Надгробия являются предметом биографических, эпиграфических, геральдических и оружейных исследований и, в меньшей степени, литературно-исторических.
Погребение умерших в священных местах было обычной практикой с раннего Средневековья, несмотря на неоднократные запреты церкви. Это было выражением особого общения между живыми и умершими. Надгробия, то есть произведения из камня, металла или дерева, обработанные скульптурно, служили для сохранения памяти об умершем. Могильные знаки обычно обозначали место захоронения и часто также формировали крышку погребальной камеры в виде могильной плиты.
Хотя христианизация Пруссии началась в конце Х века, самый старый пример христианской гробницы, найденный здесь, датируется концом XII — первым десятилетием XIII вв. Речь идет о могильной плите из гранита, украшенной крестом, которая была обнаружена во время раскопок на месте первой церкви св. Николая в Данциге, переданной доминиканцам в 1227 году. И если эту плиту с крестом можно отнести к началу интересующего периода, то, в зависимости от принятых критериев, конец может приходиться на начало Реформации.
Средневековые гробницы в Пруссии рассматривались в описях и различных каталогах памятников искусства, таких как труды по памятникам архитектуры и искусства Восточной и Западной Пруссии авторства А. Бёттихера и Б. Шмида, в отдельных описаниях городов и зданий, в отчётах о сохранении памятников и археологических объектов, а также в общих и региональных исследованиях по истории искусства и архитектуры региона. В конце XIX и начале XX века наиболее важные группы погребальных памятников были обработаны с научной точки зрения, особенно памятники в Данциге, Торне, Фрауэнбурге и Кёнигсберге, а также в Мариенбурге.
Основной проблемой при работе с такой группой памятников является вопрос о соотношении между тем, что известно сегодня, и тем, что существовало изначально. Надгробия были и остаются особенно подверженными разрушению. Как изображения, так и надписи на могильных плитах всегда стирались посетителями церкви. Прогресс разрушения этих надгробных камней можно заметить, если сравнить, например, графическую документацию надгробий Доминиканского костёла и костёла св. Марии в Данциге, составленную в конце XIX века, с их современным состоянием, где почти не сохранилось ни одной надписи или герба. Однако состояние многих памятников было далеко не удовлетворительным даже в середине XIX века, о чём свидетельствуют надгробия собора в Мариенвердере, которые были вставлены в стены нефов и хора во время реставрационных работ в 1960-х годах.
Надгробные плиты в нефе собора Мариенвердера (сейчас Квидзын), 2007 г.
Другой причиной разрушения надгробий был обычай, практиковавшийся в течение долгого времени — особенно в современное время — использовать одну и ту же могилу разными поколениями. Уже в Средние века это привело к добавлению новых надписей и новых изображений на старые надгробия. Примером может служить данцигское надгробие неизвестной пары, которое было использовано гильдией торговцев для покрытия совместной могилы в церкви св. Марии.
Надгробия часто использовались не по назначению, в некоторых случаях даже в качестве алтарных камней. Вероятно, что были и обратные случаи. Могильная плита, испещрённая маленькими крестами и хранящаяся в церкви св. Иоанна в Данциге, была интерпретирована как алтарная плита. Если это действительно так, и плита была частью средневековой алтарной плиты, то изменение функции, безусловно, произошло после Реформации.
Практика разрушения надгробий на мелкие куски, которые затем использовались как напольные или тротуарные плиты в церквях или перед ними, практиковавшаяся даже в начале ХХ века, имела гораздо худшие последствия.
В 1239 году в Салерно (Италия) скончался Великий магистр Герман фон Зальца. Ближайшим орденским домом была Барлетта, где в часовне св. Фомы и был погребён магистр. До настоящего времени не сохранилось ни точного места погребения магистра, ни его надгробной плиты. Нет точных сведений где располагалась часовня, в которой был погребён магистр. По одной версии — часовня и орденский дом находились за пределами города и до настоящего времени не сохранились, как и место захоронения магистра.
По другой — это современная церковь св. Августина. Во время реконструкции и реставрации церкви в середине XVIII века её настоятель Фатебенфрателли распорядился использовать древние могильные камни, богатые надписями и благородными гербами, чтобы замостить ими площадь перед церковью. Таким образом, не исключено, что одна из плит на мостовой перед церковью это надгробная плита Великого магистра Тевтонского ордена Германа фон Зальца.
В Кульмзее небольшие части надгробия Великого магистра Тевтонского ордена Зигфрида фон Фойхтвангена были использованы в качестве ступеней между нефом и трансептом. Случалось также, что надгробия использовались в качестве сырья для обжига извести. Так были утрачены памятники из кирхи св. Николая в Эльбинге — проданы после разрушительного пожара 1777 года (Fuchs, 1821). Похожая судьба чуть позже постигла некоторые надгробия собора в Кёнигсберге. Бургомистр Теодор Готлиб фон Гиппель, посоветовавшись с государственным министерством, распорядился о «беспошлинной продаже» повреждённых надгробий, у которых больше не было владельца (Hagen, 1833).
Фрагменты надгробия в качестве ступеней в соборе Кульмзее.
Кроме того, структурные перестройки и реставрации, проведённые в рассматриваемых священных зданиях в новое время и в современную эпоху, способствовали уменьшению количества средневековых надгробий. О масштабах потерь можно судить, например, по сравнению списков надгробий в церкви св. Марии в Торне начала XVIII века и конца XIX века (Semrau, 1892). Редким и особенно ценным источником для исследования является поэтажный план церкви св. Марии в Данциге XVIII века, на котором отмечено расположение отдельных могил, а также несколько списков надгробий (Steinbucher) той же церкви (APG 300/MP 1235a; Sign. 10/354/0/342, 343. 34).
В большинстве случаев, однако, изменения в церковных гробницах проследить практически невозможно. Письменные источники, касающиеся Оливы, свидетельствуют о том, что там были готические надгробия. Однако из-за нескольких катастроф, постигших церковь — большой пожар в 1350 году, нападение гуситов в 1433 году и разорение солдатами в 1577 году на службе города Данциг, восставшего против польского короля Стефана Батория, — в Оливе не сохранилось ни одного средневекового надгробия.
Изменения пола собора Фрауэнбурга относительно хорошо документированы (Dittrich, 1913;1916). Оригинальный кирпичный пол XIV века был отремонтирован в 1480 году. В 1666 году каменная плитка была уложена в пресвитерии, а в 1673 году — в нефе. Предположительно, большое количество надгробий было переставлено в это время. Однако известно, не в последнюю очередь из завещаний, что каноников обычно хоронили рядом с их алтарями. В XVII веке было решено, что большое количество эпитафий и надгробий угрожает «прочности здания». В результате в 1682 году соборный капитул постановил, что новые эпитафии могут быть размещены в соборе только с согласия епископа. С 1720 года духовенство собора хоронили в общем склепе. В 1860-1861 годах, во время укладки новой напольной плитки компанией Верхан из Нойса, большинство надгробий были установлены в тех местах, где впоследствии были установлены скамьи. Несмотря на то, что была соблюдена особая осторожность, несколько плит раскололись на такое количество кусков, что, по мнению каменщиков, они больше не были пригодны для использования и поэтому были пущены на обжиг извести. Позднее, в 1923 году, пол был отремонтирован, а в 1982 году в связи с установкой центрального отопления некоторые надгробия пришлось переложить заново.
Количество надгробий уменьшилось, не в последнюю очередь из-за событий Второй мировой войны, в результате шесть из семи известных готических надгробий в Эльбинге были утрачены.Практически все надгробия собора Кёнигсберга были утрачены в ходе разрушения собора в ходе войны и последующих лет.
До недавнего времени крепление могильных плит к стенам церкви было широко распространенным методом защиты изображений на плитах от разрушения. Предпочтительным методом сохранения памятников является повторная установка отреставрированных надгробий в пол, часто не на первоначальном месте, а в месте, определенном архитектором интерьера. Лапидарий церкви св. Маттеуса в Пройссиш Старгарде или две данцигские церкви св. Иоанна и св. Петра и Павла могут служить примерами такой процедуры. Полезность таких процедур может быть под большим вопросом, поскольку панели теперь снова подвергаются периодическому наступанию на них прихожанами.
Надгробия членов Тевтонского ордена
До строительства часовни св. Анны в Мариенбурге у ордена не было постоянного места захоронения для своих членов в Пруссии. Так ландмейстеры были похоронены в различных церквах Пруссии, и по этой причине же неизвестно последнего места упокоения большинства из них. По всей вероятности, в самый ранний период в соборе Кульмзее была предпринята попытка создания центрального некрополя для ландмейстеров. Для магистров хоть и создали в резиденции общую усыпальницу, тем не менее захоронены они также и в других местах. В других случаях, о которых известно фрагментарно, и почти исключительно в отношении замков комтурии, расположенных в городах, братьев обычно хоронили в приходских церквах, над которыми орден имел право патронажа, или в госпитальных церквах.
Великие магистры
Большинство великих магистров Тевтонского ордена нашли свое последнее пристанище в соборных церквах Пруссии. Собор в Кульмзее, Мариенвердер и Кёнигсберг были местом последнего упокоения верховных руководителей Ордена.
5 марта 1311 года в Мариенбурге скончался Великий магистр Ордена Зигфрид фон Фейхтванген. В 1309 год он перенёс столицу Ордена из Венеции в Мариенбург и соответственно был первым магистром Ордена, скончавшимся в Пруссии. Но погребён он был не в новой столице, а в одном из старейших соборов Пруссии, кафедральном соборе Кульмского епископата — соборе Святой Троицы в Кульмзее. «В тот год (1311), в III ноны марта, брат Зигфрид фон Фейхтванген, великий магистр ордена дома Тевтонского, умер в капитуле в Мариенбурге и был погребен в Кульмензее, в соборной церкви» (SRP 1, 176)
Ступени из фрагментов надгробия Зигфрида фон Фейхтвангена, соборр Кульмзее.
Точное место его захоронения в соборе неизвестно, однако до настоящего времени сохранились фрагменты надгробной плиты магистра, которые используются как ступени в капеллу блаженной Ютты Зангерхаузенской (ок. 1200 — 1260), покровительницы Пруссии, похороненной также в соборе Кульмзее. Предположительно рядом с блаженной Юттой в правом нефе собора и был погребён магистр фон Фейхтванген.
Щит магистра Карла фон Трира.
Преемник Зигфрида фон Фейхтвангена, Карл фон Трир, в ходе внутренних противоречий, был вынужден покинуть Пруссию и последние годы его руководства Орденом прошли в Империи. В 1324 году он нашел свое последнее пристанище в орденской часовне в своем родном городе Трире (Niess, 1992).
Следующий магистр, Вернер фон Орсельн, убитый в Мариенбурге 18 ноября 1330 года, был похоронен в соборе в Мариенвердере — «Когда же тело магистра было со слезами и рыданиями благоговейно и торжественно, как подобало, погребено в Мариенвердере в кафедральной церкви… » (SRP 5, 611). Вероятно, это было связано с необходимостью быстро прекратить спекуляции после шокирующего для самого Ордена, негативного для его имиджа и репутации убийства, совершённого братом Иоганном фон Эндорфом.
В соборе на Кнайпхофе был погребён магистр Лютер фон Брауншвейг, который и поспособствовал строительству собора и завещал его похоронить там. Точное место захоронения его неизвестно. Исследователь Конрад Штайнбрехт выдвигает предположение, что изначально магистра, как основателя собора, похоронили за алтарём в пресвитерии (Steinbrecht, 1916). Место его погребения было накрыто надгробием из готландского известняка. В начале 1830-х гг. у эпитафии канцлера Иоганна фон Коспота была обнаружена надгробная плита магистра Лютера. У плиты отсутствовала нижняя часть, готические буквы стёрлись со временем, однако благодаря гипсовым слепкам удалось восстановить текст на ней.
FRATER . LUThERVS . FILIUS . DUCIs / . DE . BRUNKSWIK . MAGISTER . GENERALIS . hOSPITALIS SANCTE / (MARIE · DOMUS . ThEUTONICOR . PREFU) / IT . ANNIS . IIII . OBIIT . ANNO . DOMINI . MCCC XXXV . XIIII . KAL . MAII .
Брат Лютер, сын герцога Брауншвейга, магистр великий госпиталя Пресвятой (Марии ордена Тевтонского правил) 4 года, умер в год Господень 1335 14 календы мая.
Прорисовка надгробной плиты Лютера фон Брауншвейга. Штайнбрехт, 1916 г.
Однако уже тогда (1830-е гг.) в южной стене высокого хора собора существовала ниша с якобы захороненными останками Великого магистра. В этой нише была расположена лежащая фигура Лютера фон Брауншвейга. Предположительно фигура была создана в XVI веке кёнигсбергским мастером. Фигура магистра была выполнена из липы и окрашена — красная туника и шапочка-таблетка, голубая подушка и белый орденский плащ с чёрным крестом. Отсутствовали руки и ноги, которые были созданы в Мариенбурге и добавлены во время реставрации в начале ХХ века.
Ниша с фигурой Лютера фон Брауншвейга в соборе Кёнигсберга.
В нише была эпитафия, сначала простым шрифтом, потом заменили на готический:
Hic Conduntur Ossa Conditoris Templi Cathedralis Luderi Ducis Braunsvicensis
Здесь погребены кости основателя кафедрального собора Лютера, герцога Брауншвейгского, великого магистра Тевтонского ордена, умершего в 1335.
После реставрации в стене рядом с нишей появилась надгробная плита замландского епископа Генриха II Кувала.
Надгробная плита епископа Кувала.
Генрих II Кувал (Кубал) был епископом Самбийского диоцеза с 1386 по 1395 год. Скончался 28 августа 1397 года, похоронен был в высоком хоре собора Кёнигсберга. Большинство епископов Замланда были погребены в cоборе, однако до наших дней сохранилась лишь (условно) надгробная плита епископа Кувала. Латинская надпись на его плите гласила:
Ter . lege . C . prius . M . supra . XC volvito . septem / Augustin . festo . cubal . obitus . memor . esto . octavi sambe . presulis . ecclesie
Трижды считай сто, а сначала – тысячу, после же – девяносто, прибавь еще семь, в праздник Августина помни о кончине восьмого предстоятеля церкви Самбии.
На его надгробной плите было два изображения. По одной версии — это епископ в молодости и старости, по другой — это надгробная плита сразу двух епископов — Генриха II Кубала и его приемника Генриха III Зеефельда. Плита располагалась у стены разрушенного собора до начала 1990-х годов. В настоящее время предположительно находится в фондах КОИХМ.
Но основным некрополем была часовня св. Анны в замке Мариенбург. Там были похоронены 10 Великих магистров. Однако неизвестно, все ли они были удостоены могильных плит. До наших дней сохранились только надгробные плиты — Дитриха фон Альтенбурга, Генриха Дуземера и Генриха фон Плауэна.
Капелла святой Анны в замке Мариенбург и сохранившиеся надгробные плиты магистров.
Рифмованная надпись маюскулом на могильной плите Дитриха фон Альтенбурга, похожей на плиту Лютера фон Брауншвейга, гласит:
+ DO . UNSERS . hEREN . XPI . IAR . WAS . M . D / RI . C . XLI . GAR . DO . STARB . D . MEIST . SINE . RICh . VON . ALDENBURC . BRUDER / DITERICh . hIE . LEGIN . DIE . MEISTERE / BEGRABEN . DER . VON . ALDENBURC . hAT . ANGEHABEN . AMEN .
Господа нашего Христа был год 1341. Умер магистр фон Альденбург, брат Дитрих. Здесь покоятся магистры начиная с Альденбурга. Аминь.
Штайнбрехт предполагает, что автором текста на плите мог быть брат-капеллан и орденский летописец Николай фон Ерошин, автор рифмованной «Хроники земли Прусской» (Steinbrecht, 92). В тоже время в тексте содержится ссылка на преемников магистра. И можно предположить, что гробница Дитриха фон Альтенбурга была создана как минимум после смерти Генриха Дуземера, 12 лет спустя, так как он индивидуально почитается на надгробной плите (von Quast, 1851).
Прорисовка надгробной плиты Дитриха фон Альтенбурга. Штайнбрехт, 1916 г.
Неизвестно точно является ли это символической гробницей или надгробной плитой. Те же сомнения относятся и к плите Генриха фон Плауэна. Могильная плита Дитриха фон Альтенбурга, расположенная между могилами Дуземера и Плауэна, закрывает глубокую полость, предположительно коллективное захоронение Великих магистров, похороненных в Мариенбурге. К примеру, епископы Помезании (собор Мариенвердер) и Кульма (собор Кульмзее) также были похоронены в коллективных гробницах. Обстоятельства захоронений в часовне св. Анны доподлинно неизвестны. К сожалению, нет достаточных свидетельств об изменениях первоначального состояния, которые произошли здесь как в современное время, так и особенно во время реставрационных работ XIX — начала XX веков. Неизвестно даже их первоначальное размещение в часовне и были ли на самом деле могилы под надгробными плитами Плауэна и Дуземера.
Предположительно надгробная плита Лудольфа фон Кёнига в соборе Мариенвердера.
Великий магистр Лудольф Кёниг оставил свою должность в 1345 году из-за продолжительной депрессии и душевного недуга. Он получил должность комтура в Энгельсбурге, где и скончался в 1348 году. Погребён был в Мариенвердере, в крипте собора. В настоящее время в пресвитерии собора висит надгробная плита, которая исследователями идентифицируется как плита Лудольфа Кёнига. Латинская надпись по периметру плиты и в кресте гласит:
(Creator . omnium . rerum . deus . qui .) me . d[e] . limo . terre . plasmasti . et . mi[r]abiliter e[t] . p[ro]p[ri]o . sa[n]gvine . redemisti . corpus . q[ue] . meu[m] . licet . modo . putrescat . (de . sepulcro . facies) . in . die iudicii . resuscita[r]i . et . ad . dext[r]a . colloca[r]i . et . vivere . fili . dei . mis . mei
Господь, Создатель всего, сотворивший меня из праха земного и чудесным образом искупивший меня Своей Кровью, сделай так, чтобы тело мое, сотворенное по Образу Твоему, восстало из могилы в день Страшного суда и снова облеклось в плоть и ожило. Сын Божий, помилуй меня.
Следующий магистр Генрих Дуземер также оставил свою должность в конце 1351 года из-за ухудшения здоровья. В 1352 году он перебрался в замок Братиан, где и скончался в 1353 году. Похоронен был в усыпальнице великих магистров в часовне св. Анны замка Мариенбург. Как упоминалось выше в часовне сохранилась его надгробная плита. Прямоугольная плита с изображением покойного, стоящего в остроконечной арке с маскароном, первоначально считалась плитой магистра Винриха фон Книпроде (Voigt, 1824). Магистр облачён в мантию с крестом на левом плече. Правая рука покойного положена на сердце, а левая поддерживает щит с крестом и мечом, помещённым за ним. Лицо обрамляют пышные, слегка волнистые волосы и подстриженная борода. В верхних углах над аркой очертания пары ангелов. Выше — неразборчивые остатки минускульной надписи. По периметру рифмованная надпись маюскулом:
(DO) UNSERS hERR IAR WAS . LOVF M (… / …) C LDR I ICZ · / V hOUF BEGRABEN WART ALhIE / DI LICH DES [Hoemeister Hinerich]
Господа нашего был год 1(353). Здесь погребено тело (Великого магистра Генриха).
Неразборчивые очертания изображения усопшего и ангелов, а также надписи были отмечены Фойгтом, а затем Виттом (Voigt, 1824; Witt, 1854). Первые работы по сохранению были проведены в 1821-1824 гг. В 1885 г. недостающие углы были восполнены цементными заплатами. Плита была вновь сильно повреждена в 1945 г. при обрушении свода часовни. В результате изображение на плите практически полностью повреждено и неразборчиво.
Прорисовка надгробной плиты Генриха Дуземера. Штайнбрехт, 1916 г.
Последующие магистры Ордена от Винриха фон Книпроде до павшего в Грюнвальдской битве Ульриха фон Юнгингена были захоронены в часовне св. Анны. Однако никаких надгробий, эпитафий и иных материальных свидетельств их погребения там не сохранилось.
Отображением событий Грюнвальдского сражения можно считать фреску на западной стене капеллы св. Анны. Работу на ней начал Генрих Шапер и завершена она была уже после его смерти Фридрихом Швартингом в 1914 г. Картина была посвящена орденским рыцарям, павшим в Грюнвальдской битве — покровитель европейского рыцарства св. Георгий передал тевтонских сановников во главе с магистром Ульрихом фон Юнгингеном на попечение Марии с Младенцем.
Эффигия Конрада фон Тюрингена в соборе Марбурга.
У стены с фреской в роли кенотафа павших рыцарей располагалась копия эффигии магистра Конрада фон Тюрингена, установленная в период реставрации в начале XX в.
Эффигия великого магистра Конрада фон Тюрингена расположена в кирхе св. Елизаветы в Марбурге, где он и был захоронен в 1240 году. Великий магистр изображен в орденском одеянии с плетью в правой руке, что символизирует духовное перерождение и акт покаяния. В ногах изображены два герба — Орденский крест и личный герб Конрада «тюрингский лев».
Поскольку не сохранилось никаких прижизненных изображений его предшественников на посту магистра, надгробие Конрада фон Тюрингена является самым ранним портретом одного из магистров Ордена.
Третья плита, располагающаяся в настоящее время в часовне св. Анны, принадлежит магистру Генриху фон Плауэну. Спаситель Ордена и защитник Мариенбурга, он стал магистром в 1410 году, но затем был смещён с поста и в 1414 году отрёкся от должности магистра. С 1414 по 1424 год бывший магистр фон Плауэн провёл в заключении, после чего последние годы провёл в замке Лохштедт. Скончался магистр в 1429 году. А вот дальше начинается интересное. Раскопки, проведённые в 2006-2008 годах в крипте собора Мариенвердера, выявили, что третьим магистром, погребённым там, был Генрих фон Плауэн (Grupa/Kozłowski, 2009). В тоже время надгробная плита фон Плауэна располагалась в часовне св. Анны, как минимум с XIX века. Неизвестно точно, с XV века ли она находилась в часовне или была перенесена туда позже из крипты собора Мариенвердера.
Прорисовка надгробной плиты Генриха фон Плауэна. Штайнбрехт, 1916 г.
Плита фон Плауэна с утратами и трещинами, в четырех углах были круглые розетки с металлическими аппликациями, возможно, с символами евангелистов, надпись минускульным готическим шрифтом.
In . der . Iar · / czal . xpi . M . cccc . xxix . do . starp . der / erwi(rdige] / . bruder (…) heinrich . van . plawen .
В 1429 году умер брат Генрих фон Плауэн.
Три последующих магистра — Михаэль Кюхмайстер фон Штернберг, Пауль фон Русдорф и Конрад фон Эрлихсхаузен, — были также погребены в часовне св. Анны. Двоюродный брат последнего, Людвиг фон Эрлихсхаузен, будучи магистром, покинул заложенный наёмникам в ходе Тринадцатилетней войны Мариенбург, и перебрался в Кёнигсберг, где скончался в 1467 году. Погребён магистр был в крипте собора Кёнигсберга, расположенной под высоким хором.
Хор Кёнисбергского собора, середина XIX века.
Последующие четыре магистра были также погребены в крипте кёнигсбергского собора. Ни одной надгробной плиты от этих захоронений не сохранилось, а вероятно, и не было.
Крипта располагалась под высоким хором собора. В крипте было пять камер с довольно низкими сводами. Самая северная камера была замурована навечно в 1809 году. В ней, по преданию, покоятся останки великих магистров Эрлихсхаузена, Ройса фон Плауэна, Рихтенберга, Ветцхаузена, Тиффена, а также пяти отпрысков от первого брака герцога Альбрехта, герцогини Доротеи, самого герцога Альбрехта, герцогиня Анна Мария, два сына герцога Альбрехта Фридриха, умершие детьми, графиня Елизавета Бранденбургская, жена маркграфа Георга Фридриха, и слепорожденная дочь Елизавета от второго брака герцога Альбрехта. Гробы датируются 1467-1596 гг. и вряд ли сохранились в хорошем состоянии. Предположительно, во время французской оккупации, они были разграблены и находились в таком запущенном состоянии, что их решено было замуровать, чтобы навсегда скрыть от посторонних глаз. В среднем склепе, прямо под эпитафией герцога Альбрехта, находился большой оловянный гроб с останками маркграфа Иоанна Сигизмунда Бранденбургского, сына курфюрста Иоанна Георга. Он умер, будучи правителем герцогства Клеве в 1640 году, и был перенесен сюда и похоронен в соборе Кёнигсберга в 1642 году (Dethlefsen, 1912). После реставрации собора в начале ХХ века этот гроб был выставлен в нижнем хоре, а крипта окончательно закрыта.
Портрет Фридриха Саксонского из собора Кёнигсберга.
Среди надгробий и эпитафий высокого хора находились и фигурные портреты в натуральную величину шести магистров, живших в Кёнигсберге. Это Людвиг фон Эрлихсхаузен, Генрих Ройс фон Плауэн, Генрих Реффле фон Рихтенбертг, Мартин Трухзес фон Ветцхаузен, Иоганн фон Тиффен и Фридрих Саксонский. Рисунки созданы были до 1595 г., поскольку в это время Хенненберг поручил Каспару Фельбингеру сделать с них гравюры на дереве, которые тот включил в свой труд по истории Пруссии.
Предположение о том, что каждая картина всегда выполнялась по заказу непосредственного преемника на посту, скорее всего, неверно. По крайней мере, первые пять настолько явно выдают одну и ту же руку, что объяснить это родство лишь стилем разных художников не представляется возможным. Даже путем одной только перекраски, как это сделал Лёшин в 1833 году при реставрации собора, это сходство не было внесено в картины, которые первоначально имели разный характер. Остается только предположить, что все эти пять картин были заказаны сразу Великим магистром, герцогом Саксонским. Изображение самого герцога, безусловно, самое значительное в серии, является хорошей работой, принадлежащей к виттенбергской школе, созданной при Альбрехте Прусском. Примечательно, что только этот герцог изображен с поднятым мечом. Опущенный меч его предшественников означал их зависимость от Польши. Фридрих не давал этой феодальной присяги, и поэтому поднятый меч достался ему.
Предпоследний магистр Ордена Фридрих Саксонский до своего избрания не был членом Ордена, в 1498 году орденское посольство предложило ему занять должность магистра. В 1507 году он покинул Пруссию и перебрался в Европу, с целью поиска союзников и помощи в борьбе с Польшей. В 1510 году он скончался в Рохлице и был погребён в Мейсенском соборе. Его надгробие в княжеской капелле Мейсенского собора сохранилось до наших дней. Хотя его фигура и черты лица несколько идеализированы, в целом изображение схоже с известными прижизненными изображениями магистра.
Прорисовка надгробной плиты Фридриха Саксонского.
Известно несколько изображений магистра Фридриха Саксонского. Один прижизненный портрет магистра располагался на северной стене высокого хора собора Кёнигсберга, в окружении других портретов «кёнигсбергских магистров». Так ниже и левее висел портрет Людвига фон Эрлисхаузена.
Этот портрет взял за основу гравер Каспар Фельбингер, создававший портреты магистров для книги Хенненберга (1595). В целом полностью повторив детали — поза, щит-картуш, меч, головной убор и шлем, — он почему-то добавил усы безусому Фридриху. А вот в книге Харткноха 1684 года портрет Фридриха уже полностью выдуманный, хотя и явно срисован с работы Фельбингера.
Другое прижизненное изображение магистра — камерный портрет, точнее копия, Кранаха— младшего с несохранившегося саксонского портрета. Изображение внешности магистра практически повторяет кёнигсбергский портрет. Сохранившаяся копия создана уже после смерти магистра в 1578-1580 гг.
Надпись на надгробной плите Фридриха Саксонского гласит:
Nach xpi [Christi] gepurtt . M.CCCCC . vnd . X . iar . Am XIV tag | des monats decembris ist zu Rochlitz mit tod | v<or>schaiden der hochwirdig durchlauchtig vnd hochgeporrn furst vn<d> herr herr Friedrich teunsches ordennß | hohemaister coadiutor der Ertzpischofflichen kirc |hen zu magdeburg herzog zu sachxen lanttgraff | In turingen vn<d> marggraff zu meysse<n> . des selle got gnedig vn<d> barmherzig sey . des leychnam hy begraben ligt +
В год от Рождества Христова 1510. В 14-й день месяца декабря в Рохлице смертью сражен досточтимый светлейший и высокородный князь и владыка господин Фридрих Тевтонского ордена верховный магистр, коадъютор кафедрального собора в Магдебурге, герцог Саксонский, ландграф Тюрингский и маркграф Мейсенский. Да будет Господь милостив и милосерден к его душе. Тело его покоится здесь.
Последний магистр Ордена Альбрехт фон Бранденбург также был погребён в соборе Кёнигсберга, но уже как светский правитель, герцог Пруссии. Ему, его первой супруге и пятерым детям была посвящена тумба-надгробие в центре высокого хора. Отдельно ему была посвящена огромная эпитафия на восточной стене высокого хора, выполненная фламандским скульптором Корнелисом Флорисом.
Эпитафия Альбрехта Бранденбургского в соборе Кёнигсберга.
Ландмейстеры, великие управляющие и другие орденские сановники
Вероятно некрополь орденских сановников создавался в соборе Кульмзее, что подтверждается документом Великого магистра Михаэля Кюхмейстера от 1419 года. Он утвердил в соборе лампаду с вечным огнем, горящую для упокоения душ погребенных там братьев. Огонь должен был гореть в часовне Святого Иоанна, где покоились орденские рыцари (UBC 1 411-2). Неизвестно, где могла находиться эта часовня, высказываются предположения, что это был склеп (Mroczko, 1980).
В 1263 году в Кульмзее был похоронен ландмейстер Хельмерих фон Вюрцбург, павший в битве с натангами, а в 1300 году — Людвиг фон Шиппен (SRP 1 102, 165; Dorna, 2012). Остатки надгробия другого прусского ландмейстера, Конрада Сака, скончавшегося в 1308 году, были найдены в соборе Кульмзее и описаны Фердинандом фон Квастом (von Quast, 1850). К концу XIX века надгробие не сохранилось, но трудночитаемая надпись на остатках плиты гласила (Schmid, 1935):
… EODSI . R … BIIT . FRAT … CVN … SACCVS . PRECEPTOR . P …
О захоронениях братьев, занимавших должности великих управляющих, известно немного. К этим должностям относятся: верховный маршал, великий комтур, верховный госпитальер, верховный интендант и казначей.
Известно, что из верховных маршалов на своей должности и своей смертью умер лишь Зигфрид фон Данфельд в 1360 году — «Затем брат Зигфрид, маршал, который очень вознёс орден, муж великой решительности, набожности и благородной жизни, окончил дни свои в день святого Георгия» (SRP 2 523-4). Место его погребения не указывается, но можно предположить, что это была одна из церквей Кёнигсберга, который был резиденцией маршала.
Следующий маршал Хеннинг Шиндекопф пал в битве при Рудау в 1370 году, получив смертельное ранение копьём в лицо. Умер маршал по дороге в Кёнигсберг, в районе Кведнау, у трактира Матцкален. По одной из версий он был и похоронен в кирхе Кведнау. На самом деле маршал был погребён в кирхе Марии Магдалины, которая располагалась за Кёнигсбергским замком (Stein, 1730; Bötticher, 1897). В начале XVIII века там были найдены останки человека с медальоном-амулетом, содержавшим буквы Б и Х — предположительно «брат Хеннинг». Однако исследователями он относится ко времени минимум на 100 лет позже смерти Шиндекопфа (Vossberg, 1843).
В битве при Рудау, согласно хроникам, помимо маршала Шиндекопфа пало 26 орденских братьев. Среди них — комтур Бранденбурга Куно фон Хаттенштайн, хаускомтур Бранденбурга Хайнрих фон Стокхайм и комтур Редена Петцольд фон Корвиц. Место их захоронения неизвестно. Также в битве погиб один из рыцарей-гостей ордена Арнольд фон Лорех.
И ещё один маршал, павший на поле боя, Фридрих фон Валленрод, погибший в Грюнвальдском сражении. Место его погребения неизвестно. Часть павших в битве была захоронена на поле боя, часть в Остероде, и часть опознанных, вместе с магистром, были доставлены в Мариенбург и погребены в замке.
Надгробие великого комтура Куно фон Либенштайна в приходской церкви св. Фомы в Ноймарке единственное из надгробий великих управляющих, сохранившееся до наших дней. Он оставил должность великого комтура в 1387 году и закончил свои дни фогтом Братиана в 1392 году (Heckmann, 2014). Действительно уникальное надгробие Куно фон Либенштайна заслуживает особого описания и ему посвящены отдельные исследования (Nickel, 1955; Wróblewska, 1961).
Плита размером 2,50 х 1,40 метров установлена в западной стене церкви. Поверхность состоит из 11 прямоугольных латунных листов разного размера. Фон панели, отделенный от надписи узкой полоской цветочной нити, покрыт тонкой мелкой гравированной сеткой. Четыре угла надписи украшены медальонами с изображением фигур евангелистов с цветочным мотивом. В центре панели изображен рыцарь Ордена в боевом облачении, попирающий льва и окруженный девятью ангелами с распростертыми крыльями, часть которых с семейными гербами фон Либенштайна.
Надгробная плита Куно фон Либенштайна.
Латинская надпись минускулом гласит:
Hic . iacet . dominus . kune / de libensteen . qui . fuit . advocatus . in bratian . qui . obiit . a / nno . domini . M . CCC XCI . in . / feria . quinta . octo . dies . post . jestum . santi . borchardi ame.
Здесь лежит господин Куно де Либенштайн, который был фогтом в Братиане, который умер в 1391 году на четвёртый день после дня Святого Бурхарда. Аминь.
Великий комтур Куно фон Лихтенштайн также погиб в Грюнвальдской битве и место его погребения, как и маршала фон Валленрода, неизвестно.
Из верховных госпитальеров (и комтуров Эльбинга по совместительству) на своей должности скончалось несколько человек. Однако сведения о погребении известны лишь об Ортлуфе фон Трире, оставившего должность в 1371 году. Надгробие скончавшегося в 1377 году фон Трира располагалось в церкви эльбингского госпиталя св. Духа. Латинская надпись маюскулом на плите гласила:
ANNO . DNI . M . CCC . LXXUII . DIE / MARCI . EWAGELICTE + DNS . ORTOLFUS . DETRI / RE . ET (…) XXIII . ANNOS / CONMEND(ATOR . DE .) ELBING . ORATE . PRO . EO .
В год Господа нашего 1377, в день святого Марка Евангелиста, умер Ортлуф из Трира, и … 23 года комтур Эльбинга. Молите Бога о нем.
Прорисовка надгробной плиты Ортлуфа фон Трира.
Место для погребения выбрано не случайно. Поскольку в замке Эльбинг не было погребальной часовни как в Мариенбурге, местом для захоронения была выбрана госпитальная церковь, находящаяся в подчинении верховного госпитальера. В 1933 году удалось поднять камень и установить его снаружи перед южной стеной церкви (Schmid, 1936).
О захоронениях и надгробных плитах братьев, занимавших должность верховного интенданта (и комтура Христбурга по совместительству) сведений никаких нет. Точно также нет сведений и о братьях, занимавших должность казначея. При этом из умерших в этих должностях братьев известны двое — Альбрехт фон Шварцбург и Томас фон Мерхайм, погибшие в Грюнвальдском сражении.
В нижнем замке Мариенбурга в церкви св. Лаврентия был погребён брат-рыцарь Дитрих фон Логендорф, дипломат и советник магистра, скончавшийся в 1424 году.Надпись минускульным письмом на его гербовом надгробие гласит:
In . der . iarczal unsers hern . / M . CCCC . IIIIxx verestarb . der . hervirdige / . unde strenge . Diherich . van . / logendorff + ritterhibegraben . bitten . got . vor . en +
В год Господа нашего 1424 умер великолепный и строгий рыцарь Дитрих фон Логендорф. Прошу, молитесь о нём.
Его геральдическая надгробная плита в стене церкви сохранилась до наших дней (Dobry, 2005).
Надгробная плита Дитриха фон Логендорфа в церкви св. Лаврентия, замок Мариенбург.
Известно, что в большинстве случаев братьев из комтурств обычно хоронили в городских приходских церквах, над которыми Орден имел право патронажа, или церквах госпиталей и монастырей. В то же время это могли быть и церкви других монашеских орденов. С другой стороны, точно неизвестно, где хоронили после смерти братьев из замков, расположенных за пределами городских территорий.
Средневековые источники также позволяют подробно рассмотреть захоронение орденских братьев из замка Торн. Согласно документу, изданному 14 октября 1346 года, великий магистр Генрих Дуземер наделил приходскую церковь в Старом Торне тремя окрестными деревнями. На приходском священнике и клирике лежала, среди прочего, обязанность молиться за многочисленных тевтонских братьев, покоящихся в этом храме (PUB 4, 75). Захоронения там, вероятно, образовались в период с середины XIV по середину XV веков, пока там существовал орденский дом, который в последующем переместился в Торн (Jasiński, 1981).
В документе от 12 сентября 1415 года великий магистр Михаэль Кюхмайстер выражает свое согласие на слияние бенедиктинского монастыря с больницей Святого Духа в Торне. Есть информация о том, что в последней издавна хоронили братьев Ордена (UBC 1, 490). От 17 ноября 1451 года дошёл документ епископа Кульмского Яна Маргенау, на основании которого он представил Андрею, капеллану комтура Торна, нового викария в церкви Святого Духа в этом городе (APT, Kat. I, nr 1293). Этот священнослужитель, вероятно, должен был совершать молебен для орденских братьев из замка Торн, похороненных в этой церкви.
Есть сведения от 1413 года, что тевтонские братья похоронены также в августинском монастыре в Хойнице (Observationes nonnullae…, 1910).
Комтур Данцига Давид фон Каммерштайн, скончавшийся в 1321 году, был похоронен перед входом в зал капитула цистерцианского монастыря в Оливе (Kronika oliwska, s.93). Позже орден использовал часовню в хоре доминиканского монастыря в Данциге в качестве места захоронения братьев Ордена. Письмом от 27 июля 1446 года приор Генрих Мюнбеке, Паувель Крузе, Герман Триппенмахер и другие братья доминиканского монастыря Святого Николая в Данциге разрешают светскому священнику, по просьбе магистра Конрада фон Эрлихсхаузена, проводить ежедневные мессы для братьев Ордена на их традиционном месте захоронения — в часовне доминиканского монастыря (GStA PK, XX. HA, Perg.-Urkk., Schieblade LIV, Nr. 23a). Ещё в начале лета 1446 года орденский чиновник, ведающий таможенными сборами и пошлинами в Данциге (Pfundmeister) Винрих фон Манштедт учредил мессу за упокой усопших братьев Ордена, совершаемую у алтаря в погребальной часовне. Также фон Манштедт учредил должность для священника-мирянина, которому он определил ежегодную плату в 9 марок. 10 июля магистр Конрад фон Эрлихсхаузен утвердил это учреждение и договорился с доминиканцами, что ежедневно в часовне будет совершаться утренняя месса светским священником и 4 раза в год бдение и утренняя месса доминиканцами. В письме от 27 июля 1446 года доминиканцы по просьбе Великого магистра обязались предоставить священника, который каждое утро служил бы мессу в часовне, у хора монастырского церкви, где находилась усыпальница братьев. В 1466 году часовня перешла в ведение братства св. Христофора Артурова двора в Данциге. До настоящего времени сохранилось геральдическое надгробие неизвестного Каспара фон Вульфштейна, умершего 13 декабря 1425 года, расположенное в полу доминиканской церкви (Engel/Hanstein, 1893).
Перед алтарем приходской церкви Святого Варфоломея в Пройссиш-Холланд находилось надгробие комтура Пройссиш-Холланда (Stein, 1730). Несохранившееся надгробие относится к концу XV — началу XVI веков, когда пфлегерство Пройссиш-Холланд стало комтурством.
Плита Гюнтера фон Хоэнштайна, комтура Бранденбурга, скончавшегося в 1380 году, располагалась в приходской церкви Бранденбурга. Вполне разборчивая надпись минускулом гласила:
+ xpi . tciii . iar . vnd . lx . vorw / ar . maria . magdalenen . tag . g…nth d be / tot . lach . von . hoensteyn . d . m / ilde sich alher . mein . bilde . seh . uf . hohi . begr / abe . got . myse . dy . sele . h / aben .
Прорисовка надгробной плиты Гюнтера фон Хоэнштайна. Штайнбрехт, 1888 г.
Орденский хронист Николай фон Ерошин, создававший свою хронику в 1-й половине XIV века, упоминает об одном брате-рыцаре Генрихе фон Бондорфе, погибшем в 1330 году при осаде крепости в Вышогруде и похороненном в цистерцианском монастыре в Кульме (SRP I, s.618).
Предполагалось, что рядовых членов Ордена хоронили на территории замковых форбургов или рядом. Это неверное предположение было основано на найденных во внешнем форбурге замка Данциг пяти надгробиях — три из них без каких-либо украшений, а два украшены крестом (Azzola, 1992; Dobry, 2005). Однако подобные находки отсутствуют в других замках и предположение не подтверждается археологическими изысканиями. В то же время территория восточного пархама высокого замка Мариенбург, к югу от часовни св. Анны, в орденский период использовалась в качестве кладбища (Dobry, 2005; Józwiak/Trupinda, 2007).
Захоронения иностранцев и гостей Ордена в Пруссии
Из многочисленных соборов и церквей Пруссии собор в Кёнигсберге был важным некрополем, где хоронили в основном светских гостей Ордена — участников экспедиций в Литву. Согласно Детлефсену, три неполные могильные плиты, первоначально с металлическими вставками, в нижнем хоре собора Кёнигсберга были надгробиями рыцарей Ордена. Однако нельзя исключать, что это были гости Ордена, погибшие во время походов против литовцев или умершие в Пруссии.
Фламандский дипломат и путешественник Жильбер де Ланнуа видел в 1413 году в Кёнигсберге «гербы … со времен прусских путешествий» (de Lannoy, 1840). Вероятно, он упоминает о гербовых мемориальных щитах, либо же гербовых табличках, вывешиваемых гостями Ордена в память о походе, из которых до наших дней ничего не сохранилось.
Мемориальные таблички, вывешиваемые в память о погребённых в соборе гостях Ордена, порой фигурируют в английских геральдических процессах конца XIV века. Так с 1386 по 1389 в Англии проходил геральдический судебный процесс между Ричардом Скрупом и Робертом Гросвенором. Причиной стало то, что они используют один и тот же герб. В ходе разбирательства были заслушаны более четырёхсот свидетелей, среди которых был и Джеффри Чосер. Девять рыцарей, свидетельствовали в пользу Скрупа о том, что во время их путешествий в Пруссию они видели в соборе Кёнигсберга надгробную геральдическую табличку с изображением герба Скрупа. Дело в том, что в соборе был похоронен родственник Ричарда Скрупа сэр Джеффри Скруп из Мэшема. Он погиб в ходе очередного орденского похода в 1363 году во время осады Велун или Пистен (тут свидетельства расходятся). Заявление рыцаря Генриха де Феррера, 19 октября 1386 года: «Упомянутый сэр Джеффри был в Пруссии в гербовой тунике и в Литве под замком под названием Пискре он умер, и его тело было привезено обратно в Пруссию и было похоронено в этом самой тунике в соборе Кёнигсберга, а его герб установлен на мемориальной табличке перед алтарем». Суд вынес в итоге решение в пользу Скрупа и король Ричард II в 1390 году это решение утвердил. В процессе Грея против Гастингса 1401-1410 годов показания давал сэр Томас Эрпингем — во время его поездки в Пруссию с графом Дерби в 1390 году, он видел герб сэра Хью Гастингса в соборе Кёнигсберга.
Профессор Паравичини в своей работе по истории литовских походов указывает нескольких гостей Ордена, захороненных в Кёнигсберге. Среди них — французский рыцарь Жак де Нёвиль, оруженосец Ханс фон Скелинген из Австрии и оруженосец Жерар де Бурбон-Ланси, погибшие в феврале-марте 1344 года, также благородный слуга Жана де Блуа Филипп Виллемсц, погибший в феврале 1364 года. Рыцарь сэр Джон Лоудхэм утонул в августе 1390 года при переправе через Вилию, был доставлен в Кёнигсберг и погребён там (Paravicini, 1995).
На южной стене так называемой мирской церкви собора Кёнигсберга были расположены три мемориальных щита капитанов наёмников Ордена, погибших в ходе «войны всадников» 1519-1521 годов. Принадлежали эпитафии-щиты Зигмунду фон Зихау, Филиппу фон Гревлингу и Морицу Кнёблю. Потомки последнего в начале ХХ века жили под Лыком.
Мемориальные щиты капитанов наёмников в соборе Кёнигсберга.
Похоже, что захоронение орденских сановников в городских церквах было намеренным шагом, чтобы интегрировать братьев в местные сообщества. Надгробия рыцарей, похороненных в церкви, функционировали наряду с местными жителями и являлись визуальным свидетельством их присутствия в данном месте, хотя они были иммигрантами и чужеродным элементом. С какой стороны ни посмотри, а особенно учитывая продуманную форму и идеологическую программу сохранившихся на них изображений и надписей, они также являлись элементом своеобразной пропаганды.
Источники и литература:
Archiwum Państwowe w Gdańsku.
Archiwum Państwowe w Toruniu.
GStA PK, Ordensbriefarchiv.
GStA PK, Ordensfolianten.
GStA PK, Pergamenturkunden.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
de Lannoy G. Voyages et ambassades de messire Guillebert de Lannoy, 1399-1450. Mons: Hoyois, 1840.
Observationes nonnullae ad bistoriam monasterii ordinis Eremitarum S. Augustini Conicensis pertinentes // Fontes, t. 14, 1910.
Pietkiewicz D. Kronika oliwska. Źródło do dziejów Pomorza Wschodniego z połowy XIV wieku. Malbork, 2008.
Preußisches Urkundenbuch. Politische Abteilung. Bd. I-VI. Königsberg; Marburg, 1882-2000.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Woelky C.P. Urkundenbuch des Bisthums Culm. Theil I. Das Bisthum Culm unter dem Deutschen Orden. 1243-1466. Westpreussischer Theil. II. Abtheilung, Band I. Danzig: Theodor Bertling, 1885.
Zernecke J.H. Thornische Chronica in welcher die Geschichte dieser Stadt von 1231 bis 1726 aus bewehrten Scribenten und glaubwürdigen Documentis zusammen getragen worden. Berlin, 1727.
Arnold U. Die Hochmeister des Deutschen Ordens 1190-1994. Marburg, 1998.
Azzola F.K. Steinplatte mit Kreuz aus der Danziger Ordensburg, 14. lahrhundert // 800 lahre Deutscher Orden. Ausstellung des Germanischen Nationalmuseurns. Gütersloh-München, 1992.
Bötticher A. Die Bau- und Kunstdenkmäler der Provinz Ostpreußen. Heft VII: Königsberg. Königsberg, 1897.
Delestowicz N. Bracia Zakonu Krzyżackiego w Prusach (1310-1351): Studium prozopograficzne. Kraków: Wydawnictwo Avalon, 2021.
Dethlefsen R. Die Domkirche in Königsberg i. Pr.: nach ihrer jüngsten Wiederherstellung. Berlin, 1912.
Dittrich F. Der Dom zu Frauenburg // Zeitscbrift fur die Geschichte und Alterthumskunde Ermlands H.18, 1913; H.19, 1916.
Dobry A. Płyty i pomniki nagrobne w zbiorach Muzeum Zamkowego w Malborku. Malbork, 2005.
Dorna M. Die Brüder des Deutschen Ordens in Preußen 1228-1309: Eine prosopographische Studie. Wien; Köln; Weimar: Böhlau Verlag, 2012.
Engel B., Hanstein R. Danzigs mittelalterliche Grabsteine. Danzig: Th. Bertling, 1893.
Fuchs M.G. Beschreibung der Stadt Elbing und ihres Gebietes in topographischer, geschichtlicher und statistischer Hinsicht. Bd. 2. Elbing, 1821.
Grupa M., Kozłowski I. Katedra w Kwidzynie — tajemnica krypt. Kwidzyn 2009.
Hagen E.A. Beschreibung der Domkirche zu Kónigsberg und der in ihr enthaltenen Kunslwerke. 2. Abth. Kónigsberg, 1833.
Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den Kammerballeien des Reiches. Werder, 2014.
Helms S. Luther von Braunschweig. Der Deutsche Orden in Preußen zwischen Krise und Stabilisierung und das Wirken eines Fürsten in der ersten Hälfte des 14. Jahrhunderts. Marburg: Elwert, N. G., 2009.
Hochleitner J., Mierzwiński M. Kaplica św. Anny na Zamku Wysokim w Malborku: dzieje, wystrój, konserwacja. Malbork, 2016.
Jasiński T. Początki Torunia na tle osadnictwa średniowiecznego // Zapiski Historyczne, Tom 46, Nr 4, 1981.
Józwiak S., Trupinda J. Organizacja zycia na zamku krzyzackim w Malborku w czasach wielkich mistrzów (1309–1457). Malbork, 2007.
Jurkowlaniec T. Mittelalterliche Grabmäler in Preußen // Ecclesiae ornatae. Bonn, 2009.
Kwiatkowski K. Wojska zakonu niemieckiego w Prusach 1230-1525. Toruń, 2016.
Mänd A. Visuaalne mälestamine: Liivimaa ordumeistrite ja käsknike hauaplaadid (14.–16. sajand) // Kunstiteaduslikke Uurimusi, 28/3+4, 2019.
Mroczko T. Architektura gotycka na Ziemi Chełmińskiej. Warszawa, 1980.
Nickel H. Die Grabplatte des Grosskomturs Kuno von Liebenstein zu Neumark in Westpreussen. // Edwin Redslob zu m 70. Geburtstag. Berlin, 1955.
Niess U. Hochmeister Karl von Trier (1311-1324). Stationen einer Karriere im Deutschen Orden. Marburg: Elwert, 1992.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1989.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.
von Quast F. Beitrage zur Geschichte der Baukunst in Preussen. Das Schloss Marienburg. // Neue PreuBische Provinzial-Blatter, H.IX, 1850; H.XI, 1851.
Semrau A. Die Grabdenkmaler der Marienkirche zu Thorn. // Mitteilungen des Coppernicus-Vereins fur Wissenschaft und Kunst zu Thorn, H.7, 1892.
Schmid B. Die Inschriften des Deutschordenslandes Preussen bis zum Jahre 1466. Halle, 1935.
Schmid B. Ein Ordens-Grabstein in Elbing // Elbinger Jahrbuch, H. 12/13, 1936.
Steinbrecht C.E. Preussen zur Zeit der Landmeister: Beiträge zur Baukunst des deutschen Ritterordens. Die Baukunst des Deutschen Ritterordens in Preussen. II. Die Zeit der Landmeister. 1230-1309. Berlin: Verlag von Julius Springer, 1888.
Stein C. Memorabilia Prussica // Acta Borussica ecclesiastica, civilia, literaria oder Soigfaltige Sammlung allerhand żur Geschichte des Landes Preussen gehóriger Nachrichten, T. I. 2, 1730.
Voigt J. Geschichte Marienburgs, der Stadt und des Haupthauses des deutschen Ritter-Ordens in Preußen. Königsberg, 1824.Szwoch R. Starogardzka fara Św. Mateusza, architektura i sztuka. Pelplin-Starogard Gdański, 2000.
Vossberg F.A. Geschichte der preußischen Münzen und Siegel von frühester Zeit bis zum Ende der Herrschaft des Deutschen Ordens. Berlin: Fincke, 1843.
Wróblewska K. Gotycka płyta nagrobna Kunona von Liebenstein w Nowym Mieście nad Drwęcą // Komunikaty Mazursko-Warmińskie, nr 3, 1961.
В 1402-1404 гг. на территории государства Тевтонского ордена в Пруссии было предоставлено убежище младшему брату Владислава Ягайло, литовскому князю Свидригайло, сыну великого князя литовского Ольгерда.
Свидригайло. Гравюра из «Описания Европейской Сарматии», 1578 г.
Свидригайло (на литовском Швитригайла, в крещении по латинскому обряду Болеслав), младший из сыновей Ольгерда, родился между 1365 и 1375 годами. Впервые Свидригайло упоминается, вместе с другими братьями Ольгердовичами, среди подписавших в 1382 г. Дубисский договор с Орденом (LUB 3, 393-6). Предположительно в 1386 г. в Кракове Свидригайло был крещён в католичество под именем Болеслав. До смерти своей матери в 1392 г. он практически оставался в тени своих старших братьев и родственников Гедиминовичей. Но с этого момента он выходит на политическую арену литовского княжества и начинает борьбу за власть.
В 1397-1398 гг. у Свидригайло были первые попытки завязать контакт с Орденом и заключить союзный договор против Витовта. Но в итоге последний преуспел больше, и в октябре 1398 г. был заключён Салинский договор между литовским князем Витовтом и великим магистром Конрадом фон Юнгингеном.
Салинский договор, 1398 г. GStA PK, XX. HA, Perg.-Urkk., Schieblade 53, Nr. 1a.
В 1399 г. младший Ольгердович принял участие в битве на Ворскле, сражении состоявшемся 12 августа между объединёнными силами Великого княжества Литовского и его союзников против войск Золотой орды. Сражение закончилось поражением союзников.
В 1400 г. Свидригайло получил от своего коронованного брата удельное Подольское княжество после Спытко Мельштынского, погибшего на Ворскле в 1399 г. Однако он правил Подолией недолго. Виленско-Радомская уния 1401 г. предоставила Витовту пожизненный титул Великого князя литовского, а после его смерти владения должны были перейти королю Ягайло. Расширение и укрепление власти Витовта сильно подорвало наследственные династические права и устремления Свидригайло, явного претендента на трон. В итоге Свидригайло начал поиск союзников для борьбы.27 февраля 1401 г. в Белзе он заключил союз с Земовитом IV Плоцким, князем Мазовии, направленный против всех, кроме польского короля. В марте 1401 г. в Жемайтии вспыхнуло восстание, началась новая литовско-тевтонская война и Свидригайло попытался найти союзников в лице рыцарей Тевтонского ордена, у которых он и укрылся в 1402 году.
Взаимодействие Тевтонского ордена со Свидригайло было опасным для Литвы. Благодаря младшему Ольгердовичу осенью 1401 г. вспыхнуло открытое восстание его подольских старост против Витовта. Ему также удалось установить контакт со Смоленском, в котором в августе 1401 г. поднял восстание князь Георгий Святославич, а также с Рязанью и Вязьмой, которые его поддержали.
Вероятно, еще в декабре 1401 г. Свидригайло установил очередные контакты с рыцарями Ордена. 8 декабря того же года в Торне остановился гонец от Свидригайло, которому орденские рыцари подарили лошадь стоимостью 8 марок на обратный путь в Подолию и передали 17 марок (МТВ, 128) через горожанина из Нойштадта Торна (Торн состоял из двух городов — Альтштадта (Старого города) и Нойштадта (Нового города). — admin) Самуила. 18 декабря в Торне остановился гонец от Свидригайло, которым снова занимался упомянутый выше горожанин Самуил. Он заплатил 1,5 марки за постоялый двор для этого княжеского посланника. На следующий день, 19 декабря, этот свидригайловский гонец, снаряжённый в дорогу 4 копами пражских грошей (3 марки), отправился обратно в Подолию (МТВ, 129-30).
В начале 1402 г. Свидригайло, используя в качестве предлога женитьбу короля Польши на Анне Цилеской, покинул свое княжество. Оказавшись на территории Польского королевства, он, сбив с толку возможных шпионов Витовта, отправил свою свиту в Краков, а сам, переодевшись купцом, с двумя доверенными людьми добрался до Торна и 31 января 1402 г. появился в Мариенбурге (SRP 3, 255). По сведениям хрониста Иоганна фон Посильге, он намеревался в это время принять участие в походе в Литву, но прибыл в тот момент, когда верховный маршал Вернер фон Теттинген уже возвращался с добычей.
В середине февраля 1402 г. рыцари организовали очередной поход в Литву. Они атаковали Витовта с двух сторон: со стороны Пруссии и со стороны Ливонии (SRP 3, 255-6). Сжегши Кауен (Каунас), Витовт отступил в глубь княжества, орденское войско же прошло территорию страны вплоть до Гродно.
Весной Витовт совершил «ответный ход», сжёг и разрушил Мемель, истребив всё население этого города. Он захватил и уничтожил также два орденских замка на Немане, Мариенвердер и Риттерсвердер у Кауен.
С этого момента началось финансирование пребывания князя в орденском государстве. Записи о расходах на содержание Свидригайло подробно сохранились в книге мариенбургского казначея (Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399 — 1409, далее МТВ) и будут подробно рассмотрены ниже.
Расходы на Свидригайло в 1402 г.
4 февраля 1402 г. динер Великого магистра Ганс Бухвальде получил из орденской казны 4 марки на оплату постоялого двора для камергера Свидригайло (MTB, 152-3). Во время пребывания Конрада фон Юнгингена в Меве 15 февраля динер великого магистра Альбрехт Каршов получил 8 скотов на оплату бани для Свидригайло, сопровождавшего главу Ордена (MTB, 153). Для Свидригайло, находившегося в свите Великого магистра в замке Гребин 23 февраля, была куплена через хаускомтура Данцига тафта, за 4 марки без 1 фирдунка (MTB, 153). О том, что Свидригайло в это время находился вместе с магистром в Мариенбурге и ездил с ним в вышеупомянутые города, сообщает также Иоганн фон Посильге (SRP 3, 259). Вероятно, в феврале или марте 1402 г. беглые литовцы, подданные князя Свидригайло, отправились из Мариенбурга в Кёнигсберг, через Браунсберг, где 20 скотов пошли на оплату их обеда в этом городе (MTB, 186).
2 марта в Мариенбурге был заключен союзный договор между Свидригайло, титуловавшим себя princeps et heres Litwanie et Russie et dominus Podolie, и Орденом, почти полностью основанный на положениях Салинского договора 1398 года. По условиям договора Свидригайло обещал уступить Ордену Жемайтию. В свою очередь Орден обязался поддерживать претензии князя Свидригайло на трон Великого княжества Литовского (PrUB, JS-FS 136/PrUB, JH II 1470; CEV, 82-4).
С момента заключения этого соглашения в записях мариенбургского казначея фиксируются выплаты из казны магистра крупных сумм на счет Свидригайло, а именно:
— 2 марта — 100 коп грошей (150 марок); — 6 марта — 150 марок; — 7 марта — 200 венгерских золотых (104 марки, 4 скота).
Эти деньги были собраны у казначея рыцарем Дитрихом фон Логендорфом и переданы литовскому князю (МТВ, 145).
После заключения Мариенбургского договора Свидригайло вместе с динером Якушем и кнехтом кумпана магистра Матисом отправился после 7 марта в путешествие в Ливонию. В связи с этой поездкой (SRP 3, 256) в казначейской книге записаны расходы (MTB, 154-7):
— на лошадь, которую Свидригайло получил от Конрада фон Юнгингена, — 8 марок; — на содержание литовского князя — 20 марок, динеру Якушу на одежду и прочее снаряжение — 2 марки, кнехту Матису — 5 марок; — за 26 локтей ткани для подкладки вышеупомянутому Якушу — 2 марки без 5 скотов; — за новую сумку войта — 1 марка, и за 3 дорожных мешка — 1 марка; — за вино и пиво — 3 копы пражских грошей. Вместе с этими напитками и посланиями от Великого магистра, придворные Свидригайло были отправлены обратно к своему господину; — за 4 пары обуви с высоким верхом для Свидригайло — 16 скотов, за четыре пары обуви с коротким верхом — 4 скота.
Когда Свидригайло отправлялся из Мариенбурга в Ливонию, прибыл гонец с письмом от короля Польши. В письме Владислав Ягайло в добрых словах призывал брата вернуться (SRP 3, 256). Свидригайло, остававшийся в Ливонии, в это время призывал к большому совместному (с его участием и участием тевтонских и ливонских войск) походу в Литву (SRP 3, 256).
В марте в орденском государстве появились и другие беглые сторонники Свидригайло. 8 числа того же месяца за постоялый двор для двух придворных князя Свидригайло, один из них был советник младшего Ольгердовича, рыцарь Страш, было уплачено 1 марка и 14 скотов (MTB, 154). 9 марта 1 фирдунк был выдан молодому посыльному, когда он на коне выехал к придворным Свидригайло в Бальгу (MTB, 154). Также в этот день интендант Великого магистра получил 5 марок за 40 локтей красного и синего сукна, из которого шили одежду для беглых литовцев (MTB, 154).
По возвращении из Ливонии магистр оплатил дипломатическую деятельность Ольгердовича, а именно отправку Свидригайло гонцов в разные стороны, в том числе в Мазовию, и пребывание гостей из Мазовии в доме князя. 27 марта трое придворных Свидригайло получили через динера Великого магистра Наммира 3 копы пражских грошей (4,5 марки) на поездки (MTB, 158). 12 апреля 2 копы пражских грошей (3 марки) были выданы малому ростом придворному князя Свидригайло, отправлявшемуся в путь (MTB, 159). 16 апреля за постоялый двор для посланцев из Мазовии, разыскивающих Свидригайло, было уплачено 6 марок и 8 скотов (MTB, 160). 4 мая 4 марки получил придворный Свидригайло Александр, выезжавший верхом от Конрада фон Юнгингена (MTB, 160).
10 мая Свидригайло через Дитриха фон Логендорфа вновь получил значительную сумму — 100 коп пражских грош (150 марок) (MTB, 145-6). 18 мая, перед предстоящей встречей Великого магистра с королем Польши в Торне, за постоялый двор для придворного князя Свидригайло было уплачено 5 марок и 2 скота (MTB, 163). Кроме того, кумпан магистра Арнольд фон Баден и князь Свидригайло, ехавшие на эту встречу, получили 1 марку, когда ехали верхом из Энгельсбурга в Кульм (MTB, 163).
Владислав Ягайло посетил Торн 24 мая, встреченный с большой торжественностью. Сначала на встречу с ним отправились два представителя ордена: Дитрих фон Логендорф и динер Великого магистра Наммир, затем Конрад фон Юнгинген в сопровождении музыкантов встречал короля на реке Висле (MTB, 164). С орденской стороны, помимо упомянутых выше, на съезде в Торне присутствовали князь Свидригайло, рыцари: Иван с сыном Петрашем из Рeдмина (из Добжинской земли), Хенрик фон Банков (близ Новы-над-Вислой в Померании), Ганс и Миколай фон Чепел (из Свенцкой земли в Померании), Дитрих фон дер Миллве, Ганс фон Шеллендорф, Николас фон Ренис, Николас фон Сломмов (близ Бержглова), Конрад фон Оршешув, Августин из Кульмской епархии и комтур Торна, Фридрих фон Венден (MTB, 164-5). Вместе с Владиславом Ягайло в Торне находились, в частности, его жена Анна, архиепископ Гнезненский Миколай Курувский, епископ Познанский Войцех Лубницкий, староста-генерал Великой Польши Томек Венглешинский и воевода Ленчицкий Ян Лигенца. Люди Томека Венглешинского принесли Великому магистру в подарок от короля оленину и сокола (MTB, 164). Встречу почтили выступления музыкантов, певцов, флейтистов как от магистра, так и от короля, королевы Анны и епископов. Кроме Наммира, за гостями ухаживал, в частности, кумпан великого магистра Кунце фон Линдау.
На пребывание Свидригайло в Торне было потрачено (MTB, 163-5):
— 12 марок Самуилу, горожанину из Нойштадта Торна, через комтура Фридриха фон Вендена, которые князь потратил сразу же по прибытии в город; — 5 марок, которые он потратил в Торне 24 мая; — 1 марка за баню.
После Торнского польско-тевтонского конгресса 24 мая 1402 г. вопрос о Свидригайло и литовско-тевтонском конфликте оставался открытым. Подготовка Ордена к новому большому походу набирала обороты. Набиралось войско для нанесения удара по Витовту и Вильне (Вильнюс), в отместку за сожжённый Мемель и разрушенные замки на Немане.
8 июня за чехол, сшитый для котла для Свидригайло, было уплачено 5 скота (MTB, 167). 10 числа того же месяца кузнецу Андрею было уплачено 11 марок за двух лошадей, которые были куплены для советника князя Страша, чтобы он мог ездить с вестями к магистру и Свидригайло (MTB, 166). 11 числа этого месяца Страшу было выдано 10 коп пражских грошей (15 марок) на дорогу, когда он был послан с вестями к Великому магистру и к князю Свидригайло (MTB, 166). В тот же день 8 коп пражских грошей (12 марок) были выданы другому княжескому придворному — гонцу с вестями к Свидригайло (MTB, 166). И всё того же, 11 июня, было уплачено 1,5 марки за лошадь, подаренную придворным князя бедному разорившемуся мужчине (MTB, 170).
15 июня мариенбургский казначей вновь выплатил младшему Ольгердовичу крупную сумму денег — 150 коп пражских грошей (225 марок), которые ему снова передал Дитрих фон Логендорф (MTB, 146). Также в этот день 8 коп пражских грошей (12 марок) получил поляк, придворный Свидригайло, который приехал из Подолии и теперь ехал с князем в Мазовию (MTB, 167). 26 числа того же месяца 9 марок и 8 скотов были выплачены комтуру Торна за две ночи проживания на постоялом дворе гонца от Свидригайло (MTB, 168), который, вероятно, сообщал братьям-рыцарям о переговорах князя с мазовшанами. В свою очередь, 12 июля Свидригайло в очередной раз получил через Дитриха фон Логендорфа крупную сумму — 200 коп пражских грошей (300 марок) (MTB, 146). В тот же день кумпан магистра Арнольд фон Баден передал 4 копы пражских грошей (6 марок) придворному князя, которого Великий магистр послал к князю с известием (MTB, 171).
В письме от 13 июля из Мариенбурга к Ягайло Конрад фон Юнгинген опровергал утверждения великого князя литовского Витовта о том, что он подстрекал Витовта при посредничестве Маркварда фон Зульцбаха, комтура Бранденбурга, отказаться от короля. Он также утверждал, что сам «князь Витовт имеет обыкновение наносить вред и ущерб Королевству Польскому и его светлости князю Свидригайло и нашему Ордену в его делах» (CEV, 258).
Также 13 июля было уплачено 4 марки, а 17 июля — 6 марок кумпану Великого магистра, Арнольду фон Бадену, для музыкантов князя Свидригайло (MTB, 171). Вероятно, это было связано с пребыванием двора Свидригайло в Мазовии, откуда князь вернулся и готовился принять участие в орденском походе в Литву. 18 июля мариенбургский казначей передал через Арнольда фон Бадена 20 марок придворному князя Свидригайло (MTB, 171). 23 июля 2 марки и полфирдунка были выплачены ювелиру за изготовление забрала для шлема Свидригайло (MTB, 172), а 26 июля 5 марок были выданы брату Леопольду за доспехи, которые князь купил у торнского комтура (MTB, 178). Тогда же комтур Бранденбурга снабдил двух придворных князя двумя лошадьми, стоимостью 12,5 марок, двумя сёдлами и двумя поводьями за 1,5 марки, а также двумя парами обуви за 0,5 марки и парой шпор за полфирдунка (MTB, 197). 24 июля комтуру Мемеля было выплачено 24 марки. Эти деньги должны были быть потрачены на Свидригайло во время его пребывания в Мемеле (MTB, 176).
20 июля в Мемеле собрались орденские вооруженные силы под командованием верховного маршала и комтура Кёнигсберга Вернера фон Теттингена. Должен был состоятся один из продолжительных и многочисленных орденских походов на Литву. Известна численность нескольких орденских отрядов. Отряд из Эльбинга под предводительством капитана Йохана Круцебурга насчитывал 51 человека. «И выступили отсюда в год Господень 1402 в день Святого Якоба вечером, и отсутствовали 7 недель без 1 дня» (EKB, 231). Отряд из Торна — 360 человек, из них 200 конных и 160 пеших под командованием Иоганна фон Корделица. Отряд из Данцига, с продовольствием на 6 недель, шел с отставанием и 30 июля был только в Инстербурге. Ещё один данцигский отряд шел водным путём через Лабиау. Также 102 человека было из Кёнигсберга, с питанием и снаряжением.
Витовт. Гравюра из «Описания Европейской Сарматии», 1578 г.
Объединённое войско отправилось на кораблях по Неману и на лошадях по берегу реки, к Вильне. Однако вскоре маршал заболел, и командование армией перешло к великому комтуру Вильгельму фон Гельфенштайну. Большая армия дошла до реки Невежи (Невяжис), правого притока Немана, и расположилась там лагерем. Свидригайло с небольшой дружиной прошел чуть дальше, к Нерису (Вилия), еще одному правому притоку Немана, на котором стоял князь Витовт со своими войсками и защищал переправу. После совещания все оставшиеся орденские силы потянулись к Нерису, вверх по этой реке. Витовт со своим войском с другого берега реки не уступил ни пяди пути большому войску Ордена, которое шло сюда. У Вишишкеса (Виштевальде), выше Кауен, Великий князь Литовский встал на пути захватчиков, переправлявшихся через Нерис, но вынужден был уступить. Теперь орденская армия могла беспрепятственно двигаться к Вильне и начать штурм (SRP 3, 258).
Тем временем, 5 августа, орденский прокуратор Ян фон Фельде сообщил из Рима Конраду фон Юнгингену, что заплатил 40 венгерских золотых (20 марок и 20 скотов) за буллу, которую он получил от папы для Свидригайло. Также он сообщал, что деньги за эту буллу взял у господина капеллана Конрада и что тот послал к нему с буллой своего капеллана Иоанна. Таким образом, Свидригайло, участвовавший в походе, стал коадъютором (т.е. имеющим сан епископа, но не являющимся священнослужителем. — admin) папы в деле распространения католической веры в завоеванных им литовских землях (OBA, 681/BGDOK 1, 372-3). 27 сентября, согласно записям казначея, эта сумма в 40 венгерских золотых была возвращена капеллану Конраду (MTB, 147).
В это время Свидригайло поддерживал связь с Великим магистром через своего советника Страша. 7 августа в Штуме по личному приказу Конрада фон Юнгингена Страшу, который прибыл на лошадях и затем вернулся к своему князю, было передано 12 марок, (MTB, 178).
Свидригайло рассчитывал легко завоевать Вильну, договорившись с горожанами о сдаче города. Этот план был раскрыт Витовтом, по его приказу шесть виленских горожан были казнены, а орденские войска вынуждены были отказаться от осады. Великий комтур Вильгельм фон Гельфенштайн со своими войсками оказался к юго-востоку от Вильны у города Медeникен (Мядининкай), который ранее был сожжен литовцами. Отсюда орденское войско двинулось еще дальше от Вильны, на юго-восток и юг. В течение трех недель земли Асмена (Ошмянка) с Ашмын (Ошмяны) и Салсеникен (Шальчининкай) несли большой урон и потери.
После 15 августа, во время пребывания Конрада фон Юнгингена в Бальге, 4 копы пражских грошей (6 марок) были переданы через камергера Великого магистра Тимо поляку, придворному князя Свидригайло, который выступал посредником между Свидригайло и магистром (MTB, 180).
Когда орденские войска грабили территорию между Ашмын и Салсеникен, великий князь Витовт охранял броды через Неман и Нерис, затрудняя тем самым возвращение вражеских войск к кораблям. Великий комтур Вильгельм фон Гельфенштайн повел свои войска из Салсеникен на юго-запад, к Перлам, расположенному к северу от Гродно (SRP 3, 259).
Во время пребывания главы ордена в первых числах сентября в Кёнигсберге были переданы 3 марки Гансу, которого Свидригайло (MTB, 181) отправил к магистру на обратном пути из похода. У Перлама орденское войско беспрепятственно переправилось через Неман. Затем через Великую пустошь оно направилось к Лётцену, а затем к Растенбургу, ведя с собой 900 пленных и много другой добычи (SRP 3, 258-9).
По данным военной книги Эльбинга, литовская экспедиция должна была продолжаться семь недель без одного дня, с вечера 25 июля по 11 сентября (ЕКВ, 231). Однако уже 8 сентября Свидригайло находился со своими придворными в Прейсиш-Эйлау у остановившегося там Конрада фон Юнгингена. В это время комтур Бальги Ульрих фон Юнгинген одолжил своему брату 30 марок для Свидригайло (MTB, 200). Тогда же 40 марок было выдано и Наммиру, динеру Великого магистра, на расходы в поездке в Мариенбург с лошадьми князя Свидригайло (MTB, 181). Также в сентябре младший Ольгердович получил 200 марок, а 22 числа того же месяца через Дитриха фон Логендорфа — 219 марок без 1 фирдунка (MTB, 147).
Во второй половине сентября придворные Свидригайло находились в Кёнигсберге. 25 числа того же месяца через кумпана магистра Арнольда фон Бадена было выдано 4 марки Яну, капеллану Свидригайло (MTB, 183), и 8 марок двум другим придворным, участвовавшим вместе со своим князем в походе. Расходы за этих придворных, эти 12 марок, были возмещены казначеем хаускомтуру Кёнигсберга (MTB, 183).
В ответ на письмо Великого магистра от 13 августа король Польши обвинил своего брата Свидригайло в измене. В связи с этим Конрад фон Юнгинген 26 сентября 1402 г. отправил из Мариенбурга письмо Земовиту IV, к которому приложил то письмо Ягайло, которое шокировало магистра и его сановников. В своем письме магистр спрашивал Земовита IV, как ему следует поступить в связи с клеветой на Свидригайло со стороны польского короля, которая, по мнению орденских рыцарей, оскорбляла честь литовского князя, являвшегося братом Александры, жены мазовецкого князя. Он спрашивал, следует ли ему ответить королю или умолчать обо всем этом, а может быть, отправить письмо королям, князьям и рыцарям, прибывающим в Орден для участия в походах, и последовать их совету. Конрад фон Юнгинген просил князя Мазовии внимательно и взвешенно проанализировать королевское письмо. Неизвестно, как отреагировал Земовит IV на эту просьбу магистра. Однако представляется, что Орден своим доверием к мазовецкому князю хотел приблизить его и дело Свидригайло к себе и отдалить от короля, который причинял, по словам Ордена, много зла своим ближайшим князьям (OF 3, 102; CEV 88-9).
После летнего похода 1402 г. Свидригайло, до сих пор остававшийся в свите Великого магистра или постоянно находившийся в разъездах, получил замок Базлак под Растенбургом (SRP 3, 259). Из этого удобного места, расположенного недалеко от Великого княжества Литовского, младший Ольгердович мог поддерживать контакты со своими сторонниками. Базлак фактически являлся звеном в длинной цепи опорных пунктов, таких как Йоханнисбург, Лык, Экерсберг, Зеехестен, Рейн, Лётцен, Растенбург, Ангербург, Норденбург, Инстербург, охранявших территорию орденского государства с востока. 24 октября через Дитриха фон Логендорфа 20 марок были переданы князю Свидригайло, когда он ехал из Эльбинга в Базлак (MTB, 190). Тогда же 100 марок привез Ольгердовичу в Базлак подданный Ордена Генрих Хольт, назначенный судьей свидригайловского суда (Hofrichter Swittirgals) (MTB, 200). Наконец, 30 октября динер великого магистра Павел Спаров заплатил 1 фирдунк за постоялый двор для двух русинов, приехавших из Мазовии к Великому магистру и разыскивавших князя Свидригайло. Конрад фон Юнгинген, вероятно, направил этих русинов в Базлак (MTB, 191).
Замок Базлак (Безлавки). Реконструкция В. Волковски.
В ноябре 1402 г. расходы на содержание Свидригайло и его двора были следующими: 7 числа того же месяца было выплачено 5 марок трем возницам, Георгу, Матису Альденмаркту и Николаю Вирку, за перевозку снаряжения и вещей князя Свидригайло из Мариенбурга в Базлак (MTB, 192). 11 числа того же месяца Генрих Хольт вновь собрал 100 марок для младшего Ольгердовича (MTB, 200). Также в казначейской книге записано, что 3 марки было потрачено на котел для князя Свидригайло и 5 марок — на оплату труда рабочих, которые делали мост и другие улучшения в Базлаке (MTB, 200). 11 или 12 ноября другой возница, Рудольф, получил 7 фирдунков без 10 пфеннигов за перевозку сусла молодого вина из Мариенбурга в Базлак (MTB, 193). Между 13 и 16 ноября на территорию Тевтонского государства из Руси прибыли придворные Свидригайло Иван и Ростав, которым в Мариенбурге за проживание на постоялом дворе было заплачено 13 скотов 10 пфеннигов (MTB, 193).
В ноябре, сразу после 11 числа, Свидригайло со своим придворным судьей Генрихом Хольтом и придворными покинул Базлак и во второй раз отправился в Ливонию через Домнау — Кройцбург — Кёнигсберг. Проезжая через комтурства Бранденбург и Кёнигсберг, путешественникам был оказан приём, финансовая поддержка и снаряжение для дальнейшей поездки. В связи с этим в казначейской книге записаны расходы комтура Бранденбурга Маркварта фон Зульцбаха (MTB, 197):
Судья свидригайловского суда Генрих Хольт принял от комтура Бранденбурга в Домнау 40 марок (MTB, 197), в Кройцбурге — 50 марок, затем ещё 50 марок и 80 марок (MTB, 197), а в Кёнигсберге — 16 марок, 5 марок и 4 марки (MTB, 197). Также Генриху Хольту была предоставлена лошадь стоимостью 10 марок для дальнейшего путешествия (MTB, 197). Вернер фон Теттинген, великий маршал и комтур Кёнигсберга, выдал Генриху Хольту 12 марок, когда его посетила свита князя, а также потратил 10 марок на 1 ласт рижской медовухи (MTB, 197-8).
В Ливонии Свидригайло встретился с ландмейстером ордена Конрадом фон Фитингхофом. На этот раз Свидригайло, отдав ливонцам Псков, который ему не принадлежал, сумел склонить их к совместному участию в походе. На обратном пути верховный маршал Вернер фон Теттинген заплатил 2 марки за перевозку снаряжения князя Свидригайло из Кёнигсберга в Растенбург (MTB, 197). Из Кёнигсберга путешественники отправились к Великому магистру, который остановился в Бальге. Успешная миссия Свидригайло в Ливонии была отмечена пиром за счет комтура Ульриха фон Юнгингена. Великий магистр, со своей стороны, заплатил только за скатерть (4 марки) для литовских господ, придворных Свидригайло, и за простую скатерть (3 марки без 1 фирдунка) для придворных Свидригайло (MTB, 200). 32 локтя ткани стоимостью 7 марок и 8 скотов (16 локтей по 7 скотов и 16 локтей по 4 скота) по распоряжению Конрада фон Юнгингена были отданы двум литовцам, прибывшим с князем Свидригайло из Ливонии (MTB, 200). 30 ноября через Тимо, камергера магистра, князю Свидригайло была передана еще одна крупная сумма в 100 марок (MTB, 195).
В последующие месяцы расходы на содержание двора Свидригайло еще более возросли. 6 декабря хаускомтуру Торна было возвращено 7 марок за 3 бочки местного вина, доставленные князю Свидригайло (MTB, 196). 13 декабря было уплачено 3 фирдунка за постоялый двор для поляков, возможно, вновь прибывших беглецов, придворных Ольгердовича (MTB, 201). В декабре, в связи с совместной охотой великого магистра и Свидригайло, сокольничий князя получил от камергера Тимо 2 марки (MTB, 202).
В конце декабря 1402 — начале января 1403 гг. в записях мариенбургского казначея зафиксированы расходы, связанные с подготовкой к новому большому походу. Так, 29 декабря от хаускомтура Мариенбурга Рихард, смотритель ворот, получил 5 фирдунков на улучшение доспехов для князя Свидригайло (MTB, 220). В это же время по приказу магистра были куплены два доспеха для князя за 3 марки (MTB, 220). 30 декабря 6 марок получил Ясик, придворный князя Свидригайло (MTB, 223). 31 декабря у Кристофа, торгового агента великого шеффера в Данциге, за 13 марок и 1 лот был куплен для Свидригайло бочонок греческого вина (MTB, 224). В свою очередь, вознице Миколаю Вирку и его людям за перевозку щитов, доспехов и вина из Мариенбурга в Базлак было уплачено 3 марки и 8 скотов (MTB, 232). Также 16 скотов получил кучер и его лошадь, которые везли в Базлак два доспеха и шлем «хундсгугель» князю Свидригайло (MTB, 232).
Шлем «Хундсгугель», современная реконструкция.
Расходы на Свидригайло в 1403 г.
9 января 1403 г. 10 марок было дано Наммиру, динеру Великого магистра, когда он отправился верхом к князю с жеребцами, подаренными магистром Свидригайло (MTB, 225). Тогда же 1 марка и 8 скотов получил кучер, который ехал с Наммиром и тремя лошадьми в Базлак. Динер Наммир также должен был быть сопровождающим литовского князя во время зимнего похода в 1403 г. (MTB, 232).
В Кёнигсберг приезжало много иностранных гостей, для участия в походах. 11 января из Мариенбурга Великий магистр письмом дал указания Верховному маршалу Вернеру фон Теттингену, как ему защищать Орден, на который подали жалобу Владислав Ягайло и Витовт, перед прибывшими иностранными гостями (CDP 6, 149-50; PrUB, JS 270). В конце января маршал Вернер фон Теттинген отправился из Кёнигсберга с большой армией, в которую входили и городское ополчение, и иностранные гости, в район Гродно (EKB, 231). C ними следовал и князь Свидригайло. В начале февраля, пройдя Пустошь, армия достигла Литвы и верховный маршал решил направиться к Меркине (Меречь). Захватив и спалив Меркине, орденское войско повернуло и двинулось к Тракен (Тракай), а не к Гродно, как ожидали литовцы. Орденское войско остановилось на одну ночь у озера Дауген (Даугай), а затем двинулись к Самникен (Самникай), где расположилось лагерем на два дня. Оттуда рыцари двинулись к деревне Олсаки, расположенной в миле от Тракен. Витовт опасался, что из Олсаки рыцари пойдут на Тракайский замок. Однако орденское войско, оставив справа Тракен, подошло к деревне Штейгвик (неизв.), расположенной на реке Стреве. Оттуда захватчики семь раз проходили через Сумилишки (Семелишкес), Стоклишки (Стаклишкес) и Неровене (неизв.), разбивая по пути лагерь и опустошая огнем и грабежом все деревни, через которые проходили и до которых могли добраться. Сожжение литовцами всех запасов фуража для лошадей не позволило рыцарям осадить ни одну из крепостей. Витовт, имея более слабые силы, ограничился обороной Вильны и не решился атаковать противника в открытом бою. В такой ситуации орденское войско направилось в сторону Кауен к Неману. Легко переправившись через скованный льдом Неман, рыцари Ордена вернулись в свои земли под Рагнитом. В целом, как описывает Иоганн фон Посильге, в течение двух недель орденские войска под командованием маршала Вернера фон Теттингена опустошали литовские земли, но мало чего добились. Вместо этого они взяли огромное количество пленных, самое большое за всю историю набегов на Литву — до 3 тыс. человек, в том числе 172 боярина (SRP 3, 264-6).
Одновременно с орденскими рыцарями на Литву напали и ливонцы. В течение восьми дней магистр Конрад фон Фитингхоф разорял литовские земли, прилегающие к Ливонии. В плен были взяты два князя, четыре боярина, 514 человек (вооруженных) и 300 лошадей, а также множество слуг (SRP 3, 265).
В целом в результате зимнего похода 1403 г. были разорены значительные пространства Литвы, но главная цель — отнять у Витовта Вильну и поставить там Свидригайло — не была достигнута.
Ягайло. Гравюра из «Описания Европейской Сарматии», 1578 г.
6 февраля Великий магистр из Кёнигсберга в своем письме заверил Ягайло, что подозрения в том, что он содержит врагов Польши, необоснованны. Он также указал, какие меры были им приняты для предотвращения возможных в дальнейшем недоразумений (OF 3, 116; CEV 90-1). С известием от Свидригайло к королю Польши был отправлен писец князя. Он получил от Конрада фон Юнгингена коня (за 4 марки и 1 фирдунк) (MTB, 232) и 8 марок на дорогу в Польшу (MTB, 232). Кроме того, ему было выплачено 2 марки и 8 скотов за постоялый двор в Мариенбурге (MTB, 232). Чуть позже 2 марки были выданы слуге писца Свидригайло, когда тот отправился в Польшу к своему хозяину (MTB, 232). 25 марта, когда писец вернулся из Польши с вестями к Великому магистру, ему было выплачено 23 скота за постоялый двор (MTB, 240).
Свидригайло вернулся из похода в Базлак, откуда через гонцов связался с Конрадом фон Юнгингеном. 28 февраля или 1 марта он заплатил за постоялый двор в Мариенбурге за двух русинов 1 марку и полскота (MTB, 233). В это же время 8 скотов было отдано кнехту, который отвез четырёх соколов Свидригайло (MTB, 240). 16 марта Свидригайло, опять же через Дитриха фон Логендорфа, получил большую сумму денег — 200 марок (MTB, 221). 17 марта Матис, кнехт кумпана Великого магистра Арнольда фон Бадена, получил 4 марки и 8 скотов на поездку с князем Свидригайло из Мариенбурга в Базлак (MTB, 239).
Конрад фон Юнгинген посетил Базлак в апреле 1403 г. 14 числа того же месяца выдана 1 марка кузнецу от Свидригайло, когда он привел в Мариенбург лошадь для Великого магистра (MTB, 240). В период с 14 по 16 апреля хаускомтуру Торна было возвращено 12 марок за четыре бочки местного вина, которые были куплены и доставлены в Базлак (MTB, 244). В свою очередь, 23 апреля 14 марок без фирдунка были переданы хаускомтуру Торна через посредничество интенданта за покупку 2,5 локтей синего и коричневого сукна, предназначенного для придворных Свидригайло (MTB, 245). После этого магистр вновь снабдил своего гостя крупной суммой. 29 апреля Дитрих фон Логендорф и придворные князя Свидригайло собрали для него 250 марок (MTB, 222).
В июне, как видно из счетов, Конрад фон Юнгинген оплачивал контакты Свидригайло с Подолией, в которых магистр, несомненно, проявлял большой интерес. В начале месяца 0,5 марки получили два русина из Подолии через динера магистра Наммира, когда они пришли к князю Свидригайло (MTB, 251). 13 июня 2 копы пражских грошей (8 марок) получил Якуб, придворный князя Свидригайло, когда был послан к князю с известием (MTB, 252). 17 числа этого месяца, опять же через Наммира, заплатили 1 марку и 21 скот за постоялый двор для руса с большой бородой, который прибыл к князю (MTB, 253). 19-го числа этого месяца 2 марки были возвращены камергеру магистра Тимо, который ранее отдал их Ясеку, дворовому человеку Свидригайло (MTB, 254). 23 числа того же месяца 3 марки были возвращены хаускомтуру Мариенбурга, так как он выдал такую сумму маленькому русину, придворному Свидригайло, на поездку к своему князю (MTB, 255).
2 июля верховный маршал Вернер фон Теттинген заключил перемирие с Витовтом до личной встречи Конрада фон Юнгингена с великим князем. Был произведен взаимный обмен военнопленными. Условия перемирия, заключенного маршалом, были одобрены Великим магистром. 8 сентября на реке Дубиссе в Литве должна была состояться встреча Конрада фон Юнгингена и Витовта (CDP 6, 170-3; SRP 3, 266).
Несомненно, июльские контакты Великого магистра со Свидригайло касались предстоящей встречи. 9 июля 3 копа пражских грошей (4,5 марки) были переданы Якушу, придворному Свидригайло, когда он явился к великому магистру с известием (MTB, 256). 14 числа того же месяца судья суда Свидригайло Генрих Хольт должен был собрать 300 марок для своего князя (MTB, 222). Однако мариенбургский казначей выплатил ему только половину этой суммы. Остальные 150 марок Генрих Хольт должен был получить от Ульриха фон Юнгингена, комтура Бальги. Вероятно, именно поэтому Свидригайло в тот же день, 14 июля, была предоставлена лошадь стоимостью 5 марок и фирдунк, чтобы он мог поехать на ней к брату Великого магистра для получения недостающей суммы (MTB, 259). 23 июля 0,5 марки и 4 шиллинга были уплачены за постоялый двор для Александра, придворного Свидригайло (MTB, 260).
После 20 июля, как видно из записей мариенбургского казначея, были сделаны закупки в связи с подготовкой к встрече с Витовтом в Дубиссе. Было решено, что в этой встрече должен участвовать и Свидригайло. 24 июля по распоряжению Великого магистра были оплачены расходы на покупку для Ольгердовича следующих товаров (MTB, 260):
— 1 корзина инжира — 0,5 марки; — 9 камней риса — 20 скотов; — 8 камней изюма — 3 марки без 1 фирдунка; — 30 фунтов перца — 4 марки и 3,5 скота; — 5 фунтов шафрана — 9 марок без 1 фирдунка; — 100 штук вяленой рыбы — 4 марки без 1 фирдунка; — льняное полотно для мешков — 2 скота.
Стоимость перевозки этих продуктов из Данцига в Мариенбурга составляла 0,5 марки (MTB, 260), а из Мариенбурга в Базлак — 21 скот (MTB, 263). С другой стороны, 26 июля 4 марки было уплачено Александру, придворному Свидригайло (MTB, 260). Также 26 июля за перевозку двух бочек местного вина в Базлак было уплачено 0,5 марки без 1 скота (MTB, 261).
Для сравнения приведём затраты на закупку продуктов в эту поездку для Великого магистра. Так 29 июля Конрад фон Юнгинген распорядился купить для себя на встречу с Витовтом (MTB, 262):
17 августа 6 марок без фирдунка были возвращены хаускомтуру Торна за два бочонка местного вина, отправленные младшему Ольгердовичу (MTB, 264). 21 августа 2 марки были выданы придворному Свидригайло Якубу по приказу Арнольда фон Бадена, кумпана великого магистра (MTB, 265).
Кроме того, перед отправлением в Дубиссу Конрад фон Юнгинген и его свита были снабжены следующим образом (MTB, 263):
— 50 баранов для повара — 12,5 марок; — свежее мясо и рыба — 5 марок; — вино для великого комтура — 9 марок без 8 скотов; — 12 бочек крепкой медовухи для великого магистра — 15 марок; — 30 бочек медовухи для Великого магистра — 27,5 марок; — медовуха для подношения — 0,5 марки; — 24 бочки средней медовухи — 8 марок; — 3,5 бочки осетрины — 24,5 марки — одна из этих бочек предназначалась для Свидригайло (MTB, 263); — фрукты — 3,5 фирдунка; — 8 бочек трески — 6 марок; — 7 бочек масла — 14 марок.
8 сентября 1403 г. в Дубиссу прибыл Великий магистр Конрад фон Юнгинген с ливонским ландмейстером Конрадом фон Фитингхофом и Свидригайло, а также большой свитой орденских сановников. Витовт, которому доложили, что младший Ольгердович замышляет лишить его жизни, прибыл с большой военной свитой. Ожидалось прибытие даже короля Польши, но Ягайло прислал только вислицкого кастеляна Клеменса из Москоржева и маршалка Королевства Польского Збигнева из Бжезья с недостаточными, как утверждали орденские рыцари, полномочиями. Разговоры были ожесточёнными, поскольку ни польские посланники, ни Витовт не хотели говорить о возвращении Жемайтии Ордену без ведома и согласия Ягайло. Дело даже дошло до конфликта. Бранденбургский комтур Марквард фон Зульцбах назвал Витовта предателем и отступником. Оскорблённые литовцы хотели защитить своего князя на поединке. Великий магистр оправдывался тем, что они пришли сюда не для поединка и позже он извинился перед Витовтом в письме.
Через семь лет Маркварду фон Зульцбаху аукнется его оскорбление Витовта. В Грюнвальдском сражении он попадёт в плен и будет казнён по указанию великого князя. Вот как описывает в своей преувеличенно-украшенной манере эти события польский хронист Ян Длугош: «Он сообщил как большую и приятную новость, что в сражении захвачены двое братьев Ордена крестоносцев, а именно Марквард фон Зальцбах (в тексте именно так. — admin), бранденбургский командор, и Шумберг; эти крестоносцы во время свидания между упомянутым Александром, великим князем Литвы, и магистром и Орденом близ Кауен на реке Немане оскорбили обидными и грязными словами упомянутого князя Александра и его родительницу, говоря, что она-де была не особенно целомудренна. Князь добавил, что он решил наложить на них подобающее им наказание, казнив их отсечением головы. Владислав же, польский король, не возгордился счастьем победы, но со своим обычным милосердием и скромностью запретил упомянутому князю Александру учинять какое-либо наказание захваченным и сдавшимся в плен врагам: «Не подобает, — сказал он, — дорогой брат, проявлять жестокость к врагам, которых мы одолели в бою не нашей доблестью, но соизволением милостивого бога; не следует мстить пленным за наши обиды и оскорбления, но, справив благодарственное молебствие всевышнему богу за дарованное торжество, надлежит проявлять к несчастным побежденным всяческую кротость и милосердие. Ведь довольно и того, что по справедливому божьему приговору мы уже обуздали и покарали их, и теперь нам надлежит пощадить тех, кого пощадили сила и военное счастье». Князь литовский Александр последовал бы королевским увещеваниям, если бы его снова не раздражили, побудив привести в исполнение задуманную месть, дерзкие, заносчивые и надменные речи упомянутых крестоносцев Шумберга и Маркварда. Упомянутый князь Александр, оскорблённый словами людей, которые, находясь в плену, осыпали его угрозами, считая недостойным вести скромные речи и просить прощения, велел их обезглавить в следующее же воскресенье, в двадцатый день июля, в стане около Моронга, причем король польский Владислав ничуть не препятствовал князю. Когда Александр-Витовт указывал крестоносцу Маркварду на теперешнее его положение и участь, браня за оскорбительные слова о своей матери, Марквард, забыв о своей доле и о давнем гневе князя, которого ему бы следовало смягчить кроткими словами, раздражил князя. Он весьма заносчиво сказал князю: «Ничуть не страшусь я теперешней участи; успех склоняется то на ту, то на другую. сторону; переменится счастье и подарит нас, побеждённых, завтра тем, чем вы, победители, владеете сегодня». Оскорблённый такими словами, слишком дерзкими для пленника, великий князь Витовт, хотя и не замышлял против него никакой жестокости, велел отправить командоров Маркварда и Шумберга на казнь. Многие обвиняли Маркварда за то, что он, нуждаясь в милосердии, возбудил гнев и ненависть; я же не берусь разбираться, правильно или неправильно поступил князь Александр, излив ярость на сдавшихся в плен крестоносцев» (Длугош, 110).
На требование литовского великого князя удалить Свидригайо с территории Тевтонского государства Конрад фон Юнгинген ответил, что примет в Пруссию любого литовца, а на них распространяется то же право, что и на беглецов, скрывающихся с территории орденского государства. Из хода переговоров, однако, следовало, что рыцари Ордена уступят Свидригайло за Жемайтию. Однако удалось договориться лишь о продлении перемирия до Рождества 1403 года (CDP 6, 170-5; SRP 3, 267).
В 1403 г. королевским дипломатам в Риме удалось добиться от папы издания буллы от 9 сентября, запрещающей Ордену вторгаться в Литву. Это стало тяжелым ударом для Ордена. По факту этого момента каждый поход в Литву стал как бы демонстрацией неповиновения папе. Орден через своего представителя в Риме предпринимал серьёзные, но безуспешные попытки добиться отмены буллы. Тем не менее военные походы продолжались вплоть до начала Великой войны.
В период между съездом в Дубиссе и Рождеством 1403 г. контакты магистра со Свидригайло заметно ослабли, а значит, сократились и передаваемые денежные суммы. 20 сентября хаускомтуру Эльбинга было возвращено 1,5 марки, которые он передал одному из придворных князя Свидригайло (MTB, 266). 5 октября 6 марок было потрачено на зимнюю одежду для двух русинов, придворных Свидригайло (MTB, 268). Между 10 и 18 октября был выплачен 1 фирдунк за трактир Николаю, придворному Свидригайло (MTB, 269). Во второй половине ноября Великий магистр прислал Свидригайло три бочки местного вина из Кульма (MTB, 272). В первой половине декабря 1403 г. кумпану великого магистра Арнольду фон Бадену было выплачено 4 марки и 3,5 скота, которые он потратил на 100 рыб, купленных для Ольгердовича (MTB, 275). 1,5 марка и 20 пфеннигов было выдано вознице Герстенбергу, который возил постную еду для Свидригайло в Базлак. За оплату этого кучера эта сумма была возвращена 19 декабря хаускомтуру Мариенбурга (MTB, 278). В декабре 1403 г. три бочки местного вина, купленные хаускомтуром Торна, были отправлены магистром Свидригайло в Базлак (MTB, 285).
19 ноября 1403 г. комтур Бальги Ульрих фон Юнгинген, находившийся в Гродно, а около 25 ноября также Великий магистр, дали разрешение Витовту и Ягайло охотиться в пограничных орденских лесах (CDP 6, 177; CEV, 94). В первой половине декабря оба правителя охотились у границ орденских земель, встретившись с братом магистра, Ульрихом фон Юнгингеном и комтуром Меве (CEV, 94-5). 15 декабря 0,5 марки были потрачены на гонца из Польши (MTB, 277). Этот гонец привез от Ягайло и Витовта охранную грамоту для Свидригайло. Позже, когда польский король и великий князь литовский уже находились в Вильне, к ним присоединились Ульрих фон Юнгинген, комтур Бальги, Генрик фон Швельборн, комтур Меве (MTB, 277), и князь Свидригайло. В Вильне на Рождество 1403 г. было достигнуто соглашение между орденскими рыцарями, Свидригайло, Витовтом и Ягайло. Польский король обязался вернуть орденским властям деньги, которые те потратили на Свидригайло во время его пребывания в Тевтонском государстве. Только после возвращения этих денег младший Ольгердович должен был покинуть Орден.
Расходы на Свидригайло в 1404 г.
После возвращения из Вильны брат Ягайло готовился к возвращению в Польшу. В связи с этим он получил дополнительные суммы. Так, 7 января 1404 г. 5 марок были выданы Миколаю, придворному младшего Ольгердовича, на покупку неуказанных товаров в Зольдау (MTB, 285). 8 января от камергера магистра Тимо 6 марок было выдано двум русинам, придворным Свидригайло (MTB, 285). 12 января Генрих Хольт собрал 100 марок для князя (MTB, 286), через день через камергера магистра Тимо 3 марки были отданы Ясику, придворному князя Свидригайло (MTB, 286). 16 или 17 января 10 марок было выдано Александру, придворному Свидригайло в Штуме (MTB, 288). 17 января 1,5 марки дано за дорогу арбалетчику Лоренку, когда он отправился в Базлак с пятью лошадьми, которых он отдал Генриху Хольту (MTB, 288). Сразу же после этого 2 марки было выдано придворному Свидригайло для перевозки некоторого снаряжения из Мариенбурга в Базлак (MTB, 289).
Ягайло, готовясь расплатиться за полученные Свидригайло за время пребывания в Тевтонском государстве, через своих посланников призвал младшего брата к возвращению. Уже 21 января Великий магистр сообщал прокуратору Ордена в Риме, что Свидригайло полностью примирился с королем Польши и великим князем Витовтом и теперь живет у них с их ведома и согласия. После отъезда младшего Ольгердовича из Пруссии в 1404 г. Владислав Ягайло пожаловал ему некоторые земельные владения с городами Брянск и Стародуб (OBA, 737; BGDOK 1, 56; SRP 3, 269).
После Рацёнжского договора, заключённого 22 мая 1404 г., часть подданных Свидригайло всё же вернулась с территории Тевтонского государства в Польшу. К февралю 1405 г., согласно казначейской книге, Свидригайло поддерживал контакты с Великим магистром через своих придворных. Так, в начале июня, во время пребывания магистра в Грабине, трём его придворным было выдано 10 марок (MTB, 308). 29 VIII через камергера магистра было передано 16 коп пражских грошей (24 марки) русинам князя, находившимся на Готланде и отправлявшимся к польскому королю (MTB, 312). 14 или 15 сентября 4 марки были отданы комтуру Остероде на содержание придворных Свидригайло, находившихся у Великого магистра в Эйлау (MTB, 315). 24 или 25 сентября было уплачено 2,5 марки художнику Петру за роспись 30 щитов для Свидригайло (MTB, 318). Возможно, что это поручение — нарисовать гербы князя на щитах — придворный художник из Мариенбурга выполнил еще в январе 1404 г., до ухода Свидригайло из Ордена, а заплатили ему за эту услугу только в сентябре 1404 г. Возможно также, что этот художник не успел выполнить порученное ему в январе 1404 г. задание до отъезда младшего Ольгердовича из Пруссии, и только в июне или сентябре 1404 г. придворные Свидригайло получили 30 щитов. В сентябре 1404 г. Генрих Хольт, бывший судья суда Ольгердовича в Базлаке, уже занимался соляными делами ордена (MTB, 304). В ноябре 1404 г. придворный маршал Свидригайло остановился в Золдау, за что в трактире за него было уплачено 1 марка, 13 скотов и 1 шиллинг (MTB, 325). Перед 7 декабря 1404 г. в Ковалево Поморском Яско, камергер Свидригайло, встретился с Великим магистром, и ему также было оплачено за постоялый двор 2 марки без скота (MTB, 325). С другой стороны, в феврале 1405 г. в Мариенбурге останавливался капеллан князя Свидригайло, которому за проживание на постоялом дворе было выплачено 15 скотов и 8 пфеннигов (MTB, 345).
Пражский грош, конец 14 века.
Таким образом, за время пребывания Свидригайло в Тевтонском государстве, судя по сохранившимся записям, были потрачены суммы в основном на:
— содержание князя и его двора во время пребывания у Великого магистра и в замке в Базлаке; — приём гостей Свидригайло; — поездки князя и его придворных (дважды в Ливонию, в Мазовию, на съезды: в Торн, в Дубиссу и в Вильну); — отправку гонцов (к Великому магистру, в Мазовию, Подолию или Польшу); — подготовку князя и его придворных к участию в походах (лето 1402 г. и зима 1403 г.); — подарки Свидригайло (кони, доспехи, дорожные сумки, соколы, вино, ткани).
Расходы по этому счету в каждом году были примерно следующими:
— 1402 — около 550 марок; — 1403 — около 149 марок; — 1404 — около 30 марок; т.е. всего около 729 марок.
Также в 1401 г., ещё до прибытия Свидригайло в Пруссию, на прием его посланцев из Подолии было потрачено около 35,5 марок. А после возвращения Свидригайло в Великое княжество Литовское в январе 1404 г. на контакты с ним было потрачено около 40 марок.
Больше всего денег князь получил в 1402 г., значительно меньше — в 1403 г., а в 1404 г. — год его отъезда из Пруссии — сравнительно небольшую сумму по сравнению с 1402 и даже 1403 гг.
Кроме перечисленных выше сумм, князю Свидригайло были выплачены — без указания, за что — следующие платежи:
— 100 коп пражских грошей (150 марок) — 2 марта 1402 г; — 150 марок — 6 марта 1402 г; — 200 венгерских золотых (104 марки 4 скота) — 7 марта 1402 г; — 100 коп пражских грошей (150 марок) — 10 мая 1402 г; — 150 коп пражских грошей (225 марок) — 15 июня 1402 г; — 200 коп пражских грошей (300 марок) — 12 июля 1402 г; — 200 марок — незадолго до 22 сентября 1402 г; — 219 марок без фирдунка — 22 сентября 1402 г; — 100 марок — около 24 октября 1402 г; — 100 марок — 11 ноября 1402 г; — 50 марок, 50 марок, 80 марок, 16 марок и 8 марок — между 11 и 30 ноября 1402 г. (с небольшими интервалами); — 100 марок — 30 ноября 1402 г; — 200 марок — 16 марта 1403 г; — 250 марок — 29 апреля 1403 г; — 300 марок — 14 августа 1403 г; — 100 марок — 12 января 1404.
Всего около 2852 марок, что является очень большой суммой. Если сложить 729 марок и 2852 марки, то получится сумма — 3581 марка, которую король Владислав Ягайло должен был вернуть в орденскую казну, чтобы Свидригайло мог покинуть Орден.
Бегство Свидригайло и его сношения с Орденом не единственный случай в литовско-орденских отношениях. И сам Витовт неоднократно бежал в Орден за помощью, и старший брат Витовта Бутовт ещё ранее, в 1365 году, бежал с соратниками в Орден, где принял крещение. И из Ордена были перебежчики в Великое княжество Литовское и Польшу.
Дальше было участие Свидригайло в походах на Москву и Смоленск, отъезд в Москву к Василию I, очередные попытки договориться с Орденом, а в итоге заключение его в Кременецком замке почти на девять лет, и многое другое. В итоге Свидригайло получил великокняжеский престол после смерти Витовта в 1430 г., но в результате гражданской войны в 1432 г. власть перешла к Сигизмунду Кейстутовичу, а Свидригайло до конца жизни оставался волынским князем и скончался в Луцке в 1452 г.
Дашко Острожский захватывает Кременец и освобождает Свидригайло. Лицевой летописный свод, 16 век.
Источники и литература:
GStA PK, XX. HA, OBA.
GStA PK, XX. HA, OF.
Forstreuter K. Die Berichte der Generalprokuratoren des Deutschen Ordens an der Kurie. Erster Band: Die Geschichte der Generalprokuratoren von den Anfängen bis 1403. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1961.
Heckmann D., Kwiatkowski K. Das Elbinger Kriegsbuch (1383–1409). Rechnungen für städtische Aufgebote. Köln, Weimar, Wien 2013.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
Liv-, esth- und curländisches Urkundenbuch. Bd. 3. Hrsg. Friedrich Georg von Bunge. Reval, 1857.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1866.
Prochaska A. Codex epistolaris Vitoldi, Magni Ducis Lithuaniae: 1376-1430. Cracoviae, Sumptibus Academiae literarum crac., 1882.
Töppen M. Das Elbinger Kriegsbuch //Altpreussische Monatsschrift. 36 Bd. Königsberg in Pr., 1899.
Voigt J. Codex Diplomaticus Prussicus. Urkunden-sammlung zur älteren Geschichte Preussens aus dem Königlichen Geheimen Archiv zu Königsberg, nebst Regesten. Band 6, Königsberg, 1861.
Длугош Я. Грюнвальдская битва. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1962.
Goyski M. Wzajemne stosunki Polski, Litwy i Zakonu w latach 1399-1404: studyum historyczne. Kraków G. Gebethner 1908.
Heckmann D. Amtsträger des Deutschen Ordens in Preußen und in den Kammerballeien des Reiches. Werder, 2014.
Kwiatkowski K. (Wild)haus w Bezławkach (Bayselauken, Bäslack) – uwagi na temat budownictwa warownego zakonu niemieckiego w późnośredniowiecznych Prusach // Zapiski Historyczne, T.81 (2), 2016.
Kwiatkowski K. Zamek w Bezławkach rzekomą bazą militarną zakonu niemieckiego podczas letniej wyprawy litewskiej 1402 roku // Komunikaty Mazursko-Warmińskie, nr. 2 (292), 2016.
Lewicki A. Powstanie Świdrygiełły: ustęp z dziejów unii Litwy z Koroną. Kraków, 1892.
Łowmiański H. Agresja Zakonu Krzyżackiego na Litwę w wiekach XII-XV // Przegląd Historyczny, t. 45, 1954.
Paravicini W. Die Preußenreisen des europäischen Adels. Teil 2. Band 1. Sigmaringen: Jan Thorbecke Verlag, 1995.
Prochaska A. Dzieje Witołda W. Księcia Litwy. Wilno, 1914.
Radoch M. Wydatki wielkiego mistrza Konrada von Jungingen na utrzymanie księcia litewskiego Świdrygiełły w państwie krzyżackim w Prusach w latach 1402-1404 //KOMTURZY RAJCY ŻUPANI Studia z dziejów średniowiecza nr 11. Malbork, 2005.
Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. Poznań–Wrocław: Wydawnictwo Historyczne, 1999.
Игошина Т.Ю. Двор верховного магистра Немецкого ордена в Пруссии в конце XIV — начале XV веков, дисс. М.: МГУ, 2000.
Полехов С.В. Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века. М.: Индрик, 2015.
В дополнение к рассказу о кресте святого Адальберта предлагаем перевод легенд, связанных с именем этого миссионера. Легенды опубликованы Иоганном-Георгом-Теодором Грессе в «Книге легенд Государства Пруссия» (Sagenbuch des preußischen Staats. 2 Bde., Dresden 1866–1871). Сам Грессе скомпилировал предания об Адальберте, опираясь, в том числе, на сведения из книг Христофа Иоганна Харткноха «Прусская церковная история» (Preussische Kirchen-Historia: Darinnen Von Einführung der Christlichen Religion in diese Lande, wie auch von der Conservation, Fortpflantzung, Reformation und dem heutigen Zustande derselben ausführlich gehandelt wird.- 1686) и Иоганнеса Фойгта «История Пруссии с древнейших времен до упадка власти Немецкого ордена» (Geschichte Preußens von den ältesten Zeiten bis zum Untergange der Herrschaft des Deutschen Ordens. — 1827-1839).
________________________
Адальберт или Адельберт, на самом деле Войтах, из рода графов Либиценских в Богемии, был епископом Праги, и сначала проповедовал Евангелие в Венгрии и Польше, а затем стал архиепископом Гнезно. Оттуда в сопровождении своего друга Гауденция он отправился в 997 году в Пруссию, которая в то время была еще полностью языческой. Сначала он прибыл в Кульмскую землю и, не получив там должного приёма, отправился в Помезанию. Когда он переправлялся через реку Осса и у него не было денег, чтобы заплатить за переправу, один из лодочников сильно ударил его веслом по голове, от чего он серьёзно заболел. Но он мало что мог сделать в Помезании, поэтому сначала перебрался в Данциг, а оттуда в Земландию. Добравшись туда, недалеко от нынешнего города Фишхаузен (сейчас Приморск. — admin), он прилег на опушке леса, на расстоянии выстрела из лука от своих товарищей, чтобы немного передохнуть. К несчастью, он по незнанию находился на святилище Ромове, обители прусских богов, куда дозволялось входить только их жрецам, и один из жрецов вскоре заметил его. Он позвал других, они разбудили его ото сна, спросили, что ему здесь нужно, и когда он честно назвал свое имя и цель своего путешествия, некий Зигго метнул ему своё копьё в грудь, и Адальберт упал, пронзённый, раскинув руки в форме креста. Разгневанные жрецы бросились на его тело, пронзили его многочисленными ударами копья и, наконец, отсекли от туловища голову и конечности. Это произошло 23 апреля 997 года. Спутники Адальберта были схвачены и лишь позже отпущены за крупный выкуп.
Немецкая почтовая марка, выпущенная к тысячелетию со дня смерти св. Адальберта. 1997 г.
О том, что случилось с его телом после смерти, ходят разные легенды. По одной из версий, его труп остался в расчленённом виде, но когда польский король Болеслав (Болеслав I Храбрый, 965/967 — 1025. — admin) потребовал его обратно от пруссов, они запросили за него огромную сумму денег, столько, сколько весит труп в золоте. Болеслав прислал много золота и драгоценных камней, но когда их положили на одну чашу весов, они весили меньше тела Адальберта, лежавшего на другой чаше. Поэтому польские послы выложили все свои деньги, и даже многие пруссы, которых крестил Адальберт, пришли и принесли всё золото, которое у них было, и положили его на весы. Но этого всего было недостаточно. И вот пришла старушка, которая день и ночь служила христианскому Богу милостыней и молитвами, которая положила свои последние два гроша на полную чашу. Но как только они оказались сверху, вторая чаша вместе с трупом Адальберта взмыла вверх. Всё золото, которое лежало на весах, было возвращено владельцам, а чаша так и не опустилась. Так получилось, что тело Адальберта было выкуплено всего за два гроша. Затем труп Адальберта торжественно перевезли в Гнезно.
Однако, по другой версии, после того, как Адальберту отрубили голову, тело поднялось само собой, взяло голову обеими руками, понесло перед собой и затем вошло в часовню, где Адальберт обычно служил мессу. При этом по дороге голова пела громким и красивым голосом различные духовные песни. После этого Адальберт бродил с места на место, всегда неся перед собой поющую голову, пока не пришел в район Данцига, где и по сей день находится церковь Св. Адальберта. Говорят, что именно здесь его нашли пруссы-язычники и решили принести в жертву своим богам, но тело Адальберта выкупил польский король Болеслав.
Есть и иная версия. На следующий день после его убийства расчленённые конечности снова соединились вместе сами по себе, затем были подняты невидимыми руками, унесены по воздуху и опущены на вершину горы недалеко от Данцига, где Адальберт был так любовно принят ранее. В его честь здесь построена часовня, которая до сих пор является местом паломничества многих верующих каждое 24 апреля. Однако его тела здесь уже нет, так как его увезли сначала в Гнезно, а затем в Прагу, где оно и находится до сих пор.
Четвертая легенда повествует, что после того, как язычники пруссы убили проповедника, они изрубили его тело на бесчисленные куски и разбросали их по берегу Балтийского моря. Потом случилось так, что некий прусс отрезал от руки Адальберта палец, на который было надето золотое кольцо, взял его и бросил на берег. Здесь его нашёл ястреб, который бросил его в море, где его проглотила щука. После этого, везде, где плавала эта щука, от неё исходил слабый отблеск света. Рыбаки заметили это и выловили рыбу. В её желудке они нашли совершенно неповреждённый палец. Рыбаки, которые были христианами, решили, что палец принадлежит святому человеку, и отправились искать его труп. Вскоре они нашли и его, ибо разбросанные конечности чудесным образом срослись, и не хватало только пальца. Рыбаки приставили отрезанный палец к руке, и он сразу же к ней прижился. Но тело святого пролежало тридцать дней, прежде чем его нашли рыбаки, и ни одна птица или другой зверь не осмеливались прикоснуться к нему, поскольку тело сторожил орел.
Гамилькар Шасс, мой дед, мужчина, скажем так, в возрасте семидесяти одного года, только разбудил в себе интерес к чтению, как произошёл один случай. А под этим следует понимать нападение генерала Ваврилы, вышедшего из Рокитновых топей, грабежом, огнём и прочими ужасами занёсшего свою руку над Мазурами, а точнее сказать над деревней Сулейкен. Он был, чорт возьми, уже достаточно близко, в воздухе уже витал запах сивухи, которую он сам и его солдаты употребляли внутрь. Петухи Сулейкена взволнованно ходили по округе, волы на цепях били копытами, знаменитые сулейкенские овцы сбивались в кучи – то в одну сторону, то в другую. Повсюду, куда было не кинуть взгляд, наша деревня выказывала великое смятение и беспокойство – подобного рода истории известны.
В это время, как говорится, Гамилькар Шасс, мой дед, практически без посторонней помощи освоил искусство чтения. Он читал, уже довольно бегло, и то и это. Под «тем» понимался древний экземпляр мазурского календаря с огромным количеством рецептов к рождественским праздникам. Под «этим» скрывалась записная книжка скототорговца, которую он много лет назад потерял в Сулейкене. Гамилькар Шасс прочитывал её снова и снова, хлопал при этом в ладоши, извлекая, когда он делал всё новые открытия, особые приглушенные звуки восторга, одним словом его поглотила глубокая страсть к чтению. Да, можно сказать, что Гамилькар Шасс таким образом пропал для всех, таким необычным способом он забросил все свои дела, следовал теперь только советам одного-единственного повелителя, которого на мазурский манер он называл «Затанге Зитай», что означало не более и не менее как «чорт чтения» или более корректно – «сатана чтения».
Каждый человек, каждое существо в Сулейкене пребывало в страхе и ужасе, и только Гамилькар Шасс, мой дед, всем своим видом не выказывал ни малейшего опасения, его глаза сверкали, губы штамповали слова друг за другом, когда его длинный указательный палец, дрожа от счастья, водил по строчкам мазурского календаря, напоминавших по форме гирлянды.
Тут зашёл, когда он таким образом читал, худощавый, испуганный человечек, Адольф Абромайт звали его, который всю свою жизнь похвастаться не мог ничем другим, как двумя огромными розовыми ушами. В руках у него было огромное ружьё, размахивая которым, он, подойдя к Гамилькару Шассу, сказал следующее: «Ты бы, — сказал он, — Гамилькар Шасс, сделал бы доброе дело, если отложил бы свои дела в сторону. Может легко статься, по тому как сейчас выглядят наши дела, что Ваврила с тобой что-то сделает. Только, думаю я, после этого ты будешь выглядеть более потрепанным, чем эта книжка.»
Гамилькар Шасс, мой дед, взглянул поначалу удивленно, затем рассерженно на своего посетителя. Он не смог, так как данное наставление пролетело мимо него, некоторое время даже открыть рот. Однако затем, сообразив, что от него хотят, встал, помассировал свои пальцы и сказал так: «Мне кажется, — сказал он, — Адольф Абромайт, что тебя не научили вежливости. Иначе как ты можешь, прошу прощения, мешать мне читать.» «Это, – ответил Абромайт, — только по причине военных действий. Честное слово. Вавриле, этому пресловутому разбойнику, стало скучно на болотах. Он приближается, внушая перед собой ужас и страх, к деревне. И так как он, этот потеющий алкаш, уже достаточно близко, мы приняли решение надрать ему рыло нашими ружьями. Но для этого, Гамилькар Шасс, мы нуждаемся в каждой берданке, а твоя так вообще особенная.»
«Это, — сказал Гамилькар Шасс, — абсолютно ничего не меняет. Даже военные действия, Адольф Абромайт, не являются извинением за невежливость. Но если ситуация, как ты говоришь, серьёзная, вы можете рассчитывать на мой ствол. Я иду.»
Гамилькар Шасс поцеловал свои сокровища, спрятал их в огнеупорную глиняную ёмкость, достал своё ружьё, забросил себе на спину солидный шмат копчёного сала, и так они вместе покинули дом. На улице мимо интеллигентных жителей Сулейкена прогалопировало, с расширенными от страха глазами, несколько бесхозных сивых кобыл; скулили собаки; голуби, шумно хлопая в панике крыльями, покидали деревню в направлении на север, – истории знакомы картины бедствий такого рода. Оба вооруженных господина, подождали пока улица освободится, и Адольф Абромайт сказал: «Место, Гамилькар Шасс, где мы будем сражаться, уже определено. Мы займём, батенька, позицию у охотничьего домика, что принадлежал господину Гоншу из Гоншора. Это в четырнадцати милях отсюда и лежит оно на дороге, по которой Ваврила вынужден передвигаться.» «У меня, — сказал мой дед, — возражений нет.»
Так они и шли, не проронив практически ни слова, к солидному охотничьему дому, обустроили оборону, понюхали табаку и заняли позиции. Они сидели, под защитой мощных брусов, перед бойницей, и наблюдали за раскисшей дорогой, по которой был вынужден идти Ваврила.
Так они сидели, скажем так, восемь часов, когда у Гамилькара Шасса, который мечтательно размышлял о своих оставленных книжных сокровищах, не стали мёрзнуть пальцы, да так, что даже массаж больше не помогал. По этой причине он приподнялся и огляделся, в надежде найти что-нибудь подходящее для разведения огня. То там, то тут он покопался немного вокруг, что-то подбирал, обнюхивал и снова отбрасывал, и во время этого действа ему попалась, чорт возьми, книжка, симпатичная, небольшая вещица. Волна мурашек пробежала по его телу, невероятное счастье зашевелилось в груди, и, как в забытье, он, торопливо прислонив к завалинке ружьё, упал на землю там, где и стоял, и стал читать. Была напрочь забыта боль от замёрзших пальцев, ушёл в забытьё Адольф Абромайт у амбразуры и Ваврила из болот: караульный Гамилькар Шасс больше не существовал на свете.
Между тем, как и предполагалось, опасность делала то, что её в особенности делает неприятной – она приближалась. Приближалась она в лице генерала Ваврилы и его пособников, которые, в определенной степени даже весело, двигались по дороге, которую они были вынуждены выбрать. Этот Ваврила, о мой Бог, он выглядел так, как будто он вышел из болот, был небрит, этот человек говорил хриплым шипящим голосом, и не имел того, что есть как минимум у половины честных людей, – а именно страха. Он приближался по дороге со своими пьяными стрелками и — как он это делал? Поступал так, как если он был бы воеводой Щилипина. При этом у него не было даже сапог, а шёл он в тапочках, этот Ваврила.
Адольф Абромайт, увидев у амбразуры на посту, приближающийся болотный сброд, направил на них ружьё и закричал: «Гамилькар Шасс», — кричал он, «я держу сатану на мушке.» Но чуда не свершилось, Гамилькар Шасс не услышал этот клич. Через некоторое время, а Ваврила при этом и не собирался останавливаться, он прокричал ещё раз: «Гамилькар Шасс, сатана из топей уже здесь.» «Секунду», — сказал Гамилькар Шасс, мой дед, «одну секунду, Адольф Абромайт, я подойду к бойнице и сразу всё будет в порядке, как это и должно быть. Только вот дочитаю главу до конца.»
Адольф Абромайт положил ружьё на землю, устроился рядышком, наблюдал и ждал, полный нетерпения. Его нетерпение, если не сказать больше — возбуждение, росло с каждым шагом, который делал генерал Ваврила, приближаясь всё ближе. В конце концов, так сказать, потеряв последние нервы, Адольф Абромайт вскочил на ноги, подбежал к моему деду, дал ему – каждый бы за это простил его – пинка под зад с криком: «Сатана Ваврила, Гамилькар Шасс, стоит перед дверьми.» «Всё» — сказал мой дед, «будет в порядке, всему своё время. Только ещё, если вы позволите, последние пять страниц.» И так как он не шелохнулся, чтобы встать на ноги, Адольф Абромайт в одиночку выбежал впереди свей амбразуры, взял ружьё наперевес и начал палить из него таким образом, что подобного этому действу на Мазурах никто не мог припомнить. Хотя он не смог попасть ни в одного из болотных упырей, он заставил их залечь в укрытие, состояние, которое сделало Адольфа Абромайта чрезвычайно дерзким и отчаянным. Он встал в полный рост перед бойницей и вёл огонь, который изрыгался из его ружья. Он стрелял долго, пока неожиданно не почувствовал острую, обжигающую боль. И тогда он, сильно поражённый, обнаружил, что ему прострелили одно из его больших розовых ушей. Что ему оставалось делать? Бросив ружьё, он прыгнул к Гамилькару Шассу, моему деду, и в этот раз он сказал следующие слова: «Я, Гамилькар Шасс, ранен. Я истекаю кровью. Если ты не встанешь к амбразуре, сатана Ваврила, честное благородное, будет через десять секунд здесь, и тогда, по тому как обстоят дела, можно опасаться, что он тебя порежет на ремни.» Мой дед, Гамилькар Шасс, не поднял взгляд, вместо этого он сказал: «Всё, Адольф Абромайт, будет в порядке, как и должно быть. Только ещё, если я могу попросить, две странички в главе.» Адольф Абромайт, прижимая рукой раненое ухо, быстрым взглядом оценивающе огляделся вокруг, затем сорвал оконную фрамугу, выпрыгнул наружу и растворился в тёмной гуще ближайшего леса.
Как и предполагалось, не успел прочитать Гамилькар Шасс и пары строчек, как дверь была выломана, и кто же к нам пришёл? Генерал Цох Ваврила. Сразу же он подошёл к деду, громко рыча и смеясь, как он это обычно и делал, и сказал: «Запрыгивай ко мне на ладошку, ты, лягушка, я буду тебя надувать.» Это было, без сомненья, своего рода намёк на его и происхождение, и его привычки. Однако, Гамилькар Шасс парировал удар: «Сейчас. Только еще полторы страницы.»
Рассвирепев, Ваврила нанес моему деду один удар, и затем посчитал своим долгом сказать следующее: «Я тебя сейчас тебя, старая ящерица, четвертую. Но очень медленно.»
«Ещё одна страница», — ответил Гамилькар Шасс. «Это, Бог свидетель, не более чем пятнадцать строчек. На этом глава и заканчивается.»
Ваврила, ошеломлённый, почти протрезвевший, взял у одного хромого приспешника из своего окружения ружьё, приставил дуло к шее Гамилькара Шасса и сказал; «Я тебя, вонючий ты болотный лютик, сдую по ветру резаным свинцом. Смотри сюда, на взведенный курок.» «Секунду» — сказал Гамилькар Шасс, «ещё только десяток строк, затем всё мы решим, как и должно быть решено.»
Тут, как каждый опытный знающий человек догадывается, Ваврилу и его шайку охватил такой сильный ужас, что они, побросав свои ружья, сбежали туда, откуда они пришли – под «туда» надо понимать самые безнадёжные топи болот Рокитно.
Адольф Абромайт, удивлённо наблюдавший за бегством, вернулся обратно, подошёл, держа ружьё в руках, к читающему, и стал молча ждать. После того, как была наконец-то прочитана последняя строка, Гамилькар Шасс поднял свою голову, блаженно улыбнулся и произнёс: «Кажется мне, что ты, Адольф Абромайт, что-то говорил?»
В Велау, городе фотографов, в объектив попадало многое, и старые почтовые открытки предложили нам очередной сюжет из истории города, известного, кстати, с 1258 года.
Для начала один непривычный показатель из статистики 1932 года: в Германии на одну заправку приходилось 2104 жителя. А определить это хитрое число в Велау можно очень условно: согласно сохранившимся данным, население Велау в тридцатые годы XX-го века с 6000 возросло до 8000 жителей, бензиновая эра Велау длилась около двадцати лет (первая заправка, судя по открыткам, появились до 1931 года, история Велау завершилась в 1945), а количество обнаруженных на карточках изображений бензоколонок целых восемь! Даже очень приблизительные, усреднённые подсчеты говорят о том, что по части заправок маленький Велау выглядел достойно — одна заправка никак не больше чем на полторы тысячи человек. Ничего себе показатель! Он был значительно лучше общегосударственного уровня.
Впрочем, цифра объяснима — потребителей в Велау было достаточно. Один только ежегодный рынок лошадей чего стоил — туда прибывали не только на упряжках, масса деловых гостей приезжала на «железных конях». Благосостояние Велау веками связывалось с ежегодной конной ярмаркой, ее участники преодолевали многие километры по европейским дорогам. Город встречал гостей обилием гостиниц, ресторанов, баров, магазинов и… бензозаправок!
Посмотреть и ахнуть: автопарк самых важных людей — владельцев заводов, коней, пароходов… На этой открытке — машины торговцев лошадьми перед ратушей в Велау. Сколько крутых авто, припаркованных на улицах города и ярмарочном поле, осталось за кадром?..
А это байкеры тех лет — члены автомотоспортивного клуба Велау. Бензобаки маленькие, и, похоже, опустошали их быстро!
В том, что Велау можно признать “королевством бензоколонок”, убедимся, совершив виртуальную экскурсию по заправочным точкам города, заодно немного коснемся истории развития АЗС. Поехали!
Официально первой в мире заправкой принято считать аптеку в немецком городе Вислох. Именно там в августе 1888 года Берта Бенц, жена изобретателя первого автомобиля Карла Бенца, пополнила бак автомобиля топливом во время поездки из Мангейма в Пфорцхайм. Преодолев при этом расстояние в 106 км, она опустошила все аптеки на своем пути. Своё авто она заправляла лигроином, который, как и керосин, использовали в качестве растворителя, пятновыводителя и даже, будто бы, дезинфектора, и продавался он в стеклянных бутылках в аптеках.
Неизвестно, какая топливная компания оказалась на бензиновом рынке Велау первой. На открытках их нашлось шесть, пять лидеров отрасли тех лет — DAPG, Shell, B.V.- Aral, BP-Olex, Leuna, и одна мелкая фирма Casaled.
Расположение бензоколонок на схеме города Велау.
Пожалуй, самое почётное место в Велау заняла немецкая бензоколонка DAPG — лидер топливного сектора немецкой экономики. Заправка с её логотипом находилась у Каменных ворот (Steintor).
Бензоколонка Dapolin в Гамбурге (на снимке слева) и такая же на улице Гроссе Форштадт возле ворот Штайнтор в Велау.
Бензоколонки Dapolin, с логотипом-индейцем, производила американская компания Gilbert & Barker. Первая такая колонка в Германии была установлена в Гамбурге на Вагнерштрассе, рядом с аптекой Роберта Циппана, 14 апреля 1923 года. В 1931 году Dapolin был переименован в Standard Gasoline. Следовательно, снимок выше сделан до 1931 года.
Ещё одна возможность определить годы съёмки по конструкции насоса и логотипу: в 1937-1938 годах бренд был переименован в Esso.
Вслед за изменением названий брендов компании DAPG менялись внешний вид и конструкция бензонасосов.
Одна из точек компании Shell, второй в пятёрке лидеров поставщиков на рынке топлива, находилась за железнодорожным переездом в сторону Алленбурга (сейчас Дружба), у стен привокзальной гостиницы Gasthof zur Ostbahn.
Обратите внимание на ряд машин. Вполне вероятно, в отель прибыли любители водного спорта, ведь на берегу Алле-Лавы за гостиницей находился известный в Восточной Пруссии гребной клуб.
И тут следует отметить, что в народе бензоколонки-красотки с распахнутыми дверками были прозваны «железными девами». Совсем не романтично… Виной тому внешнее сходство с одним из орудий для пыток или смертной казни. Якобы, было такое устройство в средние века, представляло собой сделанный из железа шкаф, внутренняя сторона которого была усажена длинными острыми шипами.
«Железные девы» — средневековая и бензиновая.
Важный нюанс: логотип на голове «девы» соответствовал марке производителя топлива.
Старые открытки не балуют качеством картинки, однако форма насоса подсказывает, что на Марктплац у ратуши оказалась «железная дева» от Shell. Судя по непостроенным еще домам за рекой, стояла здесь она недолго.
Бензоколонка Shell на Марктплац находилась неподалёку от нынешней скульптуры оленя.
Или соседство со зданием ратуши оказалось неуместным, или иная причина вынудила убрать заправку с площади — нам неведомо, но на более поздних снимках бензоколонки на этом месте уже нет.
Открытки, изданные в конце 1930-х и начале 1940-х годов подсказывают, что эта колонка, укомплектованная ещё и масляным насосом, перекочевала через дорогу — на Кирхенштрассе, и, следуя традиции, заняла место у аптеки и рядом с многочисленными магазинами.
Тут же, у аптеки Отто Вольфромма, в кадре видна заправка Casaled.
Сразу две колонки Shell и Casaled на Кирхенштрассе находились в каких-то двух десятках метров друг от друга.
Casaled — это тот самый представитель мелкого нефтебизнеса, на долю которого отводилось всего пять процентов довоенного топливного рынка Германии.
Поиски информации об этой фирме результатами не порадовали… Нашлось только объявление о продаже скана карты автодорог с сетью заправок Casaled на территории Восточной Пруссии, изданной фирмой Casati & Lederhausen, и упоминание в адресной книге за 1935 год о том, что фирма Casati & Lederhausen, занимавшаяся импортом минеральных масел, находилась в Кёнигсберге на Форштедтише-Ланггассе, 75. Между прочим, Casati & Lederhausen не канула в лету: фирма с таким названием существует в Германии и по сей день, и по-прежнему связана с нефтепродуктами…
Следующие участники парада — BP-Olex и BV-Aral, — стояли на улице Кляйне Форштадт.
Второй дом слева от Длинного моста (Лангебрюкке) при въезде в Велау — здание Steiniger & Radtke — до наших дней не сохранился, на его месте теперь небольшой сквер. Заправка компании ВР-Olex сегодня стояла бы на тротуаре перед оградой сквера.
Фирма Steiniger & Radtke, находящаяся по адресу Кляйне Форштадт, 2, продаёт сельскохозяйственные продукты и предлагает услуги бензозаправки.
А первый дом, сразу за мостом слева, что на самом берегу Преголи, построенный в советское время, стоит на месте дома, принадлежавшего семейству г-на Мензеля. Перед ним когда-то тоже была заправка из пятёрки лидеров. Принадлежность колонки компании BV-Aral выдает её примечательный дизайн.
Продукция BV-Aral в ассортименте: топливо из правого насоса и машинное масло из левого.
Завершает наш парад велауских бензоколонок сеть Leuna. В её списке, среди почти сотни заправок на территории только Восточной Пруссии, указан один местный адрес — Wehlau, Große Vorstadt 8. Владелец — R. Kannenberg. Дополнительные услуги — телефон (номер 129) и гараж.
Заправка нашлась на нескольких открытках сороковых годов (по штемпелю) аккурат рядом с питейным заведением, хозяином которого также был вышеупомянутый Канненберг. На одной из карточек конный экипаж едва не спрятал её от наших глаз.
Как же были устроены бензоколонки?
Как пример, схема насоса от Dapolin, 1926 год. Обычно бензоколонки устанавливали на тротуаре вблизи аптек, магазинов или гостиниц. На метровой глубине под землей, непосредственно под колонкой или рядом, размещался резервуар с топливом, тонны на полторы. Колонки были оснащены насосом, с помощью которого топливо заливалось в бак авто — принцип работы знаком каждому водителю.
Схема устройства бензоколонки Dapolin. Итак, бензоколонка, бензозаправщики — милая такая лошадка-бензовозка, позже ретроавтоцистерна… Налицо весь процесс.
По данным статистического ежегодника Германского рейха за 1933 год, в 1932 году Кёнигсберг занимал 30-е место по показателю плотности автомобилей (количество жителей на автомобиль) среди пятидесяти крупных городов Германии.
Статистика по «автомобилизации» некоторых городов Германии на 1 июля 1932 г.
Но автомобиль должен ездить. А чтобы он ездил, его нужно заправлять. Вот об автозаправках мы и поговорим.
Интересный момент — Германия в 1928 году заняла почётную нижнюю строку, имея одну заправку на две тысячи населения. Впереди были Англия, Дания, Франция, Швейцария и Голландия.
Статистика по АЗС в Европе в 1928 г.
Однако, это не значит, что заправок было мало.
Разветвлённая сеть автомобильных дорог, бурно развивающийся автопром, активный туристический бизнес, — всё это способствовало появлению такого количества АЗС, которого на территории нынешней Калининградской области и по сей день нет. Нынче у нас, к слову сказать, одна заправка на пять с лишним тысяч жителей (население области 1 027 678 человек, заправок 186 штук — результат 5 525 человек на одну заправку).
Что уж сравнивать показатель “заправка на количество автомобилей”, в Германии в том же 1928 году он равнялся 31.
Основу бензобизнеса поначалу составляли небольшие одиночные колонки, расположенные на обочинах дорог и городских улиц, и обеспечивающие дополнительный доход гостиницам, аптекам, магазинам, ресторанам, авторемонтным мастерским. На колонках устанавливались сначала ручные насосы, позже их стали оснащать электроприводом.
Заальфельд (сейчас Залево, Польша). Бензоколонка Esso-Standard. Это ещё не полноценная АЗС, но уже и не ручной насос, как в начале бензиновой эры… 1930-е г.г.
Вложения в строительство таких бензоколонок были сравнительно низкими, и хотя требования по установке были жесткими, заправки быстро стали функциональным украшением городских и придорожных пейзажей.
Справедливости ради, нужно отметить, что такое огромное количество автозаправок в Германии тридцатых годов ХХ века (и не только в ней) в сравнении с современной ситуацией было вызвано не только реальной в них потребностью, но и тем, что стоимость установки бензоколонки и связанной с нею инфраструктуры в виде подземной ёмкости для бензина, была невысока, особых проблем с получением разрешения для её установки не было, и позволить себе организовать дополнительный источник дохода могли хозяева даже самых мелких бизнесов. Часто можно видеть, что наличие автозаправки преподносилось в рекламных проспектах гостиниц или автомастерских как некая дополнительная опция для клиентов, сродни нынешнему бесплатному интернету. Хотя именно разветвлённая сеть заправок позволяла тогда автомобилистам перемещаться по стране не только по основным автодорогам, не опасаясь при этом заглохнуть где-то в сельской глуши. Кроме всего прочего, на заправках, зачастую, ещё продавали моторное масло и свечи зажигания.
Эскиз архитектурного проекта АЗС. В 1927 году известный немецкий архитектор Ганс Пёльциг разработал проект автозаправочных станций из быстровозводимых конструкций. В дальнейшем его проект использовался для сети АЗС Leuna.
Тридцатые годы прошлого века были периодом значительного роста немецкой экономики. На рынок выходят крупные сети, владеющие огромным числом заправок по всей стране. Мелких торговцев стремительно вытесняют с рынка крупные немецкие и зарубежные компании. Зарождается та самая, привычная нам сейчас, архитектура автозаправочных станций, они оборудуются кассами, навесами от осадков, на них устанавливают сразу по нескольку бензоколонок, и уже станции техобслуживания зачастую становятся дополнительной услугой, так же, как и ресторан, и гостиница.
Проектированием автозаправочных комплексов (Grosstankstelle) занимались известные немецкие архитекторы и дизайнеры, например, Ганс Пёльциг (Hans Poelzig), автор проекта Дома радио (1931) в Берлине, Петер Беренс (Peter Behrens), спроектировавший здание посольства Германии (1912) на Исаакиевской площади в Санкт-Петербурге, Гельмут Гентрих (Helmut Hentrich), прославившийся в Германии в 1960-70-е годы проектами высотных зданий необычной формы, Вернер Марх (Werner March), автор Олимпийского стадиона в Берлине и другие архитекторы.
Первая «полноценная» Grosstankstelle, «американского типа», была открыта ещё в 1927 году в Гамбурге на Худтвалькерштрассе. В дальнейшем «джентльменский набор» подобных АЗС, помимо здания и крыши-навеса, в обязательном порядке должен был состоять из минимум двух бензоколонок, одной колонки для розлива моторного масла и дядьки-заправщика, колдовавшего над моторами и бензобаками автомобилей добропорядочных бюргеров, и способного, в случае необходимости, оказать экстренную ремонтную помощь. Наличие «дядьки» (между прочим, просто так, с улицы, устроиться работать заправщиком было нельзя — надеть униформу можно было лишь после прохождения специального обучения) обуславливалось, не в последнюю очередь, и пожароопасностью самого процесса заливки топлива.
В дальнейшем менялся дизайн и площадь зданий, размеры крыши-навеса, количество колонок и заправщиков, но принципиально АЗС остаются такими же, какими они были и 100 лет назад.
Автозаправка на рейхсавтобане возле Франкфурта-на-Майне. В плане территория АЗС представляла собой треугольник. Крыша имела форму в виде двух крыльев. Под каждым «крылом» находилось по три колонки. Построена в 1937 году по проекту архитектора Карла Августа Бембе (Carl August Bembé).
Некоторые сохранившиеся до наших дней АЗС, построенные в 1930-е годы, в Германии являются памятниками архитектуры. Возведены они были, по большей части, вдоль автобанов, активное строительство которых началось как раз в начале 1930-х.
Автозаправка, построенная на обочине автобана в 1937 году по проекту архитектора Фридриха Таммса (Friedrich Tamms) в так называемом «домашнем стиле» (Heimatschutzstil). Этот стиль стал особенно популярным в нацистский период и характеризовался историзмом в архитектуре и использованием «традиционных» материалов, присущих данной местности.
В сельской же местности, на второстепенных дорогах, АЗС строили, по большей части, по типовым проектам из быстровозводимых элементов. Выглядели они довольно незатейливо и представляли собой небольшое здание, в котором располагались касса, туалет и небольшое торговое пространство. На это здание опиралась прямоугольная крыша-навес, две трети которой при этом поддерживали кирпичные или металлические колонны, между которыми находились бензоколонки и имелся проезд для автомобилей. Или же это был только навес, опирающийся на столбы или колонны, а здание, где располагался персонал АЗС и торговое помещение, находилось в некотором отдалении.
Развилка дорог в Таплакен (сейчас Талпаки) была отмечена современной автозаправкой Standard. (Тогда еще прикормили место для известной многим чебуречной…). 1930-е г.г.
Замелукен (Брюккенталь), крайс Гумбиннен. Этот населённый пункт, располагавшийся на рейхсштрассе 132, соединявшей когда-то Тильзит (Советск) с Лыком (сейчас Элк, Польша), больше не существует. А в довоенное время, как мы видим, придорожная АЗС в этой деревушке пользовалась у автовладельцев немалым успехом. 1930-е г.г.
В середине 1930-х в Германии насчитывалось уже без малого 56000 заправок! Из них только 2788 АЗС были независимыми. Львиная же доля рынка принадлежала так называемой «большой пятёрке». В неё входили: DAPG — 18327 заправок (треть рынка!), Shell — 16363, B.V. — ARAL — 7740, Olex — 6098 и Leuna — 3315 заправок.
Логотипы «Большой пятёрки».
Именно производители моторного топлива диктовали правила на рынке. Желающие продавать топливо определённого бренда заключали долгосрочные контракты с производителем и только в этом случае могли осуществлять продажу его продукции. Независимые заправки с их долей на рынке ок. 5% не играли существенной роли. Покупая топливо у крупного производителя они не имели права продавать его под его брендом, и продавали топливо и масло «no name».
Немудрено, что чаще других на открытках и фотоснимках тех лет оказываются заправки лидера бензиновой отрасли немецко-американской компании DAPG (Deutsch-Amerikanische Petroleum Gesellschaft). Dapolin, Standard, Esso — это товарные знаки этой фирмы в разные годы.
Гросс-Фридрихсдорф (сейчас Гастеллово). Заправочная станция DAPG с более поздним своим логотипом ESSO. 1930-е г.г.
Перед нами квитанция, выписанная в Гамбурге в 1929 году.
Счёт с заправки DAPG за 40 литров бензина. Литр бензина стоил чуть меньше 33 пфеннигов.
Согласно этому гамбургскому счёту, 40 литров бензина Dapolin обошлись покупателю в 13 рейхсмарок.
Дорого ли это? Во время экономической депрессии средняя зарплата промышленного рабочего составляла 2000 рейхсмарок в год. Однако, простому люду купить авто было не так-то просто. Существовали трудновыполнимые правила, согласно которым, вместе с денежным взносом надо было копить марки (похожие сейчас предлагают в супермаркетах, предоставляющих скидку на определенный товар, если собраны наклейки). Невыполнение обязательств лишали права покупки без каких-либо компенсаций.
Позволить себе машину могли только состоятельные люди. Для них стоимость бензина, возможно, не выглядела баснословной, даже при расходе топлива в 15-20 литров. А элитный Mercedes-Benz 770, между прочим, съедал 28-30 литров на 100 км!
Рекламный плакат зазывает на заправку Shell: «Стой! Бензин по 26 пфеннигов!». 1930 г.
Реклама, как известно, двигатель прогресса. Привлечь потенциального клиента на свою заправку можно только выделившись среди конкурентов. Поэтому владельцы автозаправок использовали для этого не только призывные плакаты.
Радовали глаз даже обыкновенные бланки квитанций об оплате.
Оцените фирменный бланк Dapolin-Esso. 10 литров бензина обошлись в 2,9 марки. 7 марта 1931 г.
Рекламный отдел компании Shell в довоенный период выпустил сотни карт автодорог и планов крупных немецких городов, тематических туристических карт и много другой картографической продукции (для любителей водномоторного транспорта выпускались, между прочим, свои карты!). Особенно примечательны дорожные карты Shell 1936/37, 1938 и 1939 годов выпуска, которые были доступны бесплатно (что не сделаешь для привлечения клиентов!) на заправочных станциях Shell. Благодаря картам городов Shell можно было приблизительно сориентироваться в каждом крупном городе Германии и исследовать его с туристической точки зрения.
Бесплатная карта Восточной Пруссии и Мемельланда, выпущенная компанией Shell в 1939 г.
Шелловские заправки были разбросаны по всей Германии — от Рейна до Мемеля. Только в одном Кёнигсберге, согласно плану города, изданному Shell в 1935 году, их насчитывалось 37!
Фрагмент плана Кёнигсберга (Shell Stadtkarte Nr.22 — Königsberg 1934/1935). В городе насчитывалось 37 заправок Shell. Из них 3 были полноценными АЗС. Обращает на себя внимание аж целых 4 рядом стоящих бензоколонки Shell, расположенных на территории острова Ломзе (сейчас Октябрьский).
Ещё одной крупной сетью АЗС (хотя и значительно уступавшей лидерам рынка по количеству собственных точек) в довоенный период являлась Leuna (произносится «Лёйна»). До сих пор действующее, одно из крупнейших в Германии химических предприятий из одноимённого города в Саксонии, помимо всего прочего, начиная с 1927 года выпускало искусственное жидкое топливо. Для этого использовался метод гидрогенизации бурого угля. На территории Восточной Пруссии в 1935 году было 94 заправки Leuna.
Список восточнопрусских заправок Leuna, опубликованный в атласе дорог (Deutsche Gasolin AG: Leuna Zapfstellen-Atlas) в 1935 г.
Больше всего заправок имелось, что очевидно, в Кёнигсберге: 7 штук. В Эльбинге (сейчас Эльблонг) было 2 заправки и третья строилась. На большинстве заправок уже были установлены телефоны. По количеству цифр в телефонных номерах (наличие телефона на конкретных заправках обозначено буквой F, от немецкого слова Fernsprecher — телефон) можно догадаться, какой населённый пункт больше (4 цифры), а какой меньше (3 или даже 2 цифры).
К десятилетию начала производства искусственного бензина Leuna выпустила листовку, сообщающую, что «Ежегодно в Германии используются сотни миллионов литров топлива LEUNA, потому что заправочные станции LEUNA пользуются доверием немецких автомобилистов.” 1937 г.
Тапиау (сейчас Гвардейск). Заправка Leuna видна по левому обрезу снимка. Её владельцем являлась фирма «Залевски и Ко». Основным профилем данной конторы была торговля оборудованием для сельского хозяйства, бытовыми приборами, включая радио, а также велосипедами и мотоциклами.
Тапиау. Ещё одна заправка Leuna находилась на Нойштрассе (сейчас ул. Гагарина). И, похоже, что сейчас на её месте находится автобусная станция. С этой заправкой не всё ясно, т.к. она не фигурирует в списках официальных заправок, опубликованных Leuna на своих дорожных картах. Возможно, что открылась она уже в самом конце 1930-х — начале 1940-х. Здание АЗС построено в стиле Heimatschutz.
Голубой ромб с вписанными в него белыми буквами ARAL знаком многим автолюбителям не только в современной Германии. Автомобильное масло под этим брендом продаётся уже много лет и в нашей стране. К Аральскому морю, как можно было бы подумать, название этого бренда отношения не имеет. История ARAL, как и история Leuna, начиналась с химического производства и продажи различных попутных продуктов, образующихся при производства кокса. Иными словами — снова синтетическое моторное топливо. В 1924 году, даже раньше, чем Leuna, химики предприятия Benzol-Verband (B.V. — «Бензольная ассоциация») изобрели новый вид бензина, состоящий из смеси бензола (принадлежащего к АРоматическим органическим соединениям) и газолина (относящегося к АЛифатическим соединениям). Новый вид топлива и получил название ARAL. В 1939 году B.V. выпустила на рынок и первое в мире синтетическое всесезонное моторное масло ARAL Kowal.
По своим масштабам сеть автозаправок B.V. — ARAL перед Второй мировой войной занимала одно из ведущих мест не только в Германии, но и в Европе в целом. И хотя в дальнейшем ARAL сдала свои позиции, на сегодняшний день она по-прежнему является крупнейшей сетью АЗС в Германии.
Компания B.V. — ARAL с середины 1930-х годов тоже выпускала дорожные карты.
Фрагмент карты автодорог Восточной Пруссии масштаба 1:500 000, изданной BV-ARAL в 1935 году. Красные и синие флажки на карте BV-ARAL указывают водителю точки заправки дизельным топливом и беваулином (BeVaulin) — BV продавал топливо с таким названием.
В Тильзите (сейчас Советск) было две заправки BV. Одна из них, на Кёнигсбергерштрассе (сейчас Калининградское шоссе), находилась примерно там, где и сейчас стоит АЗС «Кристалл». Вторая располагалась на Дойчештрассе (ул. Гагарина) примерно напротив супермаркета «Spar». А вообще, как можно заметить, планы городов, размещённые на дорожной карте, несмотря на кажущуюся схематичность, в эру отсутствия навигаторов вполне могли помочь сориентироваться в незнакомом городе среднестатистическому автомобилисту.
Ну и несколько слов о ещё одной сети автозаправок — Olex. Именно эта, первоначально австрийская, фирма открыла в 1922 году самую первую автозаправку в Германии, в городе Ганновере, на Рашплац. Более того, и само название автозаправки на немецком — Tankstelle — появилось также благодаря Olex.
Заправкой в нынешнем понимании этого слова ту первую конструкцию назвать, конечно, сложно. Это было небольшое строение в виде киоска высотой чуть более 3 м, внутри которого располагался топливный насос, скрытый от глаз покупателя топлива. Под самим киоском, ниже уровня земли, были расположены резервуар для топлива, компрессор для подачи бензина с помощью углекислого газа фирмы Martini & Hüneke и 20-литровая мерная ёмкость.
Заправка-киоск Olex в Ганновере. 1923 г.
Бензин не нужно было накачивать механическим насосом. Углекислый газ, в отличие от воздуха, не образовывал, в совокупности с бензином, взрывоопасную смесь. Недостатком, однако, было то, что при такой системе подачи бензин часто лился, как шампанское, а заправкой обычно занимался сам водитель, контролирующий подачу топлива в бак. Дежурный же на АЗС находился внутри «киоска», управлял самой колонкой и следил за количеством подаваемого топлива.
В целом же функциональность подобных заправок уступала их внешнему виду, да и себестоимость «киосков» была немалой, посему они не получили широкого распространения. Считается, что последняя подобная заправка была построена в начале 1926 года.
Путем многочисленных продаж и покупок долей, в конце 1920-х годов Olex оказалась под контролем небезызвестной компании ВР (British Petroleum) и в дальнейшем логотип ВР стал присутствовать на всех заправках Olex.
В Восточной Пруссии автозаправки Olex на фотоснимках и почтовых открытках редкие гости. Поэтому поделимся тем, что всё же удалось отыскать на просторах интернета.
Кранц (сейчас Зеленоградск). Заправку Olex так сразу и не разглядишь на этом фото. А она есть! Между лошадью, запряженной в бричку, и велосипедистом, едущим по Кёнигсбергерштрассе (нынешнему Курортному проспекту). На бензоколонке ещё нет надписи BP. Поэтому можно предположить, что данный снимок сделан не позже конца 1920-х годов. Владельцем данной заправки был некто Оскар Аншютц, хозяин автомастерской, расположенной в доме № 21. (Благодарим за предоставленный снимок и зоркий глаз журналиста зеленоградской газеты «Волна» Татьяну Нечаеву).
Хайлигенбайль (сейчас Мамоново). Нечастый сюжет — под одной крышей сразу три конкурирующих бренда: B.V.-Aral, BP-Olex и Shell. 1930-е г.г.
1936 год. Стоимость бензина BP-Olexin — 42 пфеннига, BP-Benzin — 38 пфеннигов за литр.
Как и остальные соперники по бизнесу, Olex издавал собственные дорожные карты и атласы, на которых указывал места расположения своих автозаправок.
В Кёнигсберге в 1939 году насчитывалось 16 заправок Olex. Фрагмент атласа дорог Германии.
В Инстербурге — 4 заправки.
В Тильзите — 2. Одна — прямо напротив моста королевы Луизы, недалеко от въезда на погранпереход.
Ну и напоследок ещё несколько иллюстраций по теме:
Тремпен (сейчас Новостроево). Бензоколонка Standard на Рыночной площади. Почтовая открытка. 1930-е г.г.
Бишофсбург (сейчас Бискупец, Польша). Бензоколонка прямо посреди площади Мюллендамм. Почтовая открытка. 1930-е г.г.
Первой бензоколонкой в Германии была колонка Dapolin системы D.A.P.G. I. (1923 г.). Первоначально она производилась компанией Gilbert & Barker в США, а затем по лицензии в немецком городе Зальцкоттен. Именно подобные колонки, устанавливавшиеся на тротуарах и у обочин дорог, и вытеснили в итоге заправки-киоски, разработанные Olex.
Гердауэн (сейчас Железнодорожный). Бензовоз Leuna стоит на Рыночной площади (сейчас угол улиц Черняховского и Первомайской). Заправка Leuna находилась по адресу Маркт, 44, рядом с отелем «Кёниглихер Хоф». Почтовая открытка, 1930-е г.г.
Гердауэн. Рыночная площадь. Вид на отель «Рейх». Рядом с отелем видна ещё одна заправка чуть левее автобуса. Почтовая открытка, после 1935 г.
Туристическая карта Shell для автомобилистов. Предлагается кольцевой маршрут по западной части Восточной Пруссии: Кёнигсберг — Бальга — Браунсберг (Бранево) — Фрауэнбург (Фромборк) — Эльбинг — Мариенбург (Мальборк) — Мариенвердер (Квидзын) — Дойч Эйлау (Илава) — Остероде (Оструда) — Хоэнштайн (Ольштынек) — Алленштайн (Ольштын) — Гуттштадт (Добре Място) — Вормдитт (Орнета) — Хайльсберг (Лидзбарк Варминьски) — Пройссиш Эйлау (Багратионовск) — Кёнигсберг. 1930-е г.г.
Бранденбург (сейчас Ушаково). Заправка Standard возле ресторана и гастхауса Леманна. 1930-е г.г.
Бранденбург. Заправка Леманна обзавелась надписью Standard. 1930-е г.г.
Скромная почтовая открытка, издана до 1931 года. Схема автомобильных дорог с указанием автозаправочных точек сети Dapolin на территории Восточной Пруссии. Скрытый калькулятор — километраж на карте — поможет рассчитать запасы топлива. Поделитесь же с другом информацией о наличии бензина и моторного масла на пути следования! Почтовая марка, адрес — и разлетелась реклама!
Ангербург (сейчас Венгожево, Польша). АЗС B.V.-Aral на бывшей Банхофштрассе, 7. Левее заправки виден въезд в авторемонтную мастерскую. На заправке также имелась мойка автомобилей. Почтовая открытка. Ок. 1935 г.
Каркельн (сейчас Мысовка). Это в наши дни, чтобы заправить автомобиль, жителям Мысовки нужно ехать до ближайшей заправки в районный центр — ни много, ни мало аж 40 км. А в 30-е годы прошлого века, несмотря на то, чтобы автомобиль был роскошью, прямо на площади возле причала находилась бензоколонка Esso-Standard. На этом фрагменте почтовой открытки её не сразу и найдешь. Оно и понятно — рыночный день, отовсюду на ярмарку съехались рыбаки (конечно на лошадях) продавать свой улов. Ну а к чему же ещё привязать лошадь, как не к бензоколонке?..
Хайлигенбайль. Владелец отеля Кох (а точнее, его наследники) зарабатывал не только на своих постояльцах, но и на продаже моторного топлива. По данным на 1935 год бензоколонка Leuna находилась по адресу Маркт, 38 и владел ею некто Мюллер. К этому времени он же являлся и владельцем отеля. Скорее всего, данный снимок сделан в конце 1920-х — начале 1930-х годов.
Алленбург (сейчас Дружба). Рыночная площадь, 1930-е г.г. Снимок интересен тем, что на нём можно увидеть сразу две колонки. Та, которая подальше — бренда Olex. А вот та, возле которой стоят два молодых человека в шортах, — называется Motanol. Это название моторного масла, которое продавалось на розлив (как и моторное топливо) на бензоколонках, торгующих топливом под брендом Gasolin. Вероятно, на этой бензоколонке можно было одновременно залить в бак топливо, а в двигатель автомобиля масло.
Алленбург. Отель «Кёниг фон Пройссен». Перед входом сразу две колонки Shell: левая — для топлива, правая — для масла. 1930-е г.г.
Алленбург. Вид на отель «Кёниг фон Пройссен» с другого ракурса: отель находится в левой части снимка. Перед ним та же самая заправка Shell. Интересно то, что под открытым окном, из которого высунулся местный житель, есть белая стрелка-указатель с надписью Shell. 1930-е г.г.
Пройссиш Эйлау. Бензоколонка Esso-Standard. 1930-е г.г.
Заправка Standard у отеля «Цум Хиршен» (У оленей) в Роминтской пуще. 1930-е г.г.
Фишхаузен (сейчас Приморск). Реклама магазина деликатесов и колониальных товаров Вольффа и Руде. В дополнение к кофе собственной обжарки, винному и пивному бару предлагается ещё и бензоколонка Dapolin.
И снова Фишхаузен. Здесь вообще полный винегрет из отеля «Замландишер Хоф», к которому прилагается магазин деликатесов, скобяных товаров и бензоколонка. Конец 1920-х — начало 1930-х г.г.
Источники:
Vahrenkamp R. Die Automobiltechnik als Dienstleistung. Die Entstehung von Werkstätten, Tankstellen, Reifenhandel, Garagenbetrieben und Autohandel in Deutschland 1920 bis 1939. — Working Paper in the History of Mobility No. 22/2017
Vahrenkamp R. Der Automobilhandel 1920 – 1933 in Deutschland als Teil des „Systems Automobil“ und als Anstoß für die Dienstleistungsgesellschaft. — Working Paper in the History of Mobility No. 14/2009 (Stand: 5. Mai 2020)
Kleinmanns J. alles Super!75 Jahre Tankstelle. — Katalog zur Ausstellung des Lippischen Landesmuseums Detmold, 2002
К рыночному дню в Сулейкен с недавних пор стал приходить странствующий цирюльник, небольшого росточка жизнерадостный мужчина, укорачивающий клиентам волосы на свежем воздухе, прям посреди поросячьего визга, сиплого мычания быков, между всеми возможными запахами мазурского рынка, посреди землистого запаха молодого картофеля и прокисшего аромата капусты, между острым духом ящиков и досок, рыбы, овса и терпентина, между пахнущими известью потрошёными курами и тонизирующим ароматом яблок и моркови. Между этих всех запахов и звуков, на этом, находящемся в последней стадии беременности, воздухе, парикмахер-коммивояжёр этим тёплым осенним утром обслуживал одного высокого, привлекательного черноволосого мужчину, красавчика Алека, как его называли, просто чудо по стати, даже если это чудо ходило босиком.
Кочующий цирюльник с прилежной учтивостью порхал вокруг него, приятно развлекал его в тот момент, когда его ножницы, щебечущие как ласточки, порхали над ушами Алека, тут и там ловя локон, быстро и нежно, и в заключение, как и положено, парикмахер открыл маленькую бутылочку и побрызгал эссенцией на подбородок Алека. Моментально по всей округе разнёсся запах персидской сирени, аромат которой вытеснил все запахи рынка, Восток победил Мазуры. «Позвольте мне, с вашего разрешения, проникнуть за отворот вашей куртки», — произнеся эти слова, парикмахер вынул из-за обшлага мягкую щеточку и стал проводить ею мягкими движениями по коже Алека, так что последний от удовольствия даже слегка сгорбился в плечах; затем он заученным ловким движением скинул накидку, произнес «Благодарю» и замер в ожидании оплаты.
Алек достал кошелёк, но вместо денег он вытащил старое замусоленное письмо, развернул его осторожненько и попросил цирюльника его прочитать.
«Это», сказал Алек, «письмо моего дядюшки Маноа, владельца баржи, который сегодня возвратился домой. Тридцать лет он ходил через все известные реки, протоки и каналы, теперь же, как это и указано в письме, возвратился домой, чтобы здесь упокоиться с миром. Так как я являюсь единственным наследником судна, и в этом я уверен, прошу вас подождать с оплатой до сегодняшнего вечера, я принесу вам её после закрытия рынка.»
Парикмахер погрузился в чтение письма с таким видом, как будто бы он был вовлечён в какой-то тайный заговор, с благоговейным поклоном вернул его обратно и вместе с Алеком вышел на береговой склон, с которого открывался вид вдоль всей реки. Там стояла баржа, широкая, чёрная посудина, крепко пришвартованная к берегу, на корме которой они увидели высокого сухопарого мужчину с пепельными торчащими ёжиком волосами. Это и был дядюшка Маноа. Он сидел на ящике и медленно потягивал кофе.
«Мне», сказал цирюльник, «будет очень приятно, подождать с оплатой до сегодняшнего вечера от наследника такого судна. Впрочем, дольше я не могу себе позволить ждать.»
«Никто», ответил Алек, «до сего времени не имел возможности усомниться в слове, данном моим дядей. Вечером я стану владельцем баржи и таким образом всё образуется великолепнейшим образом.»
Мужчины поклонились друг другу, и в то время, когда парикмахер вернулся к своему рабочему месту, Алек двинулся распространять ароматы Востока по всему рынку, фланировал у прилавков и повозок, отвечал на приветствия и проходил мимо, когда ему казалось, что надо пройти мимо.
Перед одной словоохотливой продавщицей рыбы он остановился, наклонился к корзинам, в которых лежала золотистая ряпушка, и, так как он произвёл впечатление на торговку, она ему позволила вытащить одну рыбину из корзины, он стянул с ряпушки кожу и съел ещё теплую филейную спинную часть рыбы.
«Эти рыбины», промолвил он при этом, «очень неплохи. Но чтобы уж совсем не ошибиться и не разочароваться, не могли бы вы мне взвесить один килограммчик.» Женщина поспешила удовлетворить его пожелание, добавила две ряпушки сверху килограмма, и передала пакет Алеку. Однако вместо того, чтобы заплатить, Алек опять вытащил из кармана письмо, попросил удивленную женщину прочитать его и вышел с ней на берег, с которого он показал ей крепко-накрепко зашвартованное наследство. «Сегодня вечером», сказал он, «вы станете владелицей ваших денег, как и я стану владельцем этой баржи.»
Торговка рыбой поначалу было согласилась, однако неожиданно, что-то заподозрив, она спросила о мужчине на корме.
«Этот мужчина есть никто иной как мой дядюшка Маноа», ответил Алек, «человек, которого я буду помнить как завещателя. Он вернулся сюда спустя тридцать лет скитаний, чтобы здесь умереть.»
«Однако», сказала женщина, «кто может мне дать гарантию, что Господь наш не продлит ему жизнь?»
«Это возражение», сказал Алек с мягким укором, «неуместно. Дядюшка Маноа только для этого и вернулся, чтобы именно здесь отойти в мир иной. Его доброта безгранична. Он не бросит меня на произвол судьбы.»
С этими словами Алек успокоил продавщицу ряпушки и поспешил, с объёмным пакетом под мышкой, в сторону прилавка с яйцами. Здесь ему также с помощью обаяния и письма о том, что его наследство действительно находится на реке, удалось выторговать корзинку яиц, за другим прилавком совсем не хилый шмат копчёного сала, и после того, как он в придачу обзавелся сыром, кофе, яблоками и маслом, он спустился к реке и, балансируя на узких сходнях, поднялся на борт судна. Подойдя на корму к дядюшке Маноа, он вежливо отвесил ему поклон и разложил добычу, которую он бы мог оставить себе, у его ног.
«Я прошу», сказал он с протянутой рукой, «принять это угощение, исходя из ваших предпочтений. Ряпушка хороша, шпиг достаточно соблазнителен, а яблоки приятно кислят. Добро пожаловать домой!»
«Это», ответил дядюшка Маноа, «очень хорошая идея и приятное приветствие.» Его голос был похож на звук работающей циркулярной пилы. Он сдвинул кофейную чашку ногой в сторону и начал трапезу. Он съел все восемь штук ряпушки, сыр и яблоки, затем он поджарил шпиг, разбил восемь яиц на сковороду и продолжил трапезничать дальше, в то время как Алек тихо, с покорным видом и полной почтительностью, сидел у его ног. После того, как дядюшка Маноа поел, они выпили бесконечное количество кружек кофе, медленно, не проронив ни единого слова. Они сидели вдвоём безмолвно как птицы… Пришёл и ушёл полдень.
Только когда была допита последняя кружка кофе, дядюшка Маноа промолвил:
«Как ты видишь, Алек, я приехал.» «Приехал, чтобы остаться», сказал Алек. «Приехал, чтобы уйти», уточнил дядюшка Маноа. «Мы с тобой выпьем ещё по одной кружке кофе в сумерках, и как только выйдет луна, я соберусь в дальнейший путь, и тогда судно будет принадлежать тебе. Ты меня достойно принял, и ты должен получить за это достойную награду.»
Они молча сидели рядышком до сумерек, затем дядюшка Маноа сварил кофе, и оба пили его, и после того, как кофе был допит, Маноа сдвинул канаты и тряпки в угол и удобно примостился на них. Его рот был плотно сжат, его дыхание с жужжанием выходило через нос с таким ощущением, что в носовых пазухах расположились две мухи. Алек наблюдал тем временем за берегом, и ему не потребовалось много ждать, как он узнал силуэт торговки рыбой, а за ней и парикмахера, и в конце концов он заметил практически всех своих заимодавцев, которые находились на пути к нему в ожидании платы. В этот момент Алек попытался укрыться в своих детских воспоминаниях, однако это ему не удалось. Кредиторы неумолимо приближались, а он всё еще не являлся владельцем судна, так как дядюшка Маноа был жив, на что указывало доносившееся из его носа жужжание. В этом бедственном положении Алек посмотрел в сторону дядюшки Маноа, и в его взгляде было столько неподдельной мольбы, что Маноа, почувствовав это, напряжённо вытянул свою сморщенную, шелушащуюся шею – шею, похожую на кору дерева, – он вытянул шею и повертел ею во все стороны, и ему показалось, что он понял, что случилось, так как он знал Алека предостаточно. И он молвил: «Ты, Алек,» сказал он, «ни о чём не беспокойся. Мы сейчас с нашими кредиторами устроим такую шутку, что они это запомнят на всю свою жизнь. Смотри!» И он встал с канатов, облокотился своим высоким телом на угол и помахал заимодавцам, чтобы они быстрее подошли. Затем он дал указание Алеку провести народ на судно, вежливо, как и положено, и Алек, дрожа всем телом, пошёл им навстречу, сказав очень тихо: «Ничто, мои друзья, не волнует меня больше, чем то, что я не смогу сдержать свои обещания. Но видит Бог, ни разу в своей жизни я не был никому должен.»
После чего он помог кредиторам пройти по узким сходням и предложил пройти на корму, где дядюшка Маноа подпирал борт, и таким образом они собрались в молчаливом требовании вокруг Маноа, в ожидании от него объяснения и платежа. Последним к ним присоединился Алек, с тревожным сердцем, но полный доверия к списку имущества дядюшки Маноа. Он подошёл к нему, взял за плечи, и так как Маноа не пошелохнулся, медленно развернул его. И тут все отметили, что дядюшка Маноа был мёртв, и они увидели триумфальную улыбку на его лице, и чувство стыда привело их в беспокойство и заставило обратиться в бегство. Они поспешно сбежали с судна, выказывая искреннюю торопливость.
Алек обернулся, полный похвалы, к Маноа, и произнёс буквально следующее: «Многое, дядюшка Маноа, я повидал в своей жизни, но ни разу я не видел, чтобы кто-то мог изобразить себя абсолютно мёртвым. Кредиторы удалились, опасность прошла, ничто вам не помешает снова стать живым и выпить новую кружечку кофе.»
Однако Маноа, высокий и худощавый, стоял, прислонившись в углу и не двигался. Красавчик Алек стал его боязливо ощупывать и исследовать, торопливо и с благоговейным ужасом. И тут он обнаруживает, что дядюшка Маноа в действительности умер. Тогда Алек наклонился близко к нему и прошептал: «На такой розыгрыш, дядюшка, сказать по правде, я и не рассчитывал.»
Любому, кому небезразлична история Восточной Пруссии, нужно прочитать несколько книг. И здесь речь идёт не про книги по архитектуре или фортификации, истории Немецкого ордена или наполеоновских войн, сражениях Первой и Второй мировых войн, и даже не о «Критике чистого разума» Иммануила нашего Канта. Речь про беллетристику. Но беллетристике такой, после прочтения которой на губах остаётся привкус… Привкус той страны, которой уже нет, но зримые и осязаемые образы которой мы встречаем на каждом шагу — в развалинах замков и кирх, в старых пивных бутылках и потрескавшихся тарелках на развалах блошиного рынка, в кирпичах с полустёршимися клеймами, в выцветших надписях на немецком, проступающими кое-где под обвалившейся штукатуркой. Всё это мы можем увидеть, потрогать, кое-что даже поставить на полку. Но хочется же ещё и понять, как жили те, кто всё это создал, чем они жили, про что думали, о чём мечтали, над чем смеялись и о чём плакали. И как так случилось, что теперь мы сменили их на этом пространстве…
Итак, беллетристика… «Йокенен, или долгий путь из Восточной Пруссии в Германию» Арно Зурмински, «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса и «Краеведческий музей» Зигфрида Ленца. Это те самые книги, после прочтения которых вы получите возможность прикоснуться к внутреннему миру тех людей, которые жили здесь раньше. Книг, конечно, больше. Но эти три переведены на русский язык, их можно купить, или, в конце концов, скачать. И обязательно прочитать…
Ниже мы предлагаем вашему вниманию один из рассказов Зигфрида Ленца из сборника «So zärtlich war Suleyken. Masurische Geschichten» — «Такой любимый Сулейкен. Мазурские истории», изданного в 1955 году. Автор перевода — Андрей Левченков, преподаватель и любитель истории нашего края.
Это лишь первая из «Мазурских историй». Продолжение следует…
_____________________
Зигфрид Ленц
Фузилёр из Кулкакена
Сразу после уборки картофеля у моего деда, Гамилькара Шасса, объявился письмоносец и вручил ему документ совершенно особенной важности. О том, что этот документ самого высшего уровня, говорил тот факт, что он был подписан самим Теодором Трунцем. Не было, честное слово, в Сулейкене и его окрестностях, другого имени, которое бы внушало столько респекта и уважения, столько страха и ужаса, столько почтения, как Теодор Трунц. Впрочем, за этим именем скрывался никто иной, как командир знаменитых кулкакенских фузилёров, которые, числом в одиннадцать душ, стояли гарнизоном на той стороне луга. Слава, которая их сопровождала не только до, но, в особенности, после встречи с ними, была такова, что каждый, кто имел честь служить в этой части, непременно был зафиксирован в исторических анналах Сулейкена и его окрестностей. А что уж говорить про устные предания…
Итак. Гамилькар Шасс, мой дед, сразу почувствовал в указанном документе новизну увлекательного чтива, переломил, как говорится, сургуч и погрузился в чтение. Из письма, пока письмоносец, Хуго Цаппка, стоял рядом с ним, он узнал, что ему без задержки и промедления самым кратчайшим путём необходимо поспешить в Кулкакен – в качестве замены для обер-фузилёра Йоханна Шмальца, который должен быть демобилизован по причине стремительной потери всех своих зубов. Внизу подпись, крупными буквами: Трунц, командир.
Хуго Цаппка, письмоносец, склонился над моим дедом, и после того, как он всё разузнал, искренне пожелал ему удачи и откланялся; а после того, как он ушел, мой дед достал свою старую берданку, привязал к спине шмат копчёного мяса, и, после продолжительного прощания, направился через луг.
Шаг за шагом, и бравый молодец вскорости достиг гарнизона знаменитых кулкакенских фузилёров, который представлял собой несколько простых, неотапливаемых строений на опушке леса. Караульный – высокий, охудавший, угрюмый человек, приказал моему деду подойти поближе, и как только он оказался прямо перед ним, закричал: «Кто там?». На что мой дед по-простецки ответил: «Гамилькар Шасс, если позволите». Затем он предъявил документ, одарил караульного куском копченого мяса и получил разрешение пройти.
Так, сначала он осмотрелся вокруг, провел инспекцию, так сказать, и тут он неожиданно наткнулся на дверь, из-за которой доносился голос. Мой дед, он приоткрыл дверцу, просунул голову внутрь и увидел группу фузилёров, внимательно слушавших доклад под названием «Что делать и как держаться кулканенскому фузилёру, если враг бежит?». Так как у него после короткого прослушивания проявился интерес к докладу, он присоединился к слушателям и вперил свой взгляд вперёд.
И кто там сидел впереди? Конечно Трунц, командир. Невысоким, вспыльчивым брюнетом был этот Теодор Трунц, а кроме того, у него была деревянная нога (настоящую, как он любил говорить, он отдал за отчизну). Тем не менее, он был, в общем-то, необычным человеком, уже по той причине, что вовремя тактических уроков он отстегивал свою деревянную ногу, ошарашивая таким образом тех, кто пытался уснуть.
Итак, Гамилькар Шасс, мой дед, зашёл внутрь и хотел было устроиться поудобнее, как Трунц прервал свой доклад и, по привычной манере, с целью закрепления услышанного, начал опрос. Так, например, он спросил одного дородного фузилёра, сидевшего в первом ряду: «Что надо, — спросил он, –- делать, если враг собрался бежать?»
«Быть начеку из-за возможной засады», – последовал ответ.
– Точно, — сказал Трунц, и, без раздумий, выкрикнул: – А что с продовольствием? Можно ли употреблять в пищу оставленные врагом припасы?
– Можно, — откликнулся другой фузилёр, — но только консервированное. Всё другое не годится.
– Тоже верно, — сказал Трунц. — Но что с книгами? Эй, ты, там, на последнем ряду. Чтобы ты сделал с книгами?
Мой дед, которому задали вопрос, поначалу оглянулся, так как он думал, что позади него ещё кто-то сидит. Там однако никого не было, и поэтому он сказал: «Я бы быстро их прочитал, а потом бы задал бы жару вражине своей берданкой.»
Этот ответ, данный из простодушного его пристрастия, вызвал, как можно было предположить, ярость у Теодора Трунца. Он поднял деревянный протез, размахивая им над головой, чисто помешался этот человек. Затем он вызвал моего деда вперёд и громко спросил: «Кто ты, к чертям собачьим, есть?»
– Я, – сказал мой дед, – Гамилькар Шасс. И я хотел бы для начала немного уважения, как фузилёр к фузилёру.
Ага, к Теодору Трунцу стал постепенно возвращаться разум, лицо его так часто менялось попеременно с белого в синий и красный цвет, что вызывало некоторое беспокойство за него.
В конце концов он пристегнул свой протез и дал команду:
– Противник на виду!
И выгнал своих фузилёров на задний двор. И тут всё и началось: сначала он позвал жестом Гамилькара Шасса, моего деда, и гаркнул:
– Я чувствую себя, – сказал мой дед, – сегодня несколько не в форме. К тому же дорога через луг была не очень-то и приятной.
– В таком случае, покажи-ка нам, – гаркнул Трунц, – где фузилёр может найти укрытие. Только поторопитесь, если вам это будет угодно.
– Это случается, — сказал мой дед, – от случаю к случаю.
– Ты нам должен это показать, – во весь голос гаркнул взбесившийся Трунц.
– По обычаю, – сказал мой дед, – я бы предпочел в данный момент немного вздремнуть. Дорога через луг была не очень приятной.
Теодор Трунц, командир, упал на землю, чтобы показать Гамилькару Шассу, моему деду, о чём идёт речь.
– Так, – кричал он, — именно так поступает фузилёр!
После некоторой паузы, когда мой дед удивленно пялился на него, он сказал:
– До Сулейкена всего лишь два часа пути. Если я сейчас выйду, то к полуночи буду уже дома.
От этих слов Теодор Трунц поначалу застыл в судорожном крике, крике, который с такой силой вонзился в заросли, что всякий зверь покинул их и многие годы эти окрестности документально игнорировал. Затем однако он постепенно пришел в себя, огляделся, осмелился неуверенно улыбнуться и выдал приказ:
– Враг убит! — на что фузилёры с определенным облегчением устремились по направлению к гарнизону.
И Гамилькар Шасс, мой дед, тоже поспешил за ними, нашел себе каморку с лежанкой и прилёг покемарить. Так он подремал около четырех часов, пока около его уха не раздался сигнал горна, заставивший его бросить взгляд на свои карманные часы, убедиться, что время уже заполночь и снова улечься. Ему также удалось, дедушке, снова задремать, как дверь сорвало с петель, вошел командир и закричал:
– Был дан, фузилёр Шасс, сигнал тревоги!
– Тревога, – сообщил мой дед, – объявлена в не совсем удобное время. Нельзя ли, будьте так любезны, объявить её после завтрака?
– Речь идёт, – кричал Трунц, – о контрабандистах. Они были замечены у границы. В это время, сейчас, а не после завтрака.
– Тогда я должен, – ответил Гамилькар Шасс, – от тревоги отказаться.
Завернулся снова поплотнее в одеяло и спустя несколько вздохов погрузился в благостную дрёму. Дремал он без перерыва до следующего утра, позавтракал взятым с собой копченым мясом прямо в кровати и спустился затем вниз, где как раз проходило тактическое занятие под названием: «Что делать и как себя веcти кулкакенскому фузилёру, если он поймал контрабандиста». Трунц сидел впереди и держал речь, а фузилёры слушали внимательно, полные сдержанного гнева, – гнева, потому что на протяжении 26 лет, объявляемые почти каждый день тревоги из-за контрабандистов, не привели к поимке последних. Послушал всё это Гамилькар Шасс, мой дед, просто встал и хотел было выйти. На что Трунц сразу же закричал:
– Фузилёр Шасс, куда?
– На свежий воздух, если позволите, – сказал мой дед, – во-первых, я хотел бы, если позволите, размять ноги, и во-вторых, мне хотелось бы поймать парочку контрабандистов.
– Чтобы поймать контрабандистов, фузилёр Шасс, нам сначала необходимо объявить тревогу. Ты останешься и прослушаешь урок по тактике. Сейчас – служба.
На что мой дед сказал:
– Между нами, как фузилёр фузилёру: сейчас поспела лещина, а я падок, чёрт меня возьми, на лесные орехи. Я тут быстренько, тока пару штук сорву.
Ну-ну, на что Теодор Трунц, командир, подал команду фузилёрам «смирно» и выкрикнул: – Настоящим опрашивается фузилёр Гамилькар Шасс, есть ли у него потребность служить родине?
– Потребность имеется, – сказал мой дед. – Но поначалу мне хотелось бы добыть лесных орехов.
– В таком случае, – гремел Трунц, – я должен отдать приказ фузилёру Шассу оставаться на месте. Приказ есть приказ.
– До Сулейкена, – дружелюбно угрожал мой дед, – всего лишь четыре часа. Если я сейчас выйду, то до трёхчасового кофе я был бы на месте.
И он откланялся перед удивлённым Трунцем и вышел вон мимо некоторых стоявших по стойке смирно фузилёров, поглаживая при этом некоторых из их. Прошёл, мой дед, в стойло, нашёл там овечью шкуру, и вместе с ней покинул гарнизон. Сорвал лесные орехи, разгрыз, сколько он смог набрать, приближаясь при этом к границе. И как только он оказался достаточно близко к ней, натянул на себя овечью шкуру, опустился на четвереньки и смешался с пасущейся овечьей отарой.
Овцы, они не были недружелюбны с ним, приняли его к себе в середину стада, пинали его по-товарищески и пытались с ним разговаривать – чего, из понятных причин, он не мог допустить.
Отлично. Так он медленно брёл с овцами довольно долгое время, как он, в сумерках, неожиданно открыл следующее: от увидел, как две особенно неуклюжие овцы отделились от отары и, сильно покачиваясь при ходьбе, потрусили к границе. Мой дед, задорно последовал за ними, подпрыгивал вокруг них, бодал их головой и поддразнивал их так долго, пока он не услышал, что он хотел услышать. А услышал он, кстати, как одна овца сказала другой:
— Так и заехал бы ей, — говорила одна, — прям по башке, иначе она мне все бутылки разобьёт.
В тот же момент, как и ожидалось, мой дед вскочил, применил к ним тот приём, который они хотели совершить по отношению к нему, связал их спереди и сзади, и погнал их бодренько в гарнизон. Напевая при этом песенку. И появился точно в тот момент, когда проводилось занятие по боевой подготовке под заголовком: «Как и куда кулкакенский фузилёр должен продырявить контрабандиста штыком?»
Фузилёры – они просто упали в обморок, когда увидели Гамилькара Шасса, моего деда, напевающего мелодию пастуха и погоняющего впереди своих овец. И Трунц, командир, подскочил к нему и закричал:
– Заниматься животными, фузилёр Шасс, во время службы запрещено.
На что мой дед отвечал:
– Собственно, –- отвечал он, — я сейчас подремал бы. Но для начала я содрал бы с них шкуру.
И он сорвал с выглядевших, как на сносях, овец шкуры и пред всеми предстали два рослых контрабандиста, которые сверх того были нагружены неким числом бутылок со шнапсом.
Надо ли мне ещё что-то рассказывать?
После того, как ликование фузилёров утихло, Теодор Трунц, командир, подошёл к моему деду, поцеловал его и сказал:
– Теперь ты можешь, братец, подремать, и когда ты проснёшься, фузилёр Шасс умрёт. А поживать будет унтер-офицер Шасс, награждённый кулкакенским почётным нагрудным знаком для старших фузилёров.
– Сперва, – ответил мой дед, – я должен заполучить парочку лесных орехов.
Кстати, он пробыл у кулкакенских фузилёров не до самой смерти; однажды по весне он пропал для посадки картофеля и уже обратно не вернулся.
С конца XIII и до начала XV века Тевтонский орден осуществлял военные походы на территорию языческой Литвы. «В год от Рождества Христова 1283 … братья дома Тевтонского начали войну с тем народом, могучим и упрямым и закаленным в сражениях, который был ближайшим к земле Прусской и жил за рекой Мемелем в земле Литовской» (SRP 1, 146). Походы заключались в опустошительных набегах на литовские земли, осаде укреплений, захвате пленных и добычи. В начале XIV века началось прибытие в орденскую Пруссию гостей-рыцарей и осуществление связанных с ними орденских военных походов-«райзов», продолжавшихся в течении всего столетия. «В год от Рождества Христова 1304 пилигримы из Алемании по внушению Господнему снова начали посещать Прусскую землю» (SRP 1, 170). В свою очередь Литва и приграничная к орденской Пруссии Жемайтия «не оставались в долгу» — практически ежегодно осуществлялись в Пруссию не менее опустошительные набеги.
Карта орденских и литовских земель. XIV век.
Год 1365 от Рождества Христова не был в этом плане исключением. Начался год с набега князя Трок и правителя Жемайтии Кейстута. Пройдя лесами Пустоши Кейстут с войском вышел к замку Ангербург (Венгожево), в котором на тот момент не было ни пфлегера, ни его кумпана, а лишь восемь человек, оставленных для охраны, занял и разрушил замок (SRP 2, 548).
В рамках «ответного хода» было собрано войско во главе с комтуром Рагнита (Неман) Букхардом фон Мансфельдом и фогтом Замланда Рюдигером фон Эльнером-младшим. В составе войска, отправившегося в райз, был и гость-англичанин Томас де Бошан, 11-й граф Уорик со своим сыном Вильямом, только прибывшие в Пруссию. Вероятно, в походе принимал участие и Робер де Намюр, маршал Брабанта, сын графа Намюра, находившийся в Пруссии с прошлого года. Войско вошло в земли Эрголен (ныне район н.п. Арёгала) и Пастовен (не установлен, предположительно район Пастов, в 20 км к северо-западу от Каунаса). Земли были опустошены, населённые пункты уничтожены и спустя три дня войско вернулось с большими трофеями (SRP 2, 548-9).
Портрет князя Кейстута, 1578 г.
Во второй половине февраля, в период после дня св. Валентина до мясопуста (от 14 до 25 февраля), объединённые силы литовских князей вновь вторглись в приграничные орденские земли, в район Шалавен. Во главе войска были братья Кейстут и Ольгерд, а также сын Кейстута Патрикей, князь гродненский, и Александр Кориатович, племянник Кейстута и Ольгерда, князь подольский. Три войска в четыре тысячи человек захватили и уничтожили замки Каустриттен и Шплиттер (укрепления в районе нынешнего г. Советска) и замок Шалауербург (в районе г. Немана). Взяв пленных, войска отправились в Куршскому заливу, где захватили четырнадцать рыбаков, а также коней комтура Рагнита. Там же, на берегу залива, в жертву богам литовцы принесли быка и одного пленника, орденского брата по имени Гензель Нойвенштайн. Четвёртое войско, под предводительством одного из братьев, занималось опустошением скаловских земель, где были взяты в плен 800 человек (SRP 2, 85, 548-9; 3, 83-4).
В 1365 году князь дорогичинский Бутовт возглавил заговор литовских бояр против своего отца Кейстута. Бутовт вступил в переговоры с орденом и заявил о готовности принять католическое крещение и создать союз против литовских князей. Виленский наместник, боярин Дирсун, сторонник Кейстута, арестовал Бутовта и заключил его в одну из пограничных крепостей. Боярин Сурвилл, сторонник Бутовта, служивший посредником в переговорах с орденом, овладел крепостью и освободил пленного князя. Боярин Дирсун был убит заговорщиками, а Бутовт со своими соратниками скрылся на территории орденской Пруссии (Антонович, 1878).
Изображение графа Уорика и «сына короля Литвы» в купели. Свиток Роуса, середина 15 века.
«В этом же году, около праздника святого Иакова» Бутовт с пятнадцатью товарищами прибыли в замок Инстербург, где были приняты пфлегером Хайнрихом фон Шёнингеном, который проводил их в Мариенбург к Верховному магистру. По решению магистра Винриха фон Книпроде и великих управляющих в Кёнигсберге, где в это время находились английские гости, должно было состояться крещение Бутовта и его соратников. 25 июля, при большом стечении гостей, где кроме братьев ордена, присутствовали епископы Вармии Иоанн Стрипрок и Замланда Варфоломей фон Радам и священники, а также английские гости — граф Уорик сэр Томас де Бошан и рыцарь ордена Подвязки сэр Томас де Уффорд, состоялось крещение перебежчиков. При крещении Бутовт получил имя Генрих (SRP 2, 550; 3, 84). Кто стал его крёстным — неизвестно, но есть некоторые косвенные сведения о крёстном одного из его сподвижников боярине Сурвилле, получившим имя Томас. Согласно английским хроникам «Rous Roll» и «Beauchamp Pageants», созданным в 1480-х годах, — «Томас Бошан … также воевал в языческой стране в течение трех лет и привез домой сына короля Литвы, крестил его в Лондоне и назвал Томасом в свою честь» (BL Add. Ms. 48976, f.6ar). Изображение на свитке, помимо графа Уорика, показывает и «сына короля Литвы», сидящего в крестильной купели. Эти описания есть искажённые отголоски событий крещения Бутовта и Сурвилла. Бутовт вскоре после своего крещения покинул Пруссию и был принят в Праге при дворе императора Карла IV, от которого получил герцогский титул и надел. Сурвил же остался на службе в ордене и упоминается в орденских документах до конца XIV века (GStA PK, XX. HA, Urkunden Schieblade XXVII Nr. 223), в том числе как пфлегер Растенбурга. Герб Томаса Сурвилла и его брата Ганса даже встречаются в гербовнике Белленвиль на седьмом свитке, с изображением гербов участников райза 1380-81 гг (L’armorial Bellenville, fol. 62v-63r).
Герб Томаса Сурвилла, гербовник Белленвиль, нач. 15 века.
В начале августа комтур Гольдингена (Ливония) Зигфрид фон Ланштайн с курляндцами пошел походом на Литву, в котором убил 400 литовцев, потеряв при этом одного рыцаря и 14 воинов (SRP 2, 85).
В августе орденское войско во главе с магистром Винрихом фон Книпроде и новокрещённым Бутовтом-Генрихом вышло в поход на виленский замок. Всем было сказано взять с собой припасов не менее чем на месяц. В день Вознесения Девы Марии (15 августа) войско переправилось вброд через р. Вилию и при этом утонул камергер магистра Сандерс. В течении двух дней войско опустошало земли Поппартер (район Попорце на левобережье р. Вилии, 40 км к северо-западу от Вильнюса) и Славеген (район между Эйгуле на р. Вилия и Румшички на р. Неман).
Затем войска прошли огнем и мечом земли Гайзов (район Гайжувела, 30 км к северу от Каунаса), Лабуно (район Лабунава, левобережье р. Нявежис, 30 км к северу от Каунаса), Симен (район Жеймяй, между р. Нявежис и р. Вилия, 40 км к северо-востоку от Каунаса), Свинтоппенсес (район Швентупе, 70 км к северо-востоку от Каунаса), Миргенсес (район Укмерге/Вилькомир) и вышли к замку Вильна. Захватить сам замок не вышло и войска разорили его окрестности. Затем войска двинулись через Лабунен и вышли к Нергам (р. Вилия).
Замок Вильна, конец 14 века.
Войска далее, видимо, разделились — отдельно от магистра и Верховного маршала Хеннига Шиндекопфа действовали комтур Эльбинга Ортульф фон Трир и Вернер фон Рундорф, комтур Христбурга. Фогт Замланда с людьми епископа занял оставленный замки Масгаллен (Майшягала, 25 км к северо-западу от Вильнюса) и Кернов (Кернаве, 35 км к северо-востоку от Вильнюса), территория вокруг была войском опустошена, замки же разрушены.
На седьмой день орденские войска разбили на берегу реки литовский отряд в 500 человек. В последующие дни войска прошли обратно по выжженным и разорённым землям и на десятый день вышли в землю Слоассен (не установлено, предположительно Славеген). Переправились на лодках через реку Вилию и отправились домой. Из плена были вызволены христиане и литовцы. Весь райз занял около двух недель (SRP 2, 85, 550-3; 3, 84).
В том же году ландмейстер Ливонии Вильгельм фон Фримерсхайм дважды походом «был в течение шести дней в Литве и опустошил, все грабежом и огнём» (SRP 2, 85). Предположительно обо раза в земле Опитен (район Упитен, 12 км к югу от Паневежиса).
Портрет Казимира III Великого. Художник Я. Матейко.
Другим ярким событием, помимо крещения литовского князя, был визит короля Польши Казимира III — «в 1365 году король Казимир Польский прибыл в Мариенбург по собственной воле, без приглашения» (SRP 6, 64). Вероятней всего визит короля в столицу орденской Пруссии состоялся в октябре (Szweda, 2011). Магистр великодушно принял короля как высокого гостя. В течении трёх дней король в сопровождении кумпана магистра знакомился с замком, его помещениями и постройками. Перед отъездом король Казимир сказал магистру фон Книпроде, что его подбивали на войну, заявляя, что орден не готов к ней, но король убедился, что его обманывали, и воевать он не хочет и не позволит Польше воевать с Орденом (SRP 2, 555).
В конце года в Пруссию для участия в очередном райзе приехал герцог Юлиха Вильгельм II с многочисленной свитой. Однако сам поход состоялся уже в следующем 1366 году (SRP 2, 556).
1365-й, хоть и богатый на события, но, в целом, обычный год из середины XIV столетия, показывающий как проходили прусско-литовские отношения. Что было дальше? Через пять лет практически под Кёнигсбергом произошло крупное сражение между силами ордена и Литвы — битва при Рудау. Затем был так и нератифицированный Дубисский договор и метания Витовта между Орденом и Польшей. За этим была Кревская польско-литовская уния и последующее крещение Литвы. А потом Великая война, Грюнвальдское сражение и Первый Торнский мир. Всё это звенья одной цепи и 1365 год лишь маленький её фрагмент.
Источники и литература:
Bibliothèque nationale de France. Département des Manuscrits.
British Library, Manuscript Collections.
GStA PK, XX. HA, Urkunden Schieblade.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke.Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1861.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Zweiter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1965.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Dritter Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig: Verlag von S. Hirzel, 1866.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Sechster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Frankfurt am Main: Minerva, 1968.
Kwiatkowski K., Zonenberg S. Wigand von Marburg. Nowa kronika pruska. Toruń, 2017.
Szweda A. Okolicznosci wizyty króla Kazimierza Wielkiego w Malborku w 1365 roku // Roczniki historyczne. Rocznik LXXVII, 2011.
Антонович В. Б. Очерк истории Великого княжества Литовского до смерти Великого князя Ольгерда. — Киев, 1995.
Христианская вера в жизнь души после телесной смерти человека и воскрешение, которое должно произойти в конце времён, была основной предпосылкой для членов Тевтонского ордена в начале его истории в возможности построения духовного союза между живыми и мертвыми. Первые, образовав Орден как ответвление Церкви, как сообщество воинствующих христиан на земле, могли поддерживать души уже умерших, находящиеся в чистилище в ожидании Страшного суда. При этом живые верили, что за них могут ходатайствовать полностью чистые души верующих, которые уже обрели спасение на небесах. Исключением из этой естественно-сверхъестественной и небесно-земной относительной реальности были души проклятых, получающие наказание в аду.
Функционируя в такой ментальной структуре, члены Ордена понимали свою миссию как часть всеобщего спасения, осуществившейся во Втором пришествии Христа. Эта миссия, существенной частью которой была вооруженная борьба и в которой библейские Маккавеи были образцом для орденских братьев, иногда требовала мученичества (Arnold, 2011). Это и был путь ко спасению и раю. Таким образом, описанная выше трехчастная реальность была реальностью Тевтонского ордена, с точки зрения его живых членов.
Поминальная молитва — традиции и практика
Вера в приобщение к спасённым нашла свое выражение в богатом и разнообразном проявлении культа святых и мощей, считавшихся останками их земной жизни, убежденность в причастии к страдающим в чистилище в ожидании спасения сформировала другое пространство религиозной деятельности, включая литургию, называемую memoria — молитвенное поминовение (Angenendt, 1997/2009).
Поминальный акт сопровождает уход орденского брата из этого мира в другой. Отношение к смерти в Ордене, как и в других религиозных общинах, и в латинской культуре в целом, было результатом христианской веры и учения в области эсхатологии, концепции человека как духовно-телесного существа и широкого культурного феномена табуизации смерти. Общение с душой и телом усопшего должно было подготовить его духовно к очищению в чистилище и материально к воскресению во время второго пришествия.
Похороны умершего брата были делом милосердия по отношению к телу, которым были обязаны заниматься все собратья. Как корпорация, освобожденная от епископской юрисдикции, Орден имел право хоронить как своих умерших членов, так и тех, кто принадлежал к корпорации, на собственных кладбищах. О расположении кладбищ на территории орденских замков и домов известно немного и об этом будет сказано ниже.
В некоторых случаях оставшиеся в живых собратья смогли отказаться от похорон умершего члена Ордена. Таких обстоятельств было немного. Согласно орденскими правилам, это относилось к тем братьям, которые скрывали факт владения имуществом, нарушая тем самым обет бедности. Тогда их тела могли быть выброшены в поле. В случае, если этот проступок обнаруживался после похорон, труп умершего брата извлекался из могилы и выносился за пределы мест погребения. Все остальные братья были похоронены по-христиански на специально отведенном для этого кладбище. Даже тех, кто умер во время отбывания годового срока наказания (за преступления третьей степени), хоронили «с крестом, как других», т.е. как членов Ордена. Их души наравне со всеми получали молитвенную поддержку от живых собратьев.
В Ордене, который тесно соприкасался с цистерцианской традицией через рыцарей Святого Иоанна и рыцарей-тамплиеров, поминальная молитва за умерших воспринималась как практика милосердия к душе, хотя она не была так сильно развита, как в более ранних бенедиктинских традициях. В орденском уставе было четко указано, что «в отношении умерших, которые уже отошли до суда Господня и поэтому нуждаются в том, чтобы помощь пришла к ним быстро, братья должны заботиться о том, чтобы они не ждали долго помощи, которую они (живые) должны им оказать» (Die Statuten, s.36).
Практика молитвы за души умерших имела две основные формы. Первая касалась молитв за недавно умершего, будь то молитвы, совершаемые у трупа или в связи со смертью собрата. Согласно «Правилам» устава, после смерти каждого члена Ордена, независимо от того, занимал он какую-либо должность или нет, каждый брат-клирик того замка/дома, в котором покойный проживал до своей смерти, должен был прочитать за его душу заупокойную молитву из орденского бревиария и 100 раз «Отче наш», а каждый брат-мирянин этого замка должен был прочитать молитву «Отче наш» 100 раз с помощью чёток:
«Поэтому мы постановляем, что каждый брат-клирик, произносящий заупокойный оффиций, как указано в орденском бревиарии, должен произносить 100 раз «Отче наш» за души своих братьев» (Die Statuten, s.36).
Кёнигсбергский бревиарий. XIV в.
Законы Великого магистра Дитриха фон Альтенбурга от 1335 года расширили молитвы за умерших членов Ордена. Они предусматривали, что в случае смерти брата в данной провинции или баллее, во всех домах, где это было известно, должна была совершаться месса по умершему и оффиций по умершим, а если это был праздничный день, то месса должна была быть отслужена на следующий день. С другой стороны, если два или более членов Ордена умирали в один и тот же день, поминальная литургия должна была совершаться во всех домах баллея/провинции для каждого брата отдельно, вместе с отдельным бдением, в то время как каждый брат-мирянин должен был произнести 100 раз «Отче наш» за каждого из усопших собратьев из своего конвента/дома.
На Генеральном капитуле во Франкфурте в 1292 году в «Правилах» Устава было увеличено количество молитв за умерших руководителей Ордена: 100 раз «Отче наш» и 100 раз «Аве Мария» должны были произнести все братья-рыцари и братья-сарианты в день, когда весть о смерти магистра дойдет до их соответствующего замка, а каждый брат-мирянин должен был спеть или прочитать одну мессу за умершего для его упокоения и совершить бдение с девятью чтениями (Die Statuten, s.140, 143). В деяниях Великого магистра Лютера фон Брауншвейга примерно в 1331-1335 годах молитвы братьев-мирян за душу умершего магистра ограничивались только сотней «Отче наш».
Вторая область молитвенной практики за умерших орденских братьев касалась их поминовения по истечении определенного времени после их смерти. Такое поминовение заключалось в так называемом анниверсарии/годовщине, то есть ежегодном поминовении в день смерти. Согласно уставным нормам, прописанным в Обычаях, всех умерших магистров должны были поминать ежегодно. Поминовение/memoria должно было проводиться на месте упокоения их останков. Оно включало в себя торжественную певческую мессу за душу усопшего и бдение с тремя ноктюрнами (т.е. девятью псалмами и девятью чтениями). Если же тело Великого магистра по какой-то причине было захоронено там, где у Ордена не было своего дома — так, например, было с Поппо фон Остерна, похороненным в Бреслау, то ландкомтур, географически ближайший к этому месту, был обязан рекомендовать поминовение в одном из конвентов, находящихся в его ведении. Во всех других орденских замках и домах годовщина смерти магистра должна былы отмечаться посвященной ему мессой и бдением. Для проведения ежегодных memoria использовались короткие заметки в календарях, а со временем и некрологи. Некоторые магистры из-за своих действий против ордена были почти полностью «стерты из памяти», например, Герхард фон Мальберг и Готфрид фон Гогенлоэ (Arnold, 2011).
Поппо фон Остерна — занимал должность Великого магистра с 1252 по 1256 гг., затем вышел в отставку. Скончался предположительно 6 ноября 1267 года. По одной версии похоронен в Регенсбурге, в этом комтурстве он жил после своей отставки. В монастыре Маллерсдорф в Нижней Баварии в подтверждение этой теории имеется табличка, гласящая что «Bruder Popp. von Osternoe» похоронен там (Monumenta Boica XV, s.274-5). По другой версии — в Бреслау, в соборе Святого Винсента и Святого Иакова, рядом с князем Генрихом II, павшим в битве под Легницей (Toeppen, 1853).
Герхард фон Мальберг — с 1240 по 1244 гг. занимал должность Великого магистра, в результате внутренней борьбы в Ордене был отправлен в отставку. Время и место погребения неизвестны, его имя было вычеркнуто из истории Ордена, единственное упоминание о нём — некролог Альден Бизена (Arnold, 1998; Perlbach, 1877).
Готфрид фон Гогенлоэ — Великий магистр с 1297 по 1303 гг., по решению капитула отправлен в отставку. Имя его было вычеркнуто из истории Ордена, но позже восстановлено и даже встречается в хронике Дусбурга (SRP I, s.208).
Поминальная молитва в виде бдения с одним ноктюрном (три псалма и три чтения) также читалась за усопших братьев Ордена в замке/доме, в котором они умерли. Для этого каждый орденский дом должен иметь свой собственный некролог. На сегодняшний день сохранилось в общей сложности восемь известных некрологов (или их фрагментов) из семи орденских домов, расположенных на территории Империи (Марбург, Мергентхайм, Альден-Бизен, Франкфурт-Заксенхаузен, Ульм, Хитцкирх и Ахен). Есть основания полагать, что общий, центральный некролог ордена также был составлен во 2-й четверти XIV века в главном орденском замке в Мариенбурге, но он не сохранился, как и свидетельства о нём (Arnold, 2011).
Важной частью поминовения членов Ордена были молитвы за братьев, павших в боях против язычников. Тот факт, что в XIV и XV веках они были вписаны поименно и безымянно в некрологи орденских домов, расположенных на территории Империи, например, павшие в битве при реке Дурбе в 1260 году и в битве при Грюнвальде в 1410 году в некрологе Альден-Бисена, павшие в Акконе, Пруссии и Ливонии в некрологе Мергентхайма (Arnold, 2011), и имелся обычай, не закрепленный письменно (в качестве уставной нормы), согласно которому их поминовения также проводились вне конвентов, к которым они принадлежали на момент смерти, указывает на существование чувства общности. Особая память о погибших в бою собратьях сообщала живым, что вооруженная борьба, которую ведет Орден, имеет и духовную составляющую, что укрепляло убежденность в том, что военная миссия корпорации — это миссия, осуществляемая в рамках всеобщей спасительной истории.
Память распространялась не только на братьев Ордена, но и на полубратьев, а также на всех умерших друзей и благодетелей ордена, сделавших в его пользу какое-либо благочестивое деяние или завещательное распоряжение. Это происходило в той же форме, что и в случае с орденскими братьями — «Каждый брат-мирянин должен произносить 30 раз «Отче наш» в день в назначенное время за благодетелей, членов семьи и всех друзей дома, которые еще живы, и столько же за умерших. Но это (не) должно включать в себя поспешное произнесение этой (молитвы) «Отче наш»». Величайшие благотворители были поименно упомянуты во всех домах Ордена. Среди этой группы были: Фридрих, герцог Швабии и его брат император Генрих VI, Леопольд VI Бабенберг герцог Австрии, Конрад I герцог Мазовии, Самбор II герцог Померании и Любека, а вместе с ними также бюргеры Любека и Бремена. На Генеральном капитуле в Акконе ок. 1264 года была припомнена норма, согласно которой поминальная молитва в соответствии с годовщиной — усердная и сердечная — должна была читаться за всех жертвователей Ордену в церквях и часовнях, где служение осуществляли братья-священники из орденского конвента, пожертвованного покойным при его жизни, а также в самом орденском доме, в который было сделано пожертвование. Эта норма была подтверждена Великим магистром Дитрихом фон Альтенбург ок. 1335 г. На Генеральном капитуле в Майнце в 1289 г. полное участие в поминовении было предоставлено также полубратьям, а на основании буллы Иннокентия VI от 1358 г. и некоторым сестрам ордена.
Погребение — обычаи и церемониал
В Уставе имелась рекомендацию о том, что в каждом орденском доме должна быть белая ткань с черным крестом, которая должна была использоваться во время похорон (Die Statuten, s.71). «Традиции» же регулировали вопросы, связанные со смертью Великого магистра. После его смерти его заменял местоблюститель/statthalter, который брал на себя великую печать Ордена. Остальные члены Ордена были обязаны ему подчиняться в период орденского «Sede Vacante». Все вещи умершего должны были быть розданы нуждающимся, а один бедняк должен был питаться в течение года. В случае смерти брата, который не был магистром, этот срок сокращался до 40 дней — «Дом, в котором умер брат, должен отдать беднякам лучшую одежду умершего брата и в течение 40 дней еду и питье, которые предусмотрены для брата, ибо милостыня освобождает от смерти и не позволяет душе, ушедшей в забвение, долго страдать» (Die Statuten, s.90-91). Обязанности поминальной молитвы в связи со смертью орденского брата изложены в «Правилах» (глава 10) и описаны выше. В тоже время в Уставе оговаривается, что ни один брат не должен приносить какую-либо другую жертву в любое другое время года (Die Statuten, s.36-38).
Очень мало известно о ритуалах, связанных со смертью и погребением братьев-мирян. Для средневековой орденской Пруссии не сохранилось ни одного описания подобных церемоний. Имеющиеся данные, полученные из инвентарных и бухгалтерских книг, сохранившиеся лишь фрагментарно, крайне скудны и разрозненны.
Из книги мариенбургского казначея известно о некоторых тратах, связанных со смертью и погребением магистра Конрада фон Юнгингена, который умер 30 марта 1407 года. Было закуплено два камня воска для свечей, «горящих в милость Божию» (МТВ, s.425). Людям платили за молитву о душе Великого магистра. Щедрые пожертвования были сделаны монастырям и больницам в Пруссии, а также церкви Тела Христова в Познани. В ней один из священнослужителей должен был молиться за душу магистра Конрада целый год. Его преемник, Ульрих фон Юнгинген, в первую годовщину смерти пожертвовал две марки бедным (МТВ, s.474), а во вторую купил камень воска для свечей, которые должны были гореть (вероятно, в главной церкви замка Мариенбург) в память о покойном (МТВ, s.536).
Погребению высших сановников Ордена предшествовала специальная заупокойная месса, отслуженная в церкви Святой Анны. Она проводилась по определенной форме, во время чего использовались особые литургические предметы и атрибуты. Согласно источникам, то такая особая месса была отслужена по Конраду фон Эрлихсхаузену 10 ноября 1449 года (GStA PK, XX. HA, OF, №17, s.399). Тело умершего несли в церковь или могилу в процессии. Во главе такой процессии несли деревянный крест, хранившийся в ризнице замковой церкви (МА, s.127). Это также зафиксировано в описях мариенбургского колокольного мастера, в чьём ведении было церковное имущество. В церемонии использовалась белая ткань с крестом магистра или обычным тевтонским крестом, которая также хранились в церквях замка на случай смерти Великого магистра или одного из братьев. Ткань должна была служить саваном для покойного (МА, s.129, 130, 133).
Похожие ткани (плащаницы) фигурируют в описях других замках Ордена: Грауденц (две в 1413 году и две в 1414 году — GAB, s.599, 601), Шёнзее (три в 1416 году и четыре в 1421 году — GAB, s.416, 418), Мемель (одна в 1420 году — GAB, s.308), Шветц (по одной в 1427, 1434, 1438 и 1440 годах — GAB, s.623, 625, 627, 629, 631), Данциг (два платка в 1428 году — GAB, s.704), Остероде (три в 1437 году, три в 1449 году — GAB, s.311, 337), Эльбинг (четыре в 1440 году — GAB, s.94), Бранденбург (четыре в 1447 и 1452 годах — GAB, s.237, 241), Голлуб (два в 1449 году — GAB, s.408), Реден (один в 1399 году — GAB, s.581), Лохштедт (две в XVI веке — GAB, s.52), Пройссиш-Холланд (одна в 1508 году и одна в 1518 году — GAB, s.109, 111), Растенбург (одна в 1508 году — GAB, s.185), Лабиау (одна в 1513 году — GAB, s.297). О форме этих текстильных изделий известно немного. В подавляющем большинстве это были белые плащаницы, украшенные черным крестом или золотой нитью. Только в Растенбурге в 1508 году говорится о зелёной. Они были сделаны из шелка или льна и украшены бархатом. Наиболее вероятное использование этих плащаниц — это церемониальный саван для почивших братьев (Ratajczak, 2007).
Полотенца-ручники также использовались при проводах братьев в их последний путь (неясно правда с какой целью). Известно, что на них ставились потиры во время литургии. Такое полотенце встречается в Мариенбурге, в описи колокольного мастера (1437 — MA, s.127), а также в других замках: Христбург (1434 — GAB, s.139), Остероде (1437, 1449 — GAB, s.331, 337), Братиан (1438, 1439 — GAB, s.371, 372), Эльбинг (1440 — GAB, s.94). Полотенца были разных цветов. В Эльбинге был красный, а в Шлохау — желтый, который использовался перед алтарем (GAB, s.655).
В капелле Святой Анны в Мариенбурге хранились орнат и две комжи для служб по умершим (1394, 1398 — МА, s.124). Аналогичные литургические облачения использовались и в других замках: Остероде (один льняной орнат и две комжи в 1411 году — GAB, s.327), Меве (два орната в 1416 и 1422 годах — GAB, s.743, 745), Данциг (один шерстяной орнат в 1418 и 1420 годах — GAB, s.695, 698), Рагнит (один белый орнат в 1419, 1425, 1432, 1444, 1447 годах — GAB, s.276, 280, 284, 291, 293), Христбург (три белых орната в 1434 году — GAB, s.139), Бранденбург (два белых орната в 1437 году — GAB, s.232), Элбинг (орнат и две комжи в 1440 году — GAB, s.94), Братиан (две комжи в 1442 году и одна капа в 1447 году — GAB, s.373, 374), Рейн (один белый орнат в 1516 году — GAB, s.201). В описи замка в Шлохау за 1437 год записан орнат, предназначенная для литургии по умершим и во время Великого поста, и две шелковых комжи (GAB, s.666). Другая информация, также из описи этого замка, гласит, что погребальный орнат также использовался для утренней мессы (GAB, s.655). Один из орнатов XV века из церкви Святой Марии в Данциге в настоящее время хранится в коллекции Гданьского национального музея.
Орнат или казула (лат. casula — «плащ») — элемент литургического облачения католического или лютеранского клирика. Главное литургическое облачение епископа и священника. Расшитая риза, без рукавов, покрывающая тело клирика со всех сторон. Цвет варьируется в зависимости от праздника.
Комжа, или стихарь (лат. superpelliceum) — элемент литургического облачения в католицизме. Комжа — облачение из белой ткани, доходящее до середины бедра. Комжу на богослужениях носят нерукоположённые церковнослужители, а также миряне-прислужники.
Орнат. XV в. Из коллекции Гданьского национального музея.
В целом информация о похоронных церемониях в Ордене и используемой литургической атрибутике весьма скудна. Даже смерть магистров не способствовала проведению пышных церемоний. Согласно орденской традиции, это было прощание с собратом, оставившее незначительный след в источниках.
Места захоронений и материальные формы памяти
Сохранившиеся материальные реликвии, такие как надгробия, принадлежащие братьям Ордена, подтверждают наличие кладбища как в пространстве орденского дома, так и в других местах. Мариенбург — единственный задокументированный случай захоронения монахов внутри крепости — в пархаме у церкви Святой Анны хоронили братьев мариенбургского конвента (Jóźwiak/Trupinda 2007/2011). Отдельные источники также свидетельствуют о практике захоронения монахов за пределами монастыря. Так было в Торне, некоторые умершие братья были похоронены в церкви в Старом Торне, расположенном в 11 км. от орденского замка. По крайней мере, начиная с XIV века, известна практика захоронения некоторых членов ордена в приходских церквях, как тех, которые находились под патронажем Ордена, так и других, а также в церквях госпиталей. Это могли быть и церкви других орденов, например, члены Данцигского конвента были похоронены в одной из хоровых капелл данцигской церкви доминиканского монастыря (Azzola, 1992).
Часовня в доминиканском монастыре Данцига неоднократно упоминается как место погребения братьев Немецкого ордена.
Письмом от 27 июля 1446 года приор Генрих Мюнбеке, Паувель Крузе, Герман Триппенмахер и другие братья доминиканского монастыря Святого Николая в Данциге, по просьбе Великого магистра Конрада фон Эрлихсхаузена, разрешают светскому священнику проводить ежедневные мессы для братьев Ордена на их традиционном месте захоронения — в часовне доминиканского монастыря (GStA PK, XX. HA, Perg.-Urkk., Schieblade LIV, Nr. 23a).
Письмо от 27 июля 1446 года, с печатью доминиканского монастыря в Данциге. Тайный государственный архив прусского культурного наследия.
Ещё в начале лета 1446 года орденский чиновник, ведающий таможенными сборами и пошлинами в Данциге (Pfundmeister) Винрих фон Манштед учредил мессу за упокой усопших братьев Ордена, совершаемую у алтаря в погребальной часовне, а также должность для священника-мирянина, которому он определил ежегодную плату в 9 марок. 10 июля магистр Конрад фон Эрлихсхаузен утвердил это учреждение и договорился с доминиканцами, что ежедневно в часовне будет совершаться утренняя месса светским священником и 4 раза в год бдение и утренняя месса доминиканцами.
И вот в приведённом письме доминиканцы по просьбе Великого магистра обязались предоставить священника, который каждой утро служил бы мессу в часовне, у хора монастырского церкви, где находилась усыпальница братьев Ордена. А также четыре раза в год проводить поминальную службу с ночным бдением по усопшим братьям Ордена.
Орденский летописец Николай фон Ерошин, написавший свою хронику в 1-й половине XIV века, упоминает об одном брате-рыцаре Генрихе фон Бондорфе, погибшем в 1330 году при осаде крепости в Вышогруде и похороненном в монастыре в Кульме (SRP I, s.618). Имеются сведения о захоронениях братьев-рыцарей в приходских церквях в Остероде (Бурхард фон Мансвельт, умер в 1379 году), Бранденбурге (Гюнтер фон Гогенштейн, умер в 1380) и Ноймарк (Куно фон Либенштайн, умер в 1392 году).В Кёнигсберге, в церкви Святой Марии Магдалины, был похоронен Верховный маршал Хеннинг Шиндекопф, погибший в битве при Рудау, а в госпитальной церкви Святого Духа в Эльбинге был погребён Верховный госпитальер Ортульф фон Трир. Известно, что данцигский комтур Давид фон Каммерштейн был похоронен перед входом в зал капитула в цистерцианском монастыре в Оливе (Kronika oliwska, s.93). Поэтому весьма вероятно, что надгробия, найденные во время послевоенных археологических исследований в районе бывшего орденского замка в Гданьске, не посвящены местным братьям Ордена, что уже утверждалось в литературе по этому вопросу (Azzola, 1992; Dobry, 2005).
Надгробная плита Куно фон Либенштайна. Базилика Апостола Фомы в Новом-Месте-Любавском (Польша). Длина плиты 260 см, ширина 140 см. Надпись на латыни на плите: «HIC IACET DOMINUS KUNE DE LIBENSTEEN QUI FUIT ADVOCATUS IN BRATIAN QUI OBIIT ANNO DOMINI MCCCXCI IN FERIA QUINTA OCTO DIES POST FESTUM SANCTI BORCHARDI AMEN» («Здесь лежит господин Куне де Либенстеен, который был фогтом в Братиане, который умер в 1391 году на четвёртый день после дня Святого Бурхарда <20 октября — admin>. Аминь.»)
Лишь несколько надгробий братьев Ордена дошли до наших дней в своем первозданном виде, о нескольких известно по описаниям или гравюрам. Ввиду их небольшого количества трудно сформулировать слишком далеко идущие выводы относительно их вида и содержания. В тоже время больше сведений имеется о захоронениях и надгробиях Великих магистров. До 1340-х годов магистров Ордена хоронили в разных местах, где бы им ни случилось умереть. С 1341 года местом упокоения их останков стала часовня Святой Анны в замке Мариенбург, хотя до середины XV века здесь покоились не все последующие главы корпорации (Jóźwiak/Trupinda, 2007/2011; Arnold, 2011). Также в Кёнигсбергском соборе были похоронены несколько Великих магистров.
Первым магистром, похороненным в Пруссии был Зигфрид фон Фойхтванген, погребённый в кафедральном соборе Кульмского епископата — соборе Святой Троицы в Кульмзее — «В тот год, в III ноны марта, брат Зигфрид фон Фойхтванген, великий магистр ордена дома Тевтонского, умер в капитуле в Мариенбурге и был погребен в Кульмензе, в соборной церкви» (SRP I, s.176). Точное место его захоронения неизвестно, однако до настоящего времени сохранились фрагменты надгробной плиты магистра, которые используются как ступени в капеллу блаженной Ютты Зангерхаузенской, покровительницы Пруссии, похороненной также в соборе Кульмзее. Предположительно рядом с блаженной Юттой в правом нефе собора и был погребён магистр фон Фойхтванген (Arnold, 1998; Jurkowlaniec, 2009).
В 1335 году в Штуме скончался магистр Лютер фон Брауншвейг и он стал первым магистром, похороненным в тогда ещё строящемся соборе Кёнигсберга. Такова была его последняя воля и именно магистр Лютер способствовал строительству собора в Кёнигсберге, а также капеллы св. Анны в Мариенбурге. Место его погребения было накрыто надгробием из готландского известняка с текстом следующего содержания: «Брат Лютер, сын герцога Брауншвейга, Великим магистром госпиталя Пресвятой (Марии дома Тевтонского, был) 4 года. Умер в год Господень 1335 в 14 Календы мая» (Steinbrecht, 1916). Также в южной стене высокого хора существовала ниша с якобы захороненными останками Великого магистра. В этой нише расположена была лежащая фигура Лютера фон Брауншвейга, созданная в 16 веке кёнигсбергским мастером. Фигура магистра была выполнена из липы и окрашена — красная туника и шапочка-таблетка, голубая подушка и белый орденский плащ с чёрным крестом. В нише была эпитафия: «Здесь погребены кости основателя кафедрального собора Лютера, герцога Брауншвейгского, Великого магистра Тевтонского ордена, умершего в 1335» (Helms, 2009; Jurkowlaniec, 2009).
Ниша с деревянной фигурой магистра Лютера фон Брауншвейгского, собор Кёнигсберга, 1930-е гг. Надпись на латыни: Hic Conduntur Ossa Conditoris Templi Cathedralis Luderi Ducis Braunsvicensis Magistri Gener(alis) Ord(inis) Teut(onici) Mortui MCCCXXXV. («Здесь погребены кости основателя кафедрального собора Лютера, герцога Брауншвейгского, великого магистра Тевтонского ордена, умершего в 1335»).
Первым из магистров, погребённых в капелле Святой Анны замка Мариенбург был Дитрих фон Альтенбург. Всего с 1341 по 1450 в усыпальнице Великих магистров в капелле Св. Анны были захоронены 10 из них. До наших дней сохранились только могильные плиты Дитриха фон Альтенбурга, Генриха Дусемера и Генриха фон Плауэна. Однако современные археологические изыскания показали, что магистр фон Плауэн был погребён в крипте церкви замка Мариенвердер. Также там были погребены магистры Вернер фон Орзельн и Лудольф Кёниг фон Ваттцау, надгробная плита которого сохранилась в соборе до наших дней (Grupa/Kozłowski, 2009).
Реконструкция захоронений магистров в крипте собора Мариенвердера (Квидзын). 2015 г.
Надпись на надгробной плите Дитриха фон Альтенбурга указывает на то, что под этой плитой похоронены магистры, начиная с «хозяина плиты», и считается, что она первоначально закрывала отверстие склепа/крипты в восточной части церкви Святой Анны. Однако следующий Великий Магистр также получал свою собственную табличку, уже снабженную визуальными элементами в дополнение к легенде. Так магистр Генрих фон Дусемер изображен в монашеском одеянии, с мечом и украшенным крестом щитом на фоне аркады, в сопровождении пары ангелов. Однако эта плита могла быть изготовлена и как так называемое символическое надгробие, в память об умершем, прах которого, как и прах всех последующих Великих магистров, был захоронен в склепе, накрытом плитой Дитриха фон Альтенбурга. Выделяется плита магистра Генриха фон Плауэн — скромной формы, простая, надпись на которой просто сообщает о смерти брата Генриха фон Плауэна, без упоминания его прежней или последней должности (на момент смерти он был пфлегером замка Лохштедт).
Капелла св. Анны. Мариенбург. Почтовая открытка. 1910-1920-е гг.
С утратой Мариенбурга и переносом столицы Ордена в Кёнигсберг местом упокоения Великих магистров стал собор на о.Кнайпхоф. Всего в крипте собора нашли упокоения пятеро магистров и последний Великий магистр, ставший в ходе секуляризации Ордена и признания вассалитета от Польши герцогом, Альбрехт фон Бранденбург-Ансбахский похоронен у восточной стены высокого хора (Dethlefsen, 1912).
Хор кёнигсбергского собора. Эпитафия герцога Альбрехта и вход в крипту. 1930-е гг.
Представленный материал, хотя и является довольно скудным, позволяет констатировать, что способы увековечения памяти тевтонских рыцарей в Пруссии менялись вместе с изменениями в самой общине и менталитете братьев.
Источники и литература:
GStA PK, Ordensfolianten.
GStA PK, Pergamenturkunden.
Joachim E. Das Marienburger Tresslerbuch der Jahre 1399–1409. Königsberg, 1896.
Pietkiewicz D. Kronika oliwska. Źródło do dziejów Pomorza Wschodniego z połowy XIV wieku. Malbork, 2008.
Monumenta boica. Vol. XV. München, 1787.
Perlbach M. Die Statuten des Deutschen Ordens. Halle, 1890.
Scriptores Rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der Preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Ordensherrschaft. Erster Band. Hrsg. Theodor Hirsch, Max Töppen, Ernst Strehlke. Leipzig, 1861.
Ziesemer W. Das grosse Ämterbuch des Deutschen Ordens.Danzig, 1921.
Ziesemer W. Das Marienburger Ämterbuch. Danzig, 1916.
Angenendt A. Geschichte der Religiosität im Mittelalter. Darmstadt, 1997; 2009.
Arnold U. Die Deutschordensnekrologien von Alden Biesen und Mergentheim // Quellen kirchlicher Provenienz: neue Editionsvorhaben und aktuelle EDV-Projekte ; Editionswissenschaftliches Kolloquium 2011. Torun, 2011. S. 145-59.
Arnold U. Die Hochmeister des Deutschen Ordens 1190-1994. Marburg, 1998.
Azzola F.K. Steinplatte mit Kreuz aus der Danziger Ordensburg, 14. lahrhundert // 800 lahre Deutscher Orden. Ausstellung des Germanischen Nationalmuseurns. Gütersloh-München, 1992. S. 22-3.
Dethlefsen R. Die Domkirche in Königsberg i. Pr.: nach ihrer jüngsten Wiederherstellung. Berlin, 1912.
Dobry A. Płyty i pomniki nagrobne w zbiorach Muzeum Zamkowego w Malborku. Malbork, 2005.
Grupa M., Kozłowski I. Katedra w Kwidzynie — tajemnica krypt. Kwidzyn 2009.
Helms S. Luther von Braunschweig. Der Deutsche Orden in Preußen zwischen Krise und Stabilisierung und das Wirken eines Fürsten in der ersten Hälfte des 14. Jahrhunderts. Marburg, 2009.
Hochleitner J., Mierzwiński M. Kaplica św. Anny na Zamku Wysokim w Malborku: dzieje, wystrój, konserwacja. Malbork, 2016.
Józwiak S., Trupinda J. Organizacja zycia na zamku krzyzackim w Malborku w czasach wielkich mistrzów (1309–1457). Malbork, 2007; 2011.
Jurkowlaniec T. Mittelalterliche Grabmäler in Preußen // Ecclesiae ornatae. Bonn, 2009. S. 177-219.
Kwiatkowski K. Wojska zakonu niemieckiego w Prusach 1230-1525. Toruń, 2016.
Perlbach M. Deutsch-Ordens-Necrologe // Forschungen zur deutschen Geschichte. Bd. 17. Göttingen, 1877. S. 357-72.
Ratajczak K. Czy w Zakonie Krzyżackim funkcjonował ceremoniał pogrzebowy? // Środowisko pośmiertne człowieka, Funeralia Lednickie, Spotkanie 9. Poznań, 2007. S. 419-26.
Toeppen M. Geschichte der preußischen Historiographie. Berlin, 1853.
