги он оказывал, можно только предполагать.
Очевидно, что он не имел фиксированного годового жалования, поскольку герольды получали средства к существованию от подарков. Герольд, конечно, получал служебную одежду с гербом ордена, но о его покоях ничего не известно.
Что касается различия между герольдом и шутом, то следует отметить, что в свите Верховного магистра существовали переходные формы. Например, между 1400 и 1403 годами в МТВ несколько раз упоминается Нюнеке, который сначала описывается как герольд (MTB, 72, 126, 260) или глашатай (MTB, 118), но с 1404 года и далее он появляется как шут магистра, оснащенный поясом с колокольчиком и белой мантией (MTB, 285, 321, 363, 404). По всей видимости, изначально он был странствующим герольдом, который часто выступал в Мариенбурге и, вероятно, настолько понравился Верховному магистру, что тот в конце концов взял его к себе на службу в качестве придворного шута.
О герольдах в Пруссии и Мариенбурге см. BOOCKMANN 1991, SS. 221-224; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, SS. 305-308. Основополагающим для системы герольдов является книга автора BOCK, который также рассматривает герольдов Верховного магистра (SS. 137, 139-142, 147, 151, 310f, 401, 404).
Шут (Narr)
При дворе Верховного магистра также состоял шут, но о его деятельности мало что известно. Известна более подробная информация только о двух шутах: первый — это вышеупомянутый Нюнеке, который впервые засвидетельствован как герольд в Мариенбурге в 1400 году, а затем перешел на должность шута в 1404 году (МТВ, 285) и документируется до 1406 (MTB, 404). В 1428 году упоминается о шуте магистра Хенне, который был послан ко двору великого князя Витовта и написал оттуда письмо Верховному магистру (CEV, Nr. 1329). Это письмо, однако, не имеет забавного содержания. Хенне в основном сообщает о своем путешествии по Литве от Тракая до Смоленска, делясь — почти как шпион — разнообразной информацией об условиях жизни при дворе великого князя. Хенне занимал гибридную позицию между рыцарем и шутом, о чем свидетельствует его подпись под письмом: «Henne, vormittage ritter nachmittage geck, euwer hovgesinde» (CEV, Nr. 1329).
Из Литвы рыцарь-шут перебрался в Ливонию. Это видно из письма Витовта к магистру, которое было написано через неделю после письма Хенне (CEV, Nr. 1330). В нем Витовт несколько высмеивает амбиции Хенне, который больше не хотел быть наполовину шутом (Гекке) и наполовину рыцарем, а только полностью рыцарем. По этой причине Хенне отверг рекомендательное письмо от Витовта, потому что в нем его также назвали шутом (CEV, Nr. 1330). Хенне сослался на письмо магистра, в котором его называли только рыцарем. Несмотря на эти рыцарские амбиции, он, очевидно, все же развлекал великого князя забавными шутками, так как Витовт подтверждает в своем письме к Паулю фон Русдорфу, что Хенне «показал нам много смехотворных шуток». В другом письме Витовт рассказал гроссмейстеру, как можно привести Хенне в чувство, «если он больше не хочет быть смешным». Великий князь рекомендовал дать надменному дураку две хорошие пощечины, чтобы он снова стал послушным (VOIGT 1824, S. 334f).
Даже малоизвестная информация о двух верховных шутах говорит о том, что они были сложными личностями, переходившими из одной профессии в другую. Они были образованными (Нюнеке начинал как глашатай, а Хенне писал письма собственной рукой), много путешествовали и были весьма самоуверенными, о чем свидетельствует почти надменное поведение Хенне по отношению к Великому князю литовскому.
«Рыцари-шуты» существовали и при других дворах и иногда приезжали в Мариенбург. Например, сохранилось (недатированное) рекомендательное письмо маркграфа Бранденбурга, который направил Ганса фон Кронаха, «бесчестного рыцаря всех добрых дел», принадлежавшего к его двору, к Верховному магистру и попросил магистра принять на некоторое время «Рыцаря дураков» (VOIGT 1830, SS. 187-189).
Менестрели и трубач (Spielleute und Trompeter)
Большинство менестрелей, чьи выступления зафиксированы в МТВ или других источниках, были иногородними музыкантами, которых нанимал Великий магистр для определенного случая или которые приезжали в Мариенбург как странствующие артисты, чтобы представить свое искусство. В частности, во время генеральных или провинциальных капитулов, а также на заседаниях совета территориальных властей и на епископских хиротониях устраивались музыкальные представления, в которых менестрели магистра часто работали вместе с иностранными музыкантами в большом ансамбле. Самый большой ансамбль собирался для капитула 1399 года, когда вместе выступали 32 менестреля — «item 16 gelrelysche guldyn den spilluthen gegeben zum capitel, am dinstage noch senthe Niclus tage; Pasternak nam das gelt und der spilluthe woren 32» (МТВ, 41).
Также имеются свидетельства о выступлениях менестрелей на капитулах, территориальных собраниях и епископских хиротониях (МТВ, 86, 196, 269, 314f, 505). Есть упоминания о выступлении скрипачей во время визита гостей, например, в 1400 году в честь великой княгини Анны (МТВ, 316) или в 1405 году, когда английские послы гостили у великого магистра (MTB, 359).
С другой стороны, число постоянных менестрелей, нанятых Великим магистром, было невелико. В период, охватываемый МТВ (1398-1409), упоминаются только два музыканта, принадлежавших к придворному штату: менестрель Пастернак и его подмастерье Хенсель (BOOCKMANN 1991, S. 222f.). Оба получали ежегодное жалованье (МТB, 160 (1402) — «item 6 m. Pasternag und Henseln des meisters spilluten gegeben»), пожертвования (МТB, 415), придворную одежду (MTB, 482, 528) с гербом Верховного магистра (в 1401 году ювелир изготовил для Пастернака и Хенселя герб магистра, который два менестреля носили на своих придворных одеждах — MTB, 102; после вступления в должность Ульриха фон Юнгингена в 1407 году для двух менестрелей были изготовлены гербы нового магистра, на этот раз, очевидно, из благородного металла, так как ювелир получил за них солидную сумму в 20 марок, МТВ, 458), лошадей (в 1399 году Пастернак и его кумпан Хенсель получили лошадь — «item 4 m. Pasternak und Hensil syme kumpan vor eyn pferd am fritage noch senthe Niclus tage» (МТВ, 40) и покои, в 1416 году для «des meyster spelman» был изготовлен замок с ключом, который, вероятно, предназначался для его покоев (AMH, 224).
Какими инструментами владели два менестреля, в отчетах не указано. Лишь однажды Пастернак назван скрипачом магистра (MTB, 482). Возможно, что Пастернак и Хенсель играли на разных инструментах, возможно, и на органе в капелле магистра, поскольку в источниках нет упоминания о конкретном органисте.
В обязанности менестреля также входило присматривать за иностранными музыкантами, которые появлялись в Мариенбурге в уже упомянутых случаях. В МТВ он иногда упоминается как тот, кто получал деньги для выплаты различным менестрелям (МТВ, 41, 468, 505). Вероятно, он также руководил музыкальными ансамблями, которые создавались для музыкального сопровождения крупных мероприятий.
Кроме двух менестрелей, был еще трубач, но он упоминается лишь однажды. Его покои находились в подвале дворца, рядом с жилыми помещениями для писарей канцелярии. В «Истории прусского союза» сообщается за 1454 год, что осколок пушечного ядра, разорвавшегося на каменном мосту, залетел в камеру трубача (SRP 4, 119).
Трубач выполнял особую функцию среди менестрелей: он подавал фанфары на публичных мероприятиях и церемониях. Галерея, расположенная над главным порталом в летнюю трапезную, вероятно, также служила этой цели.
О деятельности иностранных менестрелей и артистов см. главу 11.2.4. О музыке при дворе магистра см. ARNOLD.
Калеки (Krüppel)
На службе у Верховного магистра была группа людей, которые в бухгалтерских книгах названы «калеками». Однако в чем заключалась их увечность, прямо не говорится. Предположительно, это были карлики, но не физически или умственно неполноценные. Записи в счетах показывают, что они выполняли для Верховного магистра большое количество довольно ответственных поручений (некоторые из них дипломатического характера), которые не могли быть выполнены в отсутствие физического и психического здоровья. Они осуществляли мелкие денежные операции от имени казначея и магистра (MTB, 30, 45, 51, 100, 105, 111, 458, 495, 515, 519, 544, 554), сопровождали гостей и территориальных управляющий в поездках по Пруссии или за границу (MTB, 340, 478, 490, 548), приводили лошадей в различные города орденского государства (MTB, 357, 467) или преподносили подарки иностранным правителям (MTB, 424, 430, 525).
Калеки получали заработную плату (MTB, 70, 202, 458, 514) и подарки (MTB, 179, 415, 467, 524), одежду (MTB, 86, 126, 525), обувь (MTB, 325), оружие (MTB, 265), лошадей (MTB, 419) и уздечки (AMH, 109, 265, 360). Одного из калек даже назвали рыцарем — «Jorgen dem kropelritter» (MTB, 415, 460).
В период охватываемый МТВ (1398-1409 гг.) группа калек состояла из пяти человек, среди которых самым важным был, по-видимому, Николаус Кропиль, так как он упоминался чаще других и выполнял для магистра множество различных поручений и получал ежегодно 5 марок жалования (JÄHNIG 1990, S. 572). В 1420 году упоминается калека, которого Витовт отправил в Мариенбург (CEV, Nr. 901).
Калеки носили белую одежду, состоящую из шосс (MTB, 526), туники (MTB, 20, 404, 461, 495) и худа (MTB, 19, 578). Таким образом, внешне они были похожи на придворного шута, но не имели колокольчиков.
Предположительно, в дополнение к многочисленным серьезным официальным обязанностям, которые они должны были выполнять, они также вносили свой вклад в развлечение магистра и его гостей. На это указывает отрывок из письма личного врача, в котором он рекомендует Великому магистру, чтобы, когда заботы выходят из-под контроля, он вызывал к себе калек или менестрелей, чтобы они своими веселыми жестами привели его к другим мыслям (HENNIG, S. 287).
О палатах и расположении кроватей калек ничего не известно.
О калеках см. BOOCKMANN 1991, S. 219; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 249-251.
Витинги (Witinge)
Существуют также свидетельства о наличии витингов (слуг прусского происхождения) в окружении Великого магистра. Витинги были прусскими дворянами или вольноотпущенниками, в основном из Самланда, которые сохранили верность Ордену во время Второго Прусского восстания (Witingeprivileg от 1299 года — PUB 1/2, № 718).
Витинги служили Ордену прежде всего в замках северных комтурств. В 1409 году в МТВ упоминается о выплате денег витингам магистра (MTB, 577). Однако невозможно точно сказать, сколько витингов было в свите магистра. В МТВ различные витинги упоминаются поименно, но не всегда ясно, принадлежали ли они к личному окружению магистра. Наиболее часто упоминается витинг Фогельзанг, который выполнил ряд заказов для Великого магистра в период с 1400 по 1406 год. Он сопровождал гонца великого князя литовского из Мариенбурга в Торн (MTB, 74), привозил серебро и вино великого магистра в Торн (MTB, 111, 174), перевозил продовольствие и лошадей на стройку замка в Рагнит (MTB, 185, 400) или деньги в Кёнигсберг (MTB, 369).
О витингах в целом см. WENSKUS 1986a, SS. 432-434; VERCAMER 2010, SS. 165f, 257, 294-296; KWIATKOWSKI 2012, SS. 366-391.
Прачник (Silberwäscher)
В МТВ неоднократно упоминается «серебряный мойщик» (MTB, 8, 20, 140f, 224f, 341, 380, 415, 466, 508, 578; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 246f), основной работой которого, очевидно, была стирка одежды Верховного магистра. За это он получал (в дополнение к своему годовому жалованью в 4 марки — JÄHNIG 1990, S. 71) плату за стирку и деньги на мыло. Отвечал ли он также за уход за серебряными изделиями магистра, неизвестно, но, по крайней мере, он охранял их ночью, поскольку его кровать, вероятно, находилась в серебряной камере (AMH, 247), расположенной между гостиной магистра и его капеллой.
Прачник также сопровождал магистра в его путешествиях. В 1409 году прачник Томас стирал белье магистра во время пребывания в Торне (MTB, 578). Его работа, очевидно, была нелегкой, поскольку текучесть кадров была довольно высокой. В период между 1399 и 1409 годами как минимум четыре разных человека последовательно работали прачниками магистра — Ханнус (1399), Михил (1403), Никлус (1405/08) и Томас (1408/09).
Привратник (Torwächter)
Термин «привратник» появляется только один раз в 1430 году (GStA, OF 13, S. 583; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 246). Этот термин, вероятно, созвучен термину «страж у ворот». В бухгалтерских книгах между 1406 и 1411 годами привратник магистра Ханс упоминается несколько раз (NKRSME, S. 93; MTB, 415, 432, 467, 499, 519, 524, 532, 558; AMH, 3, 9, 306; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 245f).
Он жил под крышей здания к северу от капеллы (AMH, 306), которое в 1410 году называется домом привратника — „Hans thorwert huses“ (AMH, 3). Поэтому караульное помещение должно было находиться на первом этаже этой постройки. Все посетители, которые хотели попасть во дворец через главный портал, вероятно, должны были прийти сюда. Иногда там также можно было сдать на хранение или забрать вещи. Например, в 1409 году в счетах дважды отмечается, что привратник получил деньги, предназначенные для других людей. Когда-то это были 10 марок в мелких монетах, которые должны были раздаваться бедным людям на праздник Тела Христова (MTB, 519). Во втором случае Ханс взял 2 марки для господина Тирольда из Страсбурга (МТB, 532). В 1408 году записано, что Великий магистр проиграл в игре 4 скота, и эти деньги получил привратник Ханс (MTB, 499). Может быть, хозяин в это время играл в шашки или шахматы со своим привратником.
Банщики (Bader)
Согласно записям в МТВ, оба Великих магистра Юнгингена любили часто мыться. В их распоряжении была собственная баня, которая находилась в переднем дворе дворца и управлялась банщиком Петром. Когда Великий магистр путешествовал, он пользовался банями в городах, расположенных по маршруту. В МТВ имеются многочисленные записи о выплатах банщикам в городах Данциг (MTB, 118), Штум (MTB, 202), Мирхов и Леске (MTB, 403), Старгард (MTB, 498), Шёнзее (MTB,590), Реден (MTB, 578). В сельской местности магистр поручал обогрев бань слугам или банщику, как в Бюстервальде (MTB, 487), Хаммерштайне (MTB, 499), Шветце (MTB, 499), Тухеле (MTB, 535). Когда Верховный магистр путешествовал в 1405 году, записаны единовременные расходы на банщиков (MTB, 367), иногда его сопровождали свои банщики — в 1408 году цирюльник Пётр получил деньги, когда сопровождал магистра в его поездке в Ковно (MTB, 459). Пётр получал годовое жалованье (MTB, 515), одежду — в 1408 году ему было дан дублет (MTB, 467), а в 1409 году — туника(MTB, 537) и деньги за аренду дома (MTB, 467, 496). Из последнего можно сделать вывод, что он, вероятно, жил в арендованном доме в городе.
Помимо нагрева воды и мойки, в обязанности банщика входило добывание веток для приготовления пучков из листьев для купальщиков, чтобы прикрывать или обмахивать кожу во время купания (AHM, 359). Возможно, банщик также работал цирюльником и чесальщиком магистра, поскольку эти гигиенические и медицинские задачи входили в общую сферу деятельности банщика (TUCHEN, S. 31; BÜCHNER, S. 26f).
Истопник (Stubenheizer)
Во дворце было четыре печи для обеспечения воздушного отопления и неизвестное количество изразцовых печей. Кроме того, под Большим Ремтером находилась большая воздухонагревательная печь. Отопление этих печей было задачей истопника, который получал от Верховного магистра ежегодное жалование (MTB, 19, 82, 179; AMH, S. 4, 21, 130, 186, 281, 334, 358) и одежду (MTB, 509). Дополнительную информацию о жизни и деятельности истопника невозможно получить из счетов-фактур. Он, несомненно, спал в комнате во дворце или рядом с ним, поскольку его работа зимой требовала постоянного присутствия в здании.
Щитоносец (Schildträger)
Согласно положениям одиннадцатого обычая Ордена, магистру полагался щитоносец (PERLBACH, S. 98). В документах щитоносец встречается в качестве свидетеля только один раз в 1372 году (REGESTA 2, Nr. 988). Дальнейшие упоминания о его деятельности неизвестны.
Скороходы и посыльные (Läufer und Boten)
Огромный рост письменной коммуникации в XIV веке означал, что перевозка писем приобрела все больший размах. В качестве разносчиков писем Верховного магистра в стране и за рубежом использовались различные группы людей: религиозные деятели, капелланы, священники, слуги, писцы, сокольничие, калеки, кнехты и даже ученики, которые, согласно свидетельствам, служили посыльными. Кроме того, были и скороходы, которые специализировались на доставке посланий. В 1392 году упоминается о скороходе по имени Никель, который привез Верховному магистру письма от орденского прокуратора в Риме (LUB, Nr. 1588). В 1404 году в МТВ упоминается скороход Николаус Панне, которого магистр послал к Римскому королю (MTB, 305). В 1409 году упоминается скороход Панне, на этот раз он отвёз письма ландмейстеру Германии (MTB, 560f). Якоб Грюнеберг фигурирует в отчетах как второй скороход. Несколько раз в 1403-4 и 1409 годах он привозил письма от магистра в Рим (МТВ, 234, 273, 320, 561), поэтому его также называли «Римским егерем» (MTB, 469), а также в Австрию (MTB, 384), Богемию (MTB, 469) и Германию (MTB, 359, 451). В первом десятилетии XV века Великий магистр нанял по меньшей мере двух скороходов, которые совершали исключительно длительные путешествия с посланиями в немецкие земли и Италию.
Письменные источники не дают никакой информации об обстоятельствах жизни и работы скороходов. По своей деятельности они лишь изредка останавливались в Мариенбурге.
Кухонный мастер (Küchenmeister)
Должность кухонного мастера занимали в основном братья-рыцари, иногда также братья-священники. Кухонный мастер руководил работой кухни Верховного магистра, контролировал работу кухонного персонала, а также выплачивал им зарплату. Согласно Ординации замка Хайльсберг, кухонный мастер епископа Вармии имел право наказывать работников кухни, если они входили на кухню без разрешения или воровали еду (SRW 1, 329; FLEISCHER, S. 814). Подобная ситуация могла существовать и в Мариенбурге. В 1417 году мастер получил жалование для поваров, сумму в 20 марок (AMH, 289). В 1412 году записано, что кухонный мастер получил деньги для выплаты жалования кухонным слугам (AMH, 40). Кроме того, он в основном отвечал за закупку и оплату поставок продовольствия. Когда магистр отправлялся в путешествие, его сопровождал кухонный мастер с поварами. В 1419 году, например, кухонный мастер и четыре повара путешествовали с магистром в течение 14 дней — «item 16 sc. 4 kochen, di do 14 tag mit des meisters kuchmeister in der reisze gewest, yo di woche 2 sc.» (AMH, 321). В 1420 году кухонный мастер сопровождал магистра с пятью поварами-помощниками на День сословий в Эльбинге — «item 2 m. 2 sc. nuwes geldes 5 kochen, dy mit des meisters kochmeister uffem tage woren» (AMH, 360). Однако он не принимал непосредственного участия в управлении кухней, которая находилась под руководством главного повара.
За свою работу кухонный мастер получал жалованье и одежду (MTB, 123, 191), у него была комната с камином и уборная, которая располагалась непосредственно рядом с кухней.
О кухонных мастерах см. JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 258f.
Старший и младший повара магистра (Oberkoch)
Руководство работой кухни находилось в руках главного повара, о котором почти ничего не известно в письменных источниках. О старшем поваре есть документальное подтверждение только в бухгалтерской книге старого города Эльбинга за 1407 год (NKRSME, S. 93). В МТВ есть упоминание о поваре магистра Маттисе в 1409 году (MTB, 524). Он должен был получать зарплату, одежду и жилье, но конкретных доказательств этого нет. Его заместителем, вероятно, был младший повар (NKRSME, S. 93), о котором почти ничего не известно.
Повара и кухонные слуги (Köche)
На кухне великого магистра работало несколько поваров, но их точное количество не может быть достоверно установлено. Если кухонный мастер отправился с пятью поварами-помощниками на День поместья в Эльбинге в 1420 году (AMH, 360), то обычных поваров должно было быть не менее трех или четырех. Возможно, что повара специализировались на определенных видах пищи. Они, конечно, получали одежду и жилье, но более подробной информации об этом нет.
Примечательны две записи в МТВ, в которых упоминается русский повар (МТВ, 471). Так он получил тунику в 1408 году, а через год эта одежда была подшита, при этом писец отмечает, что за это время русский был крещен (MTB, 531). Предположительно он появился при дворе вместе с русскими послами, которые привезли в подарок магистру соколов от Витовта и получили взамен красивое платье (МТВ, 471). И повар возможно был в составе этой русской делегации.
Кнехты работали в качестве помощников на кухне и получали зарплату от кухонного мастера (AMH, 40f, 84). Информация о количестве кнехтов неизвестна, как и о том, где они спали. Возможно, что они проводили ночь на кухне или рядом с ней. Спальные места для слуг на рабочем месте были обычным явлением. Например, договор между епископом Вармии и кафедральным капитулом об использовании епископского дома во Фрауенбурге предусматривает, что кухонные слуги и конюхи должны ночевать там, где они работали (CDW 4, № 32; JARZEBOWSKI, S. 111).
Смотритель погреба (Kellermeister) и его мальчик
Смотритель погреба был должностным лицом Ордена, отвечавшим за поставку вина, пива и медовухи ко двору Верховного магистра. Безалкогольные напитки упоминаются в то же время очень редко, например, поставка вишневого сока и морса в 1408 году (MTB, 510). Кроме того, смотритель погреба принадлежал к группе лиц, получавших деньги от имени магистра для совершения мелких сделок для него или для расплаты с другими лицами (МТВ, 126, 140, 156-158, 167, 202, 233, 300, 473, 495, 585).
В конвентхаусе была пивоварня, а пивовар и его кнехты часто упоминаются в расходной книге мариенбургского хаускомтура (AMH, 406).
Напитки обычно закупались в больших количествах в Данциге, Эльбинге или Торне (MTB, 150, 234f, 286, 298, 343f, 390, 422, 448, 456f, 477, 481, 520-522, 539; AMH 281, 357). Они хранились в подвалах под дворцом Верховного магистра и Большим Ремтером. Только медовуху иногда производил сам смотритель погреба. В 1407 году он купил 4 бочки мёда по случаю генерального капитула, чтобы из него сделали медовуху — «item 12 m. vor 4 tunnen honigis des meisters kellirmeister, methe do von zu bruwen of das capitel» (MTB, 426). Кроме того, он заботился о посуде, стаканах, чашках, бутылках, кувшинах для напитков и скатертях (AMH, 11, 82, 119, 149, 152, 196f, 230, 257, 342).
Смотритель погреба магистра впервые упоминается в 1335/36 годах (PUB 2, Nr. 879; PUB 3/1, Nr. 44). В остальном о его деятельности из источников известно немного. Есть сведения, что он сопровождал магистра или других территориальных чиновников в поездках (MTB, 151, 225, 554). В 1408 году магистр оплатил медицинские расходы на лечение своего смотрителя. В 1406 году смотритель погреба Михил, который не был братом, получил большую сумму, когда покинул двор великого магистра (МТB, 386).
У келлермейстера был мальчик в качестве помощника (MTB, 535). Поскольку в источниках ордена нигде не упоминается виночерпий Великого магистра, можно предположить, что эту функцию взял на себя смотритель погреба магистра. Поэтому описание обязанностей главного виночерпия при дворе епископа Варминского могло относиться и к келлермейстеру Мариенбурга (SRW 1, S. 329f; FLEISCHER, S. 814). Последний должен был перед трапезой подготовить стол хозяина в столовой, накрыть его льняными скатертями, украсить и очистить питьевые чашки для епископского стола. Напитки подавались только после еды, и старший виночерпий должен был уделять этому пристальное внимание. Он наливал напитки в кубки из кувшина, содержимое которого ему сначала пришлось попробовать самому, и велел слугам отнести их к столу хозяина.
О смотрителе погреба см. JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 242.
Кнехты погреба (Kellerknecht)
В погребе Верховного магистра работало несколько кнехтов, в задачу которых входило снабжать двор вином, пивом и медовухой на двух ежедневных главных пирах и в других случаях. Для этого напитки переливали из бочек в бутылки и кувшины и переносили в Большой Ремтер. Если магистр проводил во дворце встречи с территориальными чиновниками или гостями, слуги несли кувшины и бутылки по системе коридоров для слуг. Кроме того, уход за питьевой утварью (стаканы, кружки, бутылки, кувшины) был одной из задач служителей погреба. В бухгалтерских книгах названы различные типы слуг погреба: кнехты погреба магистра (MTB, 87, 130, 191, 283, 554), кнехты винного погреба (MTB, 459, 554; AMH, 289) и кнехты пивного погреба (MTB, 417, 447, 515; AMH, 257).
Достоверной информации о точном количестве слуг в подвале нет. В начале 15 века в погребах одновременно работали как минимум два кнехта.
Между 1400 и 1402 годами упоминаются кнехты погреба магистра — Никке (МТВ, 87, 191) и Давид (МТВ, 130). Кнехты винных и пивных погребов обычно упоминаются только по отдельности, но в 1409 году есть запись о том, что трое слуг винного погреба сопровождали Верховного магистра в поездке (MTB, 554).
В бухгалтерских книгах есть записи о выплате заработной платы и одежды для кнехтов погреба. Их комната находилась под крышей покоев привратника, что были очень близко к лестнице в подвал на переднем дворе (AMH, 181).
Конный маршал (Pferdemarschall) и его кумпан
Верховный магистр имел большое количество лошадей для себя и своего двора, которых он держал в собственных конюшнях во внешнем замке. Уход за лошадьми осуществляли многочисленные слуги, во главе которых стоял конный маршал, являющийся должностным лицом ордена. Он мог происходить из круга рыцарей ордена и впоследствии сделать хорошую карьеру. В 1401 году в МТВ отмечается, что бывший конный маршал теперь стал фогтом Беберна в Добринской земле (MTB, 90). Согласно этому, это должен был быть Готфрид фон Хатцфельд (HECKMANN 2014). Его преемнику на посту конного маршала Гансу Штумеру, напротив, было отказано в дальнейшем продвижении. Он занимал эту должность с 1402 по 1410 год (MTB, 179), а затем его сменил некто Павел (AMH, 21), при котором Штумер, однако, продолжал в течение многих лет руководить конюхами (AMH, 346).
Конный маршал должен был ухаживать за лошадьми, а также содержать конюшни и пастбище. В 1411 году проводятся ремонтные работы на крыше, оплата которых была произведена через конного маршала (AMH, 71). В 1413 году четверо слуг под руководством Ганса Штумера отремонтировали ограду пастбища (AMH, 91).
У конного маршала было собственное здание, которое, вероятно, располагалось на форбурге рядом с конюшнями. В 1411 году упоминается «des pferdemarschalkk gemach» (AMH, 16). В 1413/14 году для Ганса Штумера была перестроена башня, в которой находились его покои (AMH, 103, 118, 139f).
В МТВ один раз упоминается, что у конного маршала был кумпан (MTB, 551).
Лошадиный доктор (Pferdearzt)
По рангу после конного маршала шёл конный врач, который, помимо годового жалованья (врач Кунце в 1403 году получил годовое жалование в 10 марок (MTB, 216)), имел на форбурге собственный дом с изразцовой печью (AMH, 54f, 60f, 79, 81, 104) и связанную с ним кузницу (AMH, 270). В МТВ есть ряд упоминаний о двух лошадиных лекарях: Кунце (MTB, 216, 231, 233f, 239, 256, 297, 322, 342, 369, 380, 410, 420, 427), который находился на службе у Великого магистра с 1403 по 1407 год, и его преемнике Клаусе, который впервые упоминается в 1408 году (МТВ, 460, 467, 478, 494, 528, 539, 541). Кунце, очевидно, приехал в Мариенбург из-за пределов Пруссии, поскольку Верховный магистр заплатил ему 30 венгерских флоринов, чтобы он мог привезти в страну свою жену (MTB, 233f). Магистр также способствовал супружеской жизни своего преемника Клауса, подарив деньги на его свадьбу в 1408 году (MTB, 467).
В накладных регулярно встречаются записи о приобретении конским врачом лекарств и средств по уходу за лошадьми (МТВ, 297, 322, 342, 380, 478, 539), например, «восковая смола и различные мази для лошадей» (МТВ, 256). Уже упомянутая кузница, вероятно, была своего рода врачебной операционной для больных или раненых лошадей. Иногда врачи также занимались продажей лошадей и таким образом зарабатывали дополнительно (MTB, 494, 541).
Подковщик (Pferdeschmied)
Другим важным специалистом был кузнец для лошадей, основной задачей которого было подковать лошадей (MTB, 508) и проверить подковы. Он часто сопровождал Верховного магистра или кого-то из управляющих в поездках. В 1402 году кузнец Николаус отправился в зимний райз с казначеем (MTB, 225). В 1405 году кузнец магистра Клаус отправился в летний райз с Великим комтуром (MTB, 358). В 1408 году кузнец магистра сопровождал комтура Бальги в поездке в Венгрию и получил по этому случаю одежду (МТВ, 471). Когда магистр отправился в Мемель в 1409 году, его кузнец не смог поехать с ним, поэтому вместо него поехал другой кузнец — «item 1 m. eyme smede, der an Andris rytsmedes stat mit dem meyster zur Memel zoch» (MTB, 540). Кроме того, подковщик иногда помогал в покупке лошадей (MTB, 166) и приобретении лекарств (MTB, 430).
Кузнец получал зарплату; о его одежде и жилье из счетов ничего не известно, но, вероятно, он имел право на то и другое. Комната кузнеца, вероятно, находилась рядом с кузницей на форбурге.
Конюхи и кнехты, мальчики (Stallknecht)
Многочисленные конюхи и кнехты ухаживали, кормили и пасли лошадей магистра (AMH, 179, 264) в конюшнях и на лугу магистра (AMH, 91). Даже перевозка лошадей по территории Пруссии, а равно и за границу, иногда поручалась кнехтам. В 1402 году конюху заплатили за то, что он приводил жеребцов к Великому маршалу и комтуру Бальги (MTB, 150, 171). В 1409 году конюх магистра Сандер привез жеребца герцогу Симаску (Herzog Symask?) в подарок от Верховного магистра (MTB, 594).
Когда Великий магистр или управляющие отправлялись в путешествия, конюхи также должны были присматривать в пути за лошадьми. В 1409 году пять кнехтов конюшни отправились с магистром на мирные переговоры с Польшей (MTB, 580).
Слуги получали зарплату (MTB, 277, 574f) и пожертвования (MTB, 179, 253, 415, 467), а также одежду (MTB, 277), однажды упоминаются и хлебные деньги — «item 1⁄2 m. den stalknechten in des meisters marstall zu brote gegeben; Hanus Sthumer nam es» (МТВ, 471).
Вероятно, они спали в конюшнях или рядом с ними. В МТВ также есть свидетельства социального обеспечения со стороны Великого магистра по отношению к своим конюхам. Например, в 1402 году Верховного магистр заплатил хирургу, который лечил конюха Остерихера (MTB, 171), а в 1408 году магистр дал деньги матери того же конюха на Пасху (MTB, 477).
Общее число конюхов и конных кнехтов в начале XV века точно известно на основании двух подношений: в 1402 году их было двенадцать, а в 1409 году — тринадцать (MTB,179, 524).
Помимо кнехтов, были также мальчики-конюхи («des meisters staljungen»), но их количество неизвестно. Они, вероятно, помогали кнехтам и выполняли простые работы. В МТВ упоминается, что в 1409 мальчик-конюх перевел лошадь в Мариенбург (MTB, 550).
Мальчики-конюхи получали ткань для одежды и простыни (MTB, 193, 383, 404, 538), иногда им жертвовали деньги (MTB, 524), но зарплаты у них не было.
Кнехт повозок (Wagenknecht)
У Верховного магистра были свои повозки, на которых он отправлялся в путешествия, а также перевозил свои припасы, особенно вино. В 1417 году упоминается ремонт винных повозок и повозок для серебра магистра (AMH, 298). Вино также иногда перевозили в Мариенбург в специальных повозках. Однако поставки обычно осуществлялись на кораблях.
Повозки хранились на форбурге, вероятно, рядом с конюшнями или в карване. За повозки и винные повозки отвечали кнехты. Однако эти кнехты редко упоминаются в накладных. В платежных ведомостях упоминается только один кнехт повозок и один кнехт винных повозок. Николаус, «des meysters wagenknecht», появляется под этим обозначением только один раз в 1408 году в Книге казначея (MTB, 510). В расходной книге командира дома Мариенбурга «des meisters wynwainknecht» упоминается несколько раз в 1417 и 1418 годах, когда он получает жалованье (AMH, 289, 317-319). Только в ремонтной записке 1418 г. употребляется множественное число «des meisters weynwaynknechten» (AMH, 298). В остальном, слуги и возчики часто появляются в бухгалтерских книгах; принадлежали ли некоторые из них к Hochmeistergesinde, нельзя сказать с уверенностью.
Сокольничий (Falkner) и его кнехты
Соколиная охота играла важную роль для Тевтонского ордена. Охотничьи соколы, однако, не были нужны для собственного использования, поскольку рыцарям Ордена было запрещено по правилам охотиться. Согласно правилу № 23, братьям было категорически запрещено охотиться (PERLBACH, S. 47). Позднее, очевидно, произошло некоторое смягчение этого запрета (MILITZER 2015b, S. 220). Согласно законам Винриха фон Книпроде от 1354 года, только Верховный магистр имел право посылать соколов (PERLBACH, S. 154). Однако, будучи подарками для князей всей Европы, прусские соколы представляли собой важный фактор в дипломатии магистра. Каждый год магистр посылал большое количество соколов и ястребов правителям Востока и Запада. Для обеспечения «соколиной дипломатии» Ордену требовались регулярные поставки соколов и несколько соколиных дворов для их обучения и содержания. По этой причине в бухгалтерских книгах часто встречаются записи о покупке и транспортировке соколов, а также упоминания о различных сокольничих.
Верховный магистр также имел собственного сокольничего (иногда даже двух), который вместе со своими кнехтами управлял соколиной фермой вблизи Мариенбурга. Имеется довольно обширная информация о деятельности сокольничего Петра, который находился на службе у магистра не позднее 1396 года, когда Конрад фон Юнгинген предоставил ему помещение и сад у мельничного рва перед городом (VOIGT 1824, S. 537f), получил мариенбургское гражданство в 1399 году (AMH, 395) и в последний раз упоминается по имени в 1413 году (AMH, 87). В его задачи входило приобретение и обучение соколов, а также их отправка правителям в качестве подарков от имени Верховного магистра. Для этого он отправлялся в путешествия сам или посылал кнехтов.
Закупка соколов в основном происходила в Замланде или Вармии, где Петр лично несколько раз покупал большее количество соколов (MTB, 23, 181, 194, 271, 448, 487, 593). Перевозка соколов иностранным правителям также иногда осуществлялась самим сокольничим, особенно если речь шла о высокопоставленных получателях. Известно, что Петр привозил соколов герцогу Австрии (MTB, 23), королю Польши (MTB, 186, 383, 536), герцогу Эльскому (MTB, 384) и ландмейстеру Германии (MTB, 419f). В 1408 году он совершил большое путешествие к королям Венгрии и Франции, рейнским курфюрстам, герцогам Гельдерским, маркграфам Саксонии и Мейсена, графам Вюртемберга и Катценельнбогена, а также к бургграфу Нюрнберга (MTB, 506). Однако многочисленные перевозки в Мариенбург и обратно также осуществлялись кнехтами сокольничего (MTB, 28, 156, 181), поскольку сокольничий в конечном итоге также должен был оставаться в Мариенбурге в течение определенного времени, чтобы присматривать за соколиной фермой.
В 1408 году у сокольничего вероятно было четыре кнехта на службе, т.к. он получил четыре пары сапог для своих слуг (MTB, 474). А в 1399 году упоминается его кумпан (MTB, 32).
Сокольничий получал зарплату (MTB, 23, 271, 506), в его распоряжении было несколько лошадей (MTB, 297, 336, 403, 424, 435), для которых у него даже была своя конюшня (AMH, 254f). Вероятно, это было на соколиной ферме, где имелись несколько стойл и дом для сокольничего и его семьи, который в 1416 году был перестроен за деньги магистра (AMH, 214, 219, 224, 233, 235, 242).
Кроме сокольничего, были еще ловцы птиц (фоглеры). Между 1402 и 1407 годами в МТВ несколько раз упоминается Кунце Мулингер или Моллингер, главный ловец (MTB, 150, 179, 437), в 1408 году — главный ловец Фрицхент (МТВ, 515), а в следующем году — ловец по имени Томас (MTB, 555). Однако были ли эти ловцы непосредственно подчинены сокольничему, неясно.
О содержании и отправке соколов и ястребов в Пруссии см. VOIGT 1849; KNABE; MILITZER 2015b, SS. 219-223; HECKMANN 1999; JÓŹWIAK/TRUPINDA 2011, S. 309.
Можно было бы ожидать, что пекари и пивовары будут снабжать двор Верховного магистра. Однако в письменных источниках нет упоминаний об этих профессиях на службе у магистра. В Мариенбурге были пекарни и пивоварни, но они принадлежали конвенту, поэтому пекари и пивовары со своими слугами встречаются только в счетах конвента и хаускомтура. Однако для Верховного магистра в основном закупали пиво в Эльбинге, Данциге и Висмаре.
Два примера, для сравнения, из записей казначея о походах магистров. В 1399 году состоялся райз в Жемайтию, в котором участвовал магистр Конрад фон Юнгинген. Обошлось участие магистра в этом походе в 333 марок (МТВ, 27-28). Магистра в походе сопровождал капеллан, два кумпана (Матис и Труппунг), а также мальчик-посыльный. На снаряжение для них ушло 13 марок. Также в походе участвовали пекарь, повар и плотник, совместно получившие около 5 марок. Почти 130 марок было потрачено на транспортировку походного домика магистра. Оставшаяся часть денег ушла на закупку продовольствия и транспортных средств (лошадей, телег, колёс).
В 1409 году в райз отправился магистр Ульрих фон Юнгинген. Обошлось это в 260 марок и практически половина ушла на подготовку к походу. Так в 90 марок обошлось снаряжение для слуг Верховного магистра — по 5 марок на 18 человек (МТВ, 554). Магистра, кроме кумпанов и капеллана, также сопровождали — писец, музыканты, лекарь, лошадиный лекарь, прачник, кнехты при погребе. Несколько знамён и хоругвей были нарисованы придворным художником — два больших шёлковых знамени, четыре средних и четыре малых.
Примечания:
1. Официал — светское лицо (мирянин), исполняющее определенные церковные функции как правило коллегиально с духовными лицами, или же по их поручению.
Источники и литература:
GStA PK, XX. HA, OBA
GStA PK, XX. HA, OF
Walther ZIESEMER (Hg.): Das Ausgabebuch des Marienburger Hauskomturs für die Jahre 1410–1420, Königsberg 1911
Codex Diplomaticus Warmiensis oder Regesten und Urkunden zur Geschichte Ermlands, Bd. 2 (1341–75), Mainz 1864
Codex Diplomaticus Warmiensis oder Regesten und Urkunden zur Geschichte Ermlands, Bd. 4 (1424–35), Braunsberg 1935
Johannes Voigt (Hg.): Codex Diplomaticus Prussicus. Urkunden-sammlung zur älteren Geschichte Preussens aus dem Königlichen Geheimen Archiv zu Königsberg, nebst Regesten. Band 5, Königsberg, 1857
Johannes Voigt (Hg.): Codex Diplomaticus Prussicus. Urkunden-sammlung zur älteren Geschichte Preussens aus dem Königlichen Geheimen Archiv zu Königsberg, nebst Regesten. Band 6, Königsberg, 1861
A. PROCHASKA (Hg.): Codex epistolaris Vitoldi Magni Ducis Lithuaniae 1376–1430, (Monumenta Medii Aevii Historica Res Gestas Poloniae Illustrancia, Bd. 6), Cracoviae 1882
Erich JOACHIM (Hg.): Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409, Königsberg 1896
Ernst HENNIG: Diätische Vorschrift aus dem funfzehnten Jahrhundert, in: Wöchentliche Unterhaltungen für Liebhaber deutscher Lektüre in Rußland, Bd. 5, Mitau 1807, S. 279–288
Sebastian KUBON/Jürgen SARNOWSKY (Hg.): Regesten zu den Briefregistern des Deutschen Ordens: Die Ordensfolianten 2a, 2aa und Zusatzmaterial, Göttingen 2012
F. BUNGE/H. HILDEBRAND/P. SCHWARTZ/L. ARBUSOW (Hg.): Liv-, Est- und Kurländisches Urkundenbuch Bd. 1, 3: 1368-1393, mit Nachträgen zu Band 1 und 2, Reval 1857
Markian PELECH (Hg.): Nowa Księga Rachunkowa Starego Miasta Elbląga 1404–1414, Teil 1 (1404–1410), Warszawa/Poznań/Toruń 1987
Max PERLBACH (Hg.): Die Statuten des Deutschen Ordens, Halle 1890
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 1/1, Erste Hälfte, hg. von Philippi, Königsberg 1882
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 1/2, Zweite Hälfte, hg. von A. Seraphim, Königsberg 1909
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 2 in 3. Lfg., (1309–1335), hg. von Max Hein/Erich Maschke, Königsberg 1932
Preußisches Urkundenbuch, Bd. 3, 1. Lfg. (1335–1341), hg. von Max Hein, Königsberg 1944
Walther HUBATSCH (Hg.): Regesta Historico-Diplomatica Ordinis S. Mariae Theutonicorum 1198–1525, Pars II: Regesta Privilegorium Ordinis S. Mariae Theutonicorum, Regesten der Pergament-Urkunden aus der Zeit des Deutschen Ordens, Göttingen 1948
T. HIRSCH/M. TOEPPEN/E. STREHLKE (Hg.): Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der preußischen Vorzeit bis zum Untergang der Ordensherrschaft, Bd. 2, Leipzig 1863
T. HIRSCH/M. TOEPPEN/E. STREHLKE (Hg.): Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der preußischen Vorzeit bis zum Untergang der Ordensherrschaft, Bd. 4, Leipzig 1870
C. WOELKY (Hg.): Scriptores rerum Warmiensium oder Quellenschriften zur Geschichte Ermlands, Bd. 1, Braunsberg 1866
Martin ARMGART: Die Handfesten des preußischen Oberlandes bis 1410 und ihre Aussteller, Köln/Weimar/Wien 1995
Udo ARNOLD: Deutscher Orden und Musik in Preußen, in: Janusz HOCHLEITNER/Karol POLEJOWSKI (Hg.), W służbie zabytków, Malbork 2017, S. 65–81
Nils BOCK: Die Herolde im römisch-deutschen Reich, Stuttgart 2015
Hartmut BOOCKMANN: Laurentius Blumenau. Fürstlicher Rat – Jurist – Humanist (ca. 1415–1484), Göttingen 1965
Hartmut BOOCKMANN: Spielleute und Gaukler in den Rechnungen des Deutschor- dens-Hochmeisters, in: Detlef Altenburg/Jörg Jarnut/Hans-Hugo Steinhoff (Hg.), Feste und Feiern im Mittelalter, (Paderborner Symposion des Mediävistenverbandes), Sigmaringen 1991, S. 217–228
Robert BÜCHNER: Im städtischen Bad vor 500 Jahren, Wien/Köln/Weimar 2014
G. CUNY: Die beiden Preussenfahrten Herzog Heinrichs des Reichen von Bayern und Bartholomäus Boreschau, in: Zeitschrift des Westpreußischen Geschichtsvereins 59 (1919), S. 135–161
FLEISCHER: Alltagsleben auf Schloß Heilsberg im Mittelalter, in: Zeitschrift für die Geschichte und Altertumskunde Ermlands 18 (1913), S. 802–829
Erwin GATZ (Hg.): Die Bischöfe des Heiligen Römischen Reiches 1198 bis 1448. Ein biographisches Lexikon, Berlin 2001
H. GERSDORF: Der Deutsche Orden im Zeitalter der polnisch-litauischen Union. Die Amtszeit des Hochmeisters Konrad Zöllner von Rotenstein (1382–1390), Marburg 1957
Mario GLAUERT: Das Domkapitel von Pomesanien (1284–1527), Toruń 2003
O. GÜNTHER: Schreibdienst auf der Marienburg im 14. Jahrhundert, in: MWG 16 (1907), Heft 4, S. 53–58
Dieter HECKMANN: Preußische Jagdfalken als Gradmesser für die Außenwirkung europäischer Höfe des 15. und 16. Jahrhunderts, in: Preußenland 37 (1999), S. 39–62
Dieter HECKMANN: Der öffentliche Notar im Geflecht der preußischen Schreiber des frühen 15. Jahrhunderts, in: Ordines Militares 19 (2014), S. 157–166
Christofer HERRMANN: Der Hochmeisterpalast auf der Marienburg. Konzeption, Bau und Nutzung der modernsten europäischen Fürstenresidenz um 1400, Petersberg 2019
Christofer HERRMANN: Mittelalterliche Architektur im Preußenland, Petersberg 2007
Bernhart JÄHNIG: Organisation und Sachkultur der Deutschordensresidenz Marienburg, in: P. Johanek, Vorträge und Forschungen zur Residenzfrage, Sigmaringen 1990, S. 45–75
Bernhart JÄHNIG: Junge Edelleute am Hof des Hochmeister in Marienburg um 1400, in: W. Paravicini/J. Wettlaufer (Hg.), Erziehung und Bildung bei Hofe, Stuttgart 2002, S. 21–42
Bernhart JÄHNIG: Winrich von Kniprode – Hochmeister des Deutschen Ordens 1352– 1382, in: JÄHNIG 2011, S. 67–89
Bernhart JÄHNIG: Vorträge und Forschungen zur Geschichte des Preußenlands und des Deutschen Ordens im Mittelalter, Ausgewählte Beiträge zum 70. Geburtstag am 7. Oktober 2011, hg. von Hans-Jürgen und Barbara Kämpfert, Münster 2011
Marc JARZEBOWSKI: Die Residenzen der preußischen Bischöfe bis 1525, Toruń 2007
Sławomir JÓŹWIAK/Janusz TRUPINDA: Organizacja życia na zamku krzyżackim w Malborku w czasach wielkich mistrzów (1309–1457), Malbork 2011
Sławomir JÓŹWIAK/Janusz TRUPINDA: Krzyżackie zamki komturskie w Prusach, Toruń 2012
Sławomir JÓŹWIAK: Centralne i terytorialne organy wladzy zakonu krzyżackiego w Prusach w latach 1228–1410. Rozwój – Przekształcenia – Kompetencje, Toruń 2012
Sławomir JÓŹWIAK/Janusz TRUPINDA: Das Amt des „Bauleiters“ (magister lapidum; magister laterum; steinmeister; czygelmeyster; muwermeister) im Deutschordensstaat im 14. Jh. und in der ersten Hälfte des 15. Jh., in: Ordines Militares 20 (2015), S. 239–268
Albert KLEIN: Die zentrale Finanzverwaltung im Deutschordensstaate Preußen am Anfang des XV. Jahrhunderts, Leipzig 1904
Gustavgeorg KNABE: Preußische Falken im Dienste der Politik des Deutschen Ordens, in: Preußenland 7 (1969), S. 17–21
Hans KOEPPEN (Hg.): Peter von Wormditt: (1403–1419), Hannover 1960
Krzysztof KWIATKOWSKI: Zakon niemeicki jako „corporatio militaris“, Toruń 2012
Arno MENTZEL-REUTERS: Arma spiritualia. Bibliothek, Bücher und Bildung im Deutschen Orden, Wiesbaden 2003
Klaus MILITZER: Zwei Ärzte im Dienste des Hochmeisters, in: Preußenland 20 (1982), Nr. 4, S. 53–56 [und MILITZER 2015, S. 77–80]
Klaus MILITZER: Jagd und Deutscher Orden, in: MILITZER 2015, S. 189–223
Klaus MILITZER: Zentrale und Region: gesammelte Beiträge zur Geschichte des Deut- schen Ordens in Preussen, Livland und im Deutschen Reich aus den Jahren 1968 bis 2008, Weimar 2015
Klaus-Eberhard MURAWSKI: Zwischen Tannenberg und Thorn. Die Geschichte des Deutschen Ordens unter dem Hochmeister Konrad von Erlichshausen (1441–1449), Göttingen 1953
Zenon Hubert NOWAK: Die Frage der „Altersversorgung“ im Deutschen Orden in der ersten Hälfte des 15. Jahrhunderts, in: NOWAK 2011, S. 133–163
Paul NIEBOROWSKI: Peter von Wormdith. Ein Beitrag zur Geschichte des Deutsch-Ordens, Breslau 1915
Wilhelm NÖBEL: Michael Küchmeister, Hochmeister des Deutschen Ordens 1414– 1422, Bad Godesberg 1989
Werner PARAVICINI: Die Preußenreisen des europäischen Adels, Teil 1, Sigmaringen 1989
Christian PROBST: Der Deutsche Orden und sein Medizinalwesen in Preussen. Hospital, Firmarie und Arzt bis 1525, Bad Godesberg 1969
Bernhard SCHMID: Niclaus Fellensteyn, ein Marienburger Baumeister vor 500 Jahren, in: Die Denkmalpflege 21 (1919), S. 83–85
A. ŚWIEŻAWSKI: Bartołomiej z Boreszewa lekarz wielkich mistrzów krzyżackich, in: Archiwum Historii Medycyny 24 (1961), S. 369–382
Birgit TUCHEN: Öffentliche Badhäuser in Deutschland und der Schweiz im Mittelalter und der frühen Neuzeit, Petersberg 2003
Grischa VERCAMER: Siedlungs-, Verwaltungs- und Sozialgeschichte der Komturei Königsberg im Deutschordensland Preußen (13.–16. Jahrhundert), Marburg 2010
Johannes VOIGT: Geschichte Marienburgs, der Stadt und des Haupthauses des deut- schen Ritter-Ordens in Preußen, Königsberg 1824
Johannes VOIGT: Das Stillleben des Hochmeisters des deutschen Ordens und sein Fürstenhof, in: Historisches Taschenbuch, 1. Jahrgang, Leipzig 1830, S. 167–253
Johannes VOIGT: Geschichte Preußens, Band 5, Königsberg 1832
Johannes VOIGT: Geschichte Preußens, Band 6, Königsberg 1834
Johannes VOIGT: Über Falkenjagd und Falkenzucht in Preußen, 257–276 in: Neue preußische Provinzial-Blätter 7 (1849), S. 257–276
Gisela VOLLMANN-PROFE: Wigand von Marburg, in: Die deutsche Literatur des Mittelalters. Verfasserlexikon, Band 11, Berlin/New York 2004, Sp. 1658–1662
Reinhard WENSKUS: Das Ordensland Preußen als Territorialstaat des 14. Jahrhunderts, in: Hans Patze (Hg.), Der deutsche Territorialstaat im 14. Jahrhundert 1, Sigmaringen 1970, S. 347–382; Neudruck in: WENSKUS 1986, S. 317–352
Reinhard WENSKUS: Über einige Probleme der Sozialordnung der Prußen, in: Acta Prussica. Festschrift für Fritz Gause, Würzburg 1968, S. 7–28; Neudruck in: WENSKUS 1986, S. 413–434
Reinhard WENSKUS: Ausgewählte Aufsätze zum frühen und preußischen Mittelalter, Sigmaringen 1986 Jan WIŚNIEWSKI: Johannes Ryman, in: GATZ 2001, S. 572f
Татьяна ИГОШИНА: Двор верховного магистра Немецкого ордена в Пруссии в конце XIV — начале XV веков, Москва 2000
Кирпич как строительный материал известен с древности и широко использовался цивилизациями в Междуречье и Египте, а позже в Римской империи.
В Европу к северу от Альп технология производства кирпича, забытая после падения Рима, вновь проникает с территории Ломбардии примерно в середине XII века [1]. Век спустя кирпич уже довольно широко используется в строительстве в Западной Европе.
На территории государства Тевтонского ордена первые сведения о кирпичном производстве датируются 1240-ми годами и относятся к Эльбингу, когда в 1246 году монахи-доминиканцы получили разрешение от великого магистра ордена Генриха фон Гогенлоэ разрешение на строительство кирпичной церкви. При этом кирпич надлежало производить за пределами самого города [2]. Поэтому можно предположить, что изготовление кирпича в ордене началось практически сразу с его появлением на прусских землях. Этому способствовало во многом то, что на завоёванных орденом землях практически единственным доступным материалом для строительства являлась древесина. Камень (в первую очередь, легкообрабатываемые песчаник и известняк, широко использовавшиеся для религиозного и замкового строительства в Западной и Южной Европе) в Пруссии, как говорится, не водится. Те валуны, что когда-то были принесены сюда валдайским ледником, месторождений не образуют, и в каких-то существенных объёмах не встречаются. Они, как правило, оказываются на поверхности во время распашки полей или разработки песчаных или глиняных карьеров. Соответственно, для того, чтобы собрать хотя бы некое мало-мальски товарное количество этого полевого камня, требуется определённое время. Конечно, валуны можно было найти вдоль русел рек, но это только подтверждает тот факт, основным строительным материалом полевой камень стать не мог и использовать его было можно максимум для строительства фундаментов. При этом использование древесины для строительства орденских укреплений уже на начальном этапе «дранг нах остен» показало, что рыцари, укрывшиеся за деревянным частоколом от набегов пруссов, не находились в безопасности, поскольку нападающие это самое укрепление просто-напросто сжигали. Кроме того, древесина гораздо менее долговечна, нежели кирпич.
Поэтому у ордена не оставалось другого выхода кроме как начать использовать кирпич и для укрепления своих крепостей, и для строительства оборонительных стен для основанных им городов, и для строительства религиозных объектов, в первую очередь, кирх, в которых, помимо всего прочего, немецкие колонисты и лояльные пруссы при необходимости могли пересидеть набег неприятеля. А буквально повсеместное распространение залежей глины отменного качества и относительная простота её добычи (достаточно пары лопат — и вот тебе готовый карьер) появлению кирпича только способствовало.
Процесс изготовления кирпича мало изменился за долгую историю его применения в строительстве. Сейчас, конечно, кирпичные заводы имеют современное оборудование, технику, инструменты и технологии, но в общих чертах его производство по-прежнему состоит из четырёх основных этапов: подготовки сырья, формования сырых кирпичей, их сушки и обжига в печи. И если сейчас в глиняном карьере работает экскаватор, то раньше, на что мы только что указали, люди копали глину лопатами, а вместо машин или вагонеток использовали лошадей, запряженных в телеги.
В этой заметке мы поговорим о кирпиче и его производстве в Пруссии со времен ордена и до начала XIX века, когда началась промышленная революция, затронувшая, в том числе, и кирпичную промышленность.
Для начала же разберёмся с терминами.
Кирпич — это искусственный камень, произведённый из минеральных природных материалов, имеющий правильную форму и применяющийся для строительства.
По исходному материалу кирпич делится на керамический и силикатный. Керамический кирпич производится из глины, силикатный — из смеси кварцевого песка и извести.
Чаще всего вокруг себя мы видим обожжённый керамический кирпич (как правило, красного цвета). Но необожжённый кирпич-сырец появился раньше и, как это ни удивительно, используется и по сей день.
Кирпич также делится по назначению (строительный, облицовочный, фасонный, клинкерный, огнеупорный), по способу формовки (ручная формовка и машинная) и по наполнению (полнотелый и пустотелый).
Кроме кирпича мы так или иначе будем упоминать и кровельную керамическую черепицу, процесс изготовления которой схож с производством керамического кирпича. Керамическая черепицу можно разделить по способу формовки также на ручную и машинную, а по форме она делится на плоскую и волнистую. Также существуют специальные виды черепицы, например, коньковая черепица.
Производство кирпича: сырьё и технология
Как же было организовано кирпичное производство в орденские времена и далее на протяжении нескольких веков?
Хотя начало производства кирпича на прусских землях относится к ранним орденским временам, очевидно, что до тех пор, пока орден окончательно не закрепился на завоеванных территориях, о каком-то масштабном его производстве и использовании в качестве строительного материала речь не идёт. На это влияли два фактора — нестабильная военно-политическая обстановка, связанная с подавлением рыцарями восстаний прусских племён, и недостаток мастеров, которые могли бы организовать изготовление кирпича, поскольку у пруссов традиция кирпичного строительства отсутствовала. Поэтому говорить о широком использовании орденом кирпича можно лишь начиная с последних десятилетий XIII – начала XIV веков, примерно тогда, когда началось строительство замка Мариенбург. Именно в это время орден активно привлекал для заселения покорённых западных прусских земель колонистов из разных регионов Германии (колонизация Восточной Пруссии началась на несколько десятилетий позже), и, очевидно, вербовал и мастеров-кирпичников, и каменщиков. Тут следует отметить, что и у кирпичников, и у каменщиков, в отличие от многих других ремесленников, не было своих профессиональных цехов. Скорее всего, эти мастера перемещались от стройки к стройке, не будучи привязаны к конкретной локации. Отдельные стилистические особенности кирпичных построек в Пруссии и некоторые характерные формы использованного для них кирпича свидетельствуют о том, что мастерами-кирпичниками и каменщиками были выходцы из Мекленбурга, Передней Померании, Бранденбурга и Любека [2]. О том, что строительные работы выполняли квалифицированные мастера, свидетельствуют сами постройки, демонстрирующие высокий уровень качества как самого кирпича, так и кирпичной кладки.
Для организации производства кирпича требуется наличие, в первую очередь, запасов глины соответствующего качества, печи для обжига сырого кирпича, а также топлива для печи. Для приготовления глиняной смеси необходима ещё и вода, но её наличие не является определяющим фактором для локализации кирпичного производства. Заказчики строительства, таким образом, должны были определить, нужно ли им для снижения затрат организовывать производство кирпича рядом с конкретной стройкой, или же проще и дешевле было привезти готовый кирпич с ближайшего кирпичного завода. Очевидно, что для крупных объектов было дешевле организовать производство кирпича на месте. Для небольших объектов это также имело смысл при наличии поблизости залежей глины. В этом случае затраты на сооружение печи для обжига кирпича компенсировали его доставку к строящемуся объекту.
Добытая в карьере глина для кирпичного производства должна была довольно длительное время (до двух лет) пролежать на открытом воздухе, подвергаясь воздействию осадков, жары и холода. За это время происходил процесс своеобразной её «ферментации»: из неё вымывались легкорастворимые соли, органика (корни и пр.) сгнивала и также вымывалась, а влага равномерно распределялась по всей массе глиняного сырья, и в конечном итоге глина получала необходимые пластические свойства. Затем глину помещали в неглубокую яму, добавляли воду и начинали месить её либо ногами, либо используя лошадей. При вымешивании глины из неё удаляли камни и другие включения, добавляли, если глина была слишком жирной, песок. Постепенно образовывалась однородная весьма густая по консистенции масса. На это уходило от 12 часов до двух суток [3].
Затем глину доставляли к формовочным столам, на которых мастер, используя специальную деревянную форму, и формовал кирпичи. Сформованные кирпичи помещали под навес, где они несколько дней сохли. Подсохшие кирпичи помещали в печь для обжига рядами в особом порядке (ёлочкой). При этом для равномерного распределения жара внутри рядов между кирпичами оставлялись промежутки в 2-4 см. После посадки сырца в печь её свод заделывался бракованным кирпичом от предыдущих обжигов, засыпался глиной и землёй. В печи сырец, подвергаясь воздействиям температур от 850 до 950° С, и превращался в тот самый красный керамический кирпич, давший название целому архитектурному стилю — кирпичной готике. В качестве топлива для обжига использовали дрова, торф, уголь, тростник и даже солому. Процесс обжига был довольно продолжительным — до двух недель (длительность его зависела от погоды, степени влажности кирпича-сырца и качества топлива для печи) и состоял из нескольких этапов: сушки кирпича, когда внутри печи поддерживалась относительно невысокая температура, собственно его обжига при высокой температуре и последующего остывания. Особенно важными были первые два этапа, поскольку мастер доложен был контролировать степень жара внутри печи для предотвращения вздутия или растрескивания кирпичей.
Обжиг производился лишь в тёплое время года поэтому на ранних этапах своего развития непрерывный цикл кирпичного производства отсутствовал.
После обжига кирпичи ещё несколько дней остывали. Остывший кирпич извлекался из печи и после отбраковки его можно было использовать для строительных нужд.
До конца XVIII века кирпичи обжигали в так называемых «полевых печах», конструкция которых, по большому счёту, оставалась неизменной на протяжении столетий и о которой мы поговорим ниже. Несмотря на грандиозный во всех смыслах масштаб кирпичного строительства в Пруссии, и связанного с ним производства кирпича, удивительно, что к настоящему времени археологам удалось обнаружить лишь несколько свидетельств существования кирпичных производств, датированных орденскими временами.
В 1908 году на кладбище возле кирхи в деревне Вильденау (сейчас Нажым, Польша), лежащей в нескольких километрах к юго-востоку от города Зольдау (Дзялдово), была обнаружена печь для обжига кирпича. Вероятно, печь была возведена как раз для производства кирпича, используемого для строительства деревенской кирхи. Внешние размеры печи составляли 7,15 x 6,60 м, внутренние — 4,55 x 4,20 м. Стены её были сложены из дикого камня и глины, при этом печь частично углублялась в пологий склон. В печь вели два сводчатых входа шириной 0,9 м, сложенных из кирпича. Внутренние стены также были кирпичными. Внутри печи из кирпича были выложены полки, на которые складывали кирпич-сырец. Вероятнее всего, у печи не было постоянного свода. Сверху печь накрывали глиной, боем кирпича, оставшимся от предыдущих обжигов, и засыпали землёй [1]. Это облегчало загрузку кирпича в печь и выгрузку его после обжига.
Внутри печи были обнаружено несколько слоёв обожжённого кирпича, сложенного под разными углами на полках для обжига. Для лучшего распределения жара внутри печи кирпичи были сложены неплотно и между ними оставляли свободное пространство.
Ещё одну очень похожую печь для обжига удалось обнаружить к северу от польского города Рыпин (нем. Rippin), на территории деревни Рыпин Приватны. Печь датируется концом XIII — серединой XIV в.в. Также как и предыдущая печь, у неё имеется два входа и две топки. Стены печи, сложенные из камней, кирпичей и глины, сохранились до высоты 1,2 м. Внешние размеры стен 6,5 х 5,4 м, внутренние — 5,1 х 4,7 м. Толщина стен 0,6-0,7 м. Внутри печи вдоль стен выложены полки шириной 0,5 м для укладки на них сырых кирпичей, между топками имеется третья полка большего размера. Постоянный свод отсутствовал [4].
Подобный тип печи для обжига, имеющей два или три входа/топки, вероятно, был наиболее распространён не только на территории Пруссии, но и вообще в Центральной Европе. Продолжающиеся раскопки возле Рыпина позволили обнаружить остатки ещё двух похожих по форме и размерам печей, правда уже более позднего периода.
Вероятно, печи возле Рыпина использовались для производства кирпича, который шёл на строительство оборонительных и религиозных сооружений, а также жилых городских зданий. Причиной довольно долгого (несколько веков) производства кирпича в Рыпине на одном и том же месте могло служить наличие достаточных запасов качественной глины.
Кирпичное производство требует, помимо уже упомянутых запасов глины и наличия печи для обжига, ещё и значительных пространств для складирования добытой глины, котлована для приготовления пластичной массы, помещения для формовки кирпича, а также для сушки сырого кирпича, происходившей, как правило, под деревянными навесами для защиты его от дождя. Также необходимы помещения для хранения обожженного кирпича и инструмента. Обнаружить остатки всего этого, по понятным причинам, практически невозможно, за исключением лишь мест, где прежде добывали глину. Например, в 30 м вниз по склону от печи в Вильденау имелась округлая в плане яма, заполненная водой, из которой, скорее всего, когда-то брали глину, а затем и воду. А всё пространство между печью и ямой служило местом для производства и складирования сырого кирпича [1].
Как уже говорилось, основными инструментами кирпичника были форма для кирпича и специальное приспособление для удаления из формы излишков глины.
Ком подготовленной глиняной массы вручную помещался в деревянную форму (с дном или без), присыпанную изнутри чистым мелким песком и уложенную на специальный стол, и плотно в ней утрамбовывался, чтобы удалить пустоты внутри будущего кирпича и по краям формы. После этого мастер срезал излишки глины, форма переворачивалась, кирпич-сырец извлекался из формы и укладывался для сушки под специальные навесы для защиты от дождя. В зависимости от погоды сушка сырца могла занимать несколько дней.
Опытный мастер-кирпичник за двенадцатичасовой рабочий день мог изготовить 1200 кирпичей, и даже больше [5].
Кирпичные заводы
Как уже говорилось выше, производство кирпича, по понятным причинам, не обязательно было привязано к объекту строительства. В отличие от каменотёсов, работающих непосредственно на строительном объекте, кирпичники не являлись строителями, и могли находится в отдалении от конкретной стройки. В городах могло быть несколько кирпичных заводов [употребляемый здесь темин «завод», применительно с кирпичному производству в описываемый временной период, может ввести читателя в заблуждение касательно масштабов построек и объёмов выпуска готовой продукции, но другой, более подходящий термин, подобрать сложно. — admin], различающихся по форме собственности — принадлежащие орденским или церковным властям, городу, или частным лицам.
Для организации кирпичного завода изначально требовалось получить согласие ордена и мы уже упоминали эльбингских доминиканцев, получивших от хохмейстера разрешение на производство кирпича. В 1378 году верховный маршал Готтфрид фон Линден разрешил жителям города Кнайпхоф вечно добывать глину возле селения Трагхайм. Горожанам разрешили поставить печи для обжига кирпича в соответствии с их потребностями. Производство кирпича было вынесено за пределы города из-за опасности возможных пожаров, а также, вероятно, из-за того, что для формовки и сушки кирпича требовались значительные площади, которых, что не удивительно, на Кнайпхофе не было[2].
Городские кирпичные заводы обычно находились под контролем магистрата, который мог управлять ими сам или сдавать в аренду различным гражданам. Между 1331 и 1337 годами магистрат Эльбинга сдал городской кирпичный завод в аренду сразу 16 бюргерам[2].
Часто в городах для строительства конкретной церкви организовывали кирпичный завод, который по окончании строительства прекращал свою деятельность. В 1244 году доминиканцы в Кульме взяли у города на 35 лет участок для организации кирпичного производства в обмен на другой участок, на котором располагался огород.
В Рёсселе (сейчас Решель) один завод принадлежал городу, второй — церковным властям. При этом иногда кирпич для некоторых строек закупался в соседнем Растенбурге (сейчас Кентшин).
В сельской местности постоянного спроса на кирпич не существовало, поэтому и производство его не было долгим, а организовывалось на короткий срок под строительство конкретной церкви, либо же кирпич закупался на близлежащем замковом или городском заводе.
В орденские времена значительные по объёму выпуска кирпича производства существовали только возле замков во время их строительства. Особенно это касается отдалённых замков, для возведения которых нельзя было приобрести кирпич в округе или без значительных транспортных затрат доставить с уже имеющихся заводов. Излишки кирпича при этом, если таковые образовывались на призамковых производствах, продавались на сторону.
Объёмы производства кирпича в XIV-XV веках колебались от 16 до 75 тыс. штук в год, в среднем составляя 20 — 40 тыс. штук. Запасы кирпича, имевшиеся в те времена в замках, впечатляют: к примеру, в замке Торн в 1384 году хранилось 720 тыс. кирпичей [2]. Вероятно, такие запасы держались как резерв на случай военных действий, когда они могли быть использованы для быстрой реконструкции оборонительных сооружений или их восстановления.
Что касается стоимости кирпича, то согласно записям из Мариенбургской книги главного казначея (1399-1409), в 1404 году строительство кирпичного завода и производство 200 тыс. кирпичей в замке Рагнит (сейчас Неман) обошлось ордену в 101 марку. При этом стоимость 1000 кирпичей составляла 11 скотов*. Черепица стоила значительно дороже — 20 скотов за 1000 штук.
Размеры кирпича
На протяжении нескольких веков у кирпича не существовало стандартов качества и определённых размеров. Качество кирпича определял сам мастер-кирпичник. Размеры же кирпича зачастую зависели от размеров формы, изготовленной мастером для его формовки (на ранних этапах кирпичного производства зачастую тут имела место традиция тех мест, из которых происходили мастера), и степени усадки глины при обжиге. Фактически у одного и того же кирпичника, использовавшего для формовки сырца одну и ту же рамку, в зависимости от качества глины и процесса обжига могли получаться кирпичи разного размера.
Для орденских времён (т.е. начиная со второй половины XIII в. и до начала XVI в.) можно говорить о размерах кирпича, укладывающихся в диапазон 24-34,5 см по длине, 12-18 см по ширине, и 6,5-10,5 см по высоте. При этом крайние размеры встречались редко. В период расцвета орденского строительства (1330-1410 годы) произошла некая относительная стандартизация кирпича и наиболее распространёнными были размеры 29-31 на 13,5-15 и на 7,5-9 см [2] (жители Калининградской области называют эти большие кирпичи орденских времён, отличающиеся визуально от более мелких немецких кирпичей XIX — XX веков «лаптями»). К примеру, размер кирпичей замка Алленштайн (Ольштын) составляет 30 х 15 х 8 см. А размер кирпича храма Андрея Первозванного (конец XIV в.) при бывшем францисканском монастыре в Вартенбурге (Барчево) имеет размер 30 х 15 х 10 см [6]. Следует отметить, по мере расширения масштабов кирпичного строительства в мире, эмпирически было определены пропорции, при котором ширина кирпича примерно равнялась его удвоенной высоте, а длина — удвоенной ширине (т.е. 1 : 2 : 4). Такие пропорции наилучшим образом отвечали удобству перевязки кирпичной кладки и её прочности и сохраняются до наших дней [5]. Так называемый «имперский стандарт» появился в Германии лишь в 1872 году (сейчас он носит название «старый имперский стандарт», т.к. с 1950 года в Германии введён новый стандарт размеров кирпича). В соответствии с ним для государственных построек разрешалось использовать только кирпич с размерами 25 х 12 х 6,5 см.
Очень часто даже на одном объекте использовались кирпичи разных размеров, что может, в том числе, говорить как о том, что кирпич на стройку поставлялся от разных производителей, так и о том, что на объекте работали разные мастера-кирпичники, которые могли к тому же происходить из разных мест.
Представляем дополненный перевод статьи немецкого историка Кристофера Херрманна «Строительство замков как средство экспансии в ходе «языческой войны» в Ливонии, Пруссии и Литве» (Christopher Herrmann Der Burgenbau als Mittel der Expansion beim «Heidenkampf» in Livland, Preußen und Litauen).
___________________
В период с конца XII до начала XV века Пруссия, Ливония и Литва были ареной войн между христианскими завоевателями и коренными балтийскими племенами. С христианской стороны военные действия имели статус объявленных Папой крестовых походов, которые гарантировали участникам полное отпущение грехов. Эти крестовые походы в основном организовывались местными рыцарскими орденами, прежде всего Тевтонским орденом. В Ливонии же сначала действовал Орден меченосцев (Братство воинов Христа), основанный в 1202 г. Он был присоединён Тевтонскому ордену через год после сокрушительного поражения в 1236 г. от литовцев в битве при Сауле [1]. Кроме того, особенно в Ливонии, епископы выступали в качестве инициаторов походов против язычников. Армии крестоносцев состояли в основном из рыцарей, которые состояли в них непродолжительное время. Рыцари-гости происходили в основном из Германии, а также из других стран Западной Европы. В современных источниках их обычно называют «гостями» или «пилигримами». Задача обеспечения безопасности и контроля над завоеванными территориями в долгосрочной перспективе была возложена на рыцарские ордена или вассалов епископов. И важную роль там играло строительство замков. В Пруссии и Ливонии христианским захватчикам удалось создать независимые государства, литовские походы Тевтонского ордена остались же без длительного территориального успеха. Тема данной статьи — функции и значение строительства замков в этих крестовых походах, проиллюстрированные отдельными примерами. Что касается Ливонии и Пруссии, то здесь будет рассмотрена только фаза военного конфликта от прихода завоевателей до окончательного покорения коренного населения. В Ливонии этот этап длился с 1185 года (строительство замка Икскюль) по 1227 год (завоевание острова Эзель), в Пруссии — с 1231 года (основание Торна) по 1280-е годы (окончательное подавление второго прусского восстания). Что касается литовских походов, то здесь учитывается весь период с конца XIII века до начала XV века. Замки, о которых пойдет речь в данном контексте, обычно были быстровозводимыми сооружениями, на первом плане которых стояла военная цель; поэтому в данной статье они также называются «замками экспансии». Более поздние комтурские или ведомственные замки и поместные резиденции, которые служили для управления страной, не являются предметом этих рассуждений. Конечно, тот факт, что почти ничего не сохранилось от замков экспансии, которые в основном были построены из дерева, является проблематичным. Если место было сохранено, то почти все следы первого состояния постройки были уничтожены или скрыты более поздними постройками. Однако многие из этих сооружений были заброшены довольно скоро, некоторые просуществовали всего несколько лет, и их первоначальное местоположение сегодня уже невозможно определить с уверенностью. Археологические исследования этих ранних замков все еще находятся в зачаточном состоянии. В тоже время на территории Польши сегодня уделяется большое внимание раскопкам и исследованию несохранившихся замков (Wasik B. The beginnings of castles in the Teutonic Knights‘ state in Prussia и другие работы автора). Поэтому нижеследующие замечания основаны исключительно на хрониках. В частности, используются четыре хроники. Что касается завоевания Ливонии, то это хроника Генриха Латвийского [2] (Heinrich von Lettland, Chronicon Livoniae/Livländische Chronik — Ausgewählte Quellen zur deutschen Geschichte des Mittelalters, Band 24, Darmstadt, 1959 — здесь и далее цитируется как CL), которая содержит события периода между 1184 и 1273 годами. Завоевание Пруссии Тевтонским орденом описано Петром фон Дусбургом [3] в его «Хронике земли Прусской» (Peter von Dusburg, Chronik des Preußenlandes/Chronica terre Prussie — Ausgewählte Quellen zur deutschen Geschichte des Mittelalters, Band 25, Darmstadt 1984; — здесь и далее цитируется как CTP), которая оканчивается 1304 годом. Там же сообщается о начале Литовских войн. Последние находятся в центре рифмованной хроники орденского герольда Виганда Марбургского [4] (Scriptores rerum Prussicarum/Die Geschichtsquellen der preußischen Vorzeit, vol. 2, Leipzig 1863, pp. 453-662; — здесь и далее цитируется как SRP II), которая охватывает период между 1293 и 1394 годами. Наконец, «Хроника Пруссии» Иоганна фон Посильге [5] (Scriptores rerum Prussicarum/Die Geschichtsquellen der preußischen Vorzeit, vol. 3, Leipzig 1866, pp. 79-388; — далее цитируется как SRP III) охватывает период между 1360 и 1419 годами и, таким образом, позднюю фазу Литовских войн. Ценность упомянутых хроник заключается в том, что они были написаны близко ко времени происходящих в них событий; для последних 20-25 лет отчетного периода летописцы часто сами были очевидцами описываемых событий или брали их из сообщений людей, непосредственно участвовавших в них. Поэтому сформулированные там утверждения о назначении и функционировании замков являются подлинными свидетельствами того времени; они отражают мышление и мотивы людей того времени. Однако подробная информация об архитектурном проектировании и строительстве редко встречается в этих источниках. Только в случае с последними замками, построенными в связи с литовскими походами, ситуация с источниками лучше, так как помимо летописей есть и некоторые бухгалтерские свидетельства.
Замки как отправная точка крестовых походов
Для организации крестового похода было необходимо, чтобы завоеватель мог начать атаку на вражескую территорию из укрепленного места, где он собирал свои силы и готовил военные действия. В Ливонии немецкие крестоносцы сначала заняли территорию вокруг устья Двины, где в качестве укрепленных пунктов выступали замки Икскюль (1185) и Гольм (1186), а также укрепленный город Рига, основанный в 1201 году. Следует отметить, что христианизация в ранние годы еще не проходила в рамках крестовых походов. Епископ Мейнхард фон Зегеберг [6] изначально стремился к мирной миссии, а упомянутые замки служили в основном для защиты новообращенных ливонцев. Однако жестокие конфликты с враждебно настроенным к христианству местным населением региона вскоре привели к переходу к «миссии меча» через крестовые походы. Укрепления в районе устья Двины стали отправной точкой для дальнейшего расширения.
Пётр фон Дусбург описывает отправную точку в начале кампаний Тевтонского ордена против пруссов в 1230/1231 годах следующим образом: прежде чем первая делегация рыцарей Ордена прибыла в Кульм в 1230 году по просьбе мазовецкого князя Конрада, последний должен был предоставить Ордену замок в качестве первой базы. Это был замок Фогельзанг на польской стороне Вислы напротив Торна (CTP, S. 90-93). Когда вскоре после этого первая армия крестоносцев пришла на Вислу, чтобы напасть на Пруссию, они сначала встретились в замке Фогельзанг, а затем построили второе укрепление, замок Нессау, немного ниже по течению (CTP, S. 94 f). Первоначально это была мера по защите границы от прусских вторжений. Пётр фон Дусбург сообщает в этой связи, что когда пруссы в следующий раз напали на польскую сторону, они удивились, почему их вдруг преследует так много рыцарей Ордена: «И когда братья жили в этом замке, пруссы враждебно вторглись в Польшу и, когда они увидели, что вооруженные братья преследуют их, то чрезвычайно удивились тому, откуда они и зачем пришли» (CTP, S. 95). Видимо, они еще не заметили строительства нового замка и теперь впервые ощутили на себе последствия этой меры. С этих двух баз крестоносцы в 1231 году отправились на противоположный берег Вислы и начали первую военную кампанию против пруссов (CTP, p. 96 f).
Центральным местом встречи участников «прусских походов» против Литвы в XIV веке, прибывших со всей Европы, был Кёнигсберг. Самой важной укрепленной базой перед переходом на вражескую территорию обычно был комтурский замок Рагнит, расположенный на реке Мемель. На пути от Кёнигсберга до границы находился ряд замков, которые служили перевалочными пунктами и станциями снабжения крестоносцев. Без такой сети замков ежегодные военные кампании были бы невозможны.
Более подробно обо всех аспектах литовских походов XIV века сказано в труде Вернера Паравичини (Werner Paravicini, Die Preußenreisen des europäischen Adels, Tl. 1, Sigmaringen 1989, Tl. 2, Sigmaringen 1995). — А.К.
Строительство замков во время крестовых походов
Описания военных кампаний в хрониках показывают две основные закономерности, которые постоянно повторяются. Это относится как к вторжениям христианских армий в балтийский регион, так и к контрнаступлениям местных племён на территории орденов и епископов. С одной стороны, проводились «опустошительные рейды», в ходе которых населенные пункты (в основном деревни) подвергались нападениям и разграблению. Обычно нападавшие убивали мужчин, забирали женщин, детей и скот в качестве военной добычи. Другая процедура заключалась в осаде вражеских крепостей и строительстве рыцарями новых крепостей на территории противника. Тесная связь между походами и строительством или разрушением замков неоднократно подчеркивается в хронике Петра фон Дусбурга. Каждый раз, когда армия крестоносцев продвигалась на территорию пруссов, сразу же строился один или несколько замков. Это началось уже с первых военных действий. Когда в 1231 году Тевтонский орден впервые переправился через Вислу, на противоположном берегу в Торне был построен первый замок: «и силой войска его прошел через Вислу в землю Кульмскую и на берегу, в нижнем течении реки, построил в 1231 году замок Торн» (CTP, S. 96 f).
С самого начала завоевания Орденом Пруссии все укрепления и форпосты, как с одной, так и с другой стороны, были деревянно-земляными постройками. Так первый орденский форпост на Кульмской земле был деревянным, а по легенде ещё и построен на огромном дубе: «и построили на берегу Вислы на одном богатом листвой дубе укрепление, окружили его рвом» (Die aeltere Chronik von Oliva) — А.К.
Сообщения о строительстве замков также часто становятся предметом интереса в рассказах о Литовских войнах. Мемель, как пограничная река между Пруссией и Литвой, вызывала особенно жаркие споры и была предопределена для строительства замков. Очень интересным примером является история строительства замка Готтесвердер в 1369 году (SRP 2, SS. 560-562). Для того чтобы построить новое укрепление на Мемеле, Верховный магистр приказал подготовить строительные материалы и погрузить их на корабли, которые были отправлены в запланированное место. Орден последовал туда с армией гостей-крестоносцев, когда выяснилось, что литовцы тоже хотят построить замок неподалеку и уже начали строительные работы. Вражеская строительная площадка была немедленно атакована, строящийся замок разрушен, а захваченные строительные материалы доставлены на собственную строительную площадку замка Готтесвердер. После того, как через несколько недель строительство замка было завершено, в нем разместились 20 рыцарей ордена, 40 воинов и несколько арбалетчиков, а также большие запасы продовольствия. Тем временем великий князь Кейстут обратился к магистру, что Орден строит замок на территории Литвы — это была недвусмысленная провокация. Магистр ответил, что в этом и заключается цель этой меры, и если литовскому князю это не нравится, то он должен прийти туда, Орден будет ждать его. Однако литовцы не торопились, пока военные гости Ордена не покинули страну, и готовились к большой осаде. Летом они с большой армией и военными машинами (осадными башнями) выступили в поход на Готтесвердер и начали длительную осаду. Когда через пять недель силы защитников были истощены, они сдались. Великий князь приказал своим людям занять замок и вернулся с пленными рыцарями ордена. Тем временем орденский маршал отправился с армией на помощь, но слишком поздно прибыл в Готтесвердер, который теперь находился в руках литовцев. Однако, поскольку литовский князь слишком слабо оснастил гарнизон замка, Ордену удалось захватить Готтесвердер после непродолжительной осады. Маршал приказал не убивать гарнизон, а взять его в плен, чтобы обменять на людей Ордена, захваченных в Литве. После того, как переговоры об обмене пленными вначале провалились, маршал предпринял еще одно вторжение в Литву, чтобы оказать давление на великого князя. Прихватив припасы из замка Байербург маршал с войском двинулся на осаду Ковно. Когда войска Ордена подожгли часть укреплений, подошедший великий князь отправил гонца к маршалу с просьбой пощадить гарнизон. Орден проигнорировал просьбу и приказал сжечь весь замок, включая гарнизон, убив 109 литовцев. После этой демонстрации силы великий князь согласился возобновить переговоры об обмене пленными, что в итоге и было сделано.
Одним из расширений Ордена в Литве, построенных с большими затратами, был Мариенвердер, кирпичное укрепление на острове в Мемеле у Ковно, построенное всего за четыре недели в 1383 году (SRP 2, SS. 626-631). В этот период Тевтонский орден вступил в союз с литовским князем Витовтом [7], который в то время противостоял своему двоюродному брату Ягайле [8]. Имея сильный замок у литовской столицы, Витовт должен был укрепиться в борьбе за власть со своим кузеном, в то же время Орден получал выгодную в военном отношении базу на вражеской территории. Большое количество строительных материалов и рабочих было доставлено с помощью многочисленных кораблей. В то же время орден вторгся в страну в нескольких местах с большой армией крестоносцев, поддержанной литовскими контингентами Витовта, тем самым не давая возможности Ягайле сконцентрировать свои силы на обороне замкового сооружения перед его столицей. Однако уже в следующем году политическая ситуация коренным образом изменилась. После тайного примирения Ягайлы и Витовта последний изменил Тевтонскому ордену и устроил набег на замки, построенные в Литве. Сильный Мариенвердер безостановочно был атакован большой армией, с помощью многочисленных осадных машин. Для того, чтобы Орден не смог отправить помощь и припасы в замок по воде, Мемель был перегорожен заграждениями. После нескольких недель ожесточенного сопротивления защитники, наконец, были вынуждены сдаться. Мариенвердер, замок экспансии, построенный с огромными затратами, был снова разрушен в первый же год своего существования. Последний известный нам замок Тевтонского ордена был построен в 1405 году на земле жемайтов и назывался Кёнигсбург. Согласно хронике Иоганна фон Посильге (и его продолжателя), Тевтонский орден и великий князь литовский Витовт предприняли совместную кампанию против «непокорных» жемайтов и построили Кёнигсбург всего за восемь дней (SRP 3, S. 278). Поскольку решение о строительстве этого замка, очевидно, было принято в кратчайшие сроки, ни строительные материалы, ни рабочие не были взяты с собой. Поэтому все воины должны были работать день и ночь, чтобы построить укрепление. Так как лопат и других инструментов не было, для рытья рвов и возведения валов пришлось использовать боевые щиты. После завершения строительства укрепление было укомплектовано 60 прусскими последователями ордена и 400 воинами великого князя. Быстрое строительство было необходимо, так как ожидалось скорое нападение жемайтов, которое действительно произошло. Осада была успешно отбита, причем защитники использовали огнестрельное оружие и арбалеты. Позже Тевтонский орден снабжал замок продовольствием и по этому случаю направил туда, в качестве нового гарнизона, 60 рыцарей, многочисленных витингов [9] и капеллана. Отчет летописца дополняется записями в книге Мариенбургского казначея, в котором зафиксированы расходы на снабжение Кёнигсбурга (МТВ, SS. 360, 363 f., 369, 378, 385, 395 f.). Орден так дорого заплатил за его расширение и снабжение, потому что в будущем он должен был стать административным центром фогтства Жемайтия.
Согласно исследованиям профессора Вернера Паравичини за период с 1305 по 1409 год Орден провёл 299 различных военных походов-райзов в Литву. В этот период было осуществлено:
— 38 строительных походов,
— 35 осадных походов.
Порой в один год осуществлялось сразу два похода — весной строительный, зимой осадный. Например в 1367 году весной был совершён поход с целью закладки замка Мариенбург на Мемеле, а осенью того же года — поход с целью осады Ковно и Велуна. — А.К.
Во многих крестовых походах в Пруссию, Ливонию и Литву корабли были самым важным средством передвижения. Многие замки экспансии были построены на речных островах, на берегах рек или на морском побережье. Воинов, оружие, строительные материалы и продовольствие можно было гораздо быстрее и безопаснее доставить по воде, чем по суше. Летописцы часто сообщают об использовании военных кораблей или судов снабжения при проведении кампаний. Пётр фон Дусбург, например, пишет об основании Мариенвердера: «магистр и братья, приготовив то, что требуется для сооружения замков, незаметно переправились на остров у Квидина … и там в год от Рождества Христова 1233 воздвигли на одном холме замок, назвав его Мариенвердером» (CTP, S. 111.). Маркграф Мейсенский отправился в Пруссию в качестве крестоносца в 1234 году и подарил два корабля с названиями «Пилигрим» и «Фридланд». С помощью этих кораблей были построены два замка — Эльбинг и Бальга, а также в течение многих лет они патрулировали залив Фришес, охраняя побережье и замки от нападений (CTP, SS. 116-119.). Особенно большое количество кораблей было использовано при строительстве замка Христмемель в 1313 году на литовском берегу Мемеля. Пётр фон Дусбург сообщает об этом так: «Там собралось такое множество судов, что из них получился мост через Мемель, по которому любой мог спокойно перейти на берег язычников; этому мосту литвины дивились больше, чем всем деяниям христиан, которые они видели в своей жизни» (CTP, SS. 425, 427.). И далее сообщает о кораблекрушении: «Да не умолчим и о том, что по воле Божией многие суда братьев, снаряженные провизией и прочим, необходимым для строительства замков, потерпели кораблекрушение, а четыре брата и 400 человек утонули» (CTP, S. 427.).
Укрепление и оборона замков после ухода крестоносных армий
Замки экспансии на вражеской территории должны были быть сооружены в течение очень короткого времени, обычно нескольких недель, чтобы они были функциональны и могли удерживаться относительно небольшим гарнизоном после ухода войска крестоносцев. Целью таких укреплений было, с одной стороны, служить ядром длительного господства в завоеванном регионе, из которого впоследствии могло происходить развитие страны. Однако, особенно в литовских кампаниях, замки обычно использовались только для охраны завоеванной территории до тех пор, пока в следующей кампании не удавалось отвоевать новые территории. До тех пор, пока в окрестностях укреплений не было поселений, снабжение замков продовольствием было центральной проблемой такой замковой политики. Кроме того, в случае вражеской осады, чтобы замок не был потерян через некоторое время, необходимо было обеспечить быстрое подкрепление и контратаку. О таких потерях часто сообщается в хрониках; иногда замки экспансии приходилось оставлять и отвоевывать несколько раз. Два прусских восстания (1242-1249, 1260-1283) являются примерами того, насколько решающим для существования этих укреплений был вопрос снабжения. На первом этапе этого конфликта Тевтонский орден не смог снабдить свои замки, разбросанные по всей стране, поэтому почти все укрепления пришлось оставить, а страну завоевать заново. Особая проблема возникла с самыми первыми миссионерскими замками в Ливонии, поскольку епископ Риги, как главный организатор крестовых походов, не мог рассчитывать на поддержку рыцарского ордена. Лишь в 1202 году епископ Альберт основал Орден братьев меча, но прошло немало времени, прежде чем появилось большее число рыцарей. Это означало, что для защиты ранних замков в Ливонии можно было использовать лишь несколько немецких рыцарей и лучников. Большую часть гарнизона пришлось набирать из числа коренного населения (ливов, латышей, земгалов), принявшего христианство. Это было проблемой миссии, потому что многие из крещеных прибалтов отпали от веры. Поэтому существовала опасность, что местные защитники епископского замка перейдут на сторону нападавших во время осады. Генрих Латвийский несколько раз описывал подобные трудности при обороне первых христианских замков. Особенно подробен его отчет о ситуации в 1206 году (CL, S. 60–63.). После того как епископ Альберт отплыл в Германию, как он делал это каждый год, чтобы набрать там новых крестоносцев, осталось лишь несколько немецких защитников, чтобы защитить два замка Икскюль и Гольм, а также город Ригу. Это всегда было благоприятным временем для восстаний автохтонного населения. В 1206 году часть ливов вступила в союз с русским князем из Полоцка [предположительно князь Владимир (ок. 1184 — 1216), точных сведений нет. — А.К.], чтобы изгнать немцев из устья Двины. Объединенная армия сначала двинулась к Икскюлю, но была немедленно обстреляна арбалетчиками. Это свидетельствует о том, что замок защищал немецкий гарнизон, поскольку в то время только христианские завоеватели имели в своем распоряжении это оружие. Поэтому они решили отказаться от осады и отправились в замок Гольм. В городе было всего несколько немецких защитников; большинство гарнизона состояло из крещёных ливов, большая часть которых бежала при виде приближающихся врагов. Нападавшие намеревались поджечь укрепление, навалив на частокол большую кучу дров. При попытке поднести дрова близко к замку многие из осаждавших были убиты арбалетчиками.
Немецкие стрелки вели своего рода войну на два фронта, поскольку опасались своих ливонских помощников, так как те могли совершить предательство и вступить в союз со своими собратьями по племени. Поэтому двадцать немецких защитников день и ночь несли вахту на крепостных стенах. Они открыли огонь по нападавшим снаружи и с подозрением наблюдали за своими «союзниками» внутри замка. После одиннадцати дней осады нападавшие увидели на горизонте корабли и испугались, что епископ Альберт вернулся с новыми крестоносцами. Поэтому полоцкий князь снял осаду и вернулся в свои земли.
Конструкция и материалы замков, построенных во время крестовых походов
Летописцы дают лишь несколько конкретных указаний о конструкции и форме замков. Лишь небольшая часть зданий, возможно, возводилась из камня. В том числе и первое укрепление, построенное христианскими завоевателями в Ливонии — замок Икскюль. В 1185 году епископ Майнхард послал каменщиков с острова Готланд для его строительства (CL, S. 4 f.). Камень также использовался в качестве строительного материала для городских укреплений Риги. В 1207 году стена была построена настолько высокой, что «с тех пор набеги язычников стали не страшны» (CL, S. 69.). Поскольку в то время у балтийских племен не было современных осадных технологий, высокая каменная стена с арбалетчиками, стоящими на страже на ее подступах, считалась непреодолимой. Однако большинство быстро возводимых замков экспансии, вероятно, представляли собой деревянные земляные сооружения, окруженные снаружи рвами и, возможно, укрепленные отдельными башнями (CTP, S. 248 f., 278 f.). Попытки поджечь такие замки, которые неоднократно описывались, по крайней мере, косвенно подтверждают, что это были деревянные сооружения. Замки экспансии, построенные Тевтонским орденом в Пруссии и Литве, также первоначально были в основном деревянными. Об этом говорит и короткий срок строительства — иногда всего несколько недель. Еще один аргумент — частые упоминания о доставке строительных материалов военными кораблями. Пётр фон Дусбург, например, сообщает о военном походе ордена в земли Погезании в 1237 году, во время которого использовались два корабля — «возглавляя те корабли со всем необходимым для строительства» (CTP, S. 118 f.), — это были уже упоминавшиеся корабли «Пилигрим» и «Фридланд». Грузом могли быть инструменты (топоры, лопаты, кирки и т.д.), сборные балки, железные детали и т.п. Было бы довольно неправдоподобно предполагать, что корабли были загружены камнями, потому что двух кораблей вряд ли хватило бы для строительства целого замка. В некоторых случаях, однако, действительно строились каменные замки, строительный материал для которых доставлялся на кораблях. В их числе строительство замка Мариенвердер (1384) на острове в Мемеле у Ковно, описанное выше, для которого кирпичи, раствор и все другие необходимые материалы перевозились на многочисленных кораблях. Считается, что здание, оснащенное стенами высотой около 17 м и толщиной почти 3 м, можно было оборонять в течение четырех недель.
Техника осады и обороны и передача технологий во время крестовых походов
Христианские завоеватели привнесли в ливонские и прусские земли новые военные технологии, которые давали им явные преимущества перед местными защитниками на ранних этапах крестовых походов и, возможно, внесли решающий вклад в их военный успех. В строительстве замков уже упоминалось об использовании камня, который был неизвестен балтам и пруссам в качестве строительного материала. Массивные укрепления были гораздо более устойчивы, перед традиционными методами осады, применявшимся там. Нападавшие старались повредить вражеский замок, выдернув отдельные брёвна из частокола или пытались поджечь их снаружи, чтобы после этого проникнуть внутрь укрепления. Однако оба метода были неэффективны против каменных стен. Об этом рассказывает Генрих Латвийский в начале своей хроники, когда говорит об осаде только что построенного замка в Икскюле при епископе Мейнхарде: «В это время соседние язычники семигаллы, услышав о постройке из камня и не зная, что камни скрепляются цементом, пришли с большими корабельными канатами, чтобы, как они думали в своем глупом расчете, стащить замок в Двину. Перераненные стрелками они отступили с уроном» (CL, S. 5.). Высокая каменная стена стала почти непреодолимым препятствием для осаждающих в Ливонии в период около 1200 года, поскольку у них еще не было осадных башен. Однако, поскольку большинство христианских замков изначально были деревянными сооружениями, попытка поджечь их оставалась обычной осадной практикой. Однако технологическое преимущество немецких крестоносцев продержалось недолго. Через некоторое время пруссы, литовцы и русские начали копировать оружие или осадное оборудование и использовать его против христианских завоевателей. Генрих Латвийский сообщает о ранней, хотя и неудачной попытке передачи технологий на примере рогатки, предпринятой русским князем Владимиром Полоцким во время осады замка Гольм в 1206 году: «Устроили русские и небольшую метательную машину, по образцу тевтонских, но, не зная искусства метать камни, ранили многих у себя, попадая в тыл» (CL, S. 61.).
В конце XIII — начале XIV веков технологическая разница, вероятно, была незначительной. В своем рассказе о втором прусском восстании, вспыхнувшем в 1261 году, Пётр фон Дусбург несколько раз упоминает, что повстанцы использовали современное военное снаряжение при осаде орденских или епископских замков. Например, три осадные машины были использованы при атаке на замок Хайльсберг (CTP, S. 214 f.). Он сообщает нечто подобное о замке Визенбург: «Этот замок Висенбург осаждался пруссами почти три года, и поставили они три камнемёта, которыми ежедневно штурмовали замок. Наконец братья, быстро похитив один из них, доставили в замок и долго им оборонялись» (CTP, S. 235.). Эти три боевые машины также упоминаются при осаде замков Кройцбург, Бартенштайн и Велау (CTP, S. 236-241). В данном случае арсенал оружия пруссов был оснащен лучше, чем у рыцарей Ордена. Рассказы о битвах за замки, построенные Тевтонским орденом в Литве, также показывают, что литовцы использовали весь арсенал современной осадной техники — боевые машины/камнемёты, осадные башни.
Роль замков в христианизации и заселении страны
Замки были не только центральным элементом в ведении крестовых походов и обеспечении военной безопасности завоеванных земель, они также стали важнейшей основой для распространения христианской веры и заселения земель колонистами. Связь между строительством замков и распространением христианства прямо подчеркивается Петром фон Дусбургом в одном из отрывков его хроники. Он сообщает о многочисленных замках, которые Орден и его феодалы построили во время покорения прусских племен вармов, натангов и бартов, и завершает эту главу словами: «С тех пор стали христиане в земле Прусской множиться, а божественное вероучение распространяться в похвалу и славу Иисуса Христа» (CTP, S. 129.).
Когда в 1259 году прусская и ливонская ветви Тевтонского ордена совместно построили замок в земле Каршауэн, летописец отметил, что это было «крайне необходимо для упрочения веры христианской»(CTP, S. 203.). По словам Петра фон Дусбурга, строительство замка Христмемель на границе с Литвой (1313 год) также сделано было «ради расширения пределов христианских»(CTP, S. 425.). Сакральный аспект замков можно увидеть и в том, что завершение строительства укрепления отмечалось религиозным актом освящения и праздничной службой. Пётр фон Дусбург описывает это, например, для замка Христмемель (1313 г.): «Когда строительство закончилось, клирики в сопровождении народа в торжественной процессии понесли мощи в церковь, торжественно отслужив там мессу» (CTP, S. 427.). Во время освящения замка Вартенбург, построенного епископом эрмландским в 1325 году, сообщается о знамении от Бога: «когда этот замок был завершен и торжественно отслужена месса о Духе Святом, у Евангелия показалась совсем белая домашняя голубка» (CTP, S. 465.). Еще одним указанием на священный характер замков, построенных в связи с крестовыми походами, являются рассказы хроник об особенно благочестивых монахах, живших в них (CTP, SS. 122-125). Эпизод, рассказанный о Бальге, является программным для строгой религиозной дисциплины в орденских замках. После того как замок был построен, самбы отправили туда одного из своих старейшин, чтобы узнать, как живут рыцари ордена. Они охотно приняли прусса и показали ему весь замок и свой образ жизни. После этого гость, впечатлённый набожностью рыцарей, вернулся в свое племя и рассказал об увиденном: «Они еженощно встают с ложа своего и сходятся в молельне, и много раз днем, и выражают почтение Богу своему, чего мы не делаем. Вот почему в войне они, безо всякого сомнения, одолеют нас» (CTP, SS. 189, 191.). Это, безусловно, была вымышленная история, замысел которой ясен. Летописец показывает, что оборонительная мощь замков была обусловлена не только их строительством, но и верой, решимостью и благочестием их жителей. Пётр фон Дусбург также сообщает о ряде явлений святых в замках (CTP, SS. 188 f.). Среди них история рыцаря из замка Реден, который хотел покинуть орден, потому что он казался ему недостаточно строгим. После этого во сне ему явились святые Бернард, Доминик, Франциск и Августин, и, наконец, Дева Мария в сопровождении братьев Тевтонского ордена. «И, откинув плащи каждого из братьев, она показала ему раны и удары, которыми они были убиты неверными за веру, и сказала: «И, снимая плащи с каждого из братьев, она показала раны, которые были нанесены язычниками и от которых они погибли ради защиты веры, и сказала: «Разве не кажется тебе, что эти братья твои претерпели нечто во имя Иисуса Христа?» И с этими словами видение исчезло» (CTP, S. 115.). После этого сна рыцарь, естественно, остался в Ордене и раскаялся в своих прежних сомнениях относительно его миссии.
Резюме
Если следовать высказываниям хронистов, то можно сделать следующие выводы о функции замков в связи с крестовыми походами. Строительство замков было одним из центральных элементов крестового похода. Они формировали исходную точку, создавались как перевалочные пункты и часто были основными и конечными пунктами военных действий. После ухода войска крестоносцев новые замки, которые занимало относительно небольшое количество людей, должны были охранять завоеванную территорию. Для этого необходимо было обеспечить постоянное снабжение укреплений провизией и оружием. Строительство замков было призвано заставить местное население принять христианское правление. В некоторых случаях, однако, они также служили для защиты новообращенных жителей от набегов нехристианских племен и были необходимым условием для воли местного населения к обращению. Часто замок становился ядром для заселения региона христианскими колонистами, так что рядом с ним основывался город или деревня. О центральной роли строительства замков в крестовых походах говорит и тот факт, что оборонительные меры балтийских племен против христианских завоевателей, наиболее часто упоминаемые в хрониках, заключались в осаде вновь построенных вражеских замков и строительстве собственных (контр-) замков. В целом, строительство замков в рамках крестовых походов было обусловлено в основном военно-стратегическими и практическими причинами. Они позволили расширить и закрепить власть и стали предпосылкой для христианизации и расширения земель на завоеванных территориях. Особая символическая функция архитектуры замков экспансии не может быть выявлена из описаний хронистов.
Примечания:
1. Битва при Сауле — крупное сражение войск Ордена меченосцев и их союзников против жемайтов и земгалов. Битва произошла 22 сентября 1236 года и описывается в Ливонской рифмованной хронике.
2. Генрих Латвийский (лат. Henricus de Lettis, нем. Heinrich von Lettland; родился не ранее 1187 недалеко от Магдебурга, умер после 1259) — немецкий католический священнослужитель и летописец, автор «Хроники Ливонии».
3. Пётр из Дусбурга (нем. Peter von Duisburg или Peter von Dusburg, встречается также: Пётр Дуйсбургский) — брат-священник Тевтонского ордена XIV века, создавший в 1326 году «Chronicon terrae Prussiae» («Хронику земли Прусской») на латинском языке.
4. Виганд Марбургский (нем. Wigand von Marburg, лат. Wigandus Marburgensis; около 1365 — 1409) — немецкий хронист и герольд Тевтонского ордена. Автор «Новой Прусской хроники», изначально написанной рифмованной прозой на средневерхненемецком языке, но полностью сохранившейся только в латинском переводе XV века.
5. Иоганн фон Посильге, известный также под именем Иоганна Линденблата (нем. Johann von Posilge, лат. Iohannes de Posilge; около 1340 — 14 или 19 июня 1405) — немецкий хронист и священник, судебный викарий епископа Помезании, автор «Хроники земли Прусской».
6. Мейнхард фон Зегеберг (1127—1196), известный также как Святой Мейнард, — первый известный католический миссионер в Ливонии, первый епископ Икскюльский, каноник немецкого ордена Святого Августина из монастыря города Зегеберга в Гольштейне.
7. Витовт (польск. Witold, в крещении — Александр; около 1350 — 27 октября 1430) — великий князь литовский с 1392 года. Сын Кейстута, племянник Ольгерда и двоюродный брат Ягайло. Князь гродненский в 1370—1382 годах, луцкий в 1387—1389 годах, трокский в 1382—1413 годах. Один из наиболее известных правителей Великого княжества Литовского, ещё при жизни прозванный Великим.
8. Ягайло (лит. Jogaila; ок. 1350-е /1362, Вильна (предположительно) — 1 июня 1434, Городок, Русское воеводство) — князь витебский, великий князь литовский в 1377—1381 и 1382—1392 годах, король польский с 1386 года под именем Владислав II Ягелло. Внук Гедимина, сын великого князя литовского Ольгерда и тверской княжны Иулиании. Родоначальник династии Ягеллонов.
9. Витинги — представители старой прусской элиты, имевшие родовые владения и перешедшие на службу к Ордену.
Источники и литература:
Chronicon Livoniae (Livländische Chronik) Heinrich von Lettland // Ausgewählte Quellen zur deutschen Geschichte des Mittelalters, Band 24, Darmstadt, 1959.
Chronik des Preußenlandes (Chronica terre Prussie) Peter von Dusburg // Ausgewählte Quellen zur deutschen Geschichte des Mittelalters, Band 25, Darmstadt, 1984.
Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Hrsg. Erich Joachim. Königsberg, 1896.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1863.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1866.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1989.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.
Voigt J. Geschichte Preußens, von den ältesten Zeiten bis zum Untergange der Herrschaft des Deutschen Ordens. Band 5: Die Zeit vom Hochmeister Ludolf König von Weizau 1342 bis zum Tode des Hochmeisters Konrad von Wallenrod. Königsberg, 1832.
Voigt J. Geschichte Preußens, von den ältesten Zeiten bis zum Untergange der Herrschaft des Deutschen Ordens. Band 6: Die Zeit des Hochmeisters Konrad von Jungingen, von 1393 bis 1407. Verfassung des Ordens und des Landes. Königsberg, 1834.
Wasik B. The beginnings of castles in the Teutonic Knights‘ state in Prussia // Castellologica Bohemica 2018, S. 167–190.